9 страница. Третий элемент в рациональном принятии решений, включенный в полное основание, - это оценка набора факторов мотивации и немотивирующих фактов таким образом

Третий элемент в рациональном принятии решений, включенный в полное основание, - это оценка набора факторов мотивации и немотивирующих фактов таким образом, чтобы прийти к решению. Теория решений, как мне кажется, оценивает все это в высшей степени поверхностно, потому что в ней предполагается, что у меня есть заранее хорошо организованный перечень предпочтений, и вопрос только в расчете вероятности в отношении того, как добраться до верхней ступеньки моей лестницы предпочтений. Главная трудность состоит в установке этого перечня предпочтений. Самое сложное в рациональном размышлении заключается в том, чтобы решить, чего вы действительно хотите и что вы действительно хотите делать. Вы не можете предположить, что набор желаний непременно предшествует размышлению. Более того, это не тот случай, когда все факторы мотивации располагаются на одном уровне4.

4 Есть анекдот об одном знаменитом теоретике решений. Ему предложили хорошую работу в другом университете, которая была для него весьма заманчива, но он был глубоко привязан к своему университету, где работал. Он пошел посоветоваться с другом, стоит ли ему принять предложение. Друг обратил его внимание на то, что, как известный теоретик в области решений, наш герой должен быть способен применить свою теорию для того, чтобы принять решение. Его друг не знал, что эта теория решений по большей части применима только после того, как самые трудные части решения уже приняты.

В «классической модели» мы предполагаем, что набор целей первичен по отношению к размышлению. Все эти цели, в широком смысле, являются желаниями человека. Следовательно, размышление служит выбору средств достижения этих целей, способов удовлетворения желаний. В большинстве случаев предполагается, что набор желаний непротиворечив. Но с противоположной точки зрения, которой я придерживаюсь, все это безнадежно ошибочно. Действительно, трудной частью практического разума является понимание того, что представляют собой цели. Некоторые из них являются желаниями, но другие - неустранимыми, независимыми от желания основаниями для действия. Такие основания есть почва для желания; но само желание не есть почва для основания. Если вы видите, что у вас есть основание сделать что-то, чего вы не желаете, вы увидите, что вы должны это сделать и, a fortiori5, должны хотеть сделать это. И иногда, но ни в коем случае не всегда, признание этого приведет вас к желанию совершить то самое действие.

5 A fortiori (лат.) - тем более, в еще большей мере; в логике при выводе: то, что доказано в отношении менее очевидного, тем более должно быть признано в отношении более очевидного. - Прим. ред.

Кроме того, даже после определения факторов мотивации и оснований для действия, как зависимых, так и независимых от желаний, весь набор редко становится непротиворечивым. Вы не можете делать все, что хотите, или все, что должны сделать. Так что вам нужно иметь некоторый способ оценки относительной силы факторов мотивации. Но даже если вы можете решить эту проблему вполне рационально, вы все равно не сумеете провести четкое различие между целями и средствами, поскольку некоторые средства сами по себе уже включают в себя цели, а некоторые пересекаются с другими целями. Возьмем простейший пример: если одной из ваших целей является сбережение денег, то вы обнаружите, что для достижения других целей вам придется потратить деньги.

Я хочу прояснить все это на последующих страницах, а сейчас обращусь к ряду примеров.

IV. Принятие решений в реальном мире

В типичном случае, как, например, с моими попытками распределить время при написании этой книги, у меня есть ряд конфликтующих факторов мотивации, имеющих отношение к данному делу. У меня есть обязательство закончить книгу. Но у меня есть и другие авторские обязательства, которые должны быть исполнены перед этим. Я считаю данную работу более важной, и я уже пообещал подготовить рукопись за абсурдно короткий срок. Мое обязательство написать эту книгу вступает в конфликт с моим обязательством подготовить два других материала, которые нужно сдать в этом месяце. С другой стороны, у меня есть лишь очень неясная идея того, как работать с этой рукописью, и выполнить некоторые из моих других авторских обязательств, как мне кажется, будет легче. Я ожидаю, что за книгу мне заплатят больше, чем за статьи. У меня также есть обязательства, связанные с преподаванием и с семьей, которые должны быть выполнены в любом случае. Например, я должен читать лекции в университете, а к обеду приходить домой. Занятия философией меня радуют, но радует и многое другое, и я не могу делать все.

Это и есть практический разум в реальной жизни. Заметьте, я не могу четко провести различие между обязанностью и желанием, как и между целями и средствами. По большей части я не брал бы на себя эти обязательства, если бы не хотел иметь их и если бы я не хотел делать то, к чему они обязывают меня. Эти обязанности создали для меня мои желания. Чем является написание этой книги - целью или средством? Ответ - и тем, и другим, причем в разных отношениях. Но в чем принцип моего действия, и не cjo-ит ли мне проверить, не обусловлено ли мое действие неким всеобщим законом? Да, я могу сформировать множество разных принципов, применимых или неприменимых универсально, и это не имеет большого значения. Может быть, чтобы быть рационально действующим человеком в подобных случаях, для начала я должен иметь хорошо организованный перечень предпочтений, а затем сделать расчеты вероятности в отношении того, какие действия увеличат до максимума мою выгоду? Эта идея представляется до абсурда невероятной. Но во всем этом видимом интенциональном хаосе на самом деле есть порядок, и цель практического разума состоит в том, чтобы уточнить и распространить этот порядок.

Вот первая серьезная трудность: как могут факты реального мира, такие, как наличие в моем организме определенного количества витаминов или что я произношу какие-то слова, составлять рационально непреодолимый фактор мотивации? Некоторые из этих фактов при некоторых описаниях уже являются факторами мотивации. Таким образом, то высказывание было обещанием и тем самым принятием на себя обязательства. Уровень витаминов низок, следовательно, есть потребность в них. Рациональность признания может требовать, чтобы я признал, чего мне не хватает в соответствии с данными описаниями, и, таким образом, понял, что мои потребности представляют собой факторы мотивации. Но как? Разве мне не нужно иметь другое предшествующее желание, чтобы соблюдать мои обязательства или удовлетворять потребности моего организма? Я говорил ранее, что принципы рациональности признания могут требовать, чтобы определенные внешние факты осознавались как внешние факторы мотивации и, таким образом, были представлены как внутренние факторы мотивации. Но кроме того, следует поговорить о принципах рациональности признания. Я говорил, что здесь нет регресса в бесконечность, но почему его не может быть? Не понадобится ли мне фактор мотивации ради фактора мотивации? И не приведет ли это к регрессу в бесконечность другого порядка?

Банальное утверждение, что я могу вовлекать в обоснование только то, что является внутренней чертой моего разума, не противоречит утверждению, что осознание объективных фактов реального* мира может быть и тем, чего требует рациональность, и тем, что обеспечивает внешние рациональные основы для внутренних факторов мотивации.

V. Конструирование полного основания: проверка «классической модели»

Предполагая, что полное основание должно содержать в себе все три вида описанных элементов, как тогда в точности мы конструируем, оцениваем и действуем в соответствии с полным основанием? Я хочу рассмотреть случай из реальной жизни, потому что он иллюстрирует разницу между точкой зрения, которую я выдвигаю, и точкой зрения «классической модели». Я уверен, что пример, который я хочу предложить, является примером иррациональности, но «классическая модель» не может описать его иррациональность.

Когда я читал лекции в Дании, у меня была студентка, которая много курила. Я сказал ей, что курение очень вредит ее здоровью. Она согласилась. Тогда я спросил: «Почему тогда вы продолжаете курить?» Она ответила, что не заботится о своем здоровье, что она будет совершенно счастлива умереть намного раньше, чем могла бы, если бы не курила, а сейчас она хочет курить. Она прямо сейчас желает делать то, что, как ей известно, приведет к ее смерти в возрасте около шестидесяти лет. Я заметил ей, что в шестьдесят лет она не захочет умирать и будет сожалеть о том, что курила теперь. Она опять согласилась, но сказала, что сейчас, когда ей всего двадцать и ей надо принимать решение, ее совершенно устроит, если она умрет в шестьдесят лет, а сейчас - это как раз тот момент, когда ей нужно решить - курить или нет.

Этот случай интересен тем, что она согласилась со всем, что я ей сказал. Она согласилась, что курение, скорее всего, убьет ее к шестидесяти годам, и по мере приближения к этому возрасту она будет все больше жалеть о том, что не бросила курить, что она не захочет тогда умирать вследствие курения. Но тем не менее здесь и сейчас, когда нужно принять решение - курить или нет, рациональным решением для нее будет курить, потому что она хочет курить здесь и сейчас. Она не признавала здесь какой-либо иррациональности. Напротив, она настаивала на том, что ее поведение вполне рационально, что сейчас для нее рационально курить.

По «классической модели», ее поступок действительно был абсолютно рациональным. Ее убеждения и желания были таковы, что она, при ее убеждениях, достигала максимального удовлетворения своих желаний в курении. Верно, что у нее могли бы появиться некоторые последующие желания, которые могли бы и не быть удовлетворены, но они не могли играть какой-либо роли в рациональном принятии решений сейчас, потому что эти последующие желания даже не существовали на текущий момент. Более того, у нее не было желаний второго порядка в то время, не было желаний на будущее; она была безразлична к нему. Она не думала так: «Я буду желать того-то и того-то в будущем, так что я хочу желать этого сейчас». Ожидаемые желания будущего не играли для нее никакой роли.

Согласно «классической модели» в трактовке Уильямса, нам следовало бы сказать, что эта студентка является примером совершенной рациональности, поскольку она действовала в соответствии со своими внутренними основаниями, и эти внутренние основания не включали в себя какой-либо озабоченности ее собственным будущим через сорок лет. Чтобы побудить ее бросить курить, я мог лишь апеллировать к внешнему основанию, к чему-то, что стоит вне ее набора мотиваций в настоящий момент, и согласно этому основанию, по модели Уильямса, это не могло бы иметь никакого влияния на ее рациональность. Здесь был, по терминологии Уильямса, «правильный курс размышления» от существовавшего набора мотиваций до продолжения курения, и не было такого правильного курса размышления от существовавшего набора мотиваций к отказу от курения. По «классической модели», случай студентки был случаем совершенной рациональности.

Я думаю, что данный рассказ вполне очевидно рас-1фывает ограничения «классической модели», потому что здесь как раз та ситуация, когда кто-то должен принять решение в настоящем, и рациональное решение требует действий в соответствии с независимым от желания основанием. Почему же на деле поведение девушки было иррациональным? Я не думаю, что это сложный случай. Иррациональность состоит в том факте, что личность, принимающая решение сейчас, умрет а шестьдесят лет. Недостаточно сказать, что сейчас у нее нет желаний относительно будущих желаний и вообще в отношении ее будущего. Проблема в том, говоря рациональным языком, что ей стоило бы иметь желания, касающиеся ее будущего, поскольку ее настоящее поведение таково, что она и удовлетворяет, и разрушает саму себя. Заметьте, что я не утверждаю, что «отсроченное удовлетворение» всегда является рациональным выбором. Мне кажется ясным, что есть некоторые виды удовлетворений, существующих здесь и сейчас, и ради их получения стоит рисковать жизнью. В подобном случае человек может создать полное основание, где он должен найти баланс между удовлетворением в настоящем и риском отказа от надежд на будущее. Но приведенный выше случай не похож на это. В нем человек не взвешивает на чашах весов желание курить сейчас и нежелание умирать позже. Суть в том, что в «классической модели» нежелание умирать позже не учитывается вообще, поскольку оно не представляется как часть набора мотиваций.

VI. Что есть полное основание для действия?

Наш изначальный вопрос о том, что является основанием для действия, к настоящему моменту уже подвергся трансформации. Как мы уже видели, основание для действия - это любая фактитивная единица, являющаяся элементом набора, который составляет полное основание. Так что целью нашего анализа является выработка концепции полного основания. Что же тогда есть полное основание?

Полное основание для действия должно обладать следующими компонентами. Во-первых, у него должен быть один или несколько рациональных факторов мотивации. Что делает фактор мотивации рациональным? Выражаясь формально, можно сказать, что рациональным фактором мотивации может выступать либо рациональное желание, либо какой-то рациональный внешний фактор мотивации, такой, как обязательство, обязанность, долг, требование или потребность. Например, мое желание съесть обед и моя потребность в витаминах являются рациональными факторами мотивации. Но мое внезапное побуждение откусить какой-нибудь кусок от стола не есть рациональный фактор мотивации. Чтобы функционировать в рациональном принятии решений, факторы мотивации должны быть осознаны как таковые самим человеком.

Во-вторых, за исключением очень простых ситуаций, когда я могу удовлетворить фактор мотивации, выполнив обычное действие (поднятие руки), полное основание должно содержать в себе набор движущих мотивов и составляющих. Эти фактитивные единицы должны состоять в связи с факторами мотивации таким образом, чтобы они могли либо эффективно удовлетворять фактор мотивации (действующие), либо являться составными частями удовлетворения фактора мотивации (составляющие). Тогда рациональное размышление заключается в оценке действенности факторов мотивации и конфликтов между ними, а также в оценке движущих мотивов и составляющих в плане получения максимального удовлетворения факторов мотивации с минимальными затратами других факторов мотивации на удовлетворение движущих мотивов и составляющих. Говоря обычным языком: чтобы рационально думать о том, что надо сделать, вы должны понять, что вы действительно должны сделать, а затем найти способ сделать это наилучшим образом без ущерба для других вещей, которые вы хотите или должны сделать.

Теперь мы можем, в свете этого рассуждения, вернуться к нашему изначальному вопросу из первого раздела главы и переформулировать его так:

Рационально действующий человек X правильно принимает набор утверждений S, состоящих из отдельных утверждений si, s2, s3... в качестве действенного полного основания для себя, чтобы совершить действие Л, если:

1. Каждый из элементов S - si, s2 и т. д. - является истинным и считается таковым субъектом X.

2. S содержит утверждение хотя бы одного рационального фактора мотивации, и этот рациональный фактор мотивации осознается субъектом X в качестве такового. Рациональные факторы мотивации, как мы уже убедились, могут быть как внешними, так и внутренними; они могут, например, быть желаниями или обязательствами, но если обязательство действует внутренне, оно должно осознаваться как таковое действующим субъектом.

3. X принимает S как не устанавливающее причинно достаточные условия для выполнения действия А. Вот где возникает разрыв. Чтобы X включился в процесс рационального принятия решения, он должен предполагать, что у него есть реальный выбор.

4. X принимает некоторые из утверждений, входящих в S, как движущие мотивы или составляющие (или как то и другое) для факторов мотивации.

5. Рациональная оценка связей между конкурирующими факторами мотивации и разные требования движущих мотивов и составляющих достаточны, чтобы оправдать выбор А в качестве рационального решения, при учете S.

До настоящего момента эта характеристика была чисто формальной. Мы еще не сказали о том, что делает фактор мотивации рациональным, или как может быть, что рациональность признания требует, чтобы человек признавал внешний факт в качестве фактора мотивации, или при помощи каких процедур мы должны оценивать разные факторы мотивации, движущие мотивы и составляющие, чтобы прийти к рациональному решению. Я вернусь к некоторым из этих вопросов в последующих главах. Однако сейчас я позволю себе одно предостережение: теория рациональности сама по себе не предоставит вам алгоритма рационального принятия решений. Теория рациональности не дает в этом отношении больше, чем теория истины, которая не предлагает алгоритма для того, чтобы выяснить, какие предположения являются истинными. Теория истины говорит о том, что означает истинность предположения, а теория рациональности показывает, что подразумевается под словами, что действие рационально.

Глава 5

Некоторые особые черты практического разума: сильный альтруизм как логическое требование

I. Основания для действий

Мне хотелось бы, чтобы в исследовании рациональности мы концентрировали внимание на обосновании как деятельности, в которую вовлечены конкретные личности, а не на рациональности как абстрактном наборе логических качеств. Тогда, мне кажется, мы найдем в любой деятельности по обоснованию множество интенциональных явлений и личность, которая пытается организовать их так, чтобы произвести другое интенциональное состояние как результат этой деятельности. В теоретическом обосновании конечным продуктом является убеждение или принятие предложения; в практическом обосновании -предварительное намерение или намерение в действии. Вывод из анализа интенциональности действия, приведенного в главе 2, состоит в том, что действия имеют интенциональное содержание. Так что нет загадки в том, что действия могут быть результатом процесса обоснования. Как процесс теоретического, обоснования приводит к убеждению или принятию суждения, так итогом практического обоснования выступает предварительное намерение действовать или же реальное действие (имеющее интенциональ-ное содержание намерения в действии). Часто (но не всегда) им предшествует формирование вторичного желания. Например, я смотрю в окно и прихожу к заключению, что собирается дождь. Имея первичное желание оставаться сухим и прочие убеждения, я формирую вторичное желание взять зонт, предварительное намерение взять зонт, и покидаю дом, взяв с собой зонт. Каждый из трех последних шагов, включая само действие, имеет интенциональное содержание, мотивами которого являются предшествующие ему шаги. Я слышал насмешки над странным на первый взгляд заявлением Аристотеля о том, что действие может быть заключением «практического силлогизма». Аристотель был прав, а насмешники - нет.

Я подчеркиваю, что теоретический разум является особым случаем практического разума: решение о том, какие убеждения принять и от каких отказаться, является особым случаем решения о том, что делать. Хотя и теоретическое, и практическое обоснования ведут к разрыву, в котором человек только и действует, основания для действия во многих отношениях отличаются от оснований для убеждения. Основания для убеждения предусматривают логическое доказательство - в отличие от оснований для действия. Это следствие разницы в направлениях соответствия. В данном разделе я хочу исследовать некоторые особенности оснований для действия и их последствий для практического разума. Что же особенного в основаниях для действия? В чем разница между основаниями для некоего поступка и основаниями для убеждения или принятия чего-то? В обоих случаях мы имеем набор интенциональных содержаний с восходящими и нисходящими направлениями соответствия. Предполагается, что нисходящие направления соответствия истинны, поэтому они отвечают за положение вещей в реальном мире. Какой вид восходящих направлений соответствия мы имеем и чему они подчинены? В сфере теоретического разума ответ относительно прост. Убеждение предполагает приверженность его истинности, так что если я вовлечен в теоретическое обоснование на основе моих убеждений, то обязан следовать истине. Эти обязательства перед истиной обладают восходящим, от мира к разуму направлением соответствия и дают основание для принятия истинных предположений. Когда говорят, что что-либо верно, подразумевается, что говорящий верит в это. Разберемся подробнее: предположим, я хочу знать, верить ли в р. Предположим, у меня есть убедительное доказательство, что p истинно. Поскольку убеждение предполагает приверженность истинности, которая имеет восходящее направление соответствия, я должен верить (принимать, сознавать или признавать), что p имеет место.

И теоретический, и практический разум подвержены рациональным ограничениям, но у оснований для действия есть некоторые дополнительные особенности. Во-первых, основания для действий некоторым образом соотносятся с первым лицом, чего лишены основания для убеждения. Основания для убеждения обычно существуют в форме свидетельства или доказательства истинности предположения, в которое верят, а истина безлична. Истина - это основание веры для кого угодно. Но там, где речь идет о действии, даже если основание является таковым для всех, основания для действия все-таки должны обращаться к чему-то внутреннему, личному, чего не могут основания для убеждения. Если вы установили истину, перед вами уже не стоит вопрос, стоит ли верить в нее, потому что верить, что p истинно, уже означает верить в то, что p имеет место. Но из-за разницы направления соответствия убеждения и намерения не существует ничего аналогичного истине в области оснований для действия. В теоретическом разуме правильные основания приводят вас к истинному убеждению. В практическом разуме правильные основания приводят вас к намерению, которое... что? Не существует такого х, к которому интенция относится так жр., как истина к мнению. У всех есть основание для стремления к самосохранению, процветанию, самостоятельности и многим другим желаемым целям. Но ничто здесь не относится к действию так, как истина относится к убеждению, поскольку в каждом случае цель должна быть представлена интенциональ-ным содержанием каждого субъекта в отдельности. Что касается убеждения, то истина как цель встроена в него. Подобная цель не встроена в основания для действия, предварительные намерения или намерения в действии.

Во-вторых, основания для действия имеют особую связь со временем, отличную от той, что есть у оснований для убеждения. Основания для действия всегда обращены вперед. И это верно даже в тех случаях, когда мы приводим основания того, почему человек действовал так в прошлом. Существующее основание для действия - это всегда основание для человека выполнить действие сейчас или позже. Прошлое основание для действия было в прошлом основанием для человека выполнить действие тогда или позже.

Третий аспект связан с первыми двумя. Основания для действия должны быть способны мотивировать его. Если дано основание, чтобы в прошлом было выполнено действие, это основание должно было функционировать причинно при выполнении этого действия, поскольку именно оно было тем основанием, в соответствии с которым человек действовал. Если это основание для будущего действия, оно должно быть таким, что в соответствии с ним человек сможет действовать. Но, говоря так, мы подразумеваем, что основание либо реально, либо потенциально эффективно, потому что само действие в соответствии с основанием, как мы видели, делает последнее эффективным в процессе действия. В предыдущей главе я уделил внимание мотивационному свойству оснований, чтобы доказать: каждое полное основание должно содержать хотя бы один фактор мотивации.

Какие фактитивы могут быть факторами мотивации? Ответ, предлагаемый в «классической модели», слишком прост: все факторы мотивации являются желаниями, где «желание» понимается в очень широком значении, куда входят такие понятия, как цели, выводы и устремления субъекта. Основание есть и должно быть рабом страстей. Современные авторы выражаются довольно неопределенно по поводу того, что должен включать список мотивационных единиц, сосредоточиваясь, как правило, на «пред-установках» (pro-attitudes) (термин, введенный, насколько я знаю, Патриком Ноуэллом-Смитом)1 и на «субъективном наборе мотиваций» (Уильяме)2, но общая идея достаточно ясна. Без некоторого внутреннего психологического состояния, сходного с желанием, процесс обоснования никогда не смог бы привести к действию. Обезьяны Кёлера - это модель. Без желания они никогда бы не стали подниматься.

1 Patrie Nowell-Smith, Ethics, London: Penguin Books, 1954, p. 112.

2 CM. «External and Internal Reasons», в изд.: Moral Luck, Cambridge: Cambridge University Press, 1981, p. 101-113.

Почему классические теоретики так уверены в этой модели? Наверное, ее простота притягательна и делает ее свойства хорошо формализуемыми в теории решений. Но есть и сильные философские доводы в ее поддержку. Во-первых, в реальной жизни есть много подобных случаев. Простейшие из них тэ, где основание - это просто желание определенного порядка. «Почему.вы пьете воду?» Потому что испытываю жажду. Другой случай - это когда налицо некий факт, который, по убеждению действующего субъекта, приведет к удовлетворению его желания. «Почему вы пьете воду?» Потому, что она спасет меня от головной боли. Вот развернутое изложение: я хочу избавиться от головной боли, я верю, что, если выпью воды, боль пройдет, следовательно, мне хочется выпить воды. В подобном случае желание выпить воды является мотивированным желанием, оно мотивировано другим желанием вместе с убеждением, касающимся того, как удовлетворить желание.

Другой аргумент в пользу «классической модели» заключается в том, что в структуре реального размышления заключение должно быть неким сходным с желанием интенциональным состоянием, например вторичным желанием, первичной интенцией или намерением в действии. А откуда же может такое состояние рациональным путем возникнуть, как не из желания, которое появилось раньше? Без желания или пред-установки как исходной точки, кажется, нет способа, при помощи которого размышление могло бы рационально превратиться в желание или в сходное с ним интенциональное состояние.

Очевидное возражение на утверждение «классической модели», что только желания способны мотивировать, состоит в том, что существует множество мотивационно эффективных оснований для действия, таких, как обязательства, которые не являются желаниями. «Почему вы пьете воду?» Потому что я обязан это сделать. Я пообещал это моей супруге.

Всем этим примерам классический теоретик дает одно и то же объяснение. Ваше обязательство, например, лишь потому есть основание для действия, что вы желаете исполнить его. Один из центральных пунктов полемики между мной и «классической моделью» как раз здесь. Я думаю, что обязательство есть, или, по крайней мере, может быть, основанием для эффективного желания (т. е. для желания, в соответствии с которым человек действует), а не предварительным желанием, действующим как основание для эффективности обязательства. Я вернусь к этому пункту в следующей главе.

Четвертым свойством оснований для действия является то, что, если основание принимается действук?-щим субъектом за основание для выполнения свободного действия, оно не может восприниматься им как каузально достаточное. Если он считает себя действительно вынужденным поступать так-то, он не может думать о себе как о человеке, действующем свободно в соответствии с основанием. В случае с человеческими поступками в силу разрыва основание может быть хорошим или адекватным основанием без обеспечения каузально достаточных условий для действия. И, что более важно с точки зрения субъекта, основание нельзя рассматривать как каузально достаточное. Как я отмечал в предшествующих главах, применимость концепции рациональности в принятии решений предполагает свободный выбор. В самом деле, для рационально действующих людей свободный выбор является и необходимым, и достаточным условием для применения рациональности. При свободном выборе предполагается, что действие можно оценить с рациональной точки зрения, и эта возможность оценивать подразумевает в себе наличие свободного выбора. Может показаться, что множество примеров противоречит данному утверждению. «Что можно сказать о наркомане, который не способен себе помочь, но тем не менее способен поступать рационально, выбирая рациональные средства вместо иррациональных, чтобы удовлетворить свою тягу?» Но даже этот случай подтверждает главный момент в наших рассуждениях, поскольку мы про себя полагаем, что у наркомана есть выбор среди средств удовлетворения его неодолимого желания. Это значит, что в пределах, в которых мы считаем человека действующим рационально, мы полагаем, что в тех же пределах он осуществляет свободный выбор, пусть даже конечная задача удовлетворения зависимости не является делом свободного выбора для него и, таким образом, выпадает из сферы рациональности. Разрыв есть характерная черта как обоснования убеждения, так и обоснования действия. Но он играет особую роль при обосновании действий, что я и пытался показать.