Андрей Парабеллум Николай Сергеевич Мрочковский 33 страница

Эрагон колебался, вынужденный открыть свое сознание незнакомцам, затем кивнул на трех гномов, сложенных друг на друга.

- Что насчет них? Разве их воспоминаний будет не достаточно, чтобы убедить кланы в вине Аз Свелдн рак Ангуин?

Орик скривился.

- Вероятно, да, но чтобы быть полными (доказательствам), вожди кланов настоят на подтверждении их твоими воспоминаниями, и если ты откажешься, то Аз Свелдн рак Ангуин будет утверждать, что мы скрываем что-то от собрания кланов и что наши обвинения – не что иное как клеветническая выдумка.

- Очень хорошо, - произнес Эрагон. – Если я должен, то должен. Но если кто-то из магов собьется с пути туда, куда они не думали, даже случайно, у меня не будет другого выбора, кроме как выжечь то, что они видели, из их воспоминаний. Есть некоторые вещи, которым я не могу позволить стать общеизвестными.

Кивая, Орик сказал:

- Да, я могу подумать о по крайней мере одной трехлапой информации, которая вызвала бы у нас некоторый испуг, и если бы она была раструблена повсюду на земле, а? Я уверен, что вожди кланов примут твои условия – поскольку у них у всех есть свои собственные тайны, которые они не хотели бы обсуждать – так же, как я уверен, что они прикажут своим магам продолжать, независимо от опасности. У этого нападения есть возможность возбудить такую суматоху среди нашего народа, что гримстборитхн будут чувствовать себя вынужденными определить правду о нем, хотя она может стоить им их самых искусных магов.

Выпрямившись затем в полную степень своего ограниченного роста, Орик приказал, чтобы узников убрали с декоративной входной площадки, и отпустил всех своих подчиненных, не считая Эрагона и группы из двадцати шести его самых лучших воинов. Изящным взмахом Орик ухватил Эрагона за левый локоть и повел его к внутренним комнатам своих залов.

- Сегодня вечером ты должен остаться здесь, со мной, где Аз Свелдн рак Ангуин не рискнет ударить.

- Если ты имеешь в виду сон, - произнес Эрагон, - я должен предупредить тебя, что не смогу отдохнуть... не сегодня ночью. Моя кровь все еще кипит от суматохи сражения, и мои мысли также тревожны.

Орик ответил:

- Отдыхать или нет, это как ты захочешь; ты не нарушишь мой сон, так как я натяну толстый шерстяной колпак низко, до глаз. Я советую тебе попробовать успокоиться, однако – возможно каким-то из методов, которым эльфы научили тебя – и вернуть какую сможешь силу. Новый день уже близко, но остается несколько часов до того, как собрание кланов будет созвано. Мы оба должны быть настолько бодрыми, насколько возможно, для того, что должно произойти. То, что мы сделаем и скажем сегодня, определит окончательную судьбу моего народа, моей страны и остальной части Алагейзии... Ах, не смотри так мрачно! Думай об этом вместо того, что нас ждет: успех или неудача, и я, конечно же, надеюсь, что мы одержим победу, что наши имена будут помнить до конца времен за то, как мы вели себя на этом собрании кланов. Это достижение, по крайней мере, наполнит твое сердце гордостью! Боги непостоянны, и единственное бессмертие, на которое мы можем рассчитывать, - это то, что мы достичь своих подвигов. Известность или позор, любое из этого предпочтительнее того, чтобы быть забытым, когда ты покинешь это царство.

Позже той ночью, в мертвые часы перед утром, мысли Эрагона блуждали, когда он сидел, ссутулившись в объятия подбитых подлокотников гномьей кушетки, и структуры его сознания растворялись в беспорядочную фантазию его снов наяву. Все же ощущающий мозаику цветных камней, установленных на стене напротив, он также созерцал словно пылающий холст, украшающий мозаику сценами его жизни в долине Паланкар до того, как важная и кровавая судьба вмешалась в его существование. Сцены, однако, уклонялись от настоящей действительности и погружали его в воображаемые ситуации, построенные по кусочкам из фрагментов того, что действительно было. За несколько прошедших минут, раньше чем он встряхнулся от своего оцепенения, его видение вспыхнуло, и изображения приобретали ощущение преувеличенной действительности.

Он стоял в мастерской Хорста, двери которой висели открытые, свободные от стержней, как слабая усмешка идиота. Снаружи была беззвездная ночь, и всепоглощающая темнота, казалось, давила на края унылого красного света, отбрасываемого углями, словно стремясь поглотить все в рамках этой румяной сферы. Рядом с горном Хорст вырисовывался как гигант, движущиеся тени на его лице и бороде внушали страх при рассмотрении. Его большая рука поднялась и опустилась, и подобный звону, металлический звук задрожал в воздухе, когда молот, который он держал, ударил по концу желто-пылающего куска стали. Сноп искр потух на земле. Еще четыре раза кузнец ударил по металлу; затем он поднял болванку со своей наковальни и погрузил ее в бочку с маслом. Подобный привидению огонь, синий и тонкий, замерцал под поверхностью масла, а затем исчез с маленькими воплями ярости. Вытаскивая болванку из бочки, Хорст повернулся к Эрагону и, нахмурившись, посмотрел на него. Он сказал:

- Зачем ты пришел сюда, Эрагон?

- Мне нужен меч Драконьего Всадника.

- Не до тебя. У меня нет времени ковать тебе меч Всадника. Разве ты не видишь, что я работаю над крюком для Илейн? Он должен быть у нее для сражения. Ты один?

- Я не знаю.

- Где твой отец? Где твоя мать?

- Я не знаю.

Тогда новый голос зазвенел, очень изысканный, голос силы и власти, и он произнес:

- Любезный кузнец, он не один. Он пришел со мной.

- И кем ты можешь быть? – задал вопрос Хорст.

- Я – его отец.

Между распахнутых дверей появилась из свернувшейся темноты огромная фигура, обрамленная бледным светом, и встала на пороге мастерской. Красная накидка вздымалась на плечах, которые были шире, чем у кулла. В левой руке человека мерцал Заррок, острый как боль. Сквозь щели ярко отполированного шлема синие глаза сверлили Эрагона, пригвождая его на месте, как стрела кролика. Он поднял свою левую руку и протянул ее Эрагону.

- Мой сын, пойдем со мной. Вместе, мы сможем уничтожить варденов, убить Гальбаторикса и завоевать всю Алагейзию. Но дай мне свое сердце, и мы будем непобедимы.

- Дай мне свое сердце, мой сын!

С задыхающимся восклицанием Эрагон вскочил с кушетки и стоял, уставившись в пол, его кулаки были сжаты, а грудь вздымалась. Охранники Орика устремили на него пытливые взгляды, но он проигнорировал их, слишком расстроенный, чтобы объяснить свою вспышку.

Время было еще раннее, поэтому через какое-то время Эрагон уселся обратно на кушетку, но после этого оставался настороженным и не позволял себе погружаться в страну мечтаний, из страха что кошмарные видения могут изводить его снова.

Эрагон стоял, прислонившись спиной к стене, с рукой на рукоятке своего гномьего меча, пока наблюдал за разными вождями кланов, входящих по очереди в круглый зал заседаний, спрятанный под Тронжхаймом. Он задержал особенно внимательный взгляд на Вермунде, гримстборитхе Аз Свелдн рак Ангуин, но если гном с закрытым фиолетовым покрывалом лицом и был удивлен, увидев Эрагона живым и здоровым, то не показал этого.

Эрагон почувствовал, как Орик толкнул его ботинком. Не отводя глаз от Вермунда, Эрагон наклонился к нему и услышал его шепот:

- Помни, налево и три дверных проема вниз, - говорящий о месте, где Орик разместил сто своих воинов без извещения других вождей кланов.

Также шепотом Эрагон спросил:

- Если прольется кровь, я могу воспользоваться возможностью убить эту змею, Вермунда?

- Если он не сделает попытки того же самого с тобой или мной, пожалуйста не делай этого. – Негромкое хихиканье раздалось со стороны Орика. – Будет трудно внушить любовь к тебе другим гримстборитхн... Ах, я должен сейчас идти. Молись Синдри об удаче, хорошо? Мы собираемся войти в озеро лавы, которое никто не смел пересекать прежде.

И Эрагон молился.

Когда все вожди кланов уселись вокруг стола в центре комнаты, те, кто наблюдал по периметру, включая Эрагона, заняли свои собственные места из числа кольца стульев, установленных напротив изгибающейся стены. Эрагон, однако, не расслаблялся, как и многие из гномов, а сидел на краю, готовый сражаться при малейшем намеке на опасность.

Когда Ганнел, воин-священник с черными глазами из Дургримст Кван, встал из-за стола и начал говорить на гномьем, Хундфаст подошел украдкой поближе к Эрагону справа и забормотал непрерывный перевод. Гном говорил:

- Приветствую снова поддерживающих меня вождей кланов. Но хороша ли эта встреча или нет, я не уверен из-за некоторых тревожащих слухов – слухов из слухов, если говорить по правде – достигших моих ушей. У меня нет никакой информации кроме этого неопределенного и беспокоящего бормотания, ни доказательств обоснованного обвинения в преступлениях. Однако, так как сегодня мой день осуществлять контроль над этим нашим собранием, я предлагаю, чтобы мы отложили свои самые серьезные споры в настоящий момент, и если вы согласны, позволили мне изложить несколько вопросов для ознакомления.

Вожди кланов зашептались между собой, и затем Йорунн, веселая, с ямочками на щеках, сказала:

- У меня нет никаких возражений, Гримстборитх Ганнел. Ты разбудил мое любопытство этими загадочными намеками. Позволь нам услышать, какие у тебя есть сомнения.

- Да, позволь нам услышать их, - произнес Надо.

- Позволь нам услышать их, - согласились Манндратх и все оставшиеся вожди кланов, включая Вермунда.

Получив разрешение, которого он добивался, Ганнел положил свои кулаки на стол и молчал в течение некоторого времени, привлекая внимание всех в комнате. Затем он заговорил:

- Вчера, пока мы обедали в наших местах, предназначенных для трапезы, кнурлане повсюду в туннелях под южным сектором Тронжхайма услышали шум. Сообщения о шуме различны, но то, что многие заметили его по столь большой области доказывает, что это было не маленькое волнение. Как и вы, я получал обычные предупреждения о возможном обвале. То, однако, чего вы не можете знать, это – то, что только два часа спустя...

Хундфаст заколебался и быстро прошептал:

- Слово трудно перевести на этот язык. "Гонцы туннелей", я думаю. – И затем он продолжил переводить как раньше:

-...Гонцы туннелей обнаружили свидетельство ожесточенного сражения в одном из древних туннелей, в котором наш знаменитый предок, Корган Длинная Борода, производил раскопки. Пол окрашен кровью, стены черны от сажи из-за фонаря, который воин с клинком неосторожно разбил, трещины раскалывают окружающие камни, и повсюду раскиданы семь обугленных и искалеченных тел с признаками того, что другие, возможно, были унесены. И при этом эти свидетельства не были следами какой-то мрачной перестрелки со сражения в Фартхен Дуре. Нет! Так как кровь должна все же высохнуть, сажа стать мягкой, трещины, самое очевидное, появились недавно, и, мне сказали, что остатки сильной магии все еще можно обнаружить в той области. Даже сейчас несколько из наших самых опытных магов пытаются восстановить яркие картины того, что там произошло, но у них есть только небольшая надежда на успех, поскольку те, кто был вовлечен, окутаны такой хитрой магией. Поэтому моим первым вопросом для собрания будет: кто-нибудь из вас владеет дальнейшим знанием об этом таинственном происшествии?

Когда Ганнел закончил свою речь, Эрагон напряг ноги, готовый подскочить, если гномы со срытыми фиолетовыми покрывалами лицами Аз Свелдн рак Ангуин достанут свои клинки.

Орик откашлялся и сказал:

- Я полагаю, что могу удовлетворить часть твоего любопытства по этому вопросу, Ганнел. Однако, так как мой ответ должен быть по необходимости длинным, я предлагаю, чтобы ты задал свои другие вопросы прежде, чем я начну.

Сдвинутые брови омрачили лоб Ганнела. Побарабанив своими пальцами по столу, он сказал:

- Очень хорошо... В том, что бесспорно связано с лязгом оружия в туннелях Коргана, у меня были также сообщения от многочисленных кнурлан о передвигающихся по Тронжхайму и с тайными целями собирающихся тут и там в большие группы вооруженных мужчин. Мои агенты не смогли установить клан воинов, но то, что кто-то из этого совета пытается исподтишка выстраивать свои войска, пока мы заняты встречей, чтобы решить, кто должен стать преемником короля Хротгара, наводит на мотивы самого мрачного рода. Поэтому мой второй вопрос для собрания будет таким: кто ответственен за это плохо обдуманное маневрирование? И если никто не хочет признать свой проступок, то я поступлю более твердо, и мы прикажем всем воинам, независимо от их кланов удалиться из Тронжхайма на время встречи, и мы немедленно назначим чтеца закона для расследования этих событий и определения того, кого мы должны осудить.

Откровение Ганнела, вопрос и последующее предложение вызвали смятение разгоряченных переговоров среди вождей кланов, с гномами, швыряющими обвинения, опровержения и контробвинения друг другу с увеличивающимся сарказмом, пока, наконец, разъяренный Тхордрис не закричал на покрасневшего Гальдхайма, Орик не откашлялся снова, заставляя всех остановиться и уставиться на него.

Мягким тоном Орик произнес:

- Это тоже, я полагаю, смогу объяснить тебе, Ганнел, по крайней мере, частично. Я не могу говорить о действиях других кланов, но несколько сотен из воинов, которые спешили через служебные залы Тронжхайма, были из Дургримст Ингеитум. Я это честно признаю.

Все молчали, пока Йорунн не сказала:

- И какое объяснение есть у тебя для такого воинственного поведения, Орик, сын Трифка?

- Как я сказал ранее, светлая Йорунн, мой ответ должен по необходимости быть длинным, так, если у тебя, Ганнел, есть какие-то другие вопросы, чтобы задать, я предлагаю, тебе сделать это немедленно.

Хмурый взгляд Ганнела усилился под его выступающими, почти соприкасающихся бровями. Он произнес:

- Я воздержусь от других вопросов в настоящее время, поскольку все они имеют отношение к тем, которые я уже изложил собранию, и кажется, мы должны подождать твоей воли, чтобы узнать больше о них. Однако, так как ты вовлечен полностью в эти сомнительные действия, новый вопрос пришел мне на ум, который я точно задам тебе, Гримстборитх Орик. По какой причине ты покинул вчерашнее собрание? И позволь мне предупредить тебя, что я не потерплю никаких отговорок. Ты уже сообщил, что осведомлен об этих вопросах. Хорошо, теперь твоя очередь, чтобы огласить свой полный отчет, Гримстборитх Орик.

Орик встал, как раз когда Ганнел сел, и сказал:

- Это будет для меня удовольствием.

Опуская свой бородатый подбородок, пока он не лег на его грудь, Орик сделал паузу на небольшой промежуток времени, а затем начал говорить звонким голосом, но он начал не так, как ожидал Эрагон, и не так, как предположил Эрагон, как ожидала остальная часть собрания. Вместо того, чтобы описать покушение на жизнь Эрагона, и таким образом объяснить, почему он завершил предыдущее собрание кланов преждевременно, Орик начал, рассказывая, как в начале истории народ гномов переселился с некогда зеленых полей пустыни Хадарак в Беорские горы, где они вырыли свои бесчисленные, протяженные на мили тоннели, построили свои великолепные города и выше, и ниже земли и вели сильную войну между их разными группировками, так же как и с драконами, к которым в течение тысяч лет гномы относились со смесью ненависти, страха и вынужденного благоговейного трепета.

Затем Орик рассказал о прибытии эльфов в Алагейзию, о том, как эльфы сражались с драконами, пока они почти не уничтожили друг друга, и о том, как в результате две расы согласились создать Драконьих Всадников, чтобы поддержать мир впоследствии.

- И каков был наш ответ, когда мы узнали об их намерениях? - спросил Орик, его голос громко зазвенел в зале. – Попросили ли мы включения в их договор? Стремились ли мы разделить власть, которая будет у Драконьих Всадников? Нет! Мы цеплялись за свои старые обычаи, свою старую ненависть, и мы отклонили саму мысль о связи с драконами или разрешении кому-нибудь вне нашего царства охранять нас. Чтобы сохранить нашу власть, мы пожертвовали своим будущим, поскольку я убежден, что, если бы некоторые из Всадников были кнурлане, Гальбаторикс никогда, возможно, не пришел бы к власти. Даже если я неправ, и я не намерен принизить Эрагона, который оказался прекрасным Всадником, дракон Сапфира, возможно, вылупилась бы для кого-то из нашего народа, а не человеческого. И затем какая слава могла бы быть у нас?

Вместо этого наша значимость в Алагейзии уменьшалась, начиная с королевы Тармуноры и тезки Эрагона, заключившего мир с драконами. Сначала наш уменьшающийся статус не так резко понижался, и часто было легче отрицать это, чем принять. Но затем пришли ургалы, и тогда люди и эльфы исправили свои заклинания так, чтобы люди тоже могли быть Всадниками. И тогда мы попросили включить нас в их соглашение, как мы могли... как было нашим правом? – Орик покачал головой. – Наша гордость не позволила этого. Почему мы, самая старая раса на земле, должны просить эльфов об одолжении их магии? Нам не нужно было связывать нашу судьбу с драконами, чтобы спасти наш народ от уничтожения, как эльфам и людям. Мы игнорировали, конечно же, и борьбу, которую мы вели среди нас самих. То, рассуждали мы, было их личными делами, и никакого беспокойства о ком-либо еще.

Слушающие вожди кланов зашевелились. У многих из них были выражения недовольства критикой Орика, тогда как остальные казались более восприимчивыми к его суждениям и были задумчивы.

Орик продолжал:

- Пока Всадники охраняли Алагейзию, мы наслаждались самым прекрасным периодом процветания, когда-либо зарегистрированного в летописи нашего королевства. Мы процветали как никогда ранее, и все же мы не принимали никакого участия в деле: Драконьих Всадников. Когда Всадники пали, наше благосостояние заколебалось, но снова мы не приняли никакого участия в деле: тех Всадников. Никакое состояние дел, я считаю, не соответствовало расе нашей высоты. Мы не страна вассалов, подчиняющих прихотям иностранных владельцев. И те, кто не потомки Одгар и Хлордис, не диктуют нашу судьбу.

Этот ряд рассуждений был больше симпатичен вождям кланов: они кивали и улыбались, и Хавард даже хлопнул несколько раз в заключении.

- Рассмотрим теперь нашу существующую эру, - произнес Орик. – Гальбаторикс господствует, и каждый народ сражается, чтобы остаться свободным от его правления. Он стал настолько силен, что единственная причина, по которой мы еще не его рабы, - это то, что он не захотел, пока, вылететь на своем черном драконе и напасть на нас сам. Если бы он это сделал, то мы пали бы перед ним как молодые деревья перед лавиной. К счастью, он кажется доволен ожидать нас, чтобы убить нас на пути в воротах своей цитадели в Урубаене. Сейчас, я напоминаю вам, что до того, как Эрагон и Сапфира появились мокрые и потрепанные на нашем пороге, со ста вопящими куллами, преследующими их по пятам, наша единственная надежда нанести поражение Гальбаториксу была на то, что когда-нибудь, где-нибудь Сапфира вылупится для выбранного ею Всадника и что этот неизвестный будет, возможно, случайно, если нам повезет больше, чем любому игроку, который когда-то выиграл в кости, способен свергнуть Гальбаторикса. Надежда? Ха! У нас даже не было надежды; у нас была надежда на надежду. Когда Эрагон сначала представился, многие из нас были испуганы его появлением, включая и его самого. 'Он - всего лишь мальчик,' - сказали мы. 'Было бы лучше, если бы он был эльфом,' - говорили мы. Но вот он показал себя, чтобы воплотить наши надежды! Он убил Дурзу, и так позволил сохранить наш самый любимый город, Тронжхайм. Его дракон, Сапфира, обещала восстановить Звездную Розу в ее прежней красоте. Во время сражения на Пылающих равнинах он прогнал Муртага и Торна, и так позволил нам выиграть время. И смотрите! Он сейчас даже выглядит как эльф, и из-за их странной магии, он приобрел их скорость и силу.

Орик поднял палец для особого внимания.

- Кроме того король Хротгар, в своей мудрости, сделал то, что никогда не делал никакой другой король или гримстборитх; он предложил принять Эрагона в Дургримст Ингеитум и сделать его членом своей собственной семьи. Эрагон не был ничем обязан принимать это предложение. Действительно, он знал, что многие из семей Ингеитума возражали против этого и что, вообще, многие кнурлане не оценят это с одобрением. Все же несмотря на эти отговаривания, и несмотря на то, что он был уже связан клятвой верности с Насуадой, Эрагон принял предложение Хротгара, очень хорошо понимая, что это только сделает его жизнь еще тяжелее. Когда он сказал мне сам, что принес клятву на Каменном сердце из чувства долга, которое он чувствует ко всем народам Алагейзии, и особенно к нам, так как мы действиями Хротгара проявили к нему и Сапфире такую доброту. Из-за гениальности Хротгара, последний свободный Всадник Алагейзии, один из нас, и единственная надежда против Гальбаторикса самостоятельно захотел стать кнурланом во всем кроме крови. С тех пор Эрагон соблюдал наши законы и обычаи по мере своих знаний и стремился узнать больше когда-нибудь о нашей культуре так, чтобы он мог чтить истинное значение своей клятвы. Когда Хротгар пал, сраженный предателем Муртагом, Эрагон поклялся мне на каждом камне в Алагейзии и также как член Дургримст Ингеитум, что он приложит все усилия, чтобы отомстить за смерть Хротгара. Он отплатил мне уважением и повиновением, которое причитается мне как гримстборитху, и я горд считать его своим названным братом.

Эрагон глядел вниз, его щеки и кончики ушей пылали. Ему было жаль, что Орик был так щедр в своей похвале; это только сделает его положение тяжелее, чтобы сохранить в будущем.

Раскинув свои руки, чтобы включить других вождей кланов, Орик воскликнул:

- Все, чего мы могли когда-либо желать для Драконьего Всадника, мы вместили в Эрагоне! Он существует! Он силен! И он включил наш народ, как никакой другой Всадник никогда не делал! – Затем Орик опустил свои руки и с ними силу своего голоса, пока Эрагону не пришлось напрячься, чтобы услышать его слова. – Как мы ответили на его дружбу, а? В основном, насмешками, неуважением и грубым негодованием. Мы – неблагодарный народ, говорю я, и наши воспоминания слишком длинные для нашего собственного блага... Есть даже те, кто стал так переполнен гложущей ненавистью, что обратились к насилию, чтобы уменьшить жажду своего гнева. Возможно они все еще верят, что делают то, что лучше для нашего народа, но даже если и так, тогда их умы так же заплесневели, как головка сыра за год. Иначе, зачем им пытаться убивать Эрагона?

Слушающие вожди кланов стали совершенно неподвижны, их глаза были прикованы к лицу Орика. Столь сильной была их сосредоточенность, что тучный гримстборитх Фреовин отложил свое вырезание ворона и сложил руки на вершине своего вполне обширного живота, производя впечатление для всего мира одной из статуй гномов.

Когда они пристально посмотрели на него недьявольскими глазами, Орик рассказал собранию кланов, как семь одетых в черное гномов напали на Эрагона и его охранников, пока они бродили по тоннелям под Тронжхаймом. Затем Орик рассказал им о сплетенном из конского волоса браслете, с вделанными кабошонами аметиста, который охранники Эрагона нашли на одном из трупов.

- Не думай обвинить в этом нападении мой клан, основываясь на такой несерьезной улике! – воскликнул Вермунд, вскакивая. – Каждый может купить подобные безделушки на почти любом рынке нашего царства!

- Несомненно, - произнес Орик и кивнул Вермунду. Спокойным голосом и быстрым темпом он продолжил рассказывать своим зрителям, как рассказывал Эрагону этой ночью, как его подданные в Далгоне подтвердили ему, что странные мерцающие кинжалы, которые использовали убийцы, были сделаны кузнецом Киефна, и также как его подданные обнаружили, что гном, который купил оружие, принял меры, чтобы они были переправлены из Далгона в один из городов, принадлежащих Аз Свелдн рак Ангуин.

Произнося тихое, рычащее проклятие, Вермунд снова вскочил на ноги.

- Те кинжалы могли никогда не достигнуть нашего города, и даже если и достигли, ты не можешь делать никаких выводов из этого факта! В пределах наших стен находятся кнурлане многих кланов, также как и в пределах стен Бреган Холда, например. Это не значит ничего. Будь осторожен с тем, что ты скажешь снова, Гримстборитх Орик, поскольку у тебя нет никаких оснований, чтобы выдвинуть обвинение против моего клана.

- Я был такого же мнения, как и ты, Гримстборитх Вермунд, - ответил Орик. – Поэтому вчера вечером мои маги и я восстанавливали путь убийц до их места происхождения, и на двенадцатом уровне Тронжхайма, мы захватили трех кнурлан, которые прятались в пыльной кладовой. Мы взломали умы двоих из них и оттуда (из умов) узнали, что они обеспечили убийц для нападения. И, - сказал Орик, его голос стал резким и страшным, - оттуда мы узнали личность их господина. Я указываю на тебя, Гримстборитх Вермунд! Я указываю на тебя, Убийца и Клятвопреступник. Я называю тебя врагом Дургримст Ингеитум, и я называю тебя предателем твоего рода, поскольку это ты и твой клан пытались убить Эрагона!

Собрание кланов превратилось в хаос, когда каждый вождь клана, кроме Орика и Вермунда, начал кричать, размахивать своими руками и иначе пытаться возвыситься над беседой. Эрагон встал и ослабил взятый на время меч в ножнах, вытаскивая его на полдюйма так, чтобы он мог ответить со всей возможной скоростью, если Вермунд или один из его гномов выбрал бы этот момент для нападения. Вермунд не двигался, как, однако, и Орик; они уставились друг на друга, как соперничающие волки, и не обращали внимания на волнение вокруг.

Когда Ганнел, наконец, преуспел в восстановлении порядка, то сказал:

- Гримстборитх Вермунд, ты можешь опровергнуть эти обвинения?

Ровным, бесчувственным голосом Вермунд ответил:

- Я отрицаю их каждой костью в моем теле и бросаю вызов всякому, чтобы доказать их к удовлетворению чтеца закона.

Ганнел повернулся к Орику:

- Представь свои доказательства тогда, Гримстборитх Орик, чтобы мы могли судить, действительно ли это так или нет. Сегодня здесь есть пять чтецов закона, если я не ошибаюсь. – Он показал жестом на стену, где пять гномов с белыми бородами встали и поклонились. – Они ручаются, что мы не отклонимся от границ закона в нашем расследовании. Вы согласны?

- Я согласен, - сказал Ундин.

- Я согласна, - сказала Хадфала, а после нее и все остальные вожди кланов, кроме Вермунда.

Сначала Орик положил браслет с аметистами на стол. У каждого вождя клана был маг, который исследовал его, и все согласились, что как улика он неубедителен.

Тогда Орик сделал так, чтобы его помощник внес зеркало, установленное на бронзовой треноге. Один из магов его свиты произнес заклинание, и на глянцевой поверхности зеркала появилось изображение маленькой, заполненной книгами комнаты. Прошла минута, а затем в комнату влетел гном и поклонился собранию кланов из зеркала. Задыхающимся голосом он представился как Риммар и после принесения клятв на древнем языке, чтобы подтвердить свою честность, рассказал собранию, как он и его помощники сделали свои открытия о кинжалах, которыми владели нападавшие на Эрагона.

Когда вожди кланов закончили допрашивать Риммара, Орик позволил своим воинам ввести тех троих гномов, которых схватил Ингеитум. Ганнел приказал им поклясться в правдивости на древнем языке, но они прокляли его, плюнули на пол и отказались. Тогда маги из разных кланов соединили свои мысли, вторглись в сознание заключенных и вырвали из них информацию, которая требовалась собранию кланов. Все без исключения маги подтвердили то, что уже сказал Орик.

Наконец, Орик призвал Эрагона свидетельствовать. Эрагон нервничал, когда шел к столу и тринадцати мрачным вождям кланов, уставившихся на него. Он пристально смотрел через комнату на маленькую завитушку румянца на мраморном столбе и пытался игнорировать свое беспокойство. Эрагон повторил присягу правдивости, когда один из гномов-магов дал ее ему, и затем, говоря не больше, чем было необходимо, рассказал вождям клана, как он и его охранники были атакованы. Позже, он ответил на неизбежные вопросы гномов, а затем позволил двоим магам – тем, кого Ганнел выбрал наугад из числа собравшихся – проверить его воспоминания о происшествии. Когда Эрагон опустил мысленную защиту, то он заметил, что эти два мага, казалось, опасались, и почерпнул некоторое удовлетворение из наблюдения. "Хорошо, - подумал он. – Они, вряд ли, будут блуждать там, где не должны, если боятся меня."

К его облегчению, осмотр прошел без происшествий и маги подтвердили его доклад вождям кланов.

Ганнел поднялся со своего стула и обратился к чтецам закона, спрашивая их:

- Действительно ли вы удовлетворены качеством доказательства, которое Гримстборитх Орик и Эрагон, Губитель шейдов, предоставили нам?

Пять гномов с белыми бородами поклонились, и средний гном произнес:

- Да, Гримстборитх Ганнел.

Ганнел проворчал, не кажась удивленным:

- Гримстборитх Вермунд, ты ответственен за смерть Квистора, сына Баудена, и ты пытался убить гостя. Делая это, ты навлек позор на весь наш народ. Что ты скажешь на это?

Вождь клана Аз Свелдн рак Ангуин вдавил свою ладонь в стол, вены выдались под его загорелой кожей.

- Если этот Драконий Всадник – кнурлан во всем, кроме крови, то он не гость, и мы можем рассматривать его, как мы рассматривали бы любого из наших врагов из разных кланов.

- Да ведь это нелепо! – воскликнул Орик, произнося почти с гневом. – Ты не можешь сказать, что он...

- Успокой свою речь, пожалуйста, Орик, - сказал Ганнел. – Крик не решит этот вопрос. Орик, Надо, Йорунн, вы пойдете со мной.

Беспокойство начало грызть Эрагона, когда эти четыре гнома пошли и совещались с чтецами закона несколько минут. "Конечно же, они не позволят Вермунду избежать наказания только из-за какой-то устной хитрости!" - подумал он.