Глава четвертая. Трещины под основанием

Поскольку драма, о которой мы повествуем в этой книге, вот-вот взорветтолщу одной из мрачных туч, заволакивающих начало царствования Луи-Филиппа,мы решили, избегнув недомолвок, охарактеризовать личность короля. Луи-Филипп взошел на престол, не применяя насилия, без прямоговоздействия со своей стороны, благодаря революционному повороту, несомненноочень далекому от действительной цели революции, но в котором он, герцогОрлеанский, лично не участвовал. Он родился принцем и считал себя избраннымкоролем. Он не сам дал себе эти полномочия, он не присваивал их; они былиему предложены, и он их принял, пусть ошибочно, но глубоко убежденный, чтопредложение соответствовало его праву, а согласие принять - его долгу.Отсюда его уверенность в законности своей власти. Да, мы говорим это, положаруку на сердце: Луи-Филипп был уверен в законности своей власти, адемократия была уверена в законности своей борьбы с нею, поэтому вина за тострашное, что порождает социальные битвы, не падает ни на короля, ни надемократию. Столкновение принципов подобно столкновению стихий. Океанзащищает воду, ураган защищает воздух; король защищает королевскую власть,демократия защищает народ; относительное, то есть монархия, сопротивляетсяабсолютному, то есть республике; общество истекает кровью в этой борьбе, ното, что сейчас является его страданием, станет позднее спасением. Во всякомслучае, порицать борющихся не следует: одна из двух сторон явнозаблуждается; право не стоит, подобно колоссу Родосскому, сразу на двухберегах - одной ногой опираясь на республику, другою - на монархию; ононеделимо и целиком находится на одной стороне; но заблуждающиесязаблуждаются искренне; слепой - не преступник, вандеец - не разбойник.Припишем же эти страшные столкновения роковому стечению обстоятельств.Каковы бы ни были эти бури, люди за них не отвечают. Закончим наше изложение событий. Правительству 1830 года тотчас же пришлось туго. Вчера родившись, онодолжно было сегодня сражаться. Едва успев утвердиться, оно сразу почувствовало смутное воздействиесил, направленных отовсюду на июльскую систему правления, недавно созданнуюи непрочную. Сопротивление возникло на следующий же день; быть может даже, онородилось накануне. С каждым месяцем возмущение росло и из тайного стало явным. Июльская революция, как мы отмечали, плохо встреченная королями внеФранции, была в самой Франции истолкована по-разному. Бог открывает людям свою волю в событиях - это темный текст, написанныйна таинственном языке. Люди тотчас же делают переводы - переводы поспешные,неправильные, полные промахов, пропусков и искажений. Очень немногиепонимают язык божества. Наиболее прозорливые, спокойные, проницательныерасшифровывают его медленно, и когда они приходят со своим текстом,оказывается, что работа эта давно уже сделана - на площади выставленодвадцать переводов. Из каждого перевода рождается партия, из каждогоискажения - фракция; каждая партия полагает, что только у нее правильныйтекст, каждая фракция полагает, что истина - лишь ее достояние. Нередко и сама власть является фракцией. Во всех революциях встречаются пловцы, которые плывут против течения, -это старые партии. По мнению старых партий, признающих лишь наследственную власть божиеймилостью, если революции возникают по праву на восстание, то по этому жеправу можно восставать и против них. Заблуждение! Ибо во время революциибунтовщиком является не народ, а король. Именно революция и являетсяпротивоположностью бунта. Каждая революция, будучи естественным свершением,заключает в самой себе свою законность, которую иногда бесчестят мнимыереволюционеры; но даже запятнанная ими, она держится стойко, и дажеобагренная кровью, она выживает. Революция - не случайность, анеобходимость. Революция - это возвращение от искусственного кестественному. Она происходит потому, что должна произойти. Тем не менее старые легитимистские партии нападали на революцию 1830года со всей яростью, порожденной их ложными взглядами. Заблуждения -отличные метательные снаряды. Они умело поражали революцию там, где она былауязвима за отсутствием брони, - за недостатком логики; они нападали нареволюцию в ее королевском обличий. Они ей кричали: "Революция! А зачем же утебя король?" Старые партии - это слепцы, которые хорошо целятся. Республиканцы кричали о том же. Но с их стороны это былопоследовательно. То, что являлось слепотой у легитимистов, былопрозорливостью у демократов. 1830 год обанкротился в глазах народа.Негодующая демократия упрекала его в этом. Июльское установление отражало атаки прошлого и будущего. В нем как бывоплощалась минута, вступившая в бой и с монархическими веками и с вечнымправом. Кроме того, перестав быть революцией и превратившись в монархию, 1830год был обязан за пределами Франции идти в ногу с Европой. Сохранять мир -значило еще больше усложнить положение. Гармония, которой добиваются вопрекиздравому смыслу, нередко более обременительна, чем война. Из этого глухогостолкновения, всегда сдерживаемого намордником, но всегда рычащего,рождается вооруженный мир - разорительная политика цивилизации, самой себевнушающей недоверие. Какова бы ни была Июльская монархия, но она вставала надыбы в запряжке европейских кабинетов. Меттерних охотно взял бы ее в повода.Подгоняемая во Франции прогрессом, она в свою очередь подгоняла европейскиемонархии, этих тихоходов. Взятая на буксир, она сама тащила на буксире. А в то же время внутри страны обнищание, пролетариат, заработная плата,воспитание, карательная система, проституция, положение женщины, богатство,бедность, производство, потребление, распределение, обмен, валюта, кредит,права капитала, права труда - все эти вопросы множились, нависая надобществом черной тучей. Вне политических партий в собственном смысле сотого слова обнаружилосьи другое движение. Демократическому брожению соответствовало брожениефилософское. Избранные умы чувствовали себя встревоженными, как и толпа;по-другому, но в такой же степени. Мыслители размышляли, в то время как почва - то есть народ, - изрытаяреволюционными течениями, дрожала под ними, словно в неярко выраженномэпилептическом припадке. Эти мечтатели, некоторые - в одиночестве, другие -объединившись в дружные семьи, почти в сообщества, исследовали социальныевопросы мирно, но глубоко; бесстрастные рудокопы, они тихонько прокладывалиходы в глубинах вулкана, мало обеспокоенные отдаленными толчками и вспышкамипламени. Это спокойствие занимало не последнее место в ряду прекрасных зрелищтой бурной эпохи. Люди эти предоставили политическим партиям вопросы права, сами жезанялись вопросом человеческого счастья. Человеческое благополучие - вот что хотели они добыть из недр общества. Они подняли вопросы материальные, вопросы земледелия, промышленности,торговли почти на высоту религии. В цивилизации, такой, какою она создается,- отчасти богом и, гораздо больше, людьми, - интересы переплетаются,соединяются и сплавляются так, что образуют настоящую скалу, по законудвижения, терпеливо изучаемому экономистами, этими геологами политики. Люди эти, объединившиеся под разными названиями, но которых можно вцелом определить их родовым наименованием - социалисты, пытались просверлитьскалу, чтобы из нее забил живой родник человеческого счастья. Их труды охватывали все, от смертной казни до вопроса о войне. К правамчеловека, провозглашенным французской революцией, они прибавили праваженщины и права ребенка. Пусть не удивляются, что мы, по разным соображениям, не исчерпываемздесь, с точки зрения теоретической, вопросы, затронутые социалистами. Мыограничиваемся тем, что указываем на них. Все проблемы, выдвинутые социалистами, за исключением космогоническихбредней, грез и мистицизма, могут быть сведены к двум основным проблемам. Первая проблема создать материальные богатства. Вторая проблема распределить их. Первая проблема включает вопрос о труде. Вторая - вопрос о плате за труд. В первой проблеме речь идет о применении производительных сил. Во второй - о распределении жизненных благ. Следствием правильного применения производительных сил является мощьобщества. Следствием правильного распределения жизненных благ является счастьеличности. Под правильным распределением следует понимать не равное распределение,а распределение справедливое. Основа равенства - справедливость. Из соединения этих двух начал - мощи общества вовне и личногоблагоденствия внутри - рождается социальное процветание. Социальное процветание означает - счастливый человек, свободныйгражданин, великая нация. Англия разрешила первую из этих двух проблем. Она превосходно создаетматериальные богатства, но плохо распределяет их. Такое однобокое решениероковым образом приводит ее к двум крайностям чудовищному богатству ичудовищной нужде. Все жизненные блага - одним, все лишения - другим, то естьнароду, причем привилегии, льготы, монополии, власть феодалов являютсяпорождением самого труда. Положение ложное и опасное, ибо могуществообщества зиждется тут на нищете частных лиц, а величие государства - настраданиях отдельной личности. Это - дурно созданное величие, где сочетаютсявсе материальные его основы и куда не вошло ни одно нравственное начало. Коммунизм и аграрный закон предполагают разрешить вторую проблему. Онизаблуждаются. Такое распределение убивает производство. Равный дележуничтожает соревнование и, следовательно, труд. Так мясник убивает то, чтоон делит на части. Стало быть, невозможно остановиться на этих притязающихна правильности решениях. Уничтожить богатство - не значит его распределить. Чтобы хорошо разрешить обе проблемы, их нужно рассматривать совместно.Оба решения следует соединить, образовав из них одно. Решите только первую из этих двух проблем, и вы станете Венецией, выстанете Англией. Как Венеция, вы будете обладать мощью, созданнойискусственно, или как Англия, - материальным могуществом; вы будетенеправедным богачом. Вы погибнете или насильственным путем, как умерлаВенеция, или обанкротившись, как падет Англия. И мир предоставит вамвозможность погибнуть и пасть, потому что мир предоставляет возможностьпадать и погибать всякому себялюбию, всему, что не являет собой длячеловеческого рода какой-либо добродетели или идеи. Само собой разумеется, что под Венецией, Англией мы подразумеваем ненарод, а определенный общественный строй - олигархии, стоящие над нациями, ане самые нации. Народы всегда пользуются нашим уважением и сочувствием.Венеция как народ возродится; Англия как аристократия падет, но Англия какнарод - бессмертна. Отметив это, пойдем дальше. Разрешите обе проблемы: поощряйте богатого и покровительствуйтебедному, уничтожьте нищету, положите конец несправедливой эксплуатациислабого сильным, наложите узду на неправую зависть того, кто находится впути, к тому, кто достиг цели, по-братски и точно установите оплату за трудсоответственно работе, подарите бесплатное и обязательное обучениеподрастающим детям, сделайте из знания основу зрелости; давая работу рукам,развивайте и ум, будьте одновременно могущественным народом и семьейсчастливых людей, демократизируйте собственность, не отменив ее, но сделавобщедоступной, чтобы каждый гражданин без исключения был собственником, аэто легче, чем кажется, короче говоря, умейте создавать богатство и умейтеего распределять; тогда вы будете обладать материальным величием и величиемнравственным; тогда вы будете достойны называть себя Францией. Вот что, пренебрегая некоторыми заблуждающимися сектами и возвышаясьнад ними, утверждал социализм; вот чего он искал в фактах, вот что онподготовлял в умах. Усилия, достойные восхищения! Святые порывы! Эти учения, эти теории, это сопротивление, неожиданная длягосударственного деятеля необходимость считаться с философами, только ещенамечавшиеся новые истины, попытки создать новую политику, согласованную состарым строем и не слишком резко противоречащую революционным идеалам,положение вещей, при котором приходилось пользоваться услугами Лафайета длязащиты Полиньяка, ощущение просвечивающего сквозь мятеж прогресса, палатадепутатов и улица, необходимость уравновешивать разгоревшиеся вокруг негострасти, вера в революцию, быть может, некое предвидение отречения вбудущем, рожденное неосознанной покорностью высшему, неоспоримому праву,личная честность, желание остаться верным своему роду, дух семейственности,искреннее уважение к народу - все это поглощало Луи-Филиппа почти мучительнои порой, при всей его стойкости и мужестве, угнетало его, давая чувствовать,как трудно быть королем. У него было тревожное ощущение, что почва под ним колышется, однако онаеще была твердой, так как Франция оставалась Францией более чем когда-либо. Темные, сгрудившиеся тучи облегали горизонт. Странная тень,надвигавшаяся все ближе и ближе, мало-помалу распростерлась над людьми, надвещами, над идеями, - тень, отбрасываемая распрями и системами. Все, чтобыло придушено, вновь оживало и начинало бродить. Иногда совесть честногочеловека задерживала дыхание - столько было нездорового в воздухе, гдесофизмы перемешивались с истинами. В атмосфере тревоги, овладевшейобществом, умы трепетали, как листья перед близящейся бурей. Вокруг былотакое скопление электричества, что в иные мгновения первый встречный, никомудотоле неведомый, мог вызвать вспышку света. Затем снова спускалась тьма.Время от времени глухие отдаленные раскаты грома свидетельствовали о том,какой грозой чреваты облака. Едва прошло двадцать месяцев после Июльской революции, как в роковом имрачном обличье явил себя 1832 год. Народ в нищете, труженики без хлеба,последний принц Конде, исчезнувший во мраке, Брюссель, изгнавший династиюНассау, как Париж - Бурбонов, Бельгия, предлагавшая себя французскому принцуи отданная английскому, ненависть русского императора Николая, позади насдва беса полуденных - Фердинанд Испанский и Мигель Португальский,землетрясение в Италии, Меттерних, протянувший руку к Болонье, Франция,оскорбившая Австрию в Анконе, на севере зловещий стук молотка, вновьзаколачивающего в гроб Польшу, устремленные на Францию враждебные взглядывсей Европы, Англия - эта подозрительная союзница, готовая толкнуть то, чтонакренилось, и наброситься на то, что упадет, суд пэров, прикрывающийсяБеккарией, чтобы спасти четыре головы от законного приговора, лилии,соскобленные с кареты короля, крест, сорванный с Собора ПарижскойБогоматери, униженный Лафайет, разоренный Лафит, умерший в бедности БенжаменКонстан, потерявший все свое влияние и скончавшийся Казимир Перье; болезньполитическая и болезнь социальная, вспыхнувшие сразу в обеих столицахкоролевства - одна в городе мысли, другая в городе труда; в Париже войнагражданская, в Лионе - война рабочих; в обоих городах один и тот же отблескбушующего пламени, багровый свет извергающегося вулкана на челе народа,пришедший в исступление юг, возбужденный запад, герцогиня Беррийская вВандее, заговоры, злоумышления, восстания, холера - все это прибавляло кслитному гулу идей сумятицу событий.