Глава пятая. БАСК И НИКОЛЕТТА

У него были свои теории. Вот одно из его рассуждений: "Если мужчинапитает большую слабость к прекрасному полу, а сам имеет жену, к которойравнодушен, безобразную, угрюмую, преисполненную сознания своих прав,восседающую на кодексе законов, как на насесте, и при всем том еще ревнивую,у него остается только один способ развязать себе руки и обрести покой:отдать жене на растерзание кошелек. Такая добровольная отставка возвратитему свободу. Теперь жене будет чем заняться. Она скоро войдет во вкус начнетворочать деньгами, марать пальцы о медяки, школить арендаторов, муштроватьфермеров, теребить поверенных, вертеть нотариусами, отчитыватьписьмоводителей, водиться с разными канцелярскими крысами, сутяжничать,сочинять контракты, диктовать договоры, чувствовать себя полновластнойхозяйкой, продавать, покупать, вершить делами, командовать, обещать инадувать, сходиться и расходиться, уступать, отступать и переуступать,налаживать, разлаживать, экономить гроши, проматывать сотни; она совершает -это составляет особое и главное ее счастье - глупость за глупостью и такимобразом развлекается. Супруг пренебрегает ею, а она находит себе утешение втом, что разоряет его". Жильнорман испытал эту теорию на себе, и с нимпроизошло все как по-писаному. Вторая его жена столь усердно вела егодела, что когда в один прекрасный день он оказался вдовцом, у него едванабралось около пятнадцати тысяч ливров в год, да и то лишь при помещениипочти всего капитала в пожизненную ренту, на три четверти не подлежавшуювыплате после его смерти. Он, не задумываясь, пошел на эти условия, относясьбезразлично к тому, останется ли после него наследство. Впрочем, он имелвозможность убедиться, что и с родовым имуществом случаются всякие истории.Оно может, например, сделаться национальным имуществом; он был свидетелемнекоего чудесного превращения французского государственного долга, вдругуменьшившегося на целую треть, и не слишком доверял книге росписейгосударственных долгов. "Все это - лавочка", - говорил он. Как мы ужеуказывали, дом на улице Сестер страстей Христовых, в котором он жил, был егособственным. Он всегда держал двух слуг: "человека" и "девушку". Когда кЖильнорману нанимался новый слуга, он считал необходимым окрестить егозаново. Мужчинам он давал имена, соответствующие названиям провинций, изкоторых они были родом: Ним, Контуа, Пуатевен, Пикар. Его последний лакей,страдавший одышкой, толстяк лет пятидесяти пяти, с больными ногами, не могпробежать и двадцати шагов, но, поскольку он был уроженцем Байоны,Жильнорман именовал его Баском. Все служанки именовались у него Николеттами(даже Маньон, о которой речь будет впереди). Как-то раз к нему пришлананиматься знатная стряпуха, мастерица своего дела, из славной породыповарих. "Сколько вам угодно получать в месяц?" - спросил ее Жильнорман."Тридцать франков". - "А как вас зовут?" - "Олимпия". - "Ну так вот, тыбудешь получать пятьдесят франков, а зваться будешь Николеттой".