XIV. Токсикология

Это был в самом деле граф Монте-Кристо, явившийся к г-же де Вильфор снамерением отдать визит королевскому прокурору, и вполне понятно, что,услышав это имя, весь дом пришел в волнение. Госпожа де Вильфор, находившаяся в гостиной в ту минуту, когда ей до-ложили о посетителе, тотчас же послала за сыном, чтобы мальчик мог сновапоблагодарить графа. Эдуард, за эти два дня наслышавшийся разговоров ознатной особе, сразу прибежал не из послушания матери, не для того, что-бы поблагодарить графа, а из любопытства и из желания что-нибудь схва-тить на лету и вставить какое-нибудь глупое словцо, всякий раз вызывав-шее у матери восклицание: "Ах, какой несносный ребенок! Но я не могу нанего сердиться, он так умен!" После обмена обычными приветствиями граф осведомился о г-не деВильфор. - Мой муж обедает у министра юстиции, - отвечала молодая женщина, -он только что уехал и, я уверена, будет очень жалеть, что не имелсчастья вас видеть. Два посетителя, которых граф застал в гостиной и которые не спускалис него глаз, встали и удалились, помедлив несколько минут не столько изприличия, сколько из любопытства. - Кстати, что делает твоя сестра Валентина? - спросила Эдуарда г-жаВильфор. - Пусть ее позовут, чтобы я могла представить ее графу. - У вас есть дочь, сударыня? - спросил граф. - Но это еще, должнобыть, совсем дитя? - Это дочь господина де Вильфор от первого брака, взрослая красиваядевушка. - Но меланхоличная, - вставил маленький Эдуард, вырывая, чтобы сде-лать себе султан на шляпу, перья из хвоста великолепного ара, испускав-шего от боли отчаянные крики на своем золоченом шесте. Госпожа де Вильфор ограничилась замечанием: - Замолчи, Эдуард! Потом она добавила: - Этот маленький шалун недалек от истины, он повторяет то, что я нераз с грустью при нем говорила: у мадемуазель де Вильфор, несмотря навсе наши старания развлечь ее, печальный и молчаливый характер, это от-части нарушает очарование ее красоты. Но она что-то не идет; Эдуард, уз-най, в чем дело. - Это оттого, что ее ищут там, где ее нет. - А где ее ищут? - У дедушки Нуартье. - А, по-твоему, ее там нет? - Нет, нет, нет, нет, нет, ее там нет, - нараспев отвечал Эдуард. - А где же она? Если знаешь, так скажи. - Она у больших каштанов, - продолжал злой мальчишка, не обращая вни-мания на окрики матери и скармливая живых мух попугаю, по-видимомубольшому любителю этой пищи. Госпожа де Вильфор уже протянула руку к звонку, чтобы велеть горнич-ной позвать Валентину, как вдруг в комнату вошла она сама. Она действительно казалась очень грустной, и внимательный взгляд за-метил бы, что она недавно плакала. Валентина, которую мы в своем торопливом рассказе представили нашимчитателям, не описав ее наружности, была высокая, стройная девушка де-вятнадцати лет, со светло-каштановыми волосами, с темно-синими глазами,с походкой томной и полной того несравненного изящества, которое так от-личало ее мать; тонкие, белые руки, матовая, как жемчуг, шея, нежный ру-мянец лица делали ее на первый взгляд похожей на тех прекрасных англича-нок, которых так поэтично сравнивают с лебедями, глядящимися в зеркаловод. Она вошла и, увидев рядом с мачехой иностранца, о котором она ужестолько слышала, поклонилась ему без всякого девичьего жеманства и неопуская глаз, но с такой грацией, что граф еще внимательнее посмотрел нанее. Он встал. - Мадемуазель де Вильфор, моя падчерица, - сказала г-жа де Вильфор,откидываясь на подушки дивана и указывая графу рукой на Валентину. - И граф Монте-Кристо, король китайский, император кохинхинский, -сказал маленький сорванец, исподтишка разглядывая сестру. На этот раз г-жа де Вильфор побледнела и готова была разгневаться насына - этот семейный бич; но граф, напротив, улыбнулся и, казалось, лас-ково взглянул на ребенка, что наполнило сердце матери беспредельной ра-достью. - Но, сударыня, - сказал граф, возобновляя беседу и по очереди вгля-дываясь в г-жу де Вильфор и Валентину, - я как будто уже имел честьгде-то видеть вас и мадемуазель де Вильфор? У меня уже мелькала этамысль, а когда вошла мадемуазель, ее вид, как луч света, прояснил моесмутное воспоминание, если я смею так выразиться. - Едва ли это так; мадемуазель де Вильфор не любит общества, и мыредко выезжаем, - сказала молодая женщина. - Я видел мадемуазель де Вильфор не в обществе, так же как и вас, су-дарыня, и этого очаровательного проказника. К тому же парижское обществомне совершенно незнакомо, потому что, как я, кажется, уже имел честь вамсказать, я нахожусь в Париже всего несколько дней. Нет, если вы разреши-те мне постараться припомнить... позвольте... Граф поднес руку ко лбу, как бы желая сосредоточиться на своих воспо-минаниях. - Нет, это было на свежем воздухе... это было... не знаю... мне поче-му-то в связи с этим вспоминается яркий солнечный день и что-то вродецерковного праздника... У мадемуазель де Вильфор были в руках цветы;мальчик гонялся по саду за красивым павлином, а мы сидели в беседке, об-витой виноградом... Помогите же мне, сударыня! Неужели то, что я сказал,ничего вам не напоминает? - Нет, право, ничего, - отвечала г-жа де Вильфор, - а между тем,граф, я уверена, что, если бы я где-нибудь встретила вас, ваш образ немог бы изгладиться из моей памяти. - Может быть, граф видел нас в Италии? - робко сказала Валентина. - В самом деле, в Италии... Возможно, - сказал Монте-Кристо. - Вы бы-вали в Италии, мадемуазель? - Мы были там с госпожой де Вильфор два года тому назад. Врачи боя-лись за мои легкие и посоветовали мне пожить в Неаполе. Мы проездом былив Болонье, Перудже и Римег. - Так и есть! - воскликнул Монте-Кристо, как будто это простое указа-ние помогло ему разобраться в его воспоминаниях. - В Перудже, в деньпраздника тела господня, в саду Почтовой гостиницы, где случай свел всехнас, - вас, сударыня, мадемуазель де Вильфор, вашего сына и меня, я иимел честь вас видеть. - Я отлично помню Перуджу, и Почтовую гостиницу, и праздник, о кото-ром вы говорите, граф, - сказала г-жа де Вильфор, - но сколько я ни ро-юсь в своих воспоминаниях и сколько ни стыжу себя за плохую память, ясовершенно не помню, чтобы имела честь вас видеть. - Это странно, и я тоже, - сказала Валентина, поднимая на Монте-Крис-то свои прекрасные глаза. - А я отлично помню, - заявил Эдуард. - Я сейчас помогу вам, - продолжал граф. - День был очень жаркий; выждали лошадей, которых из-за праздника вам не торопились подавать. Маде-муазель удалилась в глубь сада, а ваш сын скрылся, гоняясь за павлином. - Я поймал его, мама, помнишь, - сказал Эдуард, - и вырвал у него изхвоста три пера. - Вы, сударыня, остались сидеть в виноградной беседке. Неужели вы непомните, что вы сидели на каменной скамье и, пока вашей дочери и сына,как я сказал, не было, довольно долго с кем-то разговаривали? - Да, правда, - сказала г-жа де Вильфор, краснея, - я припоминаю, этобыл человек в длинном шерстяном плаще... доктор, кажется. - Совершенно верно. Этот человек был я; я жил в этой гостинице уженедели две; я вылечил моего камердинера от лихорадки, а хозяина гостини-цы от желтухи, так что меня принимали за знаменитого доктора. Мы до-вольно долго беседовали с вами на разные темы: о Перуджино, о Рафаэле, онравах, о костюмах, о пресловутой аква-тофана, секретом которой, как вамговорили, еще владеет коекто в Перудже. - Да, да, - быстро и с некоторымбеспокойством сказала г-жа Вильфор, - я припоминаю. - Я уже подробно не помню ваших слов, - продолжал совершенно спокойнограф, - но я отлично помню, что, разделяя на мой счет всеобщее заблужде-ние, вы советовались со мной относительно здоровья мадемуазель деВильфор. - Но вы ведь действительно были врачом, раз вы вылечили несколькобольных, - сказала г-жа де Вильфор. - Мольер и Бомарше ответили бы вам, что это именно потому, что я имне был, - не я вылечил своих больных, а просто они выздоровели; сам ямогу только сказать вам, что я довольно основательно занимался химией иестественными науками, но лишь как любитель, вы понимаете... В это время часы пробили шесть. - Уже шесть часов, - сказала, по-видимому очень взволнованная, г-жаде Вильфор, - может быть, вы пойдете узнать, Валентина, не желает ли вашдедушка обедать? Валентина встала и, поклонившись графу, молча вышла из комнаты. - Боже мой, сударыня, неужели это из-за меня вы отослали мадемуазельде Вильфор? - спросил граф, когда Валентина вышла. - Нисколько, граф, - поспешно ответила молодая женщина, - но в этовремя мы кормим господина Нуартье тем скудным обедом, который поддержи-вает его жалкое существование. Вам известно, в каком плачевном состояниянаходится отец моего мужа? - Господин де Вильфор мне об этом говорил; он, кажется, разбит пара-личом? - Да, к несчастью. Бедный старик не может сделать ни одного движения,только душа еще теплится в этом человеческом остове, слабая и дрожащая,как угасающий огонь в лампе. Но, простите, граф, что я посвящаю вас внаши семейные несчастья; я прервала вас в ту минуту, когда вы говорилимне, что вы искусный химик. - Я этого не говорил, - ответил с улыбкой граф, - напротив, я изучалхимию только потому, что, решив жить преимущественно на Востоке, хотелпоследовать примеру царя Митридата. - Mithridates, ex Ponticus, - сказал маленький проказник, вырезая си-луэты из листов прекрасного альбома, - тот самый, который каждое утровыпивал чашку яда со сливками. - Эдуард, противный мальчишка! - воскликнула г-жа де Вильфор, вырываяиз рук сына изуродованную книгу, - Ты нестерпим, ты надоедаешь нам. Ухо-ди отсюда, ступай к сестре, в комнату дедушки Нуартье. - Альбом... - сказал Эдуард. - Что альбом? - Да, я хочу альбом... - Почему ты изрезал картинки? - Потому что мне так нравится. - Ступай отсюда! Уходи! - Не уйду, если не получу альбома, - заявил мальчик, усаживаясь вглубокое кресло, верный своей привычке ни в чем не уступать. - Бери и оставь нас в покое, - сказала г-жа де Вильфор. Она дала альбом Эдуарду и довела его до дверей. Граф следил глазами за г-жой де Вильфор. - Посмотрим, закроет ли она за ним дверь, - пробормотал он. Госпожа де Вильфор тщательно закрыла за ребенком дверь; граф сделалвид, что не заметил этого. Потом, еще раз оглянувшись по сторонам, молодая женщина снова уселасьна козетку. - Позвольте мне сказать вам, - заявил граф, с уже знакомым нам прос-тодушным видом, - что вы слишком строги с этим очаровательным проказни-ком. - Иначе нельзя, - возразила г-жа де Вильфор с истинно материнским ап-ломбом. - Эдуард цитировал нам Корнелия Непота, когда говорил о царе Митрида-те, - сказал граф, - и вы прервали его на цитате, доказывающей, что егоучитель не теряет времени даром и что ваш сын очень развит для своихлет. - Вы нравы, граф, - отвечала польщенная мать, - он очень способныйребенок и запоминает все, что захочет. У него только один недостаток: онслишком своеволен... о, возвращаясь к тому, что он сказал, граф, верители вы, то Митридат принимал эти меры предосторожности и что ни оказыва-лись действенными? - Я настолько этому верю, что сам прибегал к этому способу, чтобы небыть отравленным в Неаполе, Палермо и Смирне, то есть в трех случаях,когда мне пришлось бы проститься с жизнью, не прими я этих мер. - И это помогло? - Вполне. - Да, верно; я вспоминаю, что вы мне нечто подобное уже рассказывалив Перудже. - В самом деле? - сказал граф, мастерски притворяясь удивленным. - Явовсе не помню этого. - Я вас спрашивала, действуют ли яды одинаково на северян и на южан,и вы мне даже ответили, что холодный и лимфатический темперамент северянменьше подвержен действию яда, чем пылкая и энергичная природа южан. - Это верно, - сказал Монте-Кристо, - мне случалось видеть, как русс-кие поглощали без всякого вреда для здоровья растительные вещества, ко-торые неминуемо убили бы неаполитанца или араба. - И вы считаете, что у нас в этом смысле можно еще вернее добитьсярезультатов, чем на Востоке, и что человек легче привыкнет поглощатьяды, живя среди туманов и дождей, чем в более жарком климате? - Безусловно; но это предохранит его только от того яда, к которомуон приучил свой организм. - Да, я понимаю; а как, например, вы стали бы приучать себя или, вер-нее, как вы себя приучили? - Это очень просто. Предположите, что вам заранее известно, какой ядвам собираются дать... предположите, что этим ядом будет... например,бруцин... - Бруцин, кажется, добывается из лжеангустуровой коры [43], - сказалаг-жа де Вильфор. - Совершенно верно, - отвечал Монте-Кристо, - но я вижу, мне нечемувас учить; позвольте мне вас поздравить: женщины редко обладают такимипознаниями. - Должна признаться, сказала г-жа де Вильфор, - что я обожаю ок-культные науки, которые волнуют воображение, как поэзия, и разрешаютсяцифрами, как алгебраическое уравнение; но, прошу вас, продолжайте: то,что вы говорите, меня очень интересует" - Ну так вот! - продолжал Монте-Кристо. - Предположите, что этим ядомбудет, например, бруцин и что вы в первый день примете миллиграмм, навторой день два миллиграмма; через десять дней вы, таким образом, дойде-те до центиграмма; через двадцать дней, прибавляя в день еще по миллиг-рамму, вы дойдете до трех центиграммов, то есть будете поглощать безвсяких дурных для себя последствий довольно большую дозу, которая былабы чрезвычайно опасна для всякого человека, не принявшего тех же предос-торожностей; наконец, через месяц, выпив стакан отравленной воды из гра-фина, которая убила бы человека, пившего ее одновременно с вами, сами вытолько по легкому недомоганию чувствовали бы, что к этой воде было при-мешано ядовитое вещество. - Вы не знаете другого противоядия? - Нет, не знаю. - Я не раз читала и перечитывала этот рассказ о Митридате, - сказалазадумчиво г-жа де Вильфор, - но я считала его сказкой. - Нет, вопреки обычаю историков, это правда. Но, я вижу, тема нашегоразговора для вас не случайный каприз; два года тому назад вы задавалимне подобные же вопросы и сами говорите, что рассказ о Митридате ужедавно вас занимает. - Это правда, граф; в юности я больше всего интересовалась ботаникойи минералогией; а когда я узнала, что изучение способов употребления ле-карственных трав нередко дает ключ к пониманию всей истории восточныхнародов и всей жизни восточных людей, подобно тому как различные цветыслужат выражением их понятий о любви, я пожалела, что не родилась мужчи-ной, чтобы сделаться каким-нибудь Фламелем, Фонтаной или Кабанисом. - Тем более, сударыня, - отвечал Монте-Кристо, - что на Востоке людиделают себе из яда не только броню, как Митридат, они делают из неготакже и кинжал; наука становится в их руках не только оборонительныморужием, но и наступательным; одним они защищаются от телесных страда-ний, другим борются со своими врагами; опиум, белладонна, лжеангустура,ужовая целибуха, лавровишневое дерево помогают им усыплять тех, кто хо-тел бы их разбудить. Нет ни одной египтянки, турчанки или гречанки изтех, кого вы здесь зовете добрыми старушками, которая своими познаниямив химии не повергла бы в изумление любого врача, а своими сведениями вобласти психологии не привела бы в ужас любого духовника. - Вот как! - сказала г-жа де Вильфор, глаза которой горели страннымогнем во время этого разговора. - Да, - продолжал Монте-Кристо, - все тайные драмы Востока обретаютзавязку в любовном зелье и развязку - в смертоносной траве или в напит-ке, раскрывающем человеку небеса, и в питье, повергающем его в ад. Здесьстолько же различных оттенков, сколько прихотей и странностей в физичес-кой и моральной природе человека; скажу больше, искусство этих химиковумеет прекрасно сочетать болезни и лекарства со своими любовными вожде-лениями и жаждой мщения. - Но, граф, - возразила молодая женщина, - это восточное общество,среди которого вы провели часть вашей жизни, по-видимому столь же фан-тастично, как и сказки этих чудесных стран. И там можно безнаказанноуничтожить человека? Так, значит, действительно существует Багдад и Бас-сора, описанные Галланом? [44] Значит, те султаны и визири, которые уп-равляют этим обществом и представляют то, что во Франции называется пра-вительством, действительно Харун-аль-Рашиды и Джаффары: они не толькопрощают отравителя, но и делают его первым министром, если его преступ-ление было хитро и искусно, и приказывают вырезать историю этого прес-тупления золотыми буквами, чтобы забавляться ею в часы скуки? - Нет, сударыня, время необычайного миновало даже на Востоке; и там,под другими названиями и в другой одежде, тоже существуют полицейскиекомиссары, следователи, королевские прокуроры и эксперты. Там превосход-но умеют вешать, обезглавливать и сажать на кол преступников; но этипоследние, ловкие обманщики, умеют уйти от людского правосудия и обеспе-чить успех своим хитроумным планам. У нас глупец, обуреваемый демономненависти или алчности, желая покончить с врагом или умертвить престаре-лого родственника, отправляется к аптекарю, называет себя вымышленнымименем, по которому его еще легче находят, чем если бы он назвал настоя-щее имя, и, под тем предлогом, что крысы не дают ему спать, покупаетпять-шесть граммов мышьяку; если он очень предусмотрителен, он заходит кпяти или шести аптекарям, что в пять или шесть раз облегчает возможностьего найти. Достав нужное средство, он дает своему врагу или престареломуродственнику такую дозу мышьяку, которая уложила бы на месте мамонта илимастодонта и от которой жертва, без всякой видимой причины, начинает ис-пускать такие вопли, что вся улица приходит в волнение. Тогда налетаеттуча полицейских и жандармов, посылают за врачом, который вскрывает по-койника и ложками извлекает из его желудка и кишок мышьяк. На следующийдень в ста газетах появляется рассказ о происшествии с именами жертвы иубийцы. Вечером аптекарь или аптекари являются сообщить: "Это он у менякупил мышьяк"; им ничего не стоит опознать убийцу среди двадцати своихпокупателей; тут преступного глупца хватают, сажают в тюрьму, допрашива-ют, делают ему очные ставки, уличают, осуждают и гильотинируют, или, ес-ли это оказывается достаточно знатная дама, приговаривают к пожизненномузаключению. Вот как ваши северяне обращаются с химией. Впрочем, Дерю,надо признать, был умнее. - Что вы хотите, граф, - сказала, смеясь, г-жа де Вильфор, - люди де-лают, что могут. Не все владеют тайнами Медичи или Борджиа. - Теперь, - продолжал граф, пожав плечами, - хотите, я вам скажу, от-чего совершаются все эти нелепости? Оттого, что в ваших театрах, нас-колько я мог судить, читая пьесы, которые там ставятся, люди то и делозалпом выпивают содержимое флакона или глотают заключенный в перстне яди падают бездыханными; через пять минут занавес опускается, и зрителирасходятся по домам. Последствия убийства остаются неизвестными: вы ни-когда не увидите ни полицейского комиссара, опоясанного шарфом, ни кап-рала с четырьмя солдатами, и поэтому неразумные люди верят, будто в жиз-ни все так и происходит. Но выезжайте за пределы Франции, отправляйтесьв Алеппо, в Каир или хотя бы в Неаполь, или Рим, и вы встретите на улицестройных людей со свежим, розовым цветом лица, про которых хромой бес,столкнись вы с ним невзначай, мог бы вам сказать: "Этот господин уже тринедели как отравлен и через месяц будет хладным трупом". - Так, значит, - сказала г-жа де Вильфор, - они нашли секрет знамени-той аква-тофана, про который мне в Перудже говорили, что он утрачен? - Да разве в мире что-нибудь теряется? Искусства кочуют и обходятвокруг света; вещи получают другие наименования и только, а чернь неразбирается в этом, но результат всегда один и тот же: яды поражают тотили иной орган, - один действует на желудок, другой на мозг, третий накишечник. И вот яд вызывает кашель, кашель переходит в воспаление легкихили какую-либо другую болезнь, отмеченную в книге науки, что не мешаетей быть безусловно смертельной, а если бы она и не была смертельна, тонеминуемо стала бы таковой благодаря лекарствам: наши немудрые врачи ча-ще всего посредственные химики, и борются ли их снадобья с болезнью илипомогают ей - это дело случая. И вот человека убивают по всем правиламискусства, а закон бессилен, как говорил один из моих друзей, добрейшийаббат Адельмонте из Таормины, искуснейший химик в Сицилии, хорошо изу-чивший эти национальные явления. - Это страшно, но чудесно, - сказала молодая женщина, застывшая внапряженном внимании. - Сознаюсь, я считала все эти истории выдумкамисредневековья. - Да, несомненно, но в наши дни они еще усовершенствовались. Для чегоже и существует течение времени, всякие меры поощрения, медали, ордена,Монтионовские премии, как не для того, чтобы вести общество к наивысшемусовершенству? А человек достигнет совершенства лишь тогда, когда сможет,подобно божеству, создавать и уничтожать по своему желанию; уничтожатьон уже научился - значит, половина пути уже пройдена. - Таким образом, - сказала г-жа де Вильфор, упорно возвращаясь к сво-ей цели, - яды Борджиа, Медичи, Рене, Руджьери и, вероятно, позднее ба-рона Тренка, которыми так злоупотребляли современная драма и роман... - Были произведениями искусства, - отвечал граф. - Неужели вы думае-те, что истинный ученый просто возьмется за нужного ему человека? Ни вкоем случае. Наука любит рикошеты, фокусы, фантазию, если можно так вы-разиться. Так, например, милейший аббат Адельмонте, о котором я вам го-ворил, производил в этом отношении удивительные опыты. - В самом деле? - Да, и я вам приведу пример. У него был прекрасный сад, полный цве-тов, овощей и плодов; из этих овощей он выбирал какой-нибудь самый не-винный - скажем, кочан капусты. В течение трех дней он поливал этот ко-чан раствором мышьяка; на третий день кочан заболевал и желтел, наступа-ло время его срезать; в глазах всех он имел вид созревший и по-прежнемувполне невинный; только аббат Адельмонте знал, что он отравлен. Тогда онприносил этот кочан домой, брал кролика, - у аббата Адельмонте была це-лая коллекция кроликов, кошек и морских свинок, ничуть не уступавшая егоколлекции овощей, цветов и плодов, - итак, аббат Адельмонте брал кроликаи давал ему съесть лист капусты; кролик околевал. Какой следователь на-шел бы в этом что-либо предосудительное? Какому королевскому прокурорумогло бы прийти в голову возбудить дело против Маженди или Флуранса [45]по поводу умерщвленных ими кроликов, кошек и морских свинок? Ни одному.Таким образом, кролик околевает, не возбуждая внимания правосудия. Затемаббат Адельмонте велит своей кухарке выпотрошить мертвого кролика и бро-сает внутренности в навозную кучу. По этой навозной куче бродит курица;она клюет эти внутренности, тоже заболевает и на следующий день околева-ет. Пока она бьется в предсмертных судорогах, мимо пролетает ястреб (встране аббата Адельмонте много ястребов), бросается на труп, уносит егона скалу и пожирает. Спустя три дня бедный ястреб, которому, с тех поркак он поел курицы, все время нездоровится, вдруг чувствует головокруже-ние и прямо из-под облаков грузно падает в ваш садок; а щука, угорь имурена, как вам известно, прожорливы, они набрасываются на ястреба. Нутак вот, представьте себе, что на следующий день к вашему столу подадутэту щуку, угря или мурену, отравленных в четвертом колене; ваш гость бу-дет отравлен в пятом, - и дней через восемь или десять умрет от кишечныхболей, от сердечных припадков, от нарыва в желудке. После вскрытия док-тора скажут: "Смерть последовала от опухоли в печени или от тифа". - Но, - сказала г-жа де Вильфор, - все это ваше сцепление обстоя-тельств может очень легко прерваться: ястреб может ведь не пролететь внужный момент или упасть в ста шагах от садка. - А вот в этом и заключается искусство. На Востоке, чтобы быть вели-ким химиком, надо уметь управлять случайностями, - и там это умеют. Госпожа де Вильфор задумчиво слушала. - Но, - сказала она, - следы мышьяка не исчезают: каким бы образом онни попал в тело человека, он будет обнаружен, если его там достаточноеколичество, чтобы вызвать смерть. - Вот, вот, - воскликнул Монте-Кристо, - именно это я и сказал доб-рейшему Адельмонте. Он подумал, улыбнулся и ответил мне сицилианской пословицей, котораякак будто имеется и во французском языке: "Сын мой, мир был создан не водин день, а в семь; приходите в воскресенье". В воскресенье я снова пришел к нему; вместо того чтобы поливать кочанкапусты мышьяком, он поливал его раствором соли, настоянном на стрихнинеstrychnos colubrina, как это называют в науке. На этот раз кочан капустывовсе не казался больным, и у кролика не возникло никаких сомнений, ачерез пять минут кролик околел; курица поклевала кролика и скончалась наследующий день. Тогда мы изобразили ястребов, унесли к себе курицу ивскрыли ее. На этот раз исчезли все особые симптомы и налицо были толькообщие. Ни в одном органе не оказалось никаких специфических признаков:только раздражение нервной системы и следы прилива крови к мозгу; курицаоколела не от отравления, а от апоплексии. С курами это случается редко,я знаю, но у людей это обычное явление. Госпожа де Вильфор становилась все задумчивее. - Какое счастье, - сказала она, - что подобные препараты могут бытьизготовлены только химиками; иначе, право, одна половина человечестваотравила бы другую. - Химиками или людьми, которые интересуются химией, - небрежно отве-тил Монте-Кристо. - И, кроме того, - сказала г-жа де Вильфор, с усилием отрываясь отсвоих мыслей, - как бы искусно ни было совершено преступление, оно всег-да останется преступлением, и если его минует людское правосудие, ему неукрыться от божьего ока. У восточных народов не такая чуткая совесть,как у нас, и они благоразумно упразднили ад; в этом все дело. - В такой чистой душе, как ваша, естественно, должны возникать подоб-ные сомнения, но зрелое размышление заставит вас откинуть их. Темнаясторона человеческой мысли целиком выражается в известном парадоксеЖан-Жака Руссо - вы знаете? - "Мандарин, которого убивают за пять тысячмиль, шевельнув кончиком пальца". Вся жизнь человека полна таких поступ-ков, и его ум постоянно порождает такие мечты. Вы мало найдете людей,спокойно всаживающих нож в сердце своего ближнего или дающих ему, чтобысжить его со свету, такую порцию мышьяку, как мы с вами говорили. Этодействительно было бы эксцентрично или глупо. Для этого необходимо, что-бы кровь кипела, чтобы пульс неистово бился, чтобы вся душа переверну-лась. Но, если, заменяя слово, как это делается в филологии, смягченнымсинонимом, вы производите простое устранение; если, вместо того чтобысовершить гнусное убийство, вы просто удаляете с вашего пути того, ктовам мешает, и делаете это тихо, без насилия, без того, чтобы это сопро-вождалось страданиями, пытками, которые делают из жертвы мученика, а извас - в полном смысле слова кровожадного зверя; если нет ни крови, нистонов, ни судорог, ни, главное, этого ужасного и подозрительного мгно-венного конца, то вы избегаете возмездия человеческих законов, говорящихвам: "Не нарушай общественного спокойствия!" Вот таким образом действуюти достигают своей цели на Востоке, где люди серьезны и флегматичны и нежалеют времени, когда дело касается сколько-нибудь важных обстоятельств. - А совесть? - взволнованно спросила г-жа де Вильфор, подавляя вздох. - Да, - отвечал Монте-Кристо, - да, к счастью, существует совесть,иначе мы были бы очень несчастны. После всякого энергического поступканас спасает наша совесть; она находит нам тысячу извинений, судьями ко-торых являемся мы сами; и хоть эти доводы и сохраняют нам спокойный сон,они, пожалуй, не охранили бы нашу жизнь от приговора уголовного суда.Вероятно, совесть чудесно успокоила Ричарда III после убийства обоих сы-новей Эдуарда IV; в самом деле, он мог сказать себе: "Эти дети жестокогокороля-гонителя унаследовали пороки своего отца, чего, кроме меня, никтоне распознал в их юношеских наклонностях; эти дети мешали мне составитьблагоденствие английского народа, которому они неминуемо принесли бынесчастье". Так же утешала совесть и леди Макбет, желавшая, что бы тамни говорил Шекспир, посадить на трон своего сына, а вовсе не мужа. Да,материнская любовь - это такая великая добродетель, такая могущественнаядвижущая сила, что она многое оправдывает; и после смерти Дункана ледиМакбет была бы очень несчастна, если бы не ее совесть. Госпожа де Вильфор жадно упивалась этими страшными выводами и цинич-ными парадоксами, которые граф высказывал со свойственной ему простодуш-ной иронией. После минутного молчания она сказала: - Знаете, граф, ваши аргументы ужасны и вы видите мир в довольномрачном свете! Или вы так судите о человечестве потому, что смотрите нанего сквозь колбы и реторты? Ведь вы в самом деле выдающийся химик, иэтот эликсир, который вы дали моему сыну и который так быстро вернул егок жизни... - Не очень доверяйте ему, сударыня, - сказал МонтеКристо, - каплиэтого эликсира было достаточно, чтобы вернуть к жизни умиравшего ребен-ка, но три капли вызвали бы у него такой прилив крови к легким, что унего сделалось бы сердцебиение; шесть капель захватили бы ему дыхание ивызвали бы гораздо более серьезный обморок, чем тот, в котором он нахо-дился; наконец, десять капель убили бы его на месте. Вы помните, как яотстранил его от флаконов, когда юн хотел их тронуть? - Так это очень сильный яд? - Вовсе нет! Прежде всего установим, что ядов самих по себе не су-ществует: медицина пользуется самыми сильными ядами, но, если их умелоприменять, они превращаются в спасительные лекарства. - Так что же это было? - Это был препарат, изобретенный моим другом, добрейшим аббатомАдельмонте, который и научил меня его применять. - Должно быть, это прекрасное средство против судорог! - сказала г-жаде Вильфор. - Превосходное, вы могли убедиться в этом, - отвечал граф, - и я час-то пользуюсь им; со всяческой осторожностью, разумеется, - прибавил онсмеясь. - Еще бы, - тем же тоном возразила г-жа Вильфор. - А вот мне, такойнервной и так склонной к обморокам, был бы очень нужен доктор вродеАдельмонте, который придумал бы что-нибудь, чтобы я могла свободно ды-шать и не боялась умереть от удушья. Но так как во Франции подобногодоктора найти нелегко, а ваш аббат едва ли склонен ради меня совершитьпутешествие в Париж, я должна пока что довольствоваться лекарствами гос-подина Планша; я обычно принимаю мятные и гофманские капли. Посмотрите,вот лепешки, которые для меня изготовляют по особому заказу: они содер-жат двойную дозу. Монте-Кристо открыл черепаховую коробочку, которую протягивала емумолодая женщина, и с видом любителя, знающего толк в таких препаратах,понюхал лепешки. - Они превосходны, - сказал он, - но их необходимо глотать, что невсегда возможно, например, когда человек в обмороке. Я предпочитаю моесредство. - Ну, разумеется, я тоже предпочла бы его, тем более что видела сама,как оно действует, но, вероятно, это секрет, и я не так нескромна, чтобывас о нем расспрашивать. - Но я настолько учтив, - сказал, вставая, Монте-Кристо, - что почтудолгом вам его сообщить. - Ах, граф! - Но только помните: в маленькой дозе - это лекарство, в большой дозе- яд. Одна капля возвращает к жизни, как вы сами в этом убедились; пятьили шесть неминуемо принесут смерть тем более внезапную, что, растворен-ные в рюмке вина, они совершенно не меняют его вкуса. Но я умолкаю, су-дарыня, можно подумать, что я вам даю советы. Часы пробили половину седьмого; доложили о приезде приятельницы г-жиде Вильфор, которая должна была у нее обедать. - Если бы я имела честь видеть вас уже третий или четвертый раз,граф, а не второй, - сказала г-жа де Вильфор, - если бы я имела честьбыть вашим другом, а не только счастье быть вам обязанной, я бы настаи-вала на том, чтобы вы остались у меня обедать и не приняла бы вашего от-каза. - Весьма признателен, - возразил Монте-Кристо, - но я связан обяза-тельством, которого не могу не исполнить. Я обещал проводить в театр од-ну греческую княжну, мою знакомую, которая еще не видала оперы и рассчи-тывает на меня, чтобы посетить ее. - В таком случае до свидания, граф, но не забудьте о моем лекарстве. - Ни в коем случае, сударыня; для этого нужно было бы забыть тот час,который я провел в беседе с вами, а это совершенно невозможно. Монте-Кристо поклонился и вышел. Госпожа де Вильфор задумалась. - Вот странный человек, - сказала она себе, - и мне сдается, что егоимя Адельмонте. Что касается Монте-Кристо, то результат разговора превзошел все егоожидания. "Однако, - подумал он, уходя, - это благодарная почва; я убеж-ден, что брошенное в нее семя не пропадет даром". И на следующий день, верный своему слову, он послал обещанный рецепт.