Андрей Парабеллум Николай Сергеевич Мрочковский 28 страница

29. Каменный лес

Аплодисменты раздались из толпы.

Эрагон сидел на одной из деревянных трибун, которые гномы построили перед внешними укреплениями Бреган Холда. Город располагался на округлой стороне горы Тхардур, выше мили над дном затуманенной долины, отсюда можно было видеть на много лиг вперед в любом направлении, если остроконечные пики гор не заслоняли вид. Похожий на Тронжхайм и другие города гномов, где Эрагону приходилось бывать, Бреган Холд был сделан полностью из обтёсанного камня – в этом случае, из красного гранита, который изнутри предавал ощущение теплоты комнатам и коридорам. Сам Холд был большим, каменные здания, поднимались на пять ярусов к открытой колокольне, увенчанной стеклянной каплей размером с двух гномов и удерживаемой на месте с помощью четырех гранитных колонн, соединенных вместе на вершине остроконечной крыши. Эта капля, как сказал Эрагону Орик, была увеличенной версией фонарей гномов, которые горели без огня, и в важных случаях или при крайней необходимости мог осветить всю долину золотым светом. Гномы называют его – Аз Синдризнаррвел или Сокровище Синдри. Со всех сторон города находились многочисленные дома, где жили прислуга и войны Дургримст Ингеитум, здесь же располагались другие строения: конюшни, кузницы и церковь, посвященные Монгосалу, гномьему богу огня и покровителю кузнечного дела. Ниже высоких, гладких стен Бреган Холда находились дюжины ферм, разбросанных между просветами в лесу. Пучки дыма поднимались от каменных домов.

Все это и еще больше Орик показал и объяснил Эрагону после того, как три ребенка-гнома проводили его до Бреган Холда, крича: «Аргетлам» всем, кто был с ними. Орик поприветствовал Эрагона, как названного брата. Затем отвел его в ванную. Когда он стал чистым, проследил, чтобы его одели в темно-фиолетовую мантию, и положили золотой венец на голову.

Позже Орик удивил его, познакомив с Хведрой – ясноглазой, яблоко-лицей женщиной-гномом с длинными волосами, и гордо объявил, что они поженились два дня назад. Потом Эрагон выразил свое изумление и поздравления, Орик переступил с ноги на ногу, прежде чем ответить:

– Меня огорчает то, что ты не смог присутствовать на церемонии, Эрагон. Один из наших магов связывался с Насуадой, и я спросил ее, могла бы она передать тебе и Сапфире мое приглашение, но она отказалась упомянуть об этом вам. Она опасалась, что это предложение могло отвлечь тебя от нынешней задачи. Я не мог обвинять ее, но я хотел бы, чтобы эта война позволила бы тебе присутствовать на нашей свадьбе, а нам на свадьбе твоего кузена, потому что мы все связаны с помощью обещаний, если не кровью.

Хведра сказала с неясным акцентом:

– Пожалуйста, считай меня частью своей семьи, Губитель Шейдов. Так долго, как это будет в моих силах, тебя будут считать членом семьи в Бреган Холде. И ты можешь просить убежища, даже если за тобой будет охотиться сам Гальбаторикс.

Эрагон поклонился, растроганный ее предложением:

– Вы очень добры, – а потом спросил. – Извините за любопытство, но почему вы решили пожениться сейчас?

– Мы хотели соединить наши руки еще этой весной, но...

– Но, – Орик продолжил в своей грубой манере. – Ургалы напали на Фартхен Дур, а затем Хротгар заставил меня тащиться с тобой в Эллесмеру. А когда я вернулся сюда, и семьи клана выбрали меня их новым гримстборитх, мы подумали, это – прекрасный шанс завершить нашу помолвку и стать мужем и женой. Мы не могли ждать еще год, так зачем было дожидаться.

– Значит, ты стал главой клана, – сказал Эрагон.

– Да. Выборы следующего лидера Дургримст Ингеитум были сложным делом, мы совещались больше недели, в итоге большинство семей решило, что я должен пойти по следам Хротгара и унаследовать его титул, потому что я был его единственным наследником.

Эрагон сидел рядом с Ориком и Хведрой, поглощая хлеб с бараниной, которую гномы принесли ему, и наблюдал за состязанием, проходившим недалеко от трибун. Как сказал Орик, это было традицией для семей гномов, если у них было золото, организовывать игры для развлечения гостей, приглашенных на свадьбу. Семья Хротгара была настолько богата, что текущие игры продолжались уже три дня и должны были продолжаться еще четыре. Игры состояли из нескольких этапов: борьбы, стрельбы из лука, соревнования фехтовальщиков, достижений силачей и нынешнего события, Гастгар.

На другой стороне травянистой площадки съехались два гнома на белых фельдуностах. Рогатые горные козы прыгали через газон, каждая прыгала более чем на семьдесят футов в длину. У гнома справа был небольшой щит в левой руке, но не было оружия. Гном слева не имел никакой защиты, только в правой руке он держал копьё, поднятое для броска.

Эрагон задержал дыхание, когда дистанция между фельдуностами сократилась. Когда между ними было меньше тридцати футов, гном с копьем вскинул руку в воздух и бросил его в противника. Другой гном не закрылся щитом, а наоборот отклонился назад и с удивительной ловкостью поймал копье за древко. Толпа собралась вокруг участников, оглушительно выкрикивая поздравления, к которым присоединился Эрагон, энергично хлопая в ладоши.

– Это было искусно сделано, – воскликнул Орик.

Он захохотал и осушил кружку с медом, его отполированная кольчуга искрилась в раннем вечернем свете. Он носил золотую эмблему лидера, сделанную из золота, серебра и украшенную рубинами, на пальцах у него было пять огромных колец. На его талии висел его вездесущий топор. Хведра была одета более богато, с полосками вышитой ткани на ее роскошном платье, нитями жемчуга и золотыми цепями вокруг ее шеи и в волосах, с гребнем из слоновой кости, украшенным камнем, размером с большой палец Эрагона.

Ряд гномов стоял, трубя в кривые рога, звук эхом отражался от гор. Тогда бочкообразный гном вышел вперед и на гномьем объявил победителя прошедшего состязания, а так же имена следующей пары, участвующей в Гастгар.

Когда ведущий закончил говорить, Эрагон обернулся и спросил:

– Ты будешь сопровождать нас в Фартхен Дур, Хведра?

Она покачала головой и широко улыбнулась:

– Я не могу. Я должна находиться здесь и присматривать за делами Ингеитум, пока Орик в отъезде, чтобы, когда он вернется, он не обнаружил воинов голодными, а наше золото растраченным.

Орик небрежно протянул свою кружку одному из официантов, стоящему в нескольких ярдах. Гном поспешил наполнить ее медом из кувшина. Орик сказал Эрагону с нескрываемой гордостью:

– Хведра не хвастается. Она не только моя жена – она... Эх, у вас нет слова для этого. Она гримсткальвлорсс Дургримст Ингеитум. Гримсткальвлорсс значит... «хранительница дома», «устроитель дома». Это ее долг – обеспечивать, чтобы семьи нашего клана платили их согласованные десятины в Бреган Холд, чтобы наши стада ходили только по нужным полям и в нужное время, чтобы наши поставки продовольствия и зерна не уменьшались, чтобы женщины Ингеитум ткали достаточно материи, чтобы наши войны были хорошо экипированы, чтобы у наших кузнецов всегда была руда для выплавки железа и еще чтобы наш клан хорошо управлялся, был преуспевающим и процветал. Мы говорим между собой: «хорошая гримсткальвлорсс может создать клан.»..

– А плохая гримсткальвлорсс разрушит клан, – сказала Хведра.

Орик улыбнулся и сжал одну из ее рук в своей.

– И Хведра лучшая гримсткальвлорсс. Это не наследный титул. Ты должен доказать, что ты достоин этого поста, если ты находишься на нем. Это редкость, когда жена гримстборитх была так же хорошей гримсткальвлорсс. Мне очень повезло в этом.

Склонив головы вместе, он и Хведра потерлись носами. Эрагон смотрел вдаль, чувствуя себя одиноким и лишенным. Откинувшись назад, Орик выпил меду, затем сказал:

– В нашей истории было много известных гримсткальвлорсс. Обычно про это говорят, что лидеры кланов хорошо только умеют развязывать войну друг с другом, и что гримсткальвлорсс предпочитают, чтобы мы тратили наше время в перебранках между собой, поэтому у нас не остается времени вмешиваться в дела клана.

– Успокойся, Скильфз Дельва, – упрекнула Хведра. – Ты знаешь, что это не правда. По крайней мере, не может быть правдой для нас.

– Ммм... – сказал Орик, касаясь своим лбом ее. Они снова потерлись носами.

Эрагон обратил внимание на толпу внизу, бешено извергающуюся шипением и смешками. Он видел, как один из гномов, участвовавших в Гастгар, струсил и в последний момент сорвал с места своего фельдуноста и попытался сбежать от своего соперника. Гном с копьем дважды гнался за ним по площадке. Когда они были достаточно близко, он поднялся на стременах и бросил копье, попав трусливому гному в левое плечо. Со стоном гном остановил своего коня и лег на его бок, уставившись на клинок и древко, попавшие в его плоть. Целитель поспешил к нему. Сразу же все повернулись спиной к представлению.

Орик с отвращением скривил губы.

– Ба! Пройдет много лет, прежде чем его семья сможет стереть позор от бесчестья их сына. Я сожалею, что ты был очевидцем этого презренного акта, Эрагон.

– Всегда неприятно смотреть, как кто-то позорит себя.

Все трое сидели в тишине в течение следующих двух состязаний. Затем Орик напугал Эрагона, схватив его за плечо и спросив:

– Эрагон, ты бы хотел увидеть каменный лес?

– Его не может существовать, разумеется, если он не вырезан из камня.

Орик покачал головой, его глаза заблестели:

– Он не вырезан и существует. Я спрашиваю тебя еще раз. Ты хочешь увидеть каменный лес?

– Если ты не шутишь... Да, хочу.

– Ох. Я доволен твоим решением. Я не шучу и обещаю тебе, что завтра ты и я будем гулять между деревьями из гранита. Это одно из чудес Беорских гор. Каждый гость Дургримст Ингеитум должен иметь возможность увидеть это.

На следующее утро Эрагон поднялся с маленькой кровати в каменной комнате с низким потолком и мебелью в половину размера, умывшись в бассейне с холодной водой и, по привычке, попытался мысленно связаться с Сапфирой. Он почувствовал только мысли гномов и животных вокруг города. Эрагон споткнулся и наклонился вперед, схватившись за край бассейна, преодолевая чувство изоляции. Он оставался в такой позе, неспособный двигаться или думать до того момента, пока его взгляд не стал темно-красным, а перед глазами не заплавали мерцающие пятна.

«Я потерял ее, пока возвращался из Хелгринда, – думал он. – Но, по крайней мере, я знал, что вернусь к ней так быстро, как только смогу. Сейчас я путешествую далеко от нее и не знаю, когда мы воссоединимся».

Поднявшись, он оделся и пошел через продуваемые ветром коридоры Бреган Холда, кланяясь гномам, мимо которых он приходил. Они в свою очередь приветствовали его, постоянно повторяя «Аргетлам»

Он нашел Орика и еще двенадцать гномов на внутреннем дворе города, седлающих ряд крепких пони, которые дышали белым паром в холодном воздухе. Эрагон чувствовал себя гигантом, так как невысокие крепкие человечки шевелились вокруг него.

Орик поприветствовал его:

– У нас есть осел в конюшнях, если ты захочешь поехать.

– Нет, я пойду пешком, если вам будет так удобно.

Орик пожал плечами:

– Как хочешь.

Когда они уже были готовы отправиться, Хведра спустилась по широкой каменной лестнице из восхитительного главного зала Бреган Холда, подол ее платья тащился следом за ней. Она преподнесла Орику гладкий рог из слоновой кости с золотой гравировкой вокруг горловины и рукояти. Она сказала:

– Это принадлежало моему отцу, когда он ездил с гримстборитх Алдхрим. Я передаю это тебе, для того, чтобы ты помнил меня во время отъездов.

Она сказала еще что-то еще на языке гномов, так тихо, что Эрагон не смог ничего услышать, и потом она и Орик соприкоснулись лбами. Выпрямившись в седле, Орик поднес рог к губам и подул в него. Низкая, будящая нота разносилась далеко, становясь настолько громкой, что казалось, будто воздух внутри двора вибрирует, как рассекающий воздух канат. Пара черных воронов, каркая, слетела с крыши. Звук рога заставил кровь Эрагона трепетать. Он сдвинулся с места, желая уйти.

Опустив рог, и в последний раз взглянув на Хведру, Орик направил своего пони вперед, отдаляясь от главных ворот Бреган Холда, и повернул на восток, к вершине долины. Эрагон и еще двенадцать гномов не отставали от него.

В течение трех часов они шли по протоптанным следам через гору Тхардур, поднимаясь все выше над дном долины. Гномы на пони ехали настолько быстро, насколько это было возможно без нанесения вреда животным, но их шаг составлял лишь часть скорости Эрагона, в то время как он мог бежать без затруднений. Хоть он и был разочарован, Эрагон воздержался от жалоб. Он понимал, что это будет неизбежно, когда он путешествует с кем либо, кроме эльфов и куллов.

Он продрог и завернулся в плащ. Солнце все же появилось из-за Беорских гор, и мокрый холод пронизал долину, хотя прошло лишь несколько часов после полудня.

Тогда они пришли на большую ровную гранитную площадку более тысячи футов шириной, ограниченную справа наклонной скалой в форме правильно сформировавшихся восьмиугольных столбов. Завеса дрейфующего тумана скрывала дальний край каменной площадки.

Орик поднял руку и сказал:

– О чудо. Аз Кнурлдрафн.

Эрагон нахмурился. Вглядываясь, как только можно, он не смог увидеть ничего интересного на бесплодной площадке.

– Я не вижу каменного леса.

Спустившись с пони, Орик передал поводья одному из воинов позади него и сказал:

– Пошли со мной, если ты, конечно, хочешь, Эрагон.

Вместе они шагали к волнистому облаку тумана, Эрагон замедлил свой шаг до уровня Орика. Туман целовал Эрагона холодом и сыростью. Туман был таким, что казалось, что он заслонял остальную долину, окуная их в серый невыразительный пейзаж, где верх и низ казалась абсолютно условными. Не утративший смелости, Орик шел с уверенной походкой. Эрагон, однако, чувствовал себя потерявшимся и незначительным, он шел, вытянув руку вперед, чтобы не наткнуться на что-нибудь в тумане.

Орик остановился у края узкой расселины, которая искажала гранит в том месте, где они стояли, и сказал:

– Что ты сейчас видишь?

Щурясь, Эрагон перевел взгляд назад вдаль, но туман оставался таким же непроницаемым, как раньше. Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но его внимание привлекла слегка неправильная структура тумана справа от него, тусклый образ из света и тьмы, которое сохраняло форму, хотя весь остальной туман перемещался. Он смог увидеть другие участки, стоящие на месте: странные, абстрактные, контрастные пятна, формировавшие нераспознаваемые объекты.

– Я не... – он начал говорить, когда дуновение ветра взъерошило его волосы. Из-за свежего ветерка туман рассеялся и выделил контуры теней, превратившихся в огромные стволы, выкрашенных пеплом деревьев с голыми и сломанными ветками. Множество деревьев окружили его и Орика, как скелеты древнего леса. Эрагон нажал ладонью на ствол. Кора была холодной и тяжелой, как валун. За поверхность ствола цеплялись бледные куски лишайника. Эрагону кололо шею. Хотя он не считал себя чересчур суеверным, призрачный туман и жуткая полутьма и проступившие очертания деревьев – мрачное, мистическое, пророческое – зажгло в нем искру опасения.

Он облизал губы и спросил:

– Как это появилось?

Орик пожал плечами:

– Некоторые утверждают, что Гунтера поставил их здесь, когда создал из небытия Алагейзию. Другие считают, что это сделал Хельцвог, так как камень его любимый материал, и кто кроме бога камня мог сделать каменные деревья для своего сада? А другие говорят, что раньше они были такими же деревьями, как и другие, но катастрофа, случившаяся больше эры назад, должно быть, похоронила их в земле, и спустя некоторое время дерево превратилось в грязь, а грязь стала камнем.

– Это возможно?

– Это только боги знают наверняка. Кто кроме них может помочь понять все «как?» и «почему?» нашего мира? – Орик повернулся. – Наши предки обнаружили первое дерево более тысячи лет назад, когда добывали здесь гранит. Тогдашний гримстборитх Дургримст Ингеитум, Хвалмар Безрукий, остановил работы и вместо этого заставил своих каменотесов высекать деревья из окружавшего их камня. Когда они раскопали почти пятьдесят деревьев, Хвалмар понял, что здесь могут быть сотни, если не тысячи, каменных деревьев, погребенных внутри горы Тхардур, и поэтому приказал своим людям прекратить это дело. Однако это место приковало внимание нашей расы, и с тех пор кнурлан из каждого клана приезжали сюда и трудились, пытаясь высвободить как можно больше деревьев из гранитного плена. Даже существуют кнурлан, которые посвятили этой работе всю свою жизнь. Это также стало традицией: посылать сюда провинившихся детей очищать дерево или два под присмотром мастера-каменотеса.

– Это звучит утомительно.

– Это дает им время, чтобы раскаяться в своих поступках. – Одной рукой Орик дернул себя за бороду. – Я провел здесь несколько месяцев, тогда я был раздражительным тридцатичетырехлетним парнем.

– И ты осознал свои ошибки?

– Эээ... Нет. Это было настолько... скучно. После всех этих недель, я высвободил только одну гранитную ветку. Из-за этого я сбежал и присоединился к группе Вреншрргн.

– Гномами из клана Вреншрргн?

– Да. К кнурлан из клана Вреншрргн, Боевым волкам, Волкам Войны, как вы говорите на этом языке. Я присоединился к ним, потому что был пьян, а они охотились на нагру. Решив, что я тоже убью кабана и принесу его Хротгару, чтобы умиротворить его злость на меня. Это была не самая умная вещь, которую я сделал. Даже самые искусные наши воины боятся охотиться на нагру, а я тогда больше походил на ребенка, чем на взрослого мужчину. Когда мой разум очистился, я проклял себя за глупость, но я поклялся, что сделаю, и у меня не было выбора, кроме как исполнить свою клятву.

Когда Орик остановился, Эрагон спросил:

– Что произошло?

– Ох. Я убил нагру с помощью Вреншрргн, но кабан боднул меня в плечо и бросил в крону соседнего дерева. Вреншрргн вынуждены были нести обратно в Бреган Холд нас обоих: меня и нагру. Кабан понравился Хротгару, и я... Я, не смотря на присмотр наших лучших целителей, вынужден был провести следующий месяц в постели, Хротгар сказал, что это было достаточное наказание за то, что я ослушался его приказа.

Эрагон смотрел на гнома некоторое время:

– Ты скучаешь без него.

Орик немного постоял, опустив голову. Подняв свой топор, он ударил по граниту концом рукояти, вызвав резкий треск, эхом отразившийся между деревьями.

– Прошло почти два века со времен дургримстврен, последней войны кланов, мучившей наш народ, Эрагон. Но, черная борода Морготхала, теперь мы стоим на пороге новой.

– Сейчас, в это время? – воскликнул потрясенный Эрагон. – Все действительно так плохо?

Орик нахмурился:

– Хуже. Отношения между кланами, напряженнее, чем были когда-либо в нашей истории. Смерть Хротгара и вторжение Насуады в Империю воспалили ярость, усилили конкуренцию и дали власть тем, кто считает, что было безумием объединить наш народ с варденами.

– Как они могут так утверждать, когда Гальбаторикс уже нападал с ургалами на Тронжхайм?

– Потому что, – сказал Орик. – Они уверены, что победить Гальбаторикса невозможно, и эти идеи обладают большим влиянием среди нашего народа. Ты можешь честно сказать мне, Эрагон, что если бы Гальбаторикс в этот миг столкнулся с тобой и Сапфирой лицом к лицу, вы смогли бы победить его?

Эрагону стянуло горло:

– Нет.

– Я думаю так же, нет. Те, кто возражают против объединения с варденами, делают себя беспомощными перед угрозой Гальбаторикса. Они говорят, что если бы мы не дали убежища варденам, если бы мы не приняли тебя и Сапфиру в прекрасный Тронжхайм, то у Гальбаторикса не было бы причины нападать на нас. Они говорят, что если мы будем заботиться только о себе, скрываясь в наших туннелях и пещерах, то могли бы не боятся Гальбаторикса. Они не осознают, что у Гальбаторикса ненасытная жажда власти, и он не остановится, пока вся Алагейзия не ляжет к его ногам. – Орик потряс головой, и мускулы на его предплечьях напряглись, поскольку он сжал лезвие топора между своих широких пальцев. – Я не позволю нашей расе прятаться в туннелях, как испуганные кролики, пока волк снаружи роет себе дорогу и съедает нас всех. Мы должны продолжить борьбу, надеясь, что сможем найти способ уничтожить Гальбаторикса. И я не позволю моему народу сгинуть в клановой войне. В этих обстоятельствах еще одна дургримстврен могла бы разрушить нашу цивилизацию и вероятно также привести к гибели варденов. – Замолчав, Орик повернулся к Эрагону. – Для пользы моего народа, я собираюсь лично получить трон. Дургримстн Гедтхролл, Ледвонну и Награ уже обязались поддержать меня. Однако есть еще много тех, кто стоит между мной и короной, и будет непросто набрать достаточное количество голосов, чтобы стать королем. Эрагон, я должен знать, ты будешь меня поддерживать?

Скрестив руки, Эрагон прошелся от одного дерева до другого и обратно:

– Если я соглашусь, то моя поддержка может настроить другие кланы против тебя. Мало того, что вы хотите, чтобы ваши люди объединились с варденами, вы хотите попросить их принимать всадника, как одного из них, чего они раньше никогда не делали, и я сомневаюсь, что сделают это теперь.

– Да. Это может повернуть моих людей против меня, – сказал Орик. – Но так же это может помочь мне обрести новых союзников. Позвольте мне это решать. И все-таки я хочу знать, будешь ли ты меня поддерживать?.. Эрагон, почему ты колеблешься?

Эрагон уставился на скрюченный гранитный корень рядом с его ногой, чтобы избежать взгляда Орика:

– Ты заботишься о благе своего народа, и это правильно. Но у меня куда более большие проблемы. Они заключают в себе благо варденов, эльфов и всех остальных, кто противостоит Гальбаториксу. Если... Если, к сожалению, ты не сможешь завоевать корону, то должен быть тот, кто сможет, и он поддерживал бы варденов.

– Из всех гримстборитх я оказываю наибольшую поддержку варденам.

– Я не сомневаюсь в твоей дружбе, – запротестовал Эрагон. – Но если то, что я сказал, окажется правдой, и моя поддержка поможет этому руководителю клана выиграть трон, для пользы ваших людей и для пользы остальной части Алагейзии, я не должен поддержать гнома, у которого больше шансов преуспеть?

Смертельно тихим голосом Орик сказал:

– Ты поклялся кровью на Кнурлниен, Эрагон. По закону нашего царства ты – член Дургримст Ингеитум, и не важно, что другие это не одобряют. То, что сделал Хротгар, приняв тебя, не имеет прецедентов в нашей истории, и не может быть отменено, если только я, как гримстборитх, не вышлю тебя из клана. Если ты повернешься против меня, Эрагон, то ты опозоришь меня перед всей нашей расой, и никто больше не будет доверять мне, как вождю. Более того, ты докажешь своим противникам, что мы не можем доверять Всаднику. Члены клана не предают друг друга другим кланам, Эрагон. Не делай этого, если не хочешь проснуться однажды утром с кинжалом в сердце.

– Ты угрожаешь мне? – так же спокойно спросил Эрагон

Орик выругался и снова ударил топором по граниту.

– Нет! Я никогда бы не поднял на тебя руку, Эрагон! Ты мой названный брат, ты единственный всадник, свободный от влияния Гальбаторикса, и пропади все пропадом, если я не успел привязаться к тебе, пока мы путешествовали вместе. Однако то, что я не причиню тебе вреда, еще не значит, что остальная часть Ингеитум будет терпеть. Я говорю это не как угрозу, а как факт. Ты должен понять все это, Эрагон. Если клан узнает, что ты оказал поддержку другому, то я не смогу удержать их. Хотя ты наш гость и правила гостеприимства защищают тебя, но если ты выступишь против Ингеитум, клан будет смотреть на тебя, как на предателя, и не в наших правилах позволять изменникам находиться среди нас. Ты понял меня, Эрагон?

– Чего ты хочешь от меня? – закричал Эрагон. Он вскинул руки и отшагнул, дальше перед Ориком. – Я также принес присягу Насуаде и должен выполнять приказы, которые она мне дала.

– Но так же ты член Дургримст Ингеитум! – прорычал Орик

Эрагон остановился и уставился на гнома:

– Ты хочешь обречь на гибель всю Алагейзию, только для того, чтобы удержать свое место между кланами?

– Не оскорбляй меня.

– Тогда не требуй от меня невозможного! Я поддержу тебя, если окажется, что ты можешь подняться к трону, а если нет, тогда не буду. Ты волнуешься о Дургримст Ингеитум и своей расе в целом, в то время как я должен беспокоиться обо всей Алагейзии. – Эрагон упал на холодный ствол дерева. – И я не могу оскорбить тебя или твой, я имею в виду наш, клан, а также остальных гномов.

Более мягким тоном Орик сказал:

– Есть другой путь, Эрагон. Хотя он был бы для тебя более сложным, но он мог бы разрешить твое сложное положение.

– И что же это за удивительное решение?

Убрав свой топор обратно за пояс, Орик подошел к Эрагону, схватил его за предплечье и пристально посмотрел на него из-под густых бровей:

– Доверься мне, чтобы сделать все правильно, Эрагон, Губитель шейдов. Относись ко мне с такой преданностью, как будто ты действительно родился в Дургримст Ингеитум. Мои подчиненные никогда бы не осмелились высказаться против их собственного гримстборитх в пользу другого клана. Если гримстборитх неправильно ударит по камню – это будет только его ответственность, но это не значит, что я забыл про твои обещания. – На мгновение он посмотрел вниз и сказал:

– Если я не смогу стать королем, полагаю я не буду настолько слепым в перспективах власти, чтобы не понять когда моя попытка провалится. Если это случится, хотя я так не думаю, тогда я по собственной воле отдам свой голос другому кандидату. У меня не больше желания, чем у тебя, видеть во главе гримстборитх, который враждебно относится к варденам. И если я помогу другому подняться к трону, статусу и престижу, я поставлю на службу того главу клана, чье мнение совпадает с твоим собственным, так как ты в Ингеитум. Ты будешь доверять мне, Эрагон? Ты признаешь меня, как твоего гримстборитх, как делают все остальные мои подчиненные.

Эрагон издал стон и, наклонив голову к стволу дерева, всматривался в изогнутые, белые, как кости ветки, окруженные туманом. Вера. Из всех вещей, о которых Орик мог попросить его, эту было сложнее всего исполнить. Эрагон любил Орика, но подчинить себя власти гнома, когда столь многое было поставлено на карту и требовало отказаться даже от большего, чем от его свободы, перспектива, которая была ему отвратительна. И наряду с его свободой, он также отказался бы от части ответственности за судьбу Алагейзии. Эрагон чувствовал, будто он завис у края пропасти, и Орик пытался убедить его, будто есть уступ всего лишь в нескольких футах ниже него, но Эрагон не мог заставить себя ослабить хватку, боясь, что он может упасть навстречу его гибели.

Он сказал:

– Я не бездумный слуга, чтобы ты мог мной командовать. Я подчинюсь тебе, когда это будет нужно для дел Дургримст Ингеитум, но во всем остальном ты не сможешь меня удерживать.

Орик кивнул с серьезным видом:

– Меня не волнует, с какой миссией тебя послала Насуада, ни то, кого ты можешь убить во время борьбы с Империей. Нет, что беспокоит меня ночами, когда я должен спать, так это то, что Аргхен в своей пещере представляет, как ты пытаешься повлиять на собрание кланов. У тебя благородные намеренья, я знаю. Но какими бы они не были, ты не знаком с нашей политикой, вне зависимости от того, чему Насуада могла тебя научить. Это сфера моего влияния, Эрагон. Это – то, к чему Хротгар готовил меня всю мою жизнь.

Эрагон вздохнул, и с чувством понижения сказал:

– Хорошо. Я сделаю это, если ты думаешь, что так будет лучше для престолонаследия, гримстборитх Орик.

Широкая улыбка расцвела на лице Орика. Он сжал руку на предплечье Эрагона, потом отпустил его, сказав:

– Ах. Спасибо тебе Эрагон. Ты не знаешь, что это значит для меня. Это хорошо с твоей стороны, очень хорошо, и я не забуду этого, даже если доживу до двух сотен лет, и моя борода будет такой длинной, что будет волочиться по грязи.

Несмотря на все Эрагон захихикал:

– Хорошо. Но я надеюсь, что она не будет настолько длинной. Ты будешь постоянно спотыкаться.

– Возможно, так и будет, – сказал Орик. – Однако я думаю, что Хведра обрезала бы ее, едва она достигла моих коленей. У нее очень определенное мнение о надлежащей длине бороды.

Орик показывал дорогу, пока они уходили из леса каменных деревьев, шагая через бесцветный туман, струившийся между окаменевших стволов. Они вновь присоединились к двенадцати воинам Орика, затем начали спускаться по стороне горы Тхардур. На дне долины они пошли прямо к противоположной стороне. Гномы привели Эрагона к туннелю, настоль хитроумно спрятанному в скале, что он никогда не смог бы отыскать вход самостоятельно.

Эрагон с трудом оставил позади бледное сияние солнца и горный свежий воздух, меняя его на темноту туннеля. Проход был восемь футов в ширину и шесть в высоту, то есть довольно низким для Эрагона; как и все туннели гномов, в которых он бывал, этот был прямым, как стрела, на всем протяжении, которое он мог видеть. Он обернулся через плечо, как раз вовремя, чтобы увидеть, как гном Фарр легко задвинул поворотную гранитную плиту, которая служила дверью в туннель, их сторона сразу погрузилась в темноту. Мгновение спустя появилось четырнадцать пылающих разноцветных шаров, гномы вынули их из своих седельных сумок. Один из них Орик передал Эрагону.

Они пошли вперед под корнями горы, и эхо от копыт пони заполнило туннель, которое, казалось, кричало на них, как рассерженное приведение. Эрагон сделал недовольное лицо, зная, что они будут должны слушать этот шум всю дорогу до Фартхен Дура, так как именно там, за много лиг отсюда, кончался туннель. Он сгорбил плечи и сжал руки на лямках своего рюкзака и мечтал полететь сейчас над землей вместе с Сапфирой.