Глава вторая. Дурно сшито

Но работа людей мудрых - это одно, а работа людей ловких - другое. Революция 1830 года быстро закончилась. Как только революция терпит крушение, ловкие люди растаскивают почастям корабль, севший на мель. Ловкие люди нашего времени присваивают себе название государственныхмужей; в конце концов это наименование "государственный муж" стало почтиарготическим выражением. В самом деле, не следует забывать, что там, где нетничего, кроме ловкости, всегда налицо посредственность. Сказать "человекловкий" - все равно что сказать "человек заурядный". Точно так же сказать: "государственный муж" - иногда значит то же, чтосказать "изменник". Итак, если верить ловким, то революции, подобные Июльской, - не чтоиное, как перерезанные артерии; нужно немедленно перевязать их. Право,слишком громко провозглашенное, вызывает смятение. Поэтому, коль скоро правоутверждено, следует укрепить государство. Коль скоро свобода обеспечена,следует подумать о власти. Пока еще мудрые не отделяют себя от ловких, но уже начинают испытыватьнедоверие. Власть - пусть так. Но, во-первых, что такое власть? Во-вторых, -откуда она? Ловкие как будто не слышат произнесенных шепотом возражений ипродолжают свое дело. По мнению этих политиков, хитроумно прикрывающих выгодную для них ложьмаской необходимости, первая потребность народа после революции, - если этотнарод составляет часть монархической Европы, - это раздобыть себе династию.Таким способом, говорят они, можно обрести после революции мир, то естьвремя для того, чтобы залечить свои раны и починить свой дом. Династияприкрывает строительные леса, заслоняет госпиталь. Однако не всегда легко добыть себе династию. В сущности, первый одаренный человек или даже первый удачливыйвстречный может сойти за короля. В одном случае это Бонапарт, в другом -Итурбиде. Но первая попавшаяся фамилия не может создать династию. Необходимаизвестная древность рода, а отметина веков не создается внезапно. Если стать на точку зрения "государственных мужей", со всемиподразумеваемыми оговорками, то каковы же должны быть качества появляющегосяпосле революции нового короля? Он может - и это даже полезно - бытьреволюционером, иначе говоря, быть лично причастным к революции, приложившимк ней руку, независимо от того, набросил ли он тень на себя при этом, илипрославился, брался ли за ее топор, или действовал с помощью шпаги. Какими качествами должна обладать династия? Она должна быть приемлемойдля нации, то есть казаться на расстоянии революционной - не по своимпоступкам, но по воспринятым ею идеям. Она должна иметь прошлое и бытьисторической, иметь будущее и пользоваться расположением народа. Все это объясняет, почему первые революции довольствуются тем, чтонаходят человека - Кромвеля или Наполеона, и почему вторые во что бы то нистало стремятся найти имя - династию Брауншвейгскую или Орлеанскую. Королевские дома похожи на фиговые деревья в Индии, каждая ветвькоторых, нагибаясь до самой земли, пускает корень и сама становится деревом.Любая ветвь королевского дома может стать династией, но при условии, что онасклонится к народу. Такова теория ловких. Итак, вот в чем величайшее искусство: добиться, чтобы в фанфарах успехазазвучала нота катастрофы, чтобы те, кто пользуется его плодами, в то жевремя трепетали перед ним; пробудить страх перед свершившимся событием,увеличить кривую перехода до степени замедления прогресса, обесцветить этузарю, обличить и отбросить крайности энтузиазма, срезать острые углы икогти, обложить торжество победы ватой, плотно закутать право, завернутьнарод-гигант во фланель и немедленно уложить его в постель, посадить надиету этот избыток здоровья, прописать Геркулесу режим выздоравливающего,растворить важное событие в мелких повседневных делах, предложить этотразбавленный лекарственной настойкой нектар умам, жаждущим идеала, принятьпредосторожности против слишком большого успеха, надеть на революцию абажур. 1830 год воспользовался этой теорией, уже примененной в Англии в 1688году. 1830 год - это революция, остановившаяся на полдороге. Половинапрогресса, подобие права! Но логика не признает половинчатости точно так же,как солнце не признает огонька свечи. Кто останавливает революции на полдороге? Буржуазия. Почему? Потому что буржуазия - это удовлетворенное вожделение. Вчера быложелание поесть, сегодня это сытость, завтра настанет пресыщение. То, что случилось в 1814 году после Наполеона, повторилось в 1830 годупосле Карла X. Напрасно хотели сделать буржуазию классом. Буржуазия - этопросто-напросто удовлетворенная часть народа. Буржуа - это человек, укоторого теперь есть время посидеть. Кресло - это вовсе не каста. Но, желая усесться слишком рано, можно остановить движение человечествавперед. Это часто бывало ошибкой буржуазии. Однако допустить ошибку не значит стать классом. Эгоизм не являетсяодним из подразделений общественного порядка. В конце концов, - следует быть справедливым даже к эгоизму, -состояние, на которое уповала после потрясения 1830 года часть народа,именуемая буржуазией, нельзя назвать бездействием, слагающимся из равнодушияи лени и затаившим в себе крупицу стыда; это не было и дремотой,предполагающей мимолетное забытье, доступное сну; это был привал. Привал - слово, имеющее двойной, особый и почти противоречивый смысл:отряд в походе, то есть движение; остановка отряда, то есть покой. Привал - это восстановление сил, это покой, настороженный илибодрствующий; это совершившийся факт, который выставил часовых и держитсянастороже. Привал обозначает сражение вчера и сражение завтра. Это и есть промежуток между 1830 и 1848 годом. То, что мы называем здесь сражением, может также называться прогрессом. Таким образом, для буржуазии, как и для государственных мужей, нуженбыл человек, олицетворявший это понятие - привал. Человек, который мог быназываться Хотя-Ибо. Сложная индивидуальность, означающая революцию иозначающая устойчивость, другими словами, утверждающая настоящее, являясобой наглядный пример совместимости прошлого с будущим. Этот человек оказался под рукой. Звали его Луи-Филипп Орлеанский. Голоса двухсот двадцати одного сделали Луи-Филиппа королем. Лафайетвзял на себя труд миропомазания. Он назвал Луи-Филиппа "лучшей изреспублик". Парижская ратуша заменила собор в Реймсе. Эта замена целого трона полутроном и была "делом 1830 года". Когда ловкие люди достигли своей цели, обнаружилась глубочайшаяпорочность найденного ими решения. Все это было совершенно, вне абсолютногоправа. Абсолютное право вскричало: "Я протестую!" Затем - грозное знамение!- оно снова скрылось в тени.