Доцент О.В. Герасимов

(Сам. ин-т инженеров железнодорожного транспорта)

Уважаемые коллеги!

Вторая глава второго раздела «БиВ» Мартина Хайдеггера «Присутствиеразмерное свидетельство собственной способности быть и решимость» посвящена экзистенциальной аналитике феномена совести как одной из онтологических структур Присутствия. Это необходимо Хайдеггеру для обоснования своего главного тезиса: бытие есть время (к чему мы еще вернемся). Учение Хайдеггера о бытии опирается на соответствующую интерпретацию бытия Присутствия. Для этого и было необходимо выявить собственную (самую свою) бытийственную способность Присутствия, которую оно предает забвению в своем падении и потерянности в людях. Иными словами, выявить те бытийственные структуры, которые в эмпирическом существовании человека непосредственно не обнаруживаются.

В § 54 Хайдеггер формулирует свою задачу: найти, как собственная бытийственная способность Присутствия может быть засвидетельствована в ее экзистентной возможности им самим. Это свидетельство должно само прежде дать себя найти, т.е. выступить как феномен, как то, что само себя показывает. И это свидетельство должно быть понимаемо Присутствием, т.е. иметь корни в самом бытии Присутствия. Это такое свидетельство, которое способно показать Присутствию его собственную способность быть самим собой.

Будет ли ответом на этот вопрос ответ на вопрос о кто Присутствия? Напрашивается положительный ответ, но Хайдеггер видит возможные ловушки. Кто Присутствия, потерянного в людях, чаще всего не его бытие-самостью, а человеко-самость (Man-Selbst). Поэтому-то собственное бытие-самостью Присутствия и подлежит выявлению, т.е. необходимо выявить, каковы онтологические условия модификации человеко- самости в бытие-самостью.

Хайдеггер указывает на пропасть, разделяющую экзистенциальную возможность и фактическое умение Присутствия быть. Погружение человека в мир людей, потерянность Присутствия в людях лишает его всяких возможностей какого-либо жизненного выбора, что бы он сам (человек) об этом не думал. Все уже решено за нас, а люди об этом стыдливо умалчивают. Для озаботившегося бытия-в-мире это удобно: избавление от выбора снимает всякую ответственность с человека. Хайдеггер сознательно самым категорическим образом дистанцируется от этических вопросов как от эмпирических (онтических), но этический смысл его построений в этой главе читается достаточно легко. Хайдеггер, по сути, упрекает людей в отказе от выбора, от ответственности за свои поступки. Далее он выстраивает онтологию возврата человека к самому себе, органически встраивая ее в свою концепцию бытия.

Отдавая никому свое право выбора бытийных возможностей, Присутствие увязает в несобственности, и только намеренно (с решимостью, как далее скажет Хайдеггер) оно может вернуть себя к себе, преодолев потерянность в людях. Сам Хайдеггер называет это "наверстанием выбора" (С.268).

Присутствие потеряно в людях, и прежде чем себя найти, оно должно получить свидетельство своей способности-быть-собой, которая есть в возможности и которую надлежит наверстать в выборе. Т.е. человек должен сперва удостовериться, что его сущность не такова, каковой он привык ее считать, потерявшись в мире и мирской суете, покорившись авторитету толков, мнений и выводов эмпирических наук. Таким свидетельством Хайдеггер полагает голос совести (С.268). При этом он предлагает рассмотреть совесть как исходный феномен Присутствия, а не как фактическую реальность, поскольку именно фактичность совести нередко оспаривают в рамках обыденного толкования или самотолкования Присутствия. Хайдеггер далее рассматривает совесть не этически, но онтологически. В связи с этим Хайдеггер много и справедливо критикует представление Канта о совести как о "судебной палате". В то же время, именно к Канту восходит принцип рассмотрения совести как принципиально неустранимой априорной структуры трансцендентального субъекта, трансформированного Хайдеггером в Присутствие. Хайдеггер, в отличие от Канта, не склонен к морализаторству, а потому сумел сохранить в "чистоте" свой блестящий феноменологический анализ совести.

Анализ совести как феномена несовместим с любыми попытками психологических, биологических и теологических ее интерпретаций. Подобные попытки ведут к ликвидации феномена, "распылении" его в фактичности эмпирического мира. Совесть должна быть рассмотрена не экзистентно, но экзистенциально. Тщетность всех предшествующих попыток уловить совесть как эмпирическую данность доказывает, по мнению Хайдеггера, ее онтологическую инородность по отношению к окружающему миру. Итак, совесть — это феномен самого Присутствия, а не мира людей.

Совесть дает нам что-то понять, что-то размыкает, поэтому Хайдеггер и считает возможным включить ее в разомкнутость Присутствия. Совесть, голос совести — это, иначе, зов совести. Зов, по Хайдеггеру, есть модус речи. Далее Хайдеггер формулирует следующий тезис: "Зов совести имеет характер призыва Присутствия к его наиболее своей способности быть самим собой, причем в модусе взывания к его наиболее своему бытию-виновным" (С.269). Поскольку экзистенциальный подход к анализу совести принципиально нов и весьма далек от привычных ее интерпретаций, то экзистенциальная интерпретация будет нуждаться в выверке через критику расхожих толкований совести. Далее формулируется тезис: "Зову совести отвечает возможное слышание. Понимание вызова раскрывается как воля-иметь-совесть" (С.269-270). Так Хайдеггер очерчивает круг задач, распределяя их решение по параграфам:

§ 55 "Экзистенциально-онтологические основания совести";

§ 56 "Зовущий характер совести";

§ 57 "Совесть как зов заботы";

§ 58 "Понимание призыва и вина";

§ 59 "Экзистенциальная интерпретация совести и расхожее толкование совести";

§ 60 "Экзистенциальная структура засвидетельствованной в совести собственной способности быть".

В § 55 Хайдеггер проводит феноменологический анализ совести. Осуществляя феноменологическую редукцию в отношении совести, Хайдеггер выявляет отправную точку анализа: феномен совести неким образом дает нечто понять. Совесть принадлежит к кругу тех феноменов, которые конституируют Присутствие как разомкнутость (здесь Хайдеггер отсылает читателя к §§ 28 сл. «БиВ»).

Далее Хайдеггер суммирует сказанное им ранее, напоминая о таких характеристиках Присутствия, как брошенность, разомкнутость, настроенность (расположенность).

Присутствие полагает, что "знает" о себе, опираясь на публичную растолкованность, но на самом деле, теряя себя в людях и их толках, Присутствие слушает лишь человеко-самость, прослушивая свою самость. Вернуться к своей самости Присутствие может, сломав прислушивание к людям. Для этого ему что-то должно быть дано, что способно это прислушивание прерывать. Прерывание возможно, когда Присутствие будет позвано без посредников, т.е. зов должен идти изнутри самого Присутствия, должен быть укоренен в его бытии. Зов должен звать бесшумно и недвусмысленно. И этот зов есть совесть.

Зов есть модус речи. Но Хайдеггер справедливо отмечает, что речь вовсе не обязательно должна быть озвучена голосом, более того, он говорит, что и молчание есть модус речи (С.161), а далее мы узнаем, что именно в этой модальности существует совесть (С.273). Т.е. собственно зов совести не есть в словах выражаемое наше размышление по какому-то конкретному поводу, но тот изначальный импульс, удар, который мы переживаем тогда, когда совесть взывает к нам. Совесть — это оклик, который зовет Присутствие назад в его собственную самость. Это некое молчаливое "Эй!", не содержащее более никакой фактичности.

В § 56 Хайдеггер анализирует зов совести как речь, выявляя о чем речь, кто речи и кому речи.

Кого зовут? Присутствие. Это ясно, но неопределенно. Зовом настигнуто Присутствие, потерянное в людях, человеко-самость, озаботившееся со-быти е м с другими. Совесть окликает нас, погруженных в суету мира и общения с другими ради достижения каких-то сиюминутных эмпирических целей. К чему призывается человеко-самость? К своей самости. Зов обходит людей и публичную истолкованность Присутствия, сталкивая человека, пристрастившегося к публичному престижу, в незначимость (С.273). Как в Библии: "Все суета сует и всяческая суета". Каких бы высот в эмпирическом существовании ни достиг человек, он рано или поздно осознает свою ничтожность перед лицом вечности, как говорили ранее, т.е. перед лицом смерти, которая есть самая не-обходимая возможность Присутствия, как говорит Хайдеггер. Призыв Присутствия к своей самости, по словам Хайдеггера, вовсе не означает призыва к уходу Присутствия в самого себя, "отгораживания" от мира, от других, ибо своя самость Присутствия есть его разомкнутость, бытие-в-мире, бытие-с-другими.