Глава двадцать вторая. Малыш, плакавший во второй части нашей книги

На другой день после описанных событий, происшедших в доме наГоспитальном бульваре, какой-то мальчик шел по правой боковой аллеебульвара, направляясь, по-видимому, от Аустерлицкого моста к заставеФонтенебло. Уже совсем стемнело. Это был бледный, худой ребенок, влохмотьях, одетый, несмотря на февраль, в холщовые панталоны; он шел,распевая во все горло. На углу Малой Банкирской улицы сгорбленная старуха при свете фонарярылась в куче мусора. Проходя мимо, мальчик толкнул ее и тотчас же отскочил. - Вот тебе раз! - крикнул он. - А я-то думал, что этобольшущая-пребольшущая собака! Слово "пребольшущая" он произнес, как-то особенно насмешливо егоотчеканивая, что довольно точно можно передать с помощью прописных букв:большущая, ПРЕБОЛЬШУЩАЯ собака! Взбешенная старуха выпрямилась. - У, висельник! - заворчала она. - Мне бы прежнюю силу, я бы такогопинка тебе дала! Но ребенок находился уже на почтительном от нее расстоянии. - Куси, куси! - поддразнил он. - Ну если так, то я, пожалуй, не ошибся. Задыхаясь от возмущения, старуха выпрямилась теперь уже во весь рост, икрасноватый свет фонаря упал прямо на бесцветное, костлявое, морщинистое еелицо с сетью гусиных лапок, спускавшихся до самых углов рта. Вся она тонулав темноте, видна была только голова. Можно было подумать, что, потревоженнаялучом света, из ночного мрака выглянула страшная маска самой дряхлости.Вглядевшись в нее, мальчик заметил: - Красота ваша не в моем вкусе, сударыня. И пошел дальше, распевая: Король наш Стуконог, Взяв порох, дробь и пули, Пошел стрелять сорок. Пропев эти три стиха, он замолк. Он подошел к дому N 50/52 и, найдядверь запертой, принялся колотить в нее ногами, причем раздававшиеся ввоздухе мощные, гулкие удары свидетельствовали не столько о силе его детскихног, сколько о тяжести мужских сапог, в которые он был обут. Следом за ним, вопя и неистово жестикулируя, бежала та самая старуха,которую он встретил на углу Малой Банкирской улицы. - Что такое? Что такое? Боже милосердный! Разламывают двери! Разносятдом! - орала она. Удары не прекращались - Да разве нынешние постройки на это рассчитаны? - надрывалась старухаи вдруг неожиданно смолкла. Она узнала гамена. - Да ведь это же наш дьяволенок! - А! Да ведь это же наша бабка! - сказал мальчик. - Здравствуйте,Бюргончик. Я пришел повидать своих предков. Старуха скорчила гримасу, к сожалению, пропавшую даром из-за темноты,но отразившую разнородные чувства: то была великолепная импровизация злобыпри поддержке уродства и дряхлости. - Никого нет, бесстыжая твоя рожа, - сказала старуха. - Вот тебе раз! - воскликнул мальчик. - А где же отец? - В тюрьме Форс. - Смотри-ка! А мать? - В Сен-Лазаре. - Так, так! А сестры? - В Мадлонет. Мальчик почесал за ухом, поглядел на мамашу Бюргон и вздохнул: - Э-эх! Затем повернулся на каблуках, и через минуту старуха, продолжавшаястоять на пороге, услыхала, как он запел чистым детским голосом, уходякуда-то все дальше и дальше под черные вязы, дрожавшие на зимнем ветру: Король наш Стуконог, Взяв порох, дробь и пули, Пошел стрелять сорок, Взобравшись на ходули. Кто проходил внизу, Платил ему два су.