Будова атому 21 страница

Волков лишь крякнул.

– Механикус что-нибудь говорил?

– Да нет. – Шипилов помолчал, раздумывая, стоит ли откровенничать с Федором. – Он нормальный мужик. Не чванливый, не заносчивый. И знает много… Бывало, на перекурах такие байки травил, что мы рты раскрывали.

– Какие байки? – немедленно уточнил Очкарик.

Но развивать эту тему Андрей не стал.

– Главной проблемой оказался выбор нового месторасположения. Механикус наотрез отказался перемещать мельницу за пределы Москвы или выставлять ее под открытое небо. Мы, в свою очередь, хотели убрать ее подальше от Кремля. Сам понимаешь, перед нашей организацией стоят свои задачи, и периодические разборки искусников нас не радуют. Одним словом, спорили долго. Потом мне рассказали, что Механикусу предлагали перенести мельницу на территорию режимного объекта. Выстроить для нее ангар на охраняемой территории и оставить вдали от посторонних глаз. Но он отказался, настаивал на центре города и в конце концов сломал наших. Место подобрал неплохое, но повозиться строителям пришлось изрядно. Они выкопали небольшой канал, отводящий воду из Москвы-реки, а для того, чтобы обеспечить течение, установили специальный двигатель…

– Неужели Механикус так много пообещал? – удивился Волков, ошеломленный масштабом проделанных работ.

Трудно поверить, что в наши дни коллеги Шипилова умудрились провести такое строительство в центре Москвы.

– Вполне возможно, что наверху есть обязанные ему искусники, – усмехнулся Андрей.

– Черт! – Об этом Волков не подумал.

– Вот мы и пришли. – Шипилов распахнул дверь и выпустил Федора на залитую солнечным светом улицу. – Дорогу запомнил?

– Да.

– В таком случае… – Андрей хотел сказать: «увидимся», но передумал и в последний раз предупредил: – Тебя мои ребята знают, тебя они не тронут. Но чтобы я мог на сто процентов гарантировать тебе безопасность, пожалуйста, держись подальше от искусников, не перекрывай нам зоны и… и падай на землю сразу же, как только начнется стрельба. Не геройствуй.

– Если бы я любил геройствовать, служил бы в другой структуре.

– Увидимся, – кивнул Шипилов, закрывая дверь.

Скрипнул повернувшийся замок – второй ключ от него лежал в кармане Очкарика, донеслись едва слышные шаги – Андрей ушел готовиться к появлению Гончара.

Волков же закурил сигарету, отошел к краю тротуара, задрал голову и посмотрел на дом, из подвала которого только что вышел. На большой серый дом, стоящий на улице Серафимовича.

Говорят, что порядочного человека можно легко узнать по тому, как неуклюже он делает подлости. А еще бытует мнение, что подставить кого-либо не так уж и трудно.

Действительно, много ли требуется ума, чтобы совершить подлость? Совсем чуть-чуть. Главное в этом деле – соответствующий склад характера. Или насущная необходимость. Или выгода. Или страх.

Но в любом случае нормальные люди предателей презирают.

И правильно делают. Грязь прилипчива, не заметишь пятнышка, завтра вымажешься с ног до головы.

Однако если отвлечься от эмоций и морали, если посмотреть на обстоятельства холодно, отстраненно, то легко прийти к выводу, что подставить человека не так просто, как кажется на первый взгляд.

Нетрудно привести в ловушку дураков, но это и нечасто требуется. Дураки редко становятся опасными врагами, редко играют в сложные игры. Дураки прут напролом, и расставить им ловушку способен даже первоклассник.

А чтобы подставить умных людей, приходится ломать голову. Ведь обязательный и необходимый элемент любого предательства – доверие. Человек должен повернуться к тебе спиной, пойти за тобой, послушать тебя. Предать близких, знающих тебя с детства людей не составляет никакого труда, а вот заставить довериться тебе совершенно посторонних – совсем другое дело.

Тут нужен ум. Актерское мастерство. Знание психологии.

Предатель должен вести себя как обычно, но не переиграть. Внимательно следить за реакцией жертв, но не подавать виду. Держаться спокойно и уверенно, зная, что вот сейчас раздадутся выстрелы и пули полетят в его сторону.

И если принято говорить, что рисковые ребята ходят по лезвию ножа, то предатель – танцует на его кончике.

– Ты уверен, что мельница здесь? – поинтересовался Гончар.

– Да, – коротко отозвался Федор.

– Откуда?

Они шли по неширокому подвальному коридору, освещенному желтым светом лампочек. Стены выкрашены в зеленый цвет, над головами проложены трубы, по которым журчит вода, и этот звук слегка разбавляет тягостное чувство, что появляется почти у каждого спускающегося под землю человека.

Волков двигался первым. Уверенным, широким шагом. За ним столь же спокойно следовал Гончар. А вот двое его помощников выглядели не так безмятежно. Оказавшись в подвале, и Оружейник, и Проказа взяли наизготовку короткие автоматы. Но если старик ограничился тем, что вглядывался вперед, через плечо Очкарика, то замыкающей процессию Проказе приходилось постоянно оборачиваться, контролируя пройденную часть коридора.

– Кого ты искал, Гончар? – осведомился Федор.

– Что ты имеешь в виду?

– Кого ты искал?

– Собирателя Тайн, – догадался Гончар.

– Нашел?

– Еще не знаю.

Волков остановился и жестко посмотрел на стоящего перед ним мужчину.

– Знаешь, я действительно рад, что ты рассказал мне об искусниках. И радуюсь я не потому, что чувствую себя великим или там избранным, а потому, что понял, почему в последнее время мне так везет. Мне было слишком легко, Гончар, и я, скажу откровенно, боялся потерять квалификацию.

– Теперь ты понял, что не потерял, а обрел.

– Совершенно верно, – кивнул Федор. Он сделал еще несколько шагов, свернул в одно из ответвлений, остановился перед металлической дверью и прикоснулся пальцем к одной из кнопок электронного замка. – Но я не могу сказать, что мне нравится быть искусником. Я люблю головоломки.

– Любишь, так и люби, – проворчал Гончар. – Покупай соответствующие журналы и разгадывай сколько влезет. Мельница здесь?

– Да.

– Как ты ее нашел?

– Я поговорил с человеком, который ее переносил.

– Как ты его нашел?

– А как ты нашел меня?

– Я искал Собирателя Тайн! – Гончар повысил голос. Было видно, что его раздражает выбранная Волковым манера разговора.

– Ты не ошибся, – буркнул Федор и принялся уверенно давить на кнопки замка.

Гончар зло посмотрел на Очкарика, затем повернулся к Оружейнику. Старик едва заметно кивнул: порядок. Гончар поджал губы. Проказа усмехнулась.

– Первый, докладывает Седьмой: они стоят в тамбуре.

– Просто стоят? – уточнил Шипилов.

– Волков набирает код.

– Общая готовность! – распорядился Андрей. – Открывать огонь только по моему приказу.

Он не собирался атаковать Гончара сразу. Засада была спланирована отлично, почти все помещение оказывалось под перекрестным огнем, но торопиться все равно не следует. Сейчас Гончар и его люди насторожены, готовы к любой неожиданности, и кто знает, что может произойти? Пусть расслабятся, пусть поверят, что все спокойно.

Однако сам Шипилов слегка нервничал. Ощущал какую-то внутреннюю дрожь, возникшую в тот самый момент, когда наблюдатели доложили о появлении возле дома машины с искусниками. Словно таинственный Гончар привез с собой болезненную ауру.

«Оставить сопли! Приготовиться!»

И вслух произнес:

– Напоминаю: по возможности не атаковать Волкова. И постарайтесь не задеть мельницу!

– Раритет, блин, – пробормотал один из бойцов.

Но пробормотал тихо, так, чтобы Первый не услышал. Бойцу не хотелось лишний раз раздражать начальство. Да и понимал он в глубине души, что Шипилов прав – раритет. Понимал, потому что видел мельницу…

– Обалдеть, – прошептала Проказа. – Я не верю!

– Шедевр, – вздохнул Оружейник.

– Красота, – подал голос Волков. – Красота…

Гончар промолчал.

Шипилов не показал Федору мельницу. Полковник лишь довел Очкарика до двери, назвал код и вывел обратно – пора было встречать Гончара, а потому Волков был не меньше спутников ошарашен открывшейся картиной.

Нереальной. Удивительной.

Обширное помещение, некогда являвшееся частью подвала серого дома, было существенно углублено, и теперь его высота составляла не менее восьми метров. От двери, которую открыл Федор, вниз вела металлическая лестница с тремя пролетами. Крепкая, относительно новая, аккуратно покрашенная черной краской. Но вниз искусники не торопились, замерли, разглядывая красоты подземной Москвы.

Зал оказался квадратным, примерно двадцать на двадцать метров. Бетонные стены аккуратно побелены. Бетонный пол чист и сух. Вдоль стен ни одной трубы – обычного украшения подвалов, – ни одного лишнего кабеля, только те, что ведут к лампам. И решетки вентиляции под самым потолком. Хорошей, судя по всему, вентиляции, ибо исходящая от воды сырость почти не ощущалась.

Освещалось помещение мощными лампами, но до тех пор, пока Волков не нащупал выключатель, оно было полностью погружено во тьму, из которой доносился лишь тихий плеск воды, и оторопь взяла искусников после того, как загорелся свет.

Канал, метра четыре шириной, был проложен вдоль правой от двери стены. Не очень быстрый поток выходил из зарешеченной арки и исчезал в ее точной копии напротив. И вертел водяное колесо мельницы.

– Нашли, – выдохнул Гончар. – Нашли!

Она казалась нарисованной, казалась декорацией, макетом – настолько красивой она была. Дерево светлое, не потемневшее от времени. Крыша с коньком, слуховое оконце, стены, ступеньки – все блестит, словно покрыто лаком. Маленькая открытая веранда перед дверью, на ней кресло-качалка. Каменный фундамент, кое-где поросший мхом.

И черное, блестящее от воды, колесо.

– Я не верю, – пробормотала Проказа.

Подойдя ближе, они услышали доносящийся изнутри скрип: мельница не простаивала, вода ворочала жернова.

– Что она мелет?

Оружейник пожал плечами:

– Может, время?

А может, просто работала? Не ради чего-то, а потому, что сделал ее бог машин? А может, движение колеса заряжало энергией все механизмы Земли?

Кто знает…

Но, несмотря на удивление, искусники не забывали об осторожности. Приближаясь к мельнице, Оружейник и Проказа оглядывались по сторонам, а следом за их взглядами поворачивались стволы снятых с предохранителей автоматов. Гончар, перед тем как спуститься вниз, положил на порог двери металлический прут, чтобы не захлопнулась. Безмятежным оставался только Волков. Действительно безмятежным, хотя он на сто процентов знал, что вскоре в подвале загремят выстрелы.

Федор сам не ожидал от себя подобной смелости. Он думал, что его будет трясти. Он не очень-то доверял слову Шипилова. И даже если полковник действительно не хотел убивать Очкарика, бой все равно оставался боем, сражением, в котором есть место случаю. Федора должно было трясти, а он оставался спокоен.

Может, все дело в монетке, что лежала в его кармане?

«Я поверил?»

– Проказа, посмотри внутри, – распорядился Гончар.

Девушка молча кивнула, подошла к двери, внимательно ее осмотрела, а затем осторожно потянула ручку на себя.

– Закрыто!

– Открой!

Два шага назад, вскинутый ствол автомата, и две длинные очереди в деревянную дверь. Мощный глушитель съел грохот выстрелов, оставив лишь глухое: «па-па-па…»

– Не получается!

– Что не получается?

– Пули отскакивают!

Оружейник крякнул.

Гончар взбежал на веранду и внимательно осмотрел дверь. Две очереди не оставили на дереве ни одного следа, ни одного подтверждения того, что Проказа стреляла.

А вот старик смотреть на чудо не пошел. Он как-то странно поглядел на Гончара, Проказу, затем очень внимательно на Волкова, но ничего не сказал. Лишь вытащил из кармана Серафима и тихонько подтолкнул его к мельнице.

– Что происходит, черт побери? – пробормотал Гончар, разглядывая сплющенные пули.

– Мельница – труд всей его жизни, – тихо произнесла Проказа. – Его мечта.

– Ну и что?

Гениальные механики и великие изобретатели, художники и скульпторы, творцы невероятных, изменяющих мир вещей, рано или поздно умирают… но продолжают жить в своих работах, в своих созданиях. Их идеи, их мысли, частички душ заключены в их произведениях. А души вечны. Души – часть Вселенной. А потому работы действительно гениальные способны победить даже время. Время! Чего уж говорить о жалких попытках смертных уничтожить их?

Стоят пирамиды, шуршат страницы «Илиады», задумчиво глядит пережившая не одну войну Венера Милосская. И несмотря на то, что весь мир увешан изображениями улыбающихся женщин, люди едут в Париж, любоваться на Джоконду.

Так было и так будет.

– Огонь! – приказал Шипилов.

Момент атаки был выбран крайне удачно. Или крайне неудачно. Как говорится, с какой стороны смотреть.

Искусники, обескураженные невозможностью проникнуть в мельницу, собрались на переговоры в нескольких шагах от веранды, стволы автоматов опущены, взгляды устремлены на Гончара. Неудача заставила позабыть об опасности, а потому шквал свинца, что обрушили на них люди Шипилова, стал полной неожиданностью.

Однако…

Однако выполнить поставленную Андреем задачу стрелки, несмотря на весь свой профессионализм, не сумели.

Гончара спас Оружейник. Опередил летящие пули на долю секунды, бросился вперед, оттолкнул лидера к мельнице, а сам принял предназначенный тому свинец, упал, скорчился, размазывая по бетону быстро вытекающую кровь.

Успела среагировать и Проказа. Не на звуки выстрелов – на движение старика. И машинально приняла единственно правильное решение: завалилась набок, одновременно открыв огонь из автомата. По кому? Какая разница по кому? В такие моменты остается лишь надеяться, что твои пули полетят в правильном направлении, если не ранят, не убьют, то хотя бы заставят противника пригнуть голову, не позволят продолжить прицельную стрельбу. Дадут шанс перекатиться, уйти из зоны поражения, спастись.

У Проказы получилось только одно – спастись. Ее пули полетели слишком низко, не причинив вреда стрелявшим из вентиляционных решеток бойцам, и распластавшаяся на полу девушка оставалась для них прекрасной мишенью, но…

От второй волны свинца искусников спас Гончар. Выкрикнул хриплый приказ, и то смутное беспокойство, та дрожь, что почувствовал перед началом боя Шипилов, превратились в чудовищную смесь самых отвратительных ощущений. Гнилой коктейль из липкого страха и полной безнадежности наполнил души людей. Опустились руки, застучали зубы, заныло в животах. Захотелось бросить оружие и бежать. Как можно быстрее. Как можно дальше. Укрыться.

И заплакать…

Вскочивший на ноги Гончар кричал, потрясал кулаками, выплевывал ругательства, но ни стрелки, ни ворвавшиеся через дверь бойцы его не атаковали. Они вообще никого не атаковали.

Они умирали.

– Я останусь здесь, – угрюмо произнес Оружейник.

– Вижу, – вздохнул Гончар, присаживаясь на корточки перед раненым стариком. – Прости меня.

Старик хмыкнул, но не ответил. Молча погладил по голове скулящего Серафима.

– Больно?

– Терпимо.

– Помочь? – Гончар выразительно указал на автомат.

– Не надо… – Оружейник тяжело вздохнул. – Лучше уходи поскорее, а? Оставь меня одного.

– Так действительно будет лучше?

– Да. Я жил один и умереть хочу один. Так будет лучше.

– Как знаешь. – Гончар помолчал. – Прощай, друг.

– Прощай.

Подошедшая Проказа на Оружейника даже не взглянула. Бледная, растрепанная, слегка пошатывающаяся, она, казалось, тоже пострадала в перестрелке. Но это только казалось.

– Волков мертв.

Она не уточнила, что две пули, пробившие грудь Федора, вылетели из ее автомата. Машинально выпущенная очередь не нанесла урона нападавшим, зато оставила искусников без Собирателя Тайн.

– Плохо.

– Пойдем отсюда. Мне… – Проказа судорожно сглотнула. – Мне плохо.

– Знаю, – отрезал Гончар и твердым шагом направился к лестнице.

Твердым, уверенным шагом, несмотря на то, что его замысел полностью провалился.

Если Механикус действительно спрятал Золотую Бабу в мельнице, то добраться до нее невозможно, а ждать, когда бог машин придет за ней, – бессмысленно.

Полковника Шипилова нашли через два часа.

В комнате, примыкающей к мельничному подвалу. Рядом с тремя мертвыми бойцами – резервной группой, которая так и не вступила в бой.

Поскольку мельница осталась целой, было решено считать, что полковник Шипилов и его подчиненные боевую задачу выполнили.

* * *

– Останови!

– Зачем?

– Останови немедленно!

Гончар прижался к обочине. Проказа распахнула дверцу, и ее сразу же стошнило на тротуар. Прохожие шарахнулись в сторону, кто-то пробормотал ругательство в адрес «пьяной шлюхи», но Проказе было все равно. Она тщательно откашлялась, не обращая ни на кого внимания, захлопнула дверцу и, когда Гончар вновь вырулил в автомобильный поток, безжизненным голосом произнесла:

– Ты не говорил, что позовешь Трех Палачей.

Общение с призраками – непростая задача для человека. Чистая, лишенная материального тела энергия безжалостно давит на все живое. Проказа слишком долго находилась в непосредственной близости от тварей, и теперь, несмотря на силу, ее безжалостно крутило.

– Я не должен перед тобой отчитываться.

– Ну, конечно, ты ведь лидер.

– Да, я – лидер.

Гончар произнес это таким тоном, что Проказе расхотелось проказничать дальше. Она проглотила готовое сорваться с языка язвительное замечание и отвернулась.

– Я не ожидал, что придется прибегнуть к их помощи, – примирительно сказал Гончар через пару минут. – Вызвал их ночью, на всякий случай, но был уверен, что справимся сами. Не думал, что Собиратель Тайн приведет нас в ловушку.

– Не думал, но подготовился, – заметила Проказа.

– Я ведь лидер, – дружески улыбнулся он. И после короткой паузы осведомился: – Ты со мной?

Она ничего не была ему должна и могла уйти в любой момент. Единственное, что заставляло Проказу служить Гончару, – ненависть к Механикусу. До сих пор не удовлетворенная ненависть, и теперь лидер хотел знать, готова ли девушка продолжить охоту. Как оказалось – готова.

– Механикус все еще жив.

– Спасибо, – с чувством произнес Гончар.

– Да пошел ты… – Она улыбнулась и достала сигарету. Закурила, пустила дым и задумчиво произнесла: – Интересно, почему Собиратель Тайн решил тебя продать?

– Какая теперь разница?

– Как это какая? Нужно понять, чем Механикус его купил.

– Зачем? Этот раунд за Механикусом, а Собиратель мертв…

– Я бы на твоем месте не была столь уверена, – усмехнулась Проказа.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Гончар.

– Собиратель был у Чеканщика. Кто знает, какие монетки он приобрел?

Гончар надавил на тормоз так резко, что идущая следом машина едва не вписалась в задний бампер «Доджа».

– «Второй Шанс»!

– Наконец-то!

– Черт! А ведь ты права!

– Что бы ты без меня делал?

Автомобиль замер в среднем ряду, и, судя по артикуляции объезжающих «Додж» водителей, они были прекрасно осведомлены о маме Гончара и его сексуальных наклонностях.

– Собиратель уверен, что мы не будем его искать, – продолжил Гончар. – И наверняка вернется домой. А мы тут как тут!

– Логично, – согласилась Проказа.

– Едем!

– А по дороге давай подумаем, почему Собиратель тебя продал?

– Разве это важно?

Женщина вздохнула, всем своим видом показывая, как это трудно: быть умнее всех.

– Волков только что узнал об искусниках, он нейтрален. Подумай сам, чем Механикус мог его купить? Какие аргументы привести?

– Не знаю, – сдался Гончар. – Какие?

– Я думаю – никакие, – несколько свысока произнесла Проказа. – Я думаю, Собиратель узнал очередную тайну, узнал некий связанный с Механикусом факт. Например, чем тот сейчас занимается. И именно поэтому решил тебя продать. Понимаешь?

Гончар нахмурился:

– В любом случае, у нас будет возможность задать Волкову этот вопрос.

* * *

Смерть – событие индивидуальное, глубоко личное.

Даже если встречаешь ее в компании коллег по несчастью, например, во время массовой казни или в бою, ты все равно переживаешь смерть самостоятельно, ни с кем не делясь ощущениями. Одних выворачивает наизнанку, другие спокойны и сосредоточенны. Одни страдают, другие терпят. Третьи даже не понимают, что перешли черту.

Волков, как это иногда бывает, боли не почувствовал. Вторая пуля Проказы влетела ему точно в сердце, лишив организм возможности агонизировать, а Федора – спорной радости предсмертных мук. Во время которых ты понимаешь – конец, но, как последний идиот, надеешься – а вдруг?

Боли не было. Лишь тело превратилось в вату. Безвольно рухнуло на пол и даже сил закрыть глаза не осталось.

Все ушло.

«Это смерть?»

Не было огромного подвала и мельницы, плеска воды и бетонного пола, не было тела и не было времени. Не было ничего, но, черт побери, почему он понимает, что ничего этого нет?

«Почему я понимаю?»

Это смерть?

Не было света, и не было тьмы.

Волков стал невероятно огромен, больше планет и светил. Он летел между ними, шутя прикасаясь бесплотными пальцами к звездным скоплениям. Резвился среди галактик и нырял в черные дыры. Он стал Вселенной.

Он стал маленькой частичкой Вселенной. Крошечной, незаметной. Пылинкой, что затерялась на бетонном полу.

Это смерть?

Он видел себя, окровавленного, мертвого. Он прощался с собой.

И вдруг услышал:

«Плата принята!»

Это смерть?

А потом ему стало очень-очень больно.

– А-а!

Не в силах справиться с горящим внутри огнем, Федор покатился по полу, рыдая и царапая ногтями бетон, ругаясь, плюясь и вопя.

– А-а!!

Рефлекторно поднялся на четвереньки, его стошнило, выгнуло дугой, а потом руки ослабли, и он упал лицом в вонючую жижу.

– А-а!!!

Отвратительный запах вызвал очередные спазмы. Очкарик закашлялся, откатился в сторону, не сразу понял, что вспышка дикой боли миновала, а когда понял – сел на пол и огляделся мутным, едва осмысленным взглядом.

– Со стороны это выглядит забавно.

Волков повернулся на голос. Расплывчатое пятно. Потер глаза, проморгался, вгляделся: Оружейник. Полулежит, опираясь спиной о стену мельницы, и поглаживает скулящего Серафима.

– Я…

– С возвращением, Собиратель Тайн.

«С возвращением?»

И сразу же вспомнилось: перекошенное лицо падающей набок Проказы, харкающий огнем автомат, отсутствие боли, отсутствие тела и…

«Плата принята!»

Волков сплюнул, криво усмехнулся, увидев, что слюна смешана с кровью, опустил голову и посмотрел на грудь. На мокрой от красного рубашке два круглых отверстия. Под ними – целая, здоровая на вид кожа. Никаких шрамов. Никаких знаков.

«Плата принята!»

– Я знал, что ты не уйдешь от Карпова без монеты Второго Шанса. Ты ведь Собиратель Тайн, ты должен был выведать у Чеканщика все. – Старик кашлянул. – Я не ошибся.

«Второй шанс! Мне дали второй шанс!» Удивленный Сан Саныч. Черный с золотом кругляш с вечно меняющимся узором. Плата, за которую можно купить жизнь.

Федор посмотрел на старика:

– А твоя монета? Или ты ждешь, когда…

– Потратил я ее. Давно уже потратил… – Оружейник перевел взгляд на Серафима. – Если бы не он, я бы уже тогда… Надоело все. Честное слово, надоело…

Очкарик поднялся на ноги. Он знал, что издает отвратительный запах, ему был неприятен привкус во рту, однако в первую очередь следовало оглядеться. По-настоящему. Внимательно.

К картине, которую помнил Федор, добавились четыре трупа: два у основания лестницы, один на ступенях, один наверху, у двери. Черная форма, черные маски, короткие автоматы. Люди Шипилова? А кто же еще?

– Стреляли по нам из вентиляции, – сообщил старик. – Их тоже убили. И еще тех, кто все это затеял. Они никого не щадят.

– Гончар? Проказа?

– Три Палача, – ответил Оружейник. – Самые плохие обитатели этого города.

– Что за твари? Искусники?

– Призраки. Гончар умеет их вызывать.

Старик снова закашлял, застонал. Серафим тоскливо взвыл. Судя по всему, Оружейнику оставалось недолго.

– Хочешь воды?

– Ну ее к черту!

– Как скажешь. – Волков уселся рядом, подумал и признался: – Я знал о засаде.

– Ты ведь Собиратель Тайн, – слабо улыбнулся старик.

– Это я вас подставил.

– Надеюсь, у тебя был повод.

Он умирал, а потому имел право знать правду.

– Механикус помогает моему другу, и я не хочу, чтобы Гончар добрался до них, – произнес Федор, глядя старику в глаза. – Надеялся свести Механикуса и Гончара здесь, чтобы они выяснили отношения вдали от посторонних, но не получилось.

– Не оправдывайся. Оправдания придумали бездельники и трусы. А мы делаем то, что считаем нужным. И отвечаем за это.

– Я не оправдываюсь. Просто говорю, что еще ничего не закончилось.

– А-а… – Оружейник вновь погладил Серафима. Жест показался Волкову слабее предыдущих. Рука едва поднялась.

– Знаешь, Собиратель, ты мне никогда не нравился.

– Почему?

– Тайны… Иногда их лучше оставлять обладателям. Не лезть в душу.

– Я ловлю преступников.

– Не всегда, Собиратель, не всегда. Бывает, ты ломаешь жизни.

– Я делаю то, что считаю нужным. И отвечаю за это.

– Молодец, – с издевкой похвалил Волкова старик. – Быстро учишься.

– Стараюсь.

– Так вот… ты мне не нравился и не нравишься. И вряд ли мы успеем подружиться.

– Это точно.

Оружейник, недовольный тем, что его перебили, тяжело вздохнул:

– Нет, не нравишься.

– Ну и ладно. Не нравлюсь и не нравлюсь. Все равно на ту сторону мне тебя провожать.

Очкарик не собирался уходить, считал, что бросать Оружейника в этот момент неправильно, не по-человечески. А старик, в свою очередь, не настаивал. Не прогонял. И следующая его фраза объяснила почему.

– Собиратель, позаботься о Серафиме, а? Один он пропадет.

Тойтерьер перевел взгляд на Волкова. Не жалобный взгляд, не умоляющий. Взгляд существа, которое вынуждено делать нечто неприятное.

– Хорошо, – буркнул Федор. – Согласен.

– Никогда не спеши соглашаться, – заметил Оружейник. – Я еще не заплатил.

– Да я и так его возьму. Не бросать же?

– Но плату мою прими. – Старик пристально посмотрел Волкову в глаза. – Запоминай, Собиратель, повторить я вряд ли успею…

* * *

– Надо же, у него есть сын и жена. – Проказа посмотрела на взятую с книжной полки фотографию. – А он спит с соседкой. Молодец.

– Жена умерла, – буркнул Гончар.

– А… – Девушка прошлась по комнате. – Все равно молодец.

И бросила фотографию на пол.

– Переспала с ним?

– Ревнуешь?

– Интересуюсь.

– Ну, раз интересуешься – да, переспала.

– И как?

– Ничего особенного.

Гончар плюхнулся на диван, положил ногу на ногу и с улыбкой посмотрел на Проказу.

– Ты все больше и больше становишься похожей на мужчину.

– Чем же?

– Какая беда в том, что он тебе отказал? Может, он испугался? В любом случае, тебя это ничуть не унижает.

– Неужели? – угрюмо спросила Проказа.

Судя по всему, у нее был собственный взгляд на подобные вещи.

– Тебя хотят все, – убежденно произнес Гончар. – А не хотят слабаки и козлы. Вот так.

– Ты не слабак?

– Я?

Девушка плавно опустилась на колени Гончара, положила руки на его плечи. В черных глазах вспыхнули озорные огоньки.

– Ты.

Он провел ладонями по бедрам Проказы.

– Не думаю, что сейчас подходящий момент…

– Ты слабак или козел?

– Я сижу в засаде и жду, когда Собиратель Тайн явится домой. Я должен быть готов в любой момент…

– Я чувствую, что ты готов, – тихо рассмеялась Проказа. Ее губы оказались совсем рядом с губами Гончара. – Неужели мы так и будем сидеть, скучая в ожидании?

Он запустил пальцы в ее волосы, на пару миллиметров приблизил лицо девушки к себе.

– Мы…

И вздрогнул от неожиданности: в дверь позвонили.

Звонить Очкарику Яша не стал. Честно признался себе, что не сможет попросить друга о встрече, не наберется смелости, промямлит что-нибудь невразумительное, может, даже извинится за резкость, но о встрече не договорится.

А она должна состояться!

Он должен извиниться, глядя Федьке в глаза. Извиниться за все. Должен показать, что тот выпендрежный урод, каким он был последние годы, умер, и скоро его образ сотрется из памяти. Навсегда сотрется. Должен показать, что Яша Рыжков вернулся. Тот самый Яша, которого друзья спасали все это время.

И еще он должен сказать спасибо. Сначала Федьке, а потом всем остальным.

Он должен. Лично.

И поэтому Рыжков не стал звонить Очкарику. Купил в магазине четыре бутылки пива, два пакетика соленых орешков и пришел к Волкову домой. По расчетам Яши, Федор как раз должен был вернуться со службы, но если его нет, то ничего страшного – можно зайти позже. Или подождать на лестничных ступеньках, как в детстве. Подождать друга из этого самого детства и извиниться перед ним.

Главное – он решился.

– Ты кто такой?