ЗаклюЧение 2 страница

Период 70-х годов в творчестве Брентано был самым активным и плодотворным. В 1874 г. им было написано основное и самое объемное произведение - "Психология с эмпирической точки зрения". Свет увидел только первый том этого обширного произведения, а прочие его части остались в виде неоконченных рукописей.^[26]

Пошатнувшееся здоровье вынуждает Брентано оставить преподавание и осесть во Флоренции, где он пребывает до 1915 г. В 1903 г. операция глаз приводит к потере зрения. Следуя рекомендациям врачей Брентано перебирается в Цюрих и прожив в нем два года умирает 17 марта 1917 г.

При жизни Брентано публиковал не многое из написанного и лишь после смерти его ученики начали издавать готовые к печати тексты и неоконченные рукописи. Именно так и произошло с «Психологией...». Уже в Вюрцбурге Брентано сумел собрать достаточно многочисленную группу учеников и сторонников своих взглядов. В этот период школу Брентано оставляют К.Штумпф, А.Мейнонг, А.Марти, Х.Эренфельс, Э.Гуссерль, и А.Хёфлер. Все они в начальном периоде своего творчества разделяли идеи Брентано, а Штумпфу, Марти и Хёфлеру основные положения учителя остаются близкими на протяжении всего творческого пути: Штумпфу в его исследовании теории предметов представлений, Марти - в области логики, воспринятой явно психологически, Хёфлеру - в изданиях различных «психологий«(пять томов) и теории представлений, в которых использовался метод интроспекции. Прочие ученики - Х.Эренфельс, Э.Гуссерль, А.Мейнонг, К.Твардовский, О.Краус только на начальном этапе творчества сохранили верность взглядам Брентано, а по мере кристаллизации собственных концепций заняли антипсихологические позиции. Гуссерль сделал это в своей феноменологии, Мейнонг в «общей теории предметов», Твардовский - в известной в Польше, но как кажется и там, недооцененной работе «О действиях и результатах»^[27], а Краус на пути разработки оснований ретроспективной психологии.

Имея в виду изложенные выше факты и обстоятельства Р.Ингарден писал: "Брентано был достаточно загадочной фигурой. До сегодняшнего дня определенно не известно, заключалась ли его роль в философии в том. что он ввел в европейскую философию какие-то существенно новые, важные идеи, или же, пожалуй, в том, что будучи выдающейся личностью воздействовал на ряд крупных ученых и таким образом вызвал отдельную линию исследований и взглядов в общем течении современной европейской мысли. [...] Детально не выяснено влияние, которому был подвержен Брентано, ни связи его взглядов с прочими современными философскими направлениями. Все это задачи будущего."^[28] Сегодня это будущее наступило. Пробудившийся интерес к "австрийской" философии sensu largo приносит плоды в виде многочисленных публикаций, во многих из которых подчеркиваются "семейные узы" Львовско-варшавской школы и философии Ф.Брентано.^[29]

§ 4 «Я образцом для себя посчитал Сократа....»

Вынесенные в заглавие слова принадлежат К.Твардовскому и произнесены им во вступительной лекции во Львовском университете 15 ноября 1895 года. Этот день считается датой основания философской школы, названной позже Львовско-варшавской, и служат точкой отсчета событий, канва которой прослеживается в пока еще немногих обобщающих трудах, посвященных этому философскому содружеству^[30]. В одном из таких исследований^[31] даже говорится, что Школа возникла «из ничего», т.е. «на пустом месте». С позиции внешнего наблюдателя это действительно так. Стремление же объяснить побудительные мотивы, послужившие стимулом к возникновению Школы, как правило, ограничиваются ссылкой на харизматичность личности ее основателя. Однако харизма Твардовского мнимая, ибо он не скрывал ни убеждений, ни взглядов, а если и не высказывал их, например, в вопросах морали, то его поступки иногда были красноречивее слов. Можно даже сказать, что требовательный характер Твардовского являл собою воплощение нераздельности слова и поступка, когда слова становились поступками, а поступки оправдывались словами. Эта прямая зависимость слова и дела удивляла окружение Твардовского даже тогда, когда она не была редкостью и еще высоко ценилась в обществе. Как кажется, именно в таком обществе ему удалось реализовать сократовский идеал нераздельности гносеологических и этических ценностей, состоящий в том, что провозглашаемая философия подкреплялась делами, а жизнь посвящалась поискам истины.

Чаще всего факты биографии в научных публикациях ограничиваются упоминанием важнейших дат жизни и деятельности на выбранном поприще и выносятся в примечания. Поскольку жизнь и деятельность в сократовском идеале - это одно и то же, то автор посчитал невозможным их разделять и в основной части изложения.

Твардовский Казимир Ежи Адольф герба Огоньчик из Скрипны родился 20 октября 1866 г. в Вене. Хотя его отец и был государственным служащим достаточно высокого ранга, незначительные доходы семьи не позволяли всем детям дать отличное образование. После долгих хлопот отцу удалось добиться для одиннадцатилетнего Казимира места в Терезианской Академии, где будущий философ все восемь лет гимназии пробыл в закрытом учебном заведении^[32]. О жизни в Терезиануме (так обычно называлась Академия, основанная Марией Терезией) Твардовский вспоминал: «В интернате поддерживалась строгая дисциплина, подчиняться которой было чрезвычайно трудно, даже мучительно. И все же я очень многим обязан Терезиануму. [...] Академия дала мне не только основательную подготовку по курсу классической гимназии и глубокие знания языков, но также способствовала совершенствованию моего тела уроками гимнастики, плавания, фехтования, конной езды и строевыми занятиями. Одним словом, она подготовила меня к терпеливому и систематическому труду, блестящим примером в котором для меня был отец, чьи советы и поучения имели большое влияние на мое дальнейшее развитие» (Твардовский [1997c],С.19).^[33] Особенно Твардовский отмечает приобретенные в гимназии знания древних языков, оказавшихся чрезвычайно полезными в будущих занятиях философией. Конечно, не все полученные в Академии знания пригодились будущему философу, но манера их изложения, преподанная в курсе философской пропедевтики, стала отличительной чертой творчества Твардовского. Более чем через сорок лет после окончания гимназии он с гордостью и удовлетворением вспоминал, что «[...] старания воспитать в учениках способность связно, просто и по существу излагать свои мысли в моем случае не остались безуспешными» (Твардовский [1997c],С.20).

Первая встреча с философией произошла в библиотеке отца, где внимание подростка привлекла «Сила и материя» Бюхнера. «Так будучи учеником третьего класса гимназии - вспоминает Твардовский,- я впервые познакомился с мировоззрением, которое не только отличалось от католического, но было ему противоположным и даже враждебным» (Твардовский [1997c],С.20). В этом свидетельстве сквозит удивление, перешедшее много позже в критицизм и отказ принимать на веру даже общепринятые истины (за исключением, пожалуй истин морали), ибо таковые могли не оказаться истинами в «последней инстанции», каковой со временем стал для Твардовского рассудок. Другим ярким воспоминанием, относящимся к периоду учебы в гимназии, стало впечатление, вызванное чтением «Размышлений» Марка Аврелия. О нем Твардовский пишет так:»[...] без преувеличения «Размышления» римского императора стали тогда моим Евангелием. Я старался жить, строго следуя его принципам, и нашел в советах философа на троне действенное средство, помогавшее с достоинством переносить все более меня угнетавшую интернатовскую дисциплину. Я охотно признаюсь, что многим обязан стоическому восприятию и пониманию жизни, причем отношение этой философии к христианству сыграло для меня также немаловажную роль» (Твардовский [1997c],С.20).^[34]

В 1885 г. сдав экзамены на аттестат зрелости Твардовский вначале 1886 г. поступает в Венский университет. Учеба проходит под знаком Франца Брентано, чьи лекции производили на молодого философа глубочайшее впечатление, а личность вызывала чувства искреннего восхищения и уважения. Твардовский мог посещать дом Брентано и возникшее на этой почве общение между мастером и учеником приобрело бесценный личностный характер. «Брентано - вспоминает его благодарный ученик, - стал для меня образцом не только философа-исследователя, неотступно стремящегося к познанию истины, но и учителем философии, собирающим вокруг себя по примеру античных философов учеников, относясь к ним как к своим младшим друзьям [...]. Пример его личной жизни мне ясно показал, что способность отчетливо формулировать и излагать труднейшие проблемы и попытки их решения невозможны без ясного и честного познания себя. Характерная для Брентано строгая понятийная различимость, исключающая бесплодные замысловато-хитроумные игры, стала впоследствии одним из важнейших программных пунктов моих собственных работ» (Твардовский [1997c],С.22-23).

В годы учебы Твардовский принимает активное участие в работе философского кружка, положившего начало философскому обществу при Венском университете, заместителем председателя которого он стал, будучи еще студентом.^[35] После четырехлетней студенческой жизни и года добровольной службы в армии (1889-1890) Твардовский приступает к работе над диссертацией, посвященной вопросу различения терминов «идея» и «перцепция» у Декарта. Диссертация была представлена философскому факультету в начале 1892 г., а весной после сдачи двухчасового ригорозума по философии и одночасового осенью по математике и физике Твардовскому была присвоена степень доктора философии.^[36] Предоставленная Министерством культуры и просвещения стипендия позволила продолжить научное образование в Лейпциге у Вундта и в Мюнхене у Штумпфа.

В период подготовки к габилитации с 1892 по 1895 годы Твардовский работает в математическом бюро общества по страхованию жизни. Жалование было скромным и вынуждало молодого доктора подрабатывать частными уроками и публикациями в периодической прессе, в частности, писать философские эссе и статьи, пропагандирующие взгляды Брентано, разделяемые, впрочем, и автором. Пафос этой философской публицистики, значительная часть которой написана польским языком, как нельзя лучше демонстрирует намерения будущего основателя Львовско-варшавской школы, о которых подробнее будет сказано в последующих разделах.

Габилитационное сочинение Твардовского в известной мере продолжает тему докторской диссертации. Несмотря на то, что Брентано постоянно предлагал своему ученику исследовать проблему классификации наук у Аристотеля, однако тот более не хотел заниматься историко-философской проблематикой. Стремление как можно более «ясно и отчетливо представить декартовские понятия ясной и отчетливой перцепции и ясной и отчетливой идеи» привели молодого доктора к проблеме сущности понятия вообще, а поскольку понятие - это особая разновидность представления, то он был вынужден заняться также и проблемой представления как такового. В результате в 1895 г. появилась работа «К учению о содержании и предмете представлений. Психологическое исследование», написанное, как свидетельствует автор, «в духе Брентано-Б.Больцано». Габилитационное сочинение было с успехом принято в кругу специалистов и благодаря ему Твардовский получает право преподавания в Венском университете.

Преподавательскую деятельность молодой приват-доцент начинает с чтения курса логики. Свои первые впечатления на педагогическом поприще Твардовский спустя много лет все еще вспоминает с ноткой жертвенности: «Мне доставляло большую радость видеть, что моя педагогическая деятельность находит живой отклик у слушателей; это радовало меня еще и потому, что я рассчитывал на довольно длительную карьеру приват-доцента и даже был готов пробыть в этом звании всю свою жизнь» (Твардовский [1997c],С.27).^[37] Однако пробыть всю жизнь приват-доцентом Твардовскому не пришлось. Вследствие сложившихся обстоятельств во Львове открылась вакансия и после годичной приват-доцентуры в Вене он смог занять кафедру в университете с польским языком преподавания. Вступительная лекция во Львовском университете была прочитана 15 ноября 1895 г. и открывала, подобно венской, курс логики. Молодому профессору едва миновало 29 лет. Через три года Твардовский стал полным профессором. Один из первых учеников следующим образом описывал начало преподавательской деятельности основателя Львовско-варшавской философской школы:»Лекционный зал я застал почти пустым. Несколько знакомых [...], чуть более осмелевших посторонних слушателей заглядывало немного из вежливости, немного из интереса посмотреть как выглядит и как преподает молодой профессор. Медленно зала стала заполняться и скоро в ней не хватало мест, а со временем лекции нужно было перенести за стены университета, ибо ни одна из аудиторий университета не могла вместить слушателей, которые уже ранним утром спешили занять места» (Witwicki [1920],S.XI). Основной упор в преподавании Твардовский делал не на специальных лекционных курсах, а на таких, которые могли бы познакомить слушателей с основными философскими дисциплинами, с их важнейшими проблемами, с методами их трактовки и с наиболее характерными попытками их решения. Достаточно много времени отводилось истории философии, причем знакомство с работами древних авторов проходило на языках оригиналов. Таким образом, знание как истории философии, так и иностранных языков, с непременным включением древних, явилось фундаментом философского образования учеников Твардовского, что с большим успехом отразится в их творчестве. Несмотря на то, что для чтения специальных курсов оставалось мало времени, Твардовский выбрал такую педагогическую установку, которая позволяла наиболее полно раскрыться талантливым студентам. Ее он определял следующим образом:»[...] в этих «основных лекционных курсах» я всегда старался обращать внимание слушателей на необходимость тщательной отработки методической точки зрения, так как прежде всего стремился к тому, чтобы показать посвятившим себя философии студентам правильный путь к цели, поиск и выбор которой я им всецело предоставлял». В этом месте, как кажется, стоит прервать цитирование и переформулировать установку Твардовского в терминах отечественной философии: каждый студент выбирал предмет за сродностью, при условии его тщательного изучения и исследования.^[38] Продолжим цитату:»Самостоятельность мышления наряду с правильным методом и незамутненной любовью к истине всегда казались мне наиболее надежной гарантией успеха в научной работе. Но поскольку лекции - это не очень подходящее средство, с помощью которого можно было бы оказывать влияние на студенческую молодежь в вышеупомянутых направлениях, я искал по примеру Брентано, возможности непосредственного общения со своими учениками» (Твардовский [1997c],С.29). С этой целью в 1897/98 учебном году был открыт первый в Польше философский семинар, вскоре присоединенный к курсу экспериментальной психологии, на основе которого в 1920 г. был открыт самостоятельный институт психологии.^[39]

Семинар был разделен на два уровня: вступительный (proseminarium) и собственно семинар. Студенты, выбравшие философию своей специальностью могли участвовать в proseminarium после сдачи коллоквиумов, в семинаре - после года работы в proseminarium. О принятии в семинар Твардовского решающими были образцовая посещаемость и пунктуальность, еженедельная сдача письменных заданий, а также оценка вступительной работы. В семинарах число участников не превышало 30, тогда как proseminarium мог насчитывать их до 100. В философском семинаре участие принимали студенты всех лет обучения, начиная со второго. Здесь под руководством профессора проходило чтение классиков философии и интерпретация их трудов. Каждый из участников семинара был обязан написать работу, содержащий анализ фрагментов философского произведения и в конце года представить ее к оценке. Часто второе из очередных заданий носило характер самостоятельной научной работы, которая могла быть представлена как докторская диссертация или предложена в качестве кандидатской работы при сдаче экзаменов на звание учителя гимназии.

Чтобы сохранить возникшие во время учебы дружеские отношения Твардовский основывает в 1904 г., в день смерти Канта, Польское философское общество, самую старую из ныне существующих в Польше организаций такого рода. Благодаря членству в Польском философском обществе учениками Твардовского продолжали считать себя не только философы, но и ученые самых различных специальностей. К таковым себя относили математики Х.Штейнгауз и С.Банах, языковед Е.Курилович, филолог-классик Р.Ганшинец, ориенталист С.Шайер и многие другие.

В философии Твардовский усматривал не только науку, но также и школу духа, формирующую моральные идеалы и защищающую их. Следствием этой позиции было формирование философской среды, которое он считал своим долгом и долгом своих учеников. В Автобиографии он писал: «Я никогда не уставал превозносить философию не только как королеву наук, но и как путеводную звезду человеческой жизни» ([1997c], С.32). А в благодарственной речи Твардовского к Совету Гуманитарного отделения Варшавского университета по случаю присуждения ему в 1929 г. звания доктора honoris causa можно прочитать: «Уча философии я стремился к нескольким связанным между собою целям. Прежде всего я стремился возбудить в умах молодежи заинтересованность философией и осознание важности философских проблем. Затем я старался направить молодежь к методологическому исследованию этих вопросов, причем неизмеримо важными формальными чертами этой методичности я считаю ясность, четкость и самостоятельность. Не жалел я труда и в том, чтобы по мере своих сил придать эти черты также своим исследованиям и словам – сказанным или писанным -, в которых воплощал исследования и их результаты. Однако помимо этого я считал, что кто действительно хочет быть философом, тот не может ограничиться теоретическим поиском и словами, но должен любить мудрость в значении древних, у которых она охватывает наряду с определенными интеллектуальными ценностями также ценности моральные, делая из философа не только человека, стремящегося к истине, но и к справедливости. Проникнутый этим значением философии для жизни я не отстранялся от практической деятельности, когда в ней возникала необходимость, стремясь – насколько это было в моих силах – выявить проявления любви к правде и справедливости также и в действиях».^[40]

Состояние философских исследований в Польше Твардовский оценивал негативно: салонная, романтическая философия, окрашенная в национальные цвета резко контрастировала с научной философией, культивируемой в столице Австро-венгерской монархии. «Поэтому - ставит своей целью молодой профессор, - я чувствовал себя обязанным донести своим землякам, и в особенности студенческой молодежи, не только дух и метод этой философии, но и отношение к философии, тот особый стиль философствования, которому обучался у Брентано» (С.29).

Обратимся к свидетельствам тех, на кого было направлено внимание Твардовского. Котарбинский [1936] вспоминает: «Найдя в Польше целину, поросшую буйными сорняками, он закатал рукава и начал вырывать бурьян, насаживая ростки полезные. Этот великий, мудрый и без меры работящий учитель попросту взялся за то, чтобы научить легковеров поляков работать так, как умеют работать немцы. Конечно, в той сфере, которая была для него доступна. Речь шла главным образом о характере. За живое брало частое мнение о поляках: Die Polen sind ja so unzuverlässig!^[41] Несерьезные! Трудно на нас положиться! И хуже всего, что критика била в цель... Тогда взялся этот преданный Польше Человек, воспитанный в немецкой солидности за, скажем так, определенный у нас Kulturkampf... И начал искоренять соломенный огонь, не пунктуальность, не систематичность, погоню за тем, что кого более всего именно сейчас занимает, а принуждал к просиживанию фалдов, к признанию органической связи, к различного вида гамам, подробным рефератам, объективным резюме» (S.899). С целью организации работы семинара Твардовский принес в университет свою личную богатую библиотеку. Для научной работы были созданы идеальные условия. Каждый студент имел право с 7 до 22 часов пользоваться лекторием, от которого имел личный ключ. В лектории он распоряжался «своим» столом со всеми необходимыми книжками, полученными из семинарской библиотеки. (В 1930 г. библиотека насчитывала около 8000 томов).^[42] Каждый студент имел возможность беседовать с профессором, который между 12 и 13 по полудни принимал в своем кабинете. Сам же профессор в университете проводил по 8-9 часов, часто заглядывая в лекториум и подолгу общаясь с членами семинара. Внешние рамки присутствия Твардовского были наполнены богатым и неповторимым, в своем роде единственным влиянием учителя на учеников. Чтобы лучше узнать своих подопечных профессор вел подробную картотеку, в которой каждый имел свою учетную карточку, содержащую оценки сданных коллоквиумов, прореферированных статей и книг, характеристику интересов и достижений. В архиве семинара сохранялись также и все работы учеников. Помимо этапов, связанных с формальным прохождением учебы, студенты участвовали в заседаниях философского кружка при семинарской библиотеке, а для продвинувшихся вперед участников Твардовский проводил privatissimum. О атмосфере, царившей на этих дискуссионных студенческих форумах, один из первых учеников Твардовского вспоминал так: «В этом кружке без оглядки на направление своих научных интересов свободно высказываются молодые люди, там учатся формулировать собственные мысли и критиковать чужие в границах свободной и живой дискуссии под руководством профессора. Тот философский кружок был ареной первых публичных выступлений и первых творческих усилий всех учеников Твардовского, которые позже заняли самостоятельные позиции в науке и педагогике. Душой этого кружка всегда был Твардовский. Он никогда его не оставлял, несмотря на различные навалившиеся дела. Здесь профессор забрасывал невод на души и юные головы. Здесь он наблюдал, как какой-нибудь слушатель естественных наук или филологии загорался вопросами психологии, или же юрист первого курса проявлял особые таланты в дедукции. Не много проходило времени, как уже оба пробовали силы на поле философских исследований. Твардовский умел их поощрять, занять, зажечь, ободрить и помочь в преодолении трудностей. Времена философского кружка у всех учеников Твардовского оставили неизгладимую память как бы духовного пробуждения» (Witwicki[1920],S.XVI).

Преподавательская деятельность Твардовского проходила не только в стенах университета. Он весьма активно занимается популяризаторством философии, психологии и педагогики, читая лекции как во Львове - столице тогдашней Галиции, так и в небольших городах и местечках провинции. Его выступления проходят с успехом и собирают по тем временам большое число слушателей.^[43]

В начале 1906 г. Твардовский прочитал цикл лекций по средневековой философии. В 1910 г. Этот цикл был назван «Шесть лекций по средневековой философии» и выпущен отдельным изданием. Книжка вызвала противоречивую реакцию. Часть рецензентов посчитала ее появление своевременным и заполнившим лакуну в отечественной популяризаторской литературе, отметив попутно значительные дидактические достоинства издания. Часть же критиков католической ориентации приняла книжку с возмущением, вменяя автору незнание предмета изложения, подтасовку фактов, ведущую к дискредитации обсуждаемых вопросов, а то и просто обвиняя автора в нападках на церковь.^[44]

Философское отделение университета наделило сравнительно молодого ученого ответственными административными функциями. Так в 1900/1901 и 1904/1905 акад. годы Твардовский исполнял обязанности декана, а в 1901/1902 и 1905/1906 гг. - заместителя декана. Зимой 1908/1909 акад. года Академический Сенат поручил Твардовскому реорганизовать канцелярию Львовского университета и упорядочить записи в матрикулах студентов. Некоторое время Твардовский как обычный чиновник руководил канцелярией, приводя в идеальный порядок документацию. В 1913 г. Сенат университета за выполнение этой работы наградил Твардовского памятным перстнем.

В эти годы участие Твардовского в научной жизни общества проявилось в создании организационного комитета Педологического общества, которое возникло во Львове в 1901 г. Он входит также в состав Президиума, проходившего в октябре 1909 г. в Варшаве I съезда польских психиатров, неврологов и психологов, на котором выступил с докладом «О методе в философии». В 1909 г. Твардовский участвовал в качестве сопредседателя Организационного комитета в работе II Польского педагогического конгресса, проходившего во Львове. На съездах польских врачей и натуралистов Твардовский возглавлял философскую секцию. На одном из этих съездов возникла идея проведения Первого Польского Философского Съезда, который и прошел во Львове в 1923 г. Во главе организационного комитета съезда (и всех последующих междувоенных съездов) стоял Твардовский, который своим выступлением открыл его работу.

Стремясь поддерживать контакт с европейской наукой Твардовский принимает участие в апреле 1904 г. в съезде экспериментальной психологии, происходившем в Гессене, а во время научного отпуска при помощи финансовой поддержки правительства в том же году прибывает в Грац, где лично знакомится с А.Мейнонгом, посещает Прагу, Галле, Вюрцбург, Вроцлав, Лейпциг, Гёттинген и Париж. Везде он знакомится с психологическими лабораториями. В апреле 1910 г. Твардовский участвует в работе IV Международного Съезда экспериментальной психологии в Инсбруке, а в 1907 г. он входит в состав Польского организационного комитета Международного Конгресса психиатров, неврологов и психологов, проходившего в Амстердаме. В 1913 г. Твардовский возглавляет Польский организационный комитет IV Чрезвычайного съезда школьной гигиены, проходившего в Буффало, и становится членом его почетного президиума.^[45]

Особенно ярко организаторский талант Твардовского проявился в годы I мировой войны. В июне 1914 г. Сенат университета избрал Твардовского на 1914/1915 акад. год ректором. Начало войны застало Твардовского в Поронине, где он обычно проводил отпуск. Поскольку во Львов вернуться уже было нельзя Твардовский вместе с семьей приезжает в Вену, где 19 сентября формально приступает к исполнению обязанностей ректора. Эту административную функцию он будет выполнять подряд три военных года, собирая в эмиграции вокруг себя профессоров и студентов. По согласованию с властями Твардовский обеспечил студентам доступ к венским учебным заведениям, возглавил «Фонд помощи студенческой молодежи», который продолжал оказывать поддержку и после возвращения эмиграции во Львов, а точнее - до 1920 г. За время своего ректорского правления из этого и иных фондов Твардовский роздал 134000 крон. Жизнь студентов в Вене протекала в «Академическом доме для слушателей высших школ из Галиции и Буковины», в котором, например, в 1915 г. пребывало 332 студента, в том числе 177 человек из Львова.

После ухода российских войск из Львова, 5.VII.1915 г. Твардовский возвращается домой и приступает к возобновлению работы университета. Являясь ректором Твардовский представляет университет среди властей гражданских и военных, австрийских и польских, светских и церковных.^[46]

В конце 1917 г. Твардовский последний раз как ректор председательствовал на заседании Сената, который наградил его стальным перстнем с университетским гербом и надписью внутри: «Ректору 1914-1917 годов. Сенат.». В следующем академическом году Твардовский исполнял функции проректора.

После получения Польшей независимости начался новый период деятельности Твардовского, связанный уже не только со Львовом и Галицией, но и прочими научными центрами возрожденной Польши. Влияние Твардовского возрастает, в частности благодаря занимаемым в обществе позициям его учеников. Его приглашают занять в столице высокие административные должности^[47], но в одном случае он отказывает, в другом - причиной является нерешительность, в третьем - занятию таких должностей препятствуют протесты некоторых политических группировок и духовенства.

Дважды предлагал свои кафедры Твардовскому и Варшавский университет: в 1918 г. - кафедру психологии, а в 1920 - кафедру философии. После некоторых колебаний Твардовский все же остается во Львове.

Верность Львову и своей кафедре вовсе не означает отказ Твардовского от участия в работе центральных органов управления научной жизнью Польши. Он не только принимает активное участие в работе многочисленных комиссий и комитетов Министерства вероисповедания и публичного просвещения, но является также инициатором многих начинаний.

В 20-е годы Твардовский испытывает разочарование в жизни высшей школы и все силы отдает преподаванию. В 1926/27 академическом году лекции Твардовского «Главные принципы философских наук» пользовались такой популярностью, что зал на 300 человек не мог вместить всех желающих числом до 2 тысяч. В этой ситуации, уже имевшей место перед войной, Министерство выделяет специальную квоту для аренды зала Музыкального общества. В своем дневнике под датой 18 ноября 19926 г. Твардовский записывает: «Сегодня первый раз преподавал в зале Музыкального общества - как перед войной. Весь партер и вся галерея заняты. Сверх того около 100 человек стоящих.»(Twardowski[1997a],S.275).

Двадцатипятилетие педагогической деятельности Твардовского на кафедре философии Львовского университета в 1920 г. было отмечено выходом в качестве т.н. «Памятной книги» журнала «Пшеглёнд филозофичны» (R.23/1920), содержащий работы его учеников. В 1927 г. ученики издали сборник «Трудов и статей» Твардовского, написанных в 1895-1921 гг. Особенно торжественно проходил в 1929 г. юбилей Польского философского общества. На его открытии Твардовский был назван почетным членом и вновь, с момента возникновения Общества, избран его председателем. Его юбилейная речь была отпечатана отдельным оттиском и разослана всем членам Философского общества. Во второй день юбилея Т.Котарбинский прочитал лекцию «Анализ материализма» и от имени ректора Варшавского университета вручил Твардовскому диплом доктора honoris causa философии.