ЗАКЛЮЧЕНИЕ. В нашей работе мы попытались раскрыть своеобразие До­стоевского как художника, принесшего с собой новые формы художественного видения и потому сумевшего

В нашей работе мы попытались раскрыть своеобразие До­стоевского как художника, принесшего с собой новые формы художественного видения и потому сумевшего открыть и уви­деть новые стороны человека и его жизни. Наше внимание бы­ло сосредоточено на той новой художественной позиции, кото­рая позволила ему расширить горизонт художественного виде­ния, позволила ему взглянуть на человека под другим углом художественного зрения.

Продолжая «диалогическую линию» в развитии европей­ской художественной прозы, Достоевский создал новую жан­ровую разновидность романа — полифонический роман, нова­торские особенности которого мы старались осветить в нашей работе. Создание полифонического романа мы считаем огром­ным шагом вперед не только в развитии романной художест­венной прозы, то есть всех жанров, развивающихся в орбите романа, но и вообще в развитии художественного мышления человечества. Нам кажется, что можно прямо говорить об осо­бом полифоническом художественном мышлении, выходящем за пределы романного жанра. Этому мышлению доступны такие стороны человека, и прежде всего мыслящее человеческое соз­нание и диалогическая сфера его бытия, которые не поддаются художественному освоению с монологических позиций.

В настоящее время роман Достоевского является, может быть, самым влиятельным образцом на Западе. За Достоевским как художником следуют люди с различнейшими идеологиями, часто глубоко враждебными идеологии самого Достоевского: порабощает его художественная воля, открытый им новый по­лифонический принцип художественного мышления.

Но значит ли это, что полифонический роман, однажды от­крытый, отменяет как устаревшие и уже ненужные монологиче­ские фермы романа? Конечно, нет. Никогда новый жанр, ро­ждаясь на свет, не отменяет и не заменяет никаких ранее уже существовавших жанров. Всякий новый жанр только дополняет

старые, только расширяет круг уже существующих жанров. Ведь каждый жанр имеет свою преимущественную сферу бы­тия, по отношению к которой он незаменим. Поэтому появле­ние полифонического романа не упраздняет и нисколько не ограничивает дальнейшего и продуктивного развития монологи­ческих форм романа (биографического, исторического, бытово­го, романа-эпопеи и т. д.), ибо всегда останутся и будут рас­ширяться такие сферы бытия человека и природы, которые тре­буют именно объектных и завершающих, то есть монологиче­ских, форм художественного познания. Но, повторяем еще раз, мыслящее человеческое сознание и диалогическая сфера бы­тия этого сознания во всей своей глубине и специфичности не­доступны монологическому художественному подходу. Они ста­ли предметом подлинно художественного изображения впервые в полифоническом романе Достоевского.

Итак, ни один новый художественный жанр не упраздняет и не заменяет старых. Но в то же время каждый существен­ный и значительный новый жанр, однажды появившись, ока­зывает воздействие на весь круг старых жанров; новый жанр делает старые жанры, так сказать, более сознательными; он заставляет их лучше осознать свои возможности и свои гра­ницы, то есть преодолевать свою наивность. Таково было, на­пример, влияние романа как нового жанра на все старые ли­тературные жанры: на новеллу, на поэму, на драму, на лири­ку. Кроме того, возможно и положительное влияние нового жан­ра на старые жанры, в той мере, конечно, в какой это позволяет их жанровая природа; так, можно, например, говорить об из­вестной «романизации» старых жанров в эпоху расцвета ро­мана. Воздействие новых жанров на старые в большинстве случаев ¹ содействует их обновлению и обогащению. Это рас­пространяется, конечно, и на полифонический роман. На фоне творчества Достоевского многие старые монологические фор­мы литературы стали выглядеть наивными и упрощенными. В этом отношении влияние полифонического романа Достоев­ского и на монологические формы литературы очень плодо­творно.

Полифонический роман предъявляет новые требования и к эстетическому мышлению. Воспитанное на монологических формах художественного видения, глубоко пропитанное ими, оно склонно абсолютизировать эти формы и не видеть их гра­ниц.

¹ Если только они сами не отмирают «естественной смертью».

Вот почему до сих пор еще так сильна тенденция монологи-зовать романы Достоевского. Она выражается в стремлении давать при анализе завершающие определения героям, непре­менно находить определенную монологическую авторскую идею, повсюду искать поверхностное жизненное правдоподобие и т. п. Игнорируют или отрицают принципиальную незавершен­ность и диалогическую открытость художественного мира До­стоевского, то есть самую сущность его.

Научное сознание современного человека научилось ориен­тироваться в сложных условиях «вероятностной вселенной», не смущается никакими «неопределенностями», а умеет их учиты­вать и рассчитывать. Этому сознанию давно уже стал привы­чен эйнштейновский мир с его множественностью систем от­счета и т. п. Но в области художественного познания продол­жают иногда требовать самой грубой, самой примитивной определенности, которая заведомо не может быть истинной.

Необходимо отрешиться от монологических навыков, чтобы освоиться в той новой художественной сфере, которую открыл Достоевский, и ориентироваться в той несравненно более слож­ной художественной модели мира, которую он создал.