Глава первая. Мариус в нищете

Жизнь стала суровой для Мариуса. Проедать часы и платье - это ещеполбеды. Он, как говорится, хлебнул горя. Страшная вещь - нужда; это значит- дни без хлеба, ночи без сна, вечера без свечи, очаг без огня; это значит,что по целым неделям нечего заработать и от будущего нечего ждать; этозначит - сюртук, протертый на локтях, и старая шляпа, возбуждающая у молодыхдевушек смех; это значит - вернуться домой и увидеть, что дверь на замке,потому что ты не заплатил за квартиру; это значит - наглость портье икухмистера, усмешечки соседей; это значит - унижение, уязвленное самолюбие,необходимость мириться с любой работой, отвращение ко всему, горечь,подавленность. Мариус научился проглатывать все это и не удивляться, что,кроме этого, зачастую и глотать-то нечего. В ту пору жизни, когда человекуособенно необходимо сознание своей неуязвимости, потому что необходималюбовь, он понимал, что смешон, потому что плохо одет, и презираем всеми,потому что беден. В том возрасте, когда молодость переполняет наше сердцецарственной гордыней, он не раз с краской стыда опускал глаза на своидырявые сапоги и познал незаслуженный и мучительный позор нищеты. Чудесное игрозное испытание, из которого слабые выходят, потеряв честь, а сильные -обретя величие! Это горнило, куда судьба бросает человека всякий раз, когдаей нужен подлец или полубог. В мелкой борьбе совершается много великих подвигов. В ней столькопримеров упорного и скрытого мужества, шаг за шагом, невидимо отражающегороковой натиск лишений и низких соблазнов. В ней одерживаются благородные,но тайные победы, которых ни один глаз не видит, молва не восхваляет,трубный глас не приветствует. Жизнь, несчастье, одиночество, заброшенность,бедность - вот поле битвы, выдвигающее своих героев, безвестных, но иной разпревосходящих доблестью наиболее прославленных. Сильные и редкие натуры именно так и создаются. Нищета, почти всегдамачеха, иногда бывает и матерью. Скудость материальных благ родит духовную иумственную мощь; тяжкие испытания вскармливают гордость; несчастья служатздоровой пищей для благородного характера. В жизни Мариуса было время, когда он сам подметал площадку на лестнице,когда, купив у торговки на одно су сыра бри, он дожидался сумерек, чтобывойти в булочную и купить хлебец, который тайком, словно краденый, уносил ксебе на чердак. Часто можно было видеть молодого человека с книгами подмышкой, который, направляясь в мясную лавку на углу, неловко пробиралсясквозь толпу отпускавших грубые шутки и толкавших его кухарок. Вид у негобыл смущенный и дикий. Войдя в лавку, он стаскивал с головы шляпу, и на лбуего блестели капельки пота; он отвешивал низкий поклон удивленной лавочнице,затем такой же приказчику, спрашивал отбивную баранью котлетку, платил занее шесть или семь су, заворачивал покупку в бумагу и, засунув под мышкумежду двух книг, уходил. Это был Мариус. Котлеткой, которую он сам жарил, онпитался три дня. В первый день он съедал мясо, на другой - жир, на третий обгладывалкосточку. Тетушка Жильнорман несколько раз возобновляла попытки переслать емушестьдесят пистолей. Мариус неизменно отсылал их назад, заявляя, что ни вчем не нуждается. Он носил еще траур по отцу, когда с ним произошли описанные намиперемены. С тех пор он уже не мог отказаться от черного платья. Зато емуотказалось служить платье. В один прекрасный день сюртук уже нельзя былонадеть, хотя панталоны еще могли кое-как сойти. Что делать? Курфейрак,которому Мариус оказал дружеские услуги, отдал ему старый сюртук. Какой-топортье взялся за тридцать су перелицевать его. Сюртук вышел как новенький.Но он был зеленого цвета. Мариус выходил из дома только в сумерки. Сюртукказался черным. Не желая снимать траура, Мариус облекался в темноту ночи. И все же ему удалось получить диплом адвоката. Считалось, что он живетв комнате Курфейрака, вполне приличной, где некоторое количество старых книгпо юриспруденции, дополненное и обогащенное несколькими томами разрозненныхроманов, заменяло положенную по штату библиотеку юриста. Письма Мариуспросил адресовать ему на квартиру Курфейрака. Став адвокатом, Мариус уведомил об этом деда холодным, но оченьвежливым и почтительным письмом. Жильнорман взял письмо дрожащими руками,прочел и, разорвав на четыре части, бросил в корзину. Два-три дня спустямадмуазель Жильнорман услыхала, что отец, находясь один в комнате, громкоразговаривает сам с собой. Это случалось с ним всякий раз, когда он бывалчем-нибудь взволнован. Она прислушалась. "Не будь ты таким дураком, -говорил старик, - ты понял бы, что нельзя быть сразу бароном и адвокатом".