Проф. В.А. Конев. Продолжая рассуждения О.В., мне хочется остановиться на одном, с моей точки зрения, крайне принципиальном моменте содержания данной главы

Продолжая рассуждения О.В., мне хочется остановиться на одном, с моей точки зрения, крайне принципиальном моменте содержания данной главы.

Мы помним, что в предыдущей главе Хайдеггер показал, что «со смертью Присутствие стоит перед собой в его самой своей способности быть», а тем самым постигает свою целость (С.250). Но отношение к смерти – это онтологическая возможность знать целость, а не реальная ситуация знания ее. Хайдеггер говорил в конце предшествующей главы: «Онтологическая возможность собственной способности Присутствия быть целым до тех пор не значит ничего, пока соответствующая онтическая способность быть не документирована из самого Присутствия» (С.266. Курсив мой – В.А.). Т.е. онтологически-то можно обосновать, что собственное бытие Присутствия раскрывается в отношении к смерти, к небытию, но (помните?) «бросает ли когда себя Присутствие фактично на такое бытие к смерти» (Там же). Фактично знает ли Присутствие смерть, небытие. Фактично встречается ли Присутствие с чем-то таким, что ставило бы его в отношение к небытию? Вот вопрос, ибо только такое отношение и дает Присутствию его способность быть как его собственную способность.

Значит, проблема стоит такая: может ли Присутствие иметь дело со своим небытием, еще не умерев, еще не встретив свою смерть. Или по-другому: как быть Присутствия связано с не-быть. Этой проблеме и посвящена данная глава, которая рассматривает, что в самом способе экзистенции Присутствия свидетельствует Присутствию о его способности быть.

Это, по мысли Хайдеггера, что было раскрыто в выступлении О.В., – совесть, голос совести. Это голос, который взывает к самости Присутствия в его человеко-самости, т.е. к Присутствию, растворенному в людях, в безличности обыденного (скажем, социального существования) и разрушает человека, оставляя самость наедине с собой, со своей способностью быть. В таком понимании совести нет ничего необычного, здесь Хайдеггер просто выражает обыденное понимание совести: зов совести свидетельствует каждому о его жизни, о его предназначении. Но вот вопрос – почему?

Ведь в обыденном толковании совести она, как правило, олицетворяет что-то вне человека: Бога, Другого (Фейербах говорил: совесть – это голос другого человека, звучащий во мне), со - ведение (требование: «Встань на мое место, чтобы знать, как поступать») и т.п. Во всех этих случаях совесть уводит человека (меня) от себя (от меня самого). Но все-таки совесть взывает ко мне и из меня. Значит, нужно найти ее основание не в способе бытия людей, а в способе бытия самого Присутствия. Более того, если она свидетельствует о собственной способности быть Присутствия, то она должна быть связана с самой этой способностью, с самим бытием Присутствия. И Хайдеггер анализирует экзистенциально-онтологические основания совести. Наиболее существенные страницы, демонстрирующие этот анализ, – страницы 282-288 § 58 «Понимание призыва и вина».

Мне представляется значимым этот анализ в двух аспектах: во-первых, в аспекте теоретическом – здесь фундаментальная онтология обнаруживает (обнажает) по-новому (даже по сравнению с предшествующими страницами текста «БиВ») суть бытия Присутствия; во-вторых, в аспекте методологическом – в том, как строится рассуждение о бытии особого рода (какого? об этом чуть позже).

Итак, совесть, по Хайдеггеру, взывает к самости Присутствия, и на этот призыв Присутствие отзывается пониманием своей виновности. "Виновен", замечает Хайдеггер, всплывает как предикат к "я есмь" (С.281). Поэтому совесть, ее зов и "слышимое" в зове должны иметь онтологическое основание. Каково это онтологическое основание? Выявляя его, Хайдеггер делает, на мой взгляд, просто гениальный ход, отталкиваясь от обыденного толкования "быть виновным". Если все обыденные представления о "виновен" формализовать, то можно их свести, читаем в «БиВ», к представлению «быть основанием изъяна в вот-бытии другого» и самого себя определять как "ущербное", как "изъян" (С.282). И хотя экзистенция в отличие от наличного не может иметь никакого изъяна, недостачи (как не-бытия-в-наличии), однако в понимании своей виновности (в идее "виновен") должно содержаться нечто от "изъяна", "недостачи", а именно нечто в характере нет. «Если "виновен" способно определять собой экзистенцию, то здесь возникает онтологическая проблема, экзистенциально прояснить нет-характер этого нет» (С.283). "Нет-характер этого нет", т.е. небытие. Правда, понятия небытие Хайдеггер не употребляет, и на то, возможно, есть свои оправдания, но речь идет именно об определенно понятом небытии. Хайдеггер употребляет другое понятие – ничтожность. «Формально экзистенциальную идею "виновен" мы определяем таким образом, - напомню еще раз эту мысль автора «БиВ», - бытие-основанием для бытия, определенного через нет, - т.е. бытие-основанием некой ничтожности» (Там же). В оригинале Nichtigkeit, которое в словаре имеет значение: 1) ничтожность, незначительность, ничтожество;
2) недействительность. В.В. Бибихин переводит его как ничтожность. Конечно, эта "ничтожность" не в смысле "незначительность-ничтожество", а скорее "недействительность", но по-русски это разные слова. Поэтому Бибихин, по сути дела, создает неологизм, который свое новое значение с трудом протаскивает через старое. Возможно, что здесь было бы уместно какое-то другое слово типа старо-русского "не́то" – сущ. м. или ср. рода, обозначающее "состояние недостатка чего-либо; всего, чего нет" (см. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 2. Даль приводит такие примеры: «Пирог с нетом» - без начинки; «Человек родился из нета, и пойдет в нет»; «Неты считать» – проверять недостачу чего-либо).

Почему здесь важна терминология? Потому что этим решается не только проблема ликвидации "идолов рынка", но и методологическая проблема, а именно проблема – как мыслить небытие. Ведь со времен Парменида считалось, что мысль тождественна бытию, что небытие, "нет" мыслить нельзя («На нет и суда», т.е. суждения, нет). Здесь же Хайдеггер сталкивается с тем, что для определения вполне онтически наличного начала (фактически данного) – "быть виновным" – нужно ввести небытие. И введено оно может быть только одним способом – через бытие, ибо, действительно, только бытие доступно выражению. Но через такое бытие, которое становится основанием нет(бытие-основанием для бытия, определенного через НЕТ). Хайдеггер понимает, что он входит в абсолютно новую область онтологии. Он пишет: «Онтологический смысл нетости … остается еще туманным», туманно онтологическое существо нет вообще (С.285). Он отмечает, что «онтология и логика многое вверили этому нет и через то локально выявили его возможности, не развернув само его онтологически» (Там же. Курсив мой – В.К.). В логике есть анализ отрицательных суждений, роли отрицания, но, что такое нет, – это не обсуждается. Нет всегда трактуется как негатив в смысле изъяна. Позитивность его исчерпывается только тем, что оно конституирует "переход". По Хайдеггеру, и диалектика, которая негацию делает своим прибежищем, также не берет нет как проблему. И Хайдеггер справедливо утверждает, что в философии никогда не ставили проблему онтологического происхождения нетости и даже не искали, хотя бы условия, на которых проблема нет и его нетости может быть поставлена. Эта проблема может быть найдена и поставлена только в тематическом прояснении смысла бытия вообще, т.е. в аналитике Присутствия, бытие которого есть бытие-основание ничтожности (бытие-основание нета) (С.286). Без этого нельзя прояснить не только смысл бытия вообще, но нельзя понять и условия существования морали, ценностей, совести. Для нашего сообщества, объединенного данным семинаром, занимающегося философией культуры и философией общества, это положение Хайдеггера крайне значимо: небытие есть там, где есть присутствиеразмерное бытие, т.е. человеческое или культурное бытие. А, следовательно, онтология культуры (онтология человеческого бытия) должна включать в себя знание небытия.

Итак, изначальная виновность Присутствия, которая обнаруживается в понимании призыва совести, есть бытие-основание нет. Обратим внимание еще раз на то, как методологически изящно это выводит Хайдеггер.

Присутствие брошено в мир, брошено в заботу, в свои возможности. И эта брошенность не от него, не оно ее выбрало: «не от себя самого введено в свое вот». Поэтому «нет (Присутствие не владеет своим бытием, брошено в него – В.К.) принадлежит к экзистенциальному смыслу брошенности» (С.284). Присутствие есть бытие, и в то же время его не было когда-то. Но тогда, какое же оно бытие, если могло не быть? Вот и получается, что это не парменидовское бытие, которое не может не быть. Присутствие же есть такое бытие, которое небытие имеет у своего основания.

Нет конституирует бытие Присутствия. Оно конституирует бытие Присутствия не тем, что "дает" ему бытие (бытие "свалилось" на Присутствие), не тем, что Присутствие не по своему проекту возникает, а тем, что Присутствие становится бытием своего основания, т.е. нет (С.284-285). Присутствие есть бытие-основание для бытия, определенного через нет потому, что как способное быть оно реализует свои возможности, но, реализуя всегда одну возможность, оно постоянно не есть те возможности, которые им не выбраны, от которых оно отреклось (С.285). Присутствие вышло из нет, и это лежащее в его основе нет становится основой его действия в мире возможностей. Так оно становится бытием своего основания (бытием-основанием): оно не исполняет возможности тем, что исполняет выбранные возможности. И потому оно виновно в ничтожности (нéтах) возможностей, которые были его возможностями. «Подразумеваемая тут ничтожность, - пишет Хайдеггер, - принадлежит к бытию-свободным Присутствия для своих экзистентных возможностей. Свобода однако есть лишь в выборе одной, значит в перенесение не-имения-выбранными других и неспособности-выбрать-также-и другие» (Там же).

Присутствие в своей основе апофатично, оно есть в пространстве Дантовых координат. Или: оно по своей основе быть (а оно из нéта появилось, ничтожность ее основа) и по способу быть, который на этой основе появляется, порождает особое пространство (NB, в конце главы Хайдеггер скажет решимость Присутствия порождает ситуацию) – пространство ничтожения, нетости, нетствования, нéта, апофатическое пространство. Присутствие своим способом быть создает вокруг себя апофатичность, ничтожение (вспомним, что уже это всплывало: Присутствие от-даляет, уничтожает, ничтожит даль). Хайдеггер пишет: «В структуре брошенности равно как и наброска (т.е. в выборе возможностей – В.К.) по сути заложена ничтожность (т.е. способность ничтожения, наличие нéта – В.К.)» (Там же. Курсив мой – В.К.). И дальше: «Забота сама в своем существе вся и насквозь пронизана ничтожностью» (Там же). Т.е. забота, а это способ бытия Присутствия в мире, всегда, направляясь на одно, от чего-то вынужденно отказывается, поэтому она есть бытие-основание нет. Она апофатична, а потому Присутствие всегда в чем-то виновно: «Забота – бытие Присутствия – означает поэтому как брошенный набросок: (ничтожное) бытие-основанием ничтожности. И этим сказано: Присутствие как таковое виновно» (Там же).

Таким образом, согласно Хайдеггеру, совесть укоренена в самом бытии Присутствия. Ее зов, идущий из основ самого этого бытия, дает понять, что мое бытие есть бытие виновным. И когда Присутствие слышит зов совести, оно принимает к сведению факт "виновен", что выражается для него в «хотеть-иметь-совесть», в избрании имение -совести (С.288). Если я имею совесть, я хочу ее иметь, и эта воля-иметь-совесть есть экзистентная (т.е. реальная) предпосылка для возможности стать фактично виновным, т.е. быть ответственным за свои поступки (Там же). Тем самым «вызов к бытию-виновным означает воззвание к способности быть, какою я всегда уже как Присутствие бываю» (С.287). «Таким образом, совесть обнаруживает себя тем самым как принадлежащее к бытию Присутствия свидетельство, в котором она зовет само его к его с а мой своей способности быть» (С.288). Реализуется воля-иметь-совесть в решимости, которая вводит бытие вот в ситуацию, где Присутствие может бросить себя на определенные фактичные возможности, обнаруживая тем самым свою способность быть. «Решимость же, - заключает Хайдеггер, - очерчивает экзистенциальную структуру засвидетельствованной в совести собственной способности быть, воли-иметь-совесть» (С.300. Курсив мой – В.К.).

А это свидетельство и хотел обнаружить Хайдеггер своим разысканием, нашедшим выражение в данной главе.

Спасибо за внимание!

Семинар 10