Глава третья. ЛУКА-РАЗУМНИК

В шестнадцать лет он удостоился чести быть однажды вечеромлорнированным в Опере сразу двумя знаменитыми и воспетыми Вольтером, но ктому времени уже перезрелыми красавицами - Камарго и Сале. Оказавшись междудвух огней, он храбро ретировался, направив стопы к маленькой, никомуневедомой танцовщице Наанри, которой, как и ему, было шестнадцать лет и вкоторую он был влюблен. Он сохранил бездну воспоминаний. "Ах, как она быламила, эта Гимар-Гимардини-Гимардинетта, - восклицал он, - когда я ее видел впоследний раз в Лоншане, в локонах "неувядаемые чувства", в бирюзовыхпобрякушках, в платье цвета новорожденного младенца и с муфточкой"волнение"!" Охотно и с большим увлечением описывал он свой ненлондреновыйкамзол, который носил в юные годы. "Я был разряжен, как турок из восточногоЛеванта", - говорил он. Когда ему было двадцать лет, он попался на глазаг-же де Буфле, и она дала ему прозвище "очаровательный безумец". Онвозмущался именами современных политических деятелей и людей, стоящих увласти, находя эти имена низкими и буржуазными. Читая газеты, "ведомости,журналы", как он их называл, он едва удерживался от смеха. "Ну и люди, -говорил он, - Корбьер, Гюман, Казимир Перье! И это, изволите ли видеть,министры! Воображаю, как бы выглядело в газете: "Господин Жильнорман,министр! Вот была бы потеха! Впрочем, у таких олухов и это сошло бы!" Он, незадумываясь, называл все вещи, пристойные, равно как и непристойные, своимиименами, нисколько не стесняясь присутствия женщин. Грубости, гривуазности исальности произносились им спокойным, невозмутимым и, если угодно, нелишенным некоторой изысканности тоном. Такая бесцеремонность в выраженияхбыла принята в его время. Надо сказать, что эпоха перифраз в поэзии являласьвместе с тем эпохой откровенностей в прозе. Крестный отец Жильнормана,предсказывая, что из него выйдет человек не бесталанный, дал ему двойноемногозначительное имя: Лука-Разумник.