Глава шестая. В ОЖИДАНИИ

Что делали они в часы ожидания? Нам следует рассказать об этом, ибо это принадлежит истории. Пока мужчины изготовляли патроны, а женщины корпию, пока широкаякастрюля, предназначенная для отливки пуль, полная расплавленного олова исвинца, дымилась на раскаленной жаровне, пока дозорные, с оружием в руках,наблюдали за баррикадой, а Анжольрас, которого ничем нельзя было отвлечь,наблюдал за дозорами, Комбефер, Курфейрак, Жан Прувер, Фейи, Боссюэ, Жоли,Баорель и некоторые другие отыскали друг друга и собрались вместе, как всамые мирные дни студенческой дружбы. В уголке кабачка, превращенного вказемат, в двух шагах от воздвигнутого ими редута, прислонив заряженные иприготовленные карабины к спинкам стульев, эти прекрасные молодые люди напороге смертного часа начали читать любовные стихи. Какие стихи? Вот они: Ты помнишь ту пленительную пору, Когда клокочет молодостью кровь И жизнь идет не под гору, а в гору, - Костюм поношен, но свежа любовь. Мы не могли начислить даже сорок, К твоим годам прибавив возраст мой А как нам был приют укромный дорог, Где и зима казалась нам весной! Наш Манюэль тогда был на вершине, Париж святое правил торжество, Фуа гремел, и я храню доныне Булавку из корсажа твоего. Ты всех пленяла Адвокат без дела, Тебя водил я в Прадо на обед И даже роза в цветниках бледнела, Завистливо косясь тебе вослед. Цветы шептались "Боже, как прелестна! Какой румянец! А волос волна! Иль это ангел низошел небесный, Иль воплотилась в девушку весна?" И мы, бывало, под руку гуляем, И нам в лицо глядят с улыбкой все, Как бы дивясь, что рядом с юным маем Апрель явился в праздничной красе. Все было нам так сладостно, так ново! Любовь! любовь! Запретный плод и цвет! Бывало, молвить не успею слово, Уже мне сердцем ты даешь ответ. В Сорбонне был приют мой безмятежный, Где о тебе всечасно я мечтал, Где пленным сердцем карту Страсти нежной Я перенес в студенческий квартал. И каждый день заря нас пробуждала В душистом нашем, свежем уголке. Надев чулки, ты ножками болтала, Звезда любви - на нищем чердаке! В те дни я был поклонником Платона, Мальбранш и Ламенне владели мной. Ты, приходя с букетом, как Мадонна, Сияла мне небесной красотой. О наш чердак! Мы, как жрецы, умели Друг другу в жертву приносить сердца! Как, по утрам, в сорочке встав с постели, Ты в зеркальце гляделась без конца! Забуду ли те клятвы, те объятья, Восходом озаренный небосклон, Цветы и ленты, газовое платье, Речей любви пленительный жаргон! Считали садом мы горшок с тюльпаном, Окну служила юбка вместо штор, Но я простым довольствуясь стаканом, Тебе японский подносил фарфор. И смехом все трагедии кончались: Рукав сожженный иль пропавший плед! Однажды мы с Шекспиром распрощались, Продав портрет чтоб раздобыть обед. И каждый день мы новым счастьем пьяны, И поцелуям новый счет я вел. Смеясь, уничтожали мы каштаны, Огромный Данте заменял нам стол. Когда впервые, уловив мгновенье, Твой поцелуй ответный я сорвал, И, раскрасневшись, ты ушла в смятенье, - Как побледнев, я небо призывал! Ты помнишь эти радости печали, Разорванных косынок лоскуты, Ты помнишь все, чем жили, чем дышали, Весь этот мир, все счастье - помнишь ты? Час, место, ожившие воспоминания юности, редкие звезды, загоравшиеся внебе, кладбищенская тишина пустынных улиц, неизбежность неумолимонадвигавшихся событий - все придавало волнующее очарование этим стихам,прочитанным вполголоса в сумерках Жаном Прувером, который, - мы о немупоминали, - был чувствительным поэтом. Тем временем зажгли плошку на малой баррикаде, а на большой - один изтех восковых факелов, которые на масленице можно увидеть впереди колясок сряжеными, отправляющимися в Куртиль. Эти факелы, как мы знаем, доставили изСент-Антуанского предместья. Факел был помещен в своего рода клетку из булыжника, закрытую с трехсторон для защиты его от ветра и установлен таким образом, что весь светпадал на знамя. Улица и баррикада оставались погруженными в тьму, и быловидно только красное знамя, грозно освещенное как бы огромным потайнымфонарем. Этот свет придавал багрецу знамени зловещий кровавый отблеск.