Андрей Парабеллум Николай Сергеевич Мрочковский 31 страница

Затем последний из одетых в черное гномов бросился на него. Эрагон отразил его кинжал дважды... трижды... а затем разрезал подбитый (мехом) рукав гнома и оставил глубокий след своим кинжалом на руке того от локтя до запястья. Гном зашипел от боли, синие глаза были разъярены выше, над маской из ткани. Он провел серию ударов, кинжал свистел в воздухе быстрее, чем глаз мог проследить, что вынудило Эрагона отпрыгнуть прочь, чтобы избежать смертоносного острия. Гном зажимал нападением. За несколько ярдов Эрагон преуспел в уклонении от него, пока его пятка не наткнулась на тело и, в попытке обойти вокруг его, он споткнулся и упал на стену, ударившись плечом.

С дьявольским смехом гном атаковал, нанося удар вниз, в незащищенную грудь Эрагона. Вскинув руку в бесполезной попытке защитить себя, Эрагон откатился дальше, вниз по коридору, зная, что на сей раз удача изменила ему, и он не сможет убежать.

Когда он закончил переворот, и его лицо на мгновение повернулось к гному снова, Эрагон бросил взгляд на бледный кинжал, опускающийся к его телу, словно вспышка молнии с неба. Затем, к его удивлению, кончик кинжала ухватился за один из беспламенных фонарей, установленных на стене. Эрагон помчался вихрем прежде, чем смог увидеть больше, но через минуту горящая жаркая рука, казалось, ударила его сзади, бросая на хорошие двадцать футов через зал, пока он не стукнулся о край открытого сводчатого прохода, немедленно собирая новую коллекцию царапин и ушибов. Гудящий жужжащий звук оглушил его. Чувствуя себя так, словно кто-то вколотил осколки в его барабанные перепонки, Эрагон хлопнул своими руками по ушам и скрутился в комок, воя.

Когда шум и боль спали, он опустил руки и зашатался на ногах, сжимая зубы, так как его раны объявили о своем присутствии несметным количеством неприятных ощущений. Слабый и перепутанный, он посмотрел на участок взрыва.

Взрыв зачернил десятифутовый коридор сажей. Мягкие хлопья пепла кружились в воздухе, который был так же горяч, как воздух у раскаленного горна. Гном, который собирался ударить Эрагона, лежал на земле, побежденный, его тело было покрыто ожогами. После нескольких колебаний он (Эрагон) все же встал. Три оставшихся охранника Эрагона лежали на краю сажи, куда взрыв отбросил их. Как раз когда он посмотрел, они поднялись, кровь капала из их ушей и широко открытых ртов, их бороды подпалились и были в беспорядке. Звенья вдоль края их кольчуг пылали красным, но кожа (которой была подбита броня) под броней, казалось, защитила их от ужасного жара.

Эрагон сделал один шаг вперед, затем остановился и застонал, когда участок муки расцвел между его лопатками. Он попытался скрутить руку, чтобы ощутить степень ранения, но когда его кожа натянулась, боль стала слишком большой, чтобы продолжать. Почти теряя сознание, он прислонился к стене, опираясь. Он посмотрел на обгоревшего гнома снова. "У меня, должно быть, подобные повреждения на спине."

Заставляя себя сконцентрироваться, он повторил по памяти два заклинания, разработанных излечивать ожоги, которым Бром научил его во время их путешествия. Когда они вступили в силу, чувствовалось, будто прохладная, успокоительная вода потекла по спине. Он вздохнул от облегчения и выпрямился.

- Вы пострадали? – спросил он, когда его охранники прихромали.

Ведущий гном нахмурился, постучал по своему правому уху и покачал головой.

Эрагон пробормотал проклятие и только тогда заметил, что он не может слышать свой собственный голос. Снова беря запасы энергии из своего тела, он произнес заклинание, чтобы восстановить внутренние устройство их и своих ушей. Когда колдовство закончилось, раздражающий зуд покорчился в ушах, а затем исчез вместе с заклинанием.

- Вы пострадали?

Гном справа, плотный парень с разветвленной бородой, закашлял и выплюнул шарик свернувшейся крови, затем проворчал:

- Ничего такого, что время не сможет исправить. Что с тобой, Губитель шейдов?

- Я буду жить.

Проверяя пол каждым шагом, Эрагон вошел в зачерненное сажей пространство и стал на колени около Квистора, надеясь, что он мог бы все еще спасти гнома из тисков смерти. Как только он осмотрел рану Квистора снова, то осознал, что этого не будет.

Эрагон склонил голову в память о недавнем и предшествующем кровопролитии с горечью в душе. Он встал.

- Почему фонарь взорвался?

- Они переполнены жаром и светом, Аргетлам, - ответил один из его охранников. – Если они разобьются, то все это улетучивается сразу, и тогда лучше быть далеко.

Показав на валяющиеся трупы нападавших, Эрагон спросил:

- Вы знаете, из какого они клана?

Гном с разветвленной бородой, обшарил одежду нескольких из одетых в черное гномов, затем произнес:

- Барзул! Они не носили таких знаков на себе, какие ты узнал бы, Аргетлам, но они имеют при себе это. – Он показал браслет, сделанный из плетеного конского волоса, украшенный отполированными кабошонами аметиста.

- Что это значит?

- Этот аметист, - сказал гном и постучал по одному из кабошонов измазанным в саже ногтем, - это особый вид аметиста, он растет только в четырех местах Беорских гор, и три из них принадлежат Аз Свелдн рак Ангуин.

Эрагон нахмурился.

- Гримстборитх Вермунд приказал напасть?

- Я не могу сказать наверняка, Аргетлам. Другой клан мог оставить браслет, чтобы мы нашли. Они, возможно, хотели, чтобы мы подумали, что это был Аз Свелдн рак Ангуин, поэтому мы не понимаем, кто действительно наши противники. Но... если бы я должен был держать пари, Аргетлам, я держал бы пари на воз золота, что за это ответственны Аз Свелдн рак Ангуин.

- Разорви их, - пробормотал Эрагон. – Кем бы они ни были, разорви их. – Он сжал свои кулаки, чтобы остановить дрожь. Боком своего ботинка он подтолкнул один из призматических кинжалов, которыми владели убийцы. – Заклинания на этом оружии и на... на мужчинах, - он указал своим подбородком, - мужчинах, гномах которые были, как он может, они, должно быть, потребовали невероятного количества энергии, и я не могу даже представить себе, какова была совокупность их формулировок. Бросок их (заклинаний) был бы труден и опасен... – Эрагон посмотрел на каждого из своих охранников по очереди и сказал:

- Поскольку вы – мои свидетели, я клянусь, что не позволю ни этому нападению, ни смерти Квистора пройти безнаказанно. Какой бы клан или кланы не послали этих убийц с сокрытыми лицами, когда я узнаю их имена, они пожалеют, что когда-то надумали напасть на меня и, нападая на меня, напасть на Дургримст Ингеитум. В этом я клянусь вам, как Драконий Всадник и как член Дургримст Ингеитум, и если кто-нибудь спросит вас об этом, повторите им мое обещание также, как я даю его вам.

Гномы поклонились ему, и тот с разветвленной бородой ответил:

- Когда ты приказываешь так, то мы повинуемся, Аргетлам. Ты чтишь память Хротгара своими словами.

Затем другой из гномов сказал:

- Какой бы клан не сделал это, они нарушили закон гостеприимства; они напали на гостя. Они даже в этом случае не выше, чем крысы; они менкнурлан. – Он плюнул на пол, и другой гном плюнул за ним.

Эрагон пошел туда, где лежали остатки его меча. Он встал на колени в сажу и кончиком пальца коснулся одной из частей металла, прослеживая его зазубренные края. "Я, должно быть, ударил по щиту и стене слишком сильно и уничтожил заклинания, которые использовал, чтобы укрепить сталь," – подумал он.

Затем он подумал:

"Мне нужен меч."

"Мне нужен меч Всадника."

32. Вопрос перспективы(вопрос о видах на будущее)

Текст отредактирован мной

Утренний-теплый- ветер- на- равнинах, отличался от утреннего- теплого-порывистого-ветра-над-холмами. Сапфира приспособила угол наклона крыльев так, чтобы компенсировать изменения в скорости и в давлении воздуха, который поддерживал ее вес на несколько тысяч футов выше утопающей в солнечных бликах земли. На мгновенье она закрыла свои двойные веки, наслаждаясь мягким ложем ветра, теплотой утренних лучей, палящих мускулы ее длинного тела. Она вообразила как свет заставляет ее чешую искриться, как те, кто видит ее кружащуюся в небе, поражаются этому зрелищу, и замурлыкала от удовольствия, зная, что именно она самое красивое существо в Алагейзии. Что могло сравниться по красоте с ее чешуей; с ее длинным, сужающимся хвостом; с ее крыльями, столь прекрасными и хорошо сформированными; с ее изогнутыми когтями; с ее длинными белыми клыками, которыми она могла перегрызть шею дикого вола одним укусом? Не-Глаэдр-золотая-чешуя, потерявший лапу во время падения Всадников. И не Торн с Шрюкном, потому что они оба были рабами Гальбаторикса, и их принудительное рабство затмевало им рассудок. Дракон, который не имеет возможность делать то, что он или она хочет делать - не дракон. Кроме того, они были самцами, самцы могут казаться величественными, но они не могут воплощать ту красоту, которую олицетворяла она. Нет, она была самым великолепным существом в Алагейзии, все было так, как и должно быть.

Сапфира довольно извивалась всем телом от головы до кончика хвоста. Сегодня был прекрасный день. Жар солнца заставлял ее чувствовать, как будто бы она лежит в гнезде с углями. Ее живот был полон, небо было ясным, и не было ничего чему она должна была бы уделять внимание, помимо наблюдения за противниками, которые могли бы начать сражение - она сделала бы это так или иначе, как некую привычку.

У ее счастья был только один недостаток, но это был большой недостаток, и чем дольше она думала о нем, тем недовольнее становилась, до тех пор, пока Сапфира не поняла, чем больше всего она была не удовлетворена: ей хотелось, чтобы Эрагон был здесь и провел этот день с ней. Она поворчала и выпустила короткую струю синего пламени из пасти, иссушая воздух перед собой, затем сократила мышцы горла, прекращая поток жидкого огня. Ее язык покалывал от пламени, пробежавшему по нему. "Когда же Эрагон, партнер-по-разуму-и-сердцу-Эрагон, собирается связываться из Тронжхайма с Насуадой и просить ее, Сапфиру, присоединиться к нему?" Она убедила его повиноваться Насуаде и отправиться в горы-которые-выше-чем-она-могла-бы-летать, но теперь прошло слишком много времени, и Сапфира чувствовала пустоту и холод у себя в животе.

«Есть тень в мире, - думала она. - Именно это расстроило меня. Что-то случилось с Эрагоном. Он в опасности, или он недавно был в опасности. И я не могу помочь ему».

Она не была диким драконом. С тех пор как она вылупилась, Сапфира разделяла всю свою жизнь с Эрагоном, и без него, была лишь половинкой самой себя. Если бы он умер, потому что ее не было там чтобы защитить его, то у нее не осталось бы больше никаких причин для существования кроме мести. Она знала, что разорвет его убийц, а затем полетит в черный город разрушителя-предателя-яиц, который держал ее заключенной в тюрьме в течение многих десятилетий, и приложит все усилия, чтобы убить его, независимо от того что это означало бы неминуемую гибель.

Сапфира снова зарычала и огрызнулась на крошечного воробья, который был достаточно глуп, чтобы пролететь в пределах досягаемости ее зубов. Она промахнулась - воробей пронесся мимо и полетел прочь, уже не досаждая ей - что только ухудшило ее отвратительное настроение. Мгновение она обдумывала идею преследования воробья, но потом решила, что оно не стоило того, чтобы беспокоить себя из-за такого несущественного пятнышка костей и перьев. Он не стал бы даже хорошей закуской.

Наклоняясь по ветру и покачивая хвостом в противоположном направлении, чтобы облегчить поворот, она покружила вокруг, изучая землю далеко внизу и все маленькие проносящиеся мимо предметы, которые стремились скрыться от глаз охотника. Даже с высоты в тысячу футов, она могла посчитать число перьев в хвосте ястреба, который просматривал пшеничное поле находящиеся к западу от Реки Джиет. Она могла увидеть пятно коричневого меха кролика, мчащегося от опасности в порыве спасти свою жизнь. Она могла обнаружить маленькое стадо оленей, скрывающихся под ветвями кустов смородины, сгруппировавшихся вдоль притока Реки Джиет. И могла услышать высокий писк напуганных животных, предупреждающих собратьев о ее присутствии. Их колеблющиеся крики удовлетворили ее; это правильно, пища должна бояться ее. Если когда-нибудь она должна будет бояться, то она поймет - ей пришло время умереть.

Лигой дальше вверх по течению, Вардены расположились напротив Реки Джиет как стадо обыкновенных оленей напротив края утеса. Вардены достигли вчера переправы, и с тех пор, примерно одна треть людей-которые-были-друзями, и ургалов-которые-были-союзниками, и лошадей-которых-она-не-должна-есть перешли вброд реку. Армия двигалась так медленно, что она иногда задавалась вопросом, как у людей остается время, чтобы совершатьчто-то кроме путешествий, учитывая, насколько короткой была их жизнь.

«Было бы намного удобнее, если бы они могли лететь», - подумала она, и задалась вопросом, почему они не выбрали такой вид передвижения. Летать было так легко, что она никогда не прекращала удивляться, почему каждое существо продолжает ходить по земле. Даже Эрагон отдавал предпочтение мягкой-прочной-почве, хотя она знала, что он мог присоединиться к ней в небе в любой момент, просто произнеся несколько слов на древнем языке. Она не всегда понимала действия тех, кто шатался на двух ногах, имели ли они круглые уши, заостренные уши, или рожки, или были настолько малы, что она могла раздавить их у себя под ногами.

Вспышка движения на северо-востоке обратила к себе ее внимание, и она повернулась по направлению к ней, любопытствуя. Она увидела линию из сорока пяти утомленных лошадей в каждом, направлявшихся к Варденам. Большинство лошадей шли без всадника; поэтому, она не могла разобраться, пока не протекли еще полчаса, и она смогла различить лица мужчин в седлах, могла ли это группа быть возвращением Рорана из его набега. Она задалась вопросом, что такого могло с ними произойти, что так сократило их количество и породило чувство молниеносной боли беспокойства. Она не была связана с Рораном, но Эрагон заботился о нем, и это было веской причиной, чтобы заставить ее волноваться о его здоровье.

Продвигая свое сознание вниз к беспорядочным силуэтам Варденов, она искала, пока не нашла музыку сознания Арьи, и как только эльфийка признала ее и позволила дотронуться своих мыслей, Сапфира сказала:

«Роран должен быть здесь к концу дня. Однако, его компания понесла значительные потери. Большое зло случилось с ними во время этой поездки.»

«Спасибо, Сапфира», сказала Арья. «Я сообщу Насуаде».

Когда Сапфира покинула сознание Арьи, она почувствовала выискивающее прикосновение иссиня-черной-волчьей-шкуры-Блодгарма.

«Я не только что вылупившийся птенец», пророкотала она. «Ты не должен проверять мое здоровье каждые несколько минут».

«Приношу тебе свои самые смиренные извинения, Бьяртскулар, только сейчас ты уходила на достаточно долгое время, и если кто-нибудь будет наблюдать, то они начнут задавать вопросом, почему ты и»…

«Да, я знаю», проворчала она. Уменьшая размах крыльев, она наклонилась вниз, чувство веса, покинуло ее, и она начала медленно двигаться по спирали, когда нырнула вниз по направлению к разлившейся реке.

«Я буду там недолго».

Над водой, на высоте в тысячу футов она сложила крылья и почувствовала напряжение в своих летательных мембранах, когда ветер, начал давить на них с огромной силой. Она замедлилась почти до бездвижья, затем позволила воздуху разлиться под крыльями и ускорилась еще раз, скользя в пределах ста футов над непригодной-для-питья-водой коричневого цвета. Случайным взмахом крыльев, чтобы поддержать высоту, она подняла Реку Джиет в воздух, сигнал тревоги для внезапных изменений давления, которое изводило прохладный-воздух-над- плавной-водой и могло толкнуть ее в неизвестном направлении или, хуже, на острые-деревья или в обрыв.

Она пронеслась высоко над Варденами, располагавшимися рядом с рекой, достаточно высоко, чтобы ее прибытие ненароком не напугало глупых лошадей. Затем, дрейфуя вниз на крыльях, она приземлилась на пустыре среди палаток – расчищенном по приказу Насуады специально для нее — и поползла через лагерь к пустой палатке Эрагона, где Блодгарм и еще одиннадцать эльфов, которыми он командовал, ждали ее.

Она приветствовала их мерцанием глаз и щелчком языка, а затем свернулась перед палаткой Эрагона, погружаясь в дремоту и ожидая темноты, как она обычно делала, когда Эрагон был в палатке, и они вместе летали на миссии по ночам. Это была унылая, утомительная работа, говорить неправду день за днем, но это было необходимо, чтобы поддерживать обман, что Эрагон был все еще с Варденами, поэтому Сапфира не жаловалась, даже если после того, как она двенадцать или больше часов потратила на грубой-твердой-земле загрязняя чешую, она испытывала желание бороться с тысячей солдат, или сносить лес зубами и когтями, и огнем, или подскакивать и лететь, пока у нее не осталось бы сил для полета или пока она не достигла бы конца земли, воды, воздуха.

Ворча себе по нос, она месила землю когтями, смягчая ее, затем положила голову на переднюю лапу и закрыла внутренние веки, таким образом, она могла отдыхать и все еще наблюдать за проходящими мимо. Стрекоза гудела над ее головой, и не впервые она задавалась вопросом, что же вдохновило глупцов называть насекомое в честь ее расы(от переводчика: стрекоза – dragonfly, а дракон - dragon).

«Оно совсем не похоже на дракона», проворчала она, затем унеслась прочь в объятия легкого сна.

Большой-круглый-огонь-в-небе был близко к горизонту, когда Сапфира услышала вопли и крики приветствия, который означали, что Роран, и его товарищи добрались до лагеря. Она пробудилась. Как и прежде, Блодгарм, наполовину пел, наполовину шептал заклинания, которые создавали иллюзию силуэта Эрагона, которого эльф вывел из палатки и заставил подняться на спину Сапфиры, где он уселся, озираясь в прекрасной имитации независимой жизни. Визуально, появление было безупречно, но у него не было никакого собственного ума, и если бы любой из агентов Гальбаторикса попытался подслушать мысли Эрагона, то он бы немедленно обнаружил обман. Поэтому, успех уловки зависел от Сапфиры, которая должна была передвигаться через лагерь и с глаз долой как можно быстрее, и в надежде, что репутация Эрагона столь огромна,что отговорит тайных наблюдателей от попытки извлечь информацию о Варденах из его сознания, из страха мести.

Сапфира начала пробираться через лагерь, двенадцать эльфов, бежали сгруппировавшись вокруг нее. Люди отпрыгивали у них на пути, крича, "Приветствуем, Губитель Шейдов!" и "Приветствуем Сапфира! Это разжигало теплый жар в ее животе.

Когда она добралась до створок-похожих-на-бабочкины-крылья-красной- палатки-кокона Насуады, она присела и заглянула в темную щель вдоль одной стен, где охранники Насуады потянули в стороны складки ткани, чтобы позволить ей войти. Блодгарм возобновил мягкое пение, когда призрак Эрагона, спустился вниз с Сапфиры, вошел в темно-красную палатку, и, как только он оказался вне поля зрения таращащих глаза зрителей снаружи, растворился в небытие.

-Ты думаешь, что наша уловка была раскрыта? -спросила Насуада со своего стула с высокой спинкой.

Блодгарм поклонился изящным жестом.

-Снова, Леди Насуада, я не могу сказать наверняка. Мы должны будем ждать и смотреть, перемещается ли Империя, чтобы использовать в своих интересах отсутствие Эрагона прежде, чем будем знать ответ на тот вопрос.

- Спасибо, Блодгарм. Это все.

С еще одним поклоном эльф вышел из палатки и занял положение в нескольких ярдах позади Сапфиры, охраняя ее фланг.

Сапфира устроила поудобнее свою нижнюю часть и начала облизывать чистые чешуйки вокруг третьего когтя на ее левой передней лапе, между которыми накопился неприглядный слой сухой белой глины, в которой стояла, насколько она помнила, после своего последнего убийства.

Больше минуты спустя, Мартланд Рыжебородый, Роран, и человек-с-круглыми-ушами, которого она не знала, вошли в красную палатку и поклонились Насуаде. Сапфира прекратила чиститься, чтобы попробовать воздух языком и уловила сильный запах высушенной крови, горько-кислый мускус пота, аромат лошади и кожи, смешанный и слабый, но безошибочно острый, шип человеческого-страха. Она исследовала трио снова и увидела, что человек-с–красной-длинной-бородой потерял свою правую руку, а затем она снова вернулась к очистке чешуек от глины.

Она продолжала облизывать свои лапы, отполировывая каждый дюйм до первоначального блеска, пока Мартланд, потом человек-с-круглыми-ушами-Улхарт, затем Роран рассказывали о крови и огне, и о смеющихся людях, которые отказались умереть в отведенное им время, но настояли на продолжении борьбы, когда Ангвард назвал их имена. Как будто это было привычкой, Сапфира держала свой мир закрытым от Насуады и ее советника, высокого- мужчины-с-вытянутым-лицом-Джормундура, который расспрашивал воинов о деталях их злополучной миссии. Сапфира знала, что Эрагона иногда озадачивало, почему она не участвовала больше в беседах. Причины для ее молчания были просты: если бы не Арья или Глаэдр, она комфортно общалась бы только с Эрагоном, и по ее мнению, большинство бесед были бы не чем иным, как бессмысленным возбуждением. Казалось, круглоухие, остроухие, рогатые, или гномы, двуногие склонны к возбуждению. Бром не трепетал, это было то, что Сапфире нравилось в нем. Для нее выбор был простым; или было действие, которое она могла предпринять, чтобы улучшить ситуацию, и тогда она применяла его, или не было, и все остальное относительно предмета беспокойства, вызывало много бессмысленного шума. В любом случае, она не волновалась по поводу будущего, кроме того, в котором был заинтересован Эрагон. О нем она всегда волновалась.

Когда вопросы были улажены, Насуада выразила свои соболезнования Мартланду по поводу его потерянной руки, затем отпустила Мартланда и Улхарта, но не Рорана, которому она сказала:

-Ты продемонстрировал свое мастерство еще раз, Сильный Молот. Я весьма довольна твоими способностями.

-Спасибо, моя Госпожа.

-Наши лучшие целители позаботятся о нем, но Мартланд будет все еще нужно какое-то время, чтобы оправиться от раны. Даже, как только он выздоровеет, он не сможет проводить такие набеги только одной рукой. С этого момента, он должен будет служить Варденам в тылу армии, не на фронте. Я думаю, возможно, продвину его и сделаю одним из своих советников по сражениям. Джормундур, что ты думаешь об этой идее?

-Я думаю это превосходная идея, моя Госпожа.

Насуада удовлетворенно кивнула:

-Это значит, что я должна найти другого командира, у которого ты будешь служить под началом, Роран.

Тогда Роран сказал:

- Моя Госпожа, как на счет того, чтобы сделать меня командующим? Разве я не удовлетворил тебя этими двумя набегами, так же как и прошлыми заслугами?

- Если ты продолжишь отличаться, как и раньше, Сильный молот, то ты скоро заработаешь должность командующего. Однако, ты должен быть терпеливым и потерпеть некоторое время. Две единственные внушительные миссии, возможно не показывают все стороны характера человека. Я осторожна, когда дело доходит до поручения моих людей другим, Сильный молот. Так что ты должен ублажить меня.

Роран схватился за рукоятку молота, прикрепленного к поясу, вены и сухожилия, вздулись у него на руке, но тон остался вежливым.

- Конечно, Госпожа Насуада.

- Очень хорошо. Паж принесет тебе твое новое назначение сегодня позже. О, и проследи, чтобы у тебя было больше еды, как только вы с Катриной закончите праздновать свое воссоединение. Это - приказ, Сильный Молот. Ты выглядишь так, как будто собираешься упасть в обморок.

-Моя Госпожа.

Как только Роран начал уходить, Насуада подняла руку и сказала:

-Роран.

Он остановился.

- Теперь, когда ты боролся с этими людьми, которые не чувствуют боли, ты полагаешь, что наличие подобной защиты от агонии плоти облегчило бы победу над ними?

Роран колебался, затем покачал головой.

-Их сила - их слабость. Они не защищают себя, как делали бы это, если бы боялись жала меча или выстрела стрелы, и поэтому они небрежно относятся к своим жизням. Верно, они могут продолжать бороться дольше, когда обычный человек упал бы замертво, и это не маленькое преимущество в сражении, но они умирают в больших количествах, потому что не защищают свои тела должным образом. Из-за их непоколебимой уверенности, они сами попадут в ловушки и подвергнут себя опасностям, которые мы бы обходили на огромном расстоянии, дабы избежать. Пока настроение Варденов остается приподнятым, я полагаю, что с правильной тактикой мы сможем преобладать над этими смеющимися монстрами. Если бы мы походили на них, то, тем не менее, мы вырубили бы друг друга до полного уничтожения, и ни один из нас не волновался бы об этом, так как у нас не было бы никаких мыслей о самосохранении. Вот - мои размышления.

- Спасибо, Роран.

Когда Роран ушел, Сапфира сказала:

"Никаких вестей от Эрагона?"

Насуада покачала головой.

- Пока от него нет вестей, и эта тишина начинает беспокоить меня. Если он не свяжется с нами через два дня, я сделаю так, чтобы Арья послала сообщение одному из магов Орика с требованием связи с Эрагоном. Если Эрагон неспособен ускорить окончание встречи кланов гномов, то я боюсь, что мы больше не сможем рассчитывать на гномов как на союзников во время предстоящего сражения. Единственной пользой от такого пагубного результата была бы возвращение Эрагона без дополнительных задержек.

Когда Сапфира была готов покинуть красный-кокон-палатки, Блодгарм снова сымитировал появление Эрагона и усадил его на спину Сапфиры. Тогда Сапфира вынула голову из палатки и, как и раньше, последовала через лагерь, а гибкие эльфы сопровождали ее всю дорогу.

Как только она добралась до палатки Эрагона, и его-цветная-тень исчезла в ней, Сапфира легла на землю и смирилась со своей участью провести остаток дня в невыносимой монотонности. Однако прежде, чем возобновлять неохотную дремоту, она раскрыла свое сознание и проследовала к палатке Рорана и Катрины, и давила на ум Рорана до тех пор, пока он не снял барьеры вокруг своего ума.

«Сапфира»? спросил он.

«Ты знаешь кого-нибудь, такого как я»?

«Конечно, нет. Ты просто удивила меня. Я... ах, несколько занят в настоящий момент».

Она изучила цвет его эмоций, так же как и эмоции Катрины, и была поражена результатом!

«Я только хотела поприветствовать тебя. Рада, что ты не ранен».

Мысли Рорана светились быстрым-обжигающим-запутанным-холодом, и у него, казалось, были трудность в формировании последовательного ответа. В конце концов, он сказал:

«Это очень любезно с твоей стороны, Сапфира».

«Если ты сможешь, приходи навестить меня завтра, тогда мы сможем поговорить подольше. Во мне нарастает беспокойство, пока я сижу здесь день за днем. Возможно, ты мог бы рассказать мне больше о том, кем был Эрагон, прежде, чем я вылупилась для него».

«Это... это было бы для меня честью».

Удовлетворенная, она выполнила требования этикета круглоухих-двуногих прощаясь с Рораном, и подбодрила его известием, что следующий день не будет столь скучным — если кто-то необдуманно проигнорирует ее запрос об аудиенции. Сапфира, устроилась так удобно, как это вообще было возможно на голой земле, в который раз мечтая, о мягком гнезде, качаемого-ветрами-дома-дерева Эрагона в Эллесмере. Клуб дыма вырвался из нее, когда она вздохнула и заснула грезя о том, что взлетит выше, чем когда-либо прежде.

Она махала крыльями, махала до тех пор, пока не поднялась выше недостижимых пиков Беорских гор. Там она кружила какое-то время, пристально вглядываясь вниз на всю Алагейзию, раскинувшуюся перед нею. Затем, желание, не поддающееся контролю, проникло в нее, заставляя подниматься все выше, чтобы увидеть то, что могло открыться ее взгляду, поэтому она начала махать крыльями снова, пролетая мимо блестящей луны, которая показалась ей чьим-то мерцающим глазом, пока только она и серебряные звезды не зависли в черном небе. Сапфира летала среди небес в течение неопределенного промежутка времени, королева яркого, подобно драгоценному камню мира внизу, но затем беспокойство, поселилось в ее душе, и она выкрикнула мысленно:

«Эрагон, где же ты»!

33 Поцелуй меня сладко.

Проснувшись, Роран высвободился из гладко-шелковистых рук Катрины и уселся с голой грудью на краю раскладушки, которую они делили. Он зевнул и протер глаза, затем пристально поглядел на бледную полосу света от камина, который пылал между двумя входными откидными створками, чувствуя унылость и отупение от накопившегося истощения. Холод полз по нему, но он оставался на месте, в неподвижности.

- Роран? – спросила Катрина сонным голосом. Она оперлась одной рукой о постель, а другой коснулась его. Он не отреагировал, когда она дотронулась до него, проведя рукой вверх по его спине и затем массируя шею.

- Спи. Тебе надо отдохнуть. Ты ведь снова уйдешь вскоре.

Он покачал головой, не глядя на нее.

- Что такое? – спросила она. Садясь вертикально, она натянула ему на плечи одеяло, затем прислонилась своей теплой щекой к его руке:

- Ты волнуешься по поводу своего нового командира или того, куда Насуада может послать тебя на этот раз?

- Нет.

Она помолчала некоторое время.

- Каждый раз, когда ты уходишь, я чувствую, как будто ко мне потом возвращается меньше тебя. Ты стал настолько мрачным и тихим... Если ты хочешь рассказать мне о том, что тебя беспокоит, ты можешь сделать это, ты же знаешь, независимо от того, насколько это ужасно. Я - дочь мясника, и я видела свою долю того, как гибнут люди в сражении.