Глава пятая. Факты, порождающие историю, но ею не признаваемые

К концу апреля все усложнилось. Брожение переходило в кипение. После1830 года там и сям вспыхивали бунты, быстро подавляемые, новозобновлявшиеся, - признак широко разлившегося, скрытого пожара. Назревалонечто страшное. Проступали еще недостаточно различимые и плохо освещенныеочертания возможной революции. Франция смотрела на Париж; Париж смотрел наСент-Антуанское предместье. Сент-Антуанское предместье, втайне подогреваемое, начинало бурлить. Кабачки на улице Шарон стали серьезными и грозными - как ни странноприменение двух этих эпитетов к кабачкам. Там просто и открыто выражали недоверие правительству. Обсуждалось вовсеуслышание: драться или сохранять спокойствие. Кое-где в комнатах закабачком с рабочих брали клятву, что они выйдут на улицу при первой тревогеи "будут драться, невзирая на численность врага". Как только обязательствобыло принято, человек, сидевший в углу кабачка, "повышал голос" и говорил:Ты дал согласие! Ты поклялся! Иногда поднимались на второй этаж, и там, взапертой комнате, происходили сцены, напоминавшие масонские обряды.Посвященного приводили к присяге "служить делу так же, как дети служатотцу". Такова была ее формула. В общих залах читали "крамольные" брошюры. Они поносили правительство,как сообщает секретное донесение того времени. Там слышались такие слова: "Мне неизвестны имена вождей. Мы узнаем оназначенном дне только за два часа. Один рабочий сказал: Нас триста человек,дадим каждый по десять су - вот вам сто пятьдесят франков на порох и пули.Другой сказал: Мне не нужно шести месяцев, не нужно и двух. Не пройдет идвух недель, как мы сравняемся с правительством. Собрав двадцать пять тысяччеловек, можно вступить в бой. Третий заявил: Я почти совсем не сплю, всюночь делаю патроны. Время от времени появлялись люди "хорошо одетые, по видубуржуа", "сеяли смуту" и, держась "распорядителями", пожимали руки самымглавным, потом уходили. Они никогда не оставались больше десяти минут.Понизив голос, они обменивались многозначительными словами: Заговор созрел.Все готово. "Об этом твердили все, кто был там", - как выразился один изприсутствовавших. Возбуждение было таково, что однажды в переполненномкабачке кто-то из рабочих крикнул: У нас нет оружия! Его приятель,неумышленно пародируя обращение Бонапарта к Итальянской армии, ответил:Оружие есть у солдат! "Когда дело касалось какой-нибудь более важной тайны,- прибавляет один из рапортов, - то там они ее не сообщали друг другу".Непонятно, что еще они могли скрывать после того, что ими было сказано. Нередко такие собрания принимали регулярный характер. На иных никогдане бывало больше восьми или десяти человек, всегда одних и тех же. На другиеходили все, кто хотел и зал бывал так переполнен, что люди принуждены былистоять. Одни шли туда, потому что были охвачены энтузиазмом, другие - потомучто это им было по пути на работу. Как и во время революции 1789 года, этисобрания посещали женщины-патриотки, встречавшие поцелуем вновь прибывших. Стали известны и другие красноречивые факты. Человек входил в кабачок, выпивал и уходил со словами: Должок мой,дядюшка, уплатит революция. У кабатчика, что напротив улицы Щарон, намечали революционныхуполномоченных. Избирательные записки собирали в фуражки. Рабочие сходились на улице Котт, у фехтовальщика, который учил приемамнападения. Там был набор оружия, состоявший из деревянных эспадронов,тростей, палок и рапир. Настал день, когда пуговки с рапир сняли. Одинрабочий сказал: Нас двадцать пять, но я не в счет, потому что меня считаютрохлей. Этим "рохлей" впоследствии оказался не кто иной, как Кениссе. Некоторые замыслы мало-помалу становились каким-то непонятным образомизвестными. Одна женщина, подметавшая у своего дома, сказала другой: Ужедавно вовсю делают патроны. На улицах открыто читали прокламации, обращенныек национальным гвардейцам департаментов. Одна из прокламаций была подписана:Борто, виноторговец. Однажды на рынке Ленуар, возле лавочки, торговавшей настойками,какой-то бородач, взобравшись на тумбу, громко читал с итальянским акцентомнеобычное рукописное послание, казалось исходившее от некой таинственнойвласти. Вокруг него собрались слушатели и рукоплескали ему. Отдельныевыражения, особенно сильно возбуждавшие толпу, были записаны: "Нашему учениюставят препятствия, наши воззвания уничтожают, наших людей выслеживают изаточают в тюрьмы...". "Беспорядки, имевшие место на мануфактурах, привлеклина нашу сторону умеренных людей". "...Будущее народа создается в нашихбезвестных рядах". "Выбор возможен один: действие или противодействие,революция или контрреволюция. В наше время больше не верят нибездеятельности, ни неподвижности. С народом или против народа - вот в чемвопрос. Другого не существует". "В тот день, когда мы окажемся для васнеподходящими, замените нас, но до тех пор помогайте нам идти вперед". Всеэто говорилось среди бела дня. Другие выступления, еще более дерзкие, были подозрительны народу именносвоей дерзостью. 4 апреля 1832 года прохожий, вскочив на тумбу на углу улицысв. Маргариты, вскричал: Я бабувист! Но за именем Бабефа народ учуял Жиске. Этот человек говорил: - Долой собственность! Левая оппозиция - это трусы и предатели. Когдаей надо доказать, что она в здравом уме, она проповедует революцию. Онаобъявляет себя демократкой, чтобы не быть побитой, и роялисткой, чтобы недраться. Республиканцы - мокрые курицы. Не доверяйте республиканцам,граждане трудящиеся! - Молчать, гражданин шпик! - крикнул ему рабочий. Этот окрик положил конец его речи. Бывали и таинственные случаи. Как-то к вечеру один рабочий встретил возле канала "хорошо одетогогосподина", и тот его спросил: "Куда идешь, гражданин?" "Я не имею чести васзнать, сударь", - ответил рабочий. "Зато я тебя хорошо знаю, - сказал тот иприбавил: - Не бойся. Я уполномоченный комитета. Подозревают, что ты неочень надежен. Знай: если ты что-нибудь выболтаешь, то это будет известно,за тобой следят. - Он пожал рабочему руку и, сказав: - Мы скоро увидимся", -ушел. Полиция, подслушивая разговоры, отмечала уже не только в кабачках, но ина улицах странные диалоги. - Постарайся получить поскорей, - говорил ткач краснодеревцу. - Почему? - Да придется пострелять. Двое оборванцев обменялись следующими примечательными словами,отдававшими жакерией: - Кто нами правит? - Господин Филипп. - Нет, буржуазия. Те, кто подумает, что мы употребляем слово "жакерия" в дурном смысле,ошибутся. Жаки - это бедняки. Право на стороне тех, кто голоден. Слышали, как один прохожий говорил другому: "У нас отличный планнаступления". Из конфиденциального разговора, происходившего между четырьмямужчинами, сидевшими во рву на круглой площади возле Тронной заставы,удалось расслышать: "Будет сделано все возможное, чтобы он не разгуливалбольше по Парижу". Кто это "он"? Неизвестность, исполненная угрозы. "Вожаки", как их называли в предместье, держались в стороне. Полагали,что они сходятся для согласования действий в кабачке возле церкви Сент-Эсташ. Некто, по прозвищу "Ог", председатель общества взаимопомощи портныхна улице Мондетур, считался главным посредником между вожаками и Сент-Антуанским предместьем. Тем не менее вожаки всегда были в тени и ни однасамая неопровержимая улика не могла поколебать замечательной сдержанностиследующего ответа, данного позже одним обвиняемым на суде пэров. - Кто ваш руководитель? - спросили его. - Я не знал да и не разузнавал, кто он. Впрочем, пока это были толькослова, прозрачные по смыслу, но неопределенные; иногда пустые предположения,слухи, пересуды. Но появлялись и другие признаки. Плотник, обшивавший тесом забор вокруг строившегося дома на улице Рейи,нашел на этом участке клочок разорванного письма, где можно было разобратьтакие строки: "...Необходимо, чтобы комитет принял меры с целью помешать набору людейв секции некоторых обществ..." И в приписке: "Мы узнали, что на улице Фобур-Пуасоньер N 5 (б) у оружейника во двореимеются ружья в количестве пяти или шести тысяч. У секции совсем нет ружей". Это привело к тому, что плотник встревожился и показал свою находкусоседям, тем более что намного дальше он подобрал другую бумажку, тожеразорванную и еще более многозначительную. Мы воспроизводим ее начертание,имея в виду исторический интерес этого странного документа: ________________________________________________________________________ |К|Ц|Д|Р|Выучите этот листок наизусть. Потом разорвите. Посвященныепусть | | | | | | сделают так же, после того как вы передадите им приказания. | | | | | Привет и братство. | | | | | | Л. | | | | | | ю ог а* фе |_______________________________________________________________________ Лица, знавшие тогда об этой таинственной находке, поняли тольковпоследствии скрытое значение четырех прописных букв - это были квинтурионы,центурионы, декурионы, разведчики, а буквы ю ог а* фе означали дату: 15апреля 1832 года. Под каждой прописной буквой были написаны имена,сопровождавшиеся примечательными указаниями: "К - Банерель, 8 ружей, 83патрона. Человек надежный. Ц - Бубьер. 1 пистолет, 40 патронов; Д - Роле. 1рапира, 1 пистолет, 1 фунт пороха; Р - Тейсье. 1 сабля, 1 патронташ. Точен;Террор, 8 ружей. Храбрец" и т. д. Наконец тот же плотник нашел внутри той же ограды третью бумагу, накоторой карандашом, но вполне разборчиво, был начертан следующий загадочныйсписок: Единство. Вланшар. Арбр-Сек, 6. Барра. Суаз. Счетная палата. Костюшко. Обри-Мясник? Ж. Ж. Р. Кай Гракх. Право осмотра. Дюфон. Фур. Падение жирондистов. Дербак. Мобюэ. Вашингтон. Зяблик, 1 пиет. 86 патр. Марсельеза. Главенст. народа. Мишель, Кенкампуа, Сабля. Гош. Марсо. Платон. Арбр-Сек. Варшава. Тилли, продавец газеты Попюлер. Почтенный буржуа, в чьих руках осталась записка, понял ее смысл.По-видимому, этот список был полным перечнем секций четвертого округаобщества Прав человека с именами и адресами главарей секций. В настоящеевремя, когда все эти факты, оставшиеся неизвестными, принадлежат истории,можно их обнародовать. Нужно прибавить, что основание общества Прав человекакак будто произошло после того, как эта бумага была найдена. Возможно, тобыл черновой набросок. Тем не менее за намеками, словами и письменными свидетельствами началиобнаруживаться дела. На улице Попенкур, при обыске у старьевщика, в ящике комода нашли семьлистов оберточной бумаги, сложенных пополам и вчетверо; под этими листамибыли спрятаны двадцать шесть четвертушек такой же бумаги, свернутых дляпатронов, и карточка, на которой значилось: Селитра 12 унций Сера 2 унции Уголь 2 с половиной унции Вода 2 унции Протокол обыска гласил, что от ящика сильно пахло порохом. Один каменщик, возвращаясь после рабочего дня, забыл небольшой свертокна скамье возле Аустерлицкого моста. Этот сверток отнесли на караульныйпост. Его развернули и обнаружили два напечатанных диалога, подписанныхЛотьер, песню, озаглавленную Рабочие, соединяйтесь!, и жестяную коробку спатронами. Один рабочий, выпивая с приятелем, в доказательство того, что емужарко, предложил себя пощупать: тот обнаружил у него под курткой пистолет. На бульваре, между Пер-Лашез и Тронной заставой, дети, игравшие в самомглухом его уголке, нашли в канаве, под кучей стружек и мусора, мешок, вкотором была форма для отливки пуль, деревянная колодка для патронов,деревянная чашка с крупинками охотничьего пороха и чугунный котелок соследами расплавленного свинца внутри. Полицейские агенты, неожиданно явившись в пять часов утра к некоемуПардону, ставшему впоследствии членом секции Баррикада-Мерри и убитому вовремя восстания в апреле 1834 года, застали его стоявшим у постели; в руке унего были патроны, изготовлением которых он занимался. Во время обеденного перерыва на заводах и фабриках заметили двухчеловек, встретившихся между заставами Пикпюс и Шарантон на узкой дорожкедозорных, между двумя стенами, возле кабачка, у входа в который обычноиграют в сиамские кегли. Один вытащил из-под блузы и передал другомупистолет. Вручая его, он заметил, что порох отсырел на потной груди. Онпроверил пистолет и подсыпал пороху на полку. После этого они расстались. Некто, по имени Галле, впоследствии убитый на улице Бобур во времяапрельских событий, хвастал, что у него есть семьсот патронов и двадцатьчетыре ружейных кремня. Однажды правительство было извещено, что в предместьях роздано оружие идвести тысяч патронов. Неделю спустя были роздано еще тридцать тысячпатронов. Замечательно, что ни один патрон не попал в руки полиции.Перехваченное письмо сообщало. "Недалек день, когда восемьдесят тысячпатриотов встанут под ружье, как только пробьет четыре часа утра". Брожение происходило открыто и, можно сказать, почти спокойно.Назревавшее восстание готовило бурю на глазах у правительства. Все приметыэтого пока еще тайного, но уже ощутимого кризиса были налицо. Буржуа мирнобеседовали с рабочими о том, что предстояло. Осведомлялись: "Ну каквосстание?" тем же тоном, каким спросили бы: "Как поживает ваша супруга?" Мебельщик на улице Моро спрашивал: "Ну что ж, когда начнете?" Другой лавочник говорил: "Скоро начнется, я знаю. Месяц тому назад васбыло пятнадцать тысяч, а теперь двадцать пять". Он предлагал свое ружье, асосед - маленький пистолет, за который он хотел получить семь франков. Впрочем, революционная горячка усиливалась. Ни один уголок Парижа иФранции не составлял исключения. Всюду ощущалось биение ее пульса. Подобнооболочкам, которые образуются в человеческом теле вокруг тканей, пораженныхвоспалительным процессом, сеть тайных обществ начала распространяться повсей стране. Из общества Друзей народа, открытого и вместе с тем тайного,возникло общество Прав человека, датировавшее одно из своих распоряжений такПлювиоз, год 40-й республиканской эры, - общество, которому было сужденопережить даже постановление уголовного суда о своем роспуске и которое, неколеблясь, давало своим секциям многозначительные названия: Пики. Набат. Сигнальная пушка. Фригийский колпак. 21 января. Нищие. Бродяги. Робеспьер. Нивелир. Настанет день. Общество Прав человека породило общество Действия. Его образовалинетерпеливые, отколовшиеся от общества и забежавшие вперед. Другие союзыпополнялись за счет единомышленников из больших основных обществ. Членысекций жаловались, что их тянут в разные стороны. Так образовался Галльскийсоюз и Организационный комитет городских самоуправлений. Так образовалисьсоюзы: Свобода печати, Свобода личности. Народное образование. Борьба скосвенными налогами. Затем Общество рабочих - поборников равенства,делившееся на три фракции: поборников равенства, коммунистов и реформистов.Затем Армия Бастилии, род когорты, организованной по-военному: каждойчетверкой командовал капрал, десятью - сержант, двадцатью - младшийлейтенант, четырьмя десятками - лейтенант; здесь знали друг друга не большечем пять человек. Это выдумка, в которой осторожность сочеталась сосмелостью, казалось, была отмечена гением Венеции. Стоявший во главецентральный комитет имел две руки - Общество действия и Армию Бастилии.Легитимистский Союз рыцарей верности ссорил эти республиканские объединения.Он был разоблачен и изгнан. Парижские общества разветвлялись в главных городах. В Лионе, Нанте,Лилле и Марселе были общества Прав человека. Карбонариев, Свободногочеловека. В Эксе было революционное общество под названием Кугурда. Мы ужеупоминали о нем. В Париже предместье Сен-Марсо кипело не меньше, чем предместьеСент-Антуан, учебные заведения волновались не меньше, чем предместья. Кафена улице Сент-Иасент и кабачок "Семь бильярдов" на улице Матюрен-Сен-Жакслужили местом сборища студентов. Общество Друзей азбуки, тесно связанное собществами взаимопомощи в Анжере и Кугурды - в Эксе, как известно,устраивало собрания в кафе "Мюзен". Те же молодые люди встречались, о чем мыуже упоминали, в кабачке "Коринф", близ улицы Мондетур. Эти собрания былитайными. Другие, насколько допускали обстоятельства, были открытыми; об ихвызывающе смелом характере можно судить по отрывка допроса в одном изпоследующих процессов: "Где происходило собрание? - На улице Мира. - У кого?- На улице. - Какие секции были там? - Одна. - Какая? - Секция Манюэль. -Кто был ее руководителем? - Я. - Вы еще слишком молоды, чтобы самостоятельнопринять опасное решение вступить в борьбу с правительством. Откуда выполучали указания? - Из центрального комитета". Армия была в такой же степени взбудоражена, как и народ, чтоподтвердилось позднее волнениями в Бельфоре, Люневиле и Эпинале. Мятежникирассчитывали на пятьдесят второй полк, пятый, восьмой, тридцать седьмой идвадцатый кавалерийский. В Бургундии и южных городах водружали деревоСвободы, то есть шест, увенчанный красным колпаком. Таково было положение дел. И это положение дел, как мы уже говорили в самом начале, особенносильно и остро давало себя чувствовать в Сент-Антуанском предместье. Именнотам был очаг возбуждения. Это старинное предместье, населенное, как муравейник, работящее, смелоеи сердитое, как улей, трепетало в нетерпеливом ожидании взрыва. Там всеволновалось, но работа из-за этого не останавливалась. Ничто не могло быдать представления о его живом и сумрачном облике. В этом предместье подкровлями мансард таилась ужасающая нищета; там же можно было найти людейпылкого и редкого ума. А именно нищета и ум представляют собой особенногрозное сочетание крайностей. У предместья Сент-Антуан были и другие причины для волнений: на немвсегда отражаются торговые кризисы, банкротство, стачки, безработица,неотделимые от великих политических потрясений. Во время революции нужда - ипричина и следствие. Удар ее разящей руки отзывается и на ней самой.Население этого предместья, исполненное неустрашимого мужества, способноетаить в себе величайший душевный пыл, всегда готовое взяться за оружие,легко воспламеняющееся, раздраженное, непроницаемое, подготовленное квосстанию, казалось, только ожидало искры. Каждый раз, когда на горизонтереяли эти искры, гонимые ветром событий, нельзя было не подумать оСент-Антуанском предместье и о грозной случайности, поместившей у воротПарижа эту пороховницу страдания и мысли. Кабачки "предместья Антуан", уже не раз упомянутые в предшествующемочерке, известны в истории. Во времена смут здесь опьянялись словом больше,чем вином. Здесь чувствовалось воздействие некоего пророческого духа ивеяний будущего, переполнявших сердца и возвышавших душу. КабачкиАнтуанского предместья походят на таверны Авентинского холма, построенныенад пещерой Сивиллы, откуда проникали в них идущие из ее глубин священныедуновения, - на те таверны, где столы были подобны треножникам и где пилитот напиток, который Энний называет сивиллиным вином. Сент-Антуанское предместье - это запасное хранилище народа.Революционное потрясение вызывает в нем трещины, сквозь которые пробиваетсяверховная власть народа. Эта верховная власть может поступать дурно, у нее,как и у всякой другой, возможны ошибки; но, даже заблуждаясь, она остаетсявеликой. О ней можно сказать, как о слепом циклопе: Ingens {Могучий (лат).}. В 93-м году, в зависимости от того, хороша или дурна была идея,владевшая умами, говорил ли в них в этот день фанатизм или благородныйэнтузиазм, из Сент-Антуанского предместья выходили легионы дикарей илиотряды героев. Дикарей... Поясним это выражение. Чего хотели эти озлобленные люди,которые в дни созидающего революционного хаоса, оборванные, рычащие,свирепые, с дубинами наготове, с поднятыми пиками бросались на старыйпотрясенный Париж? Они хотели положить конец угнетению, конец тирании, конецвойнам; они хотели работы для взрослого, грамоты для ребенка, заботыобщества для женщины, свободы, равенства, братства, хлеба для всех,превращения всего мира в рай земной, Прогресса. И доведенные до крайности,вне себя, страшные, полуголые, с дубинами в руках, с проклятиями на устах,они требовали этого святого, доброго и мирного прогресса. То были дикари,да; но дикари цивилизации. Они с остервенением утверждали право; пусть даже путем страха и ужаса,но они хотели принудить человеческий род жить в раю. Они казались варварами,а были спасителями. Скрытые под маской тьмы, они требовали света. Наряду с этими людьми, свирепыми и страшными, - мы это признаем, - носвирепыми и страшными во имя блага, есть и другие люди, улыбающиеся, врасшитой золотой одежде, в лентах и звездах, в шелковых чулках, белыхперьях, желтых перчатках, лакированных туфлях; облокотившись на обитыйбархатом столик возле мраморного камина, они с кротким видом высказываютсяза сохранение и поддержку прошлого, средневековья, священного права,фанатизма, невежества, рабства, смертной казни и войны, вполголоса и учтивопрославляя меч, костер и эшафот. Если бы мы были вынуждены сделать выбормежду варварами, проповедующими цивилизацию, и людьми цивилизованными,проповедующими варварство, - мы выбрали бы первых. Но, благодарение небу, возможен другой выбор. Нет необходимостинизвергаться в бездну ни ради прошлого, ни ради будущего. Ни деспотизма, нитеррора. Мы хотим идти к прогрессу пологой тропой. Господь позаботится об этом. Сглаживание неровностей пути - в этом всяполитика бога.