Глава четвёртая. Через полчаса толпа восхищенных кадетов окружила друга в коридоре

Через полчаса толпа восхищенных кадетов окружила друга в коридоре.
— Ну ты даешь! — Синицын хлопнул Трофимова по спине. — Шекспир!
— «А вы не пробовали публиковаться»? — Макаров очень похоже изобразил Палочку. — Александр, ваше отчество случайно не Сергеевич?
— Да, Трофим, — неопределенно протянул Сухомлин, — ты, конечно, монстр! Такой талмуд за ночь завалить.
— А с чего ты взял, что я его завалил? — усмехнулся Трофимов.
— Как с чего? А как ты тогда этот шедевр накромсал?
— А чего там для стихов надо? Посмотрел главных героев, уловил направление — и вперед, — снисходительно объяснил Трофимов. — Главное, чтоб в рифму было, ну и размер...
— Замечательно, Трофимов! Нет слов! — одобрил проходящий мимо Палочка.
Кадет кинул ему вслед:
— Во, видали, как мало человеку для счастья надо?
— Слушай, Трофим, а ты не можешь выручить одного хорошего человека? — поинтересовался Макаров.
— В смысле?
— Наваяй чего-нибудь похожее, а?.. Все равно без увалов сидим. А я не обижу, ты ж меня знаешь...
— Ну, в принципе можно, — согласился Трофимов.
— О, Трофим! И мне! — подскочил Сухомлин.
— Э, э, пацаны, — забеспокоился Трофимов, — вы борзеете.
— А что? — пожал плечами Сухомлин. — Подумаешь, два стишка!
— Три, — уточнил Перепечко.
— Так, Печка, стоп! — махнул рукой Макаров. — Заказы больше не принимаются, поэт загружен под завязку!
— Почему? — надулся Степа.
— По кочану! Во, кстати, отличная рифма, дарю, Трофим! Дальше уже сам докрути.

В танцевальном зале училища громыхала дискотека. Но Рита напрасно высматривала в толпе танцующих кадетов хоть кого-нибудь из третьего взвода. Наконец, уже отчаявшись найти хоть кого-нибудь знакомого, она углядела в глубине зала Веронику. Девушки обменялись приветствиями и придирчиво осмотрели друг друга.
— Ты Степана ждешь?
— Ну да, а кого же еще?
— Странно. — Рита пожала плечами. — Что-то я вообще никого из их взвода не вижу.
К девушкам подошла курсантка Оля, лучезарно улыбнулась:
— Салют! Слыхали новость?..
— Какую?
— Оказывается, третий взвод и на дискотеки не пускают.
Вероника возмущенно дернула плечами:
— Нормально, да? Ни в увольнения, ни на дискотеку... Что тут, тюрьма, что ли?
— Не, в тюрьме все по-другому, — улыбнулась Оля.
— А ты откуда знаешь? — поинтересовалась Рита.
— Сидела, — подмигнула Оля.
Девушки рассмеялись.
— И когда мы их теперь увидим? — задала риторический вопрос Вероника.
К девушкам робко приблизился незнакомый кадет-первогодок.
— Простите, вы танцуете?
— Нет!!! — хором ответили Рита, Оля и Вероника.
— Слушайте, а может, как-нибудь в казарму к ним можно? — провожая опешившего кадета глазами, предложила Оля.
— Можно, — сдержанно отозвалась Рита. — Но не советую. Я уже как-то пробовала.
— Девчонки, айда за мной, — предложила Вероника.
— Куда?
— У них же окна во двор выходят...
— И что?
— Как что?.. Тут только что кто-то хотел их увидеть!
— Сте-е-еп! — Вероника от усердия даже привстала на носки, хотя громкости это не прибавляло, а Степа все равно был высоко. — А надолго вас так?
Перепечко, перегнувшись через подоконник, ответил:
— Не знаю! Говорят, на месяц!
Среди «девчонок третьего взвода», толпившихся под окнами казармы, раздался стон разочарования и досады.
— Оля! О-оль! — надрывался в окне Сухомлин.
— Чего?
— Сходи завтра в клуб! Скажи, чтобы профайлы не стирали... Сходишь?
— Хорошо! Как настроение?
— Скучно! Хочу к тебе! — Илья вытянул руки и изобразил, что падает из окна. — А-а-а!!!
Девчонки внизу рассмеялись.
— А позовите Трофимова! — крикнула какая-то длинноволосая красотка.
— Ему нельзя, он в наряде! — отозвался Сухомлин.
— Ну и что, пусть подойдет! — встряла другая девушка.
— Он на тумбочке стоит! — объяснил Перепечко.
— Так подмени его! Са-а-аша-а-а!!! — заорала во весь голос девушка. — Девчонки, давайте вместе!!!
— Са-ша! Са-ша! Са-ша! — хором подхватили подруги.
Через пару секунд в окне появилось рассерженное лицо полковника Ноздрева. Суворовцев как корова языком слизнула.
— Ну я Саша! — рявкнул полковник. — А точнее, Александр Михайлович! Что милым барышням нужно?
— А когда их в город отпустят? — спросила одна из девушек.
— Мы здесь никого и не держим. Еще вопросы?
Девушки пришибленно молчали. Ноздрев ухмыльнулся:
— Тогда все, пресс-конференция окончена! Всем спасибо, все свободны.

При виде Палочки, быстро вошедшего в класс, суворовцы дружно вскочили. Преподаватель литературы был явно возбужден.
— Товарищ преподаватель, третий взвод к уроку готов, отсутствующих нет, — доложил Макаров.
— Садитесь, — кивнул учитель. — Только у вас не взвод, суворовцы... У вас тут какой-то журнал «Современник». Знаете, Трофимов, я уже начал жалеть о том, что поставил вам столько пятерок! Оказывается, у вас появились подражатели... Макаров и Сухомлин, встаньте, пожалуйста.
Кадеты вскочили.
— Что это? — Палочка потряс их тетрадями. — Пародия на Трофимова? Или на Пушкина? Трофимов продемонстрировал всему взводу оригинальный подход к заданной теме... А вы, значит, решили пойти по проторенной дорожке! Ну, допустим! Но ведь стихи — это не просто умение рифмовать! Где полет мысли? Где слог?.. Где хоть одна аллегория?..
Макаров и Сухомлин дружно покосились на Трофимова. Тот осторожно пожал плечами.
— Что вы смотрите на Трофимова? — продолжал кипятиться учитель. — Ваши поэтические потуги и рядом не валялись с его работой! Но, как сказал поэт, за попытку спасибо... Троечки, господа! Садитесь.
— Ну спасибочки тебе, Трофим, — прошипел Сухомлин, опускаясь на стул.
— Пацаны, гадом буду, я старался, — ударил себя в грудь кулаком Трофимов. — Вам же самим понравилось.
Палочка взял со стола еще одну тетрадку.
— А вот за эту работу я даже тройку поставить не могу. Это, так сказать, стихи Перепечко.
Кадеты переглянулись.
— А ты чего, Печке тоже настругал? — поинтересовался Сухомлин у Трофимова.
— Да нет, — пожал тот плечами.
— Скажите, Перепечко, у вас хватит смелости ознакомить класс со своим шедевром?
Степа выразительно молчал.
— А давайте попробуем! — Палочка раскрыл тетрадь. — Может, хоть после этого у нас поубавится... поэтов! Вот мой любимый фрагмент!
Ведь, прочитав «Отцы и дети»,
Поймут и взрослые и дети,
Что нигилистом был Базаров,
Понятно сразу, без базаров!
Суворовцы взорвались хохотом и аплодисментами. Палочка красноречиво подмигнул автору:
— Это успех, Перепечко!

В спортзале третий взвод отрабатывал приемы рукопашного боя. По залу, наблюдая за спаррингом, прохаживался тренер. Наконец он хлопнул в ладоши, и тяжело дышащие, раскрасневшиеся после боя парни собрались вокруг.
— Ну что же, попробуем закрепить. Прошу... Перепечко.
Степа, сопя, вышел в центр зала и вопросительно взглянул на тренера.
— Ну, давай... Защита от пистолета. — Тренер навел на Перепечко «пистолет» из пальцев.
— Значит, так... — Степа аккуратно начал выполнять прием. — Сначала отбиваем руку и шаг в сторону... Потом бьем по кисти...
— Хорошенько бей, не стесняйся, — усмехнулся тренер.
—...потом делаем бросок, — договорил Степа.
Тренер сделал легкое движение, и Перепечко сам рухнул на мат. Кадеты веселились от души.
— Н-да, — покачал головой тренер, — я тебя уже три раза мог застрелить. Следующий! — Он показал на Сухомлина. — Прием тот же, у меня пистолет.
Илья спокойно и уверенно провел прием, тренер полетел на маты. Слегка обалдевшие кадеты переглянулись, кое-кто еле слышно поаплодировал.
— Молодец, быстро усвоил, — довольно произнес тренер, поднимаясь. — Занимался раньше?
— Так точно. Джиу-джитсу.
— А чего молчал? — улыбнулся тренер. — Я бы сразу выстрелил. Кадеты рассмеялись.

Остановившись за спинами двух кадетов, резавшихся в комнате отдыха в шашки, Перепечко уныло вздохнул.
— Блин, еще одна суббота коту под хвост... Слышь, Сухой, — он подошел к углубившемуся в книгу Сухомлину, — а ты долго этой... джиу-джитсой занимался?
— Долго. С восьми лет.
— Ни фига себе, — свистнул Степа. — А поднатаскать можешь?
— Зачем? — буркнул Илья, перелистывая страницу.
— Ну мало ли, в жизни пригодится.
— Степа, ты лучше бегать учись. Прикинь, на тебя нападут, а ты им — ка-а-ак убежишь! — Илья состроил смешную гримасу.
— Сухой, я серьезно! — настаивал Перепечко. — Ну хотя бы этот приемчик покажи... Который сегодня отрабатывали. У меня там бросок не выходит.
— Слушай, Печка, тебе что — заняться больше нечем? Сегодня не выходит — завтра выйдет.
— Ну Илья, ну будь человеком, — проныл Степа. — Я просто хочу с кем-нибудь потренироваться...
— Слушай, достал уже! — Сухомлин с досадой захлопнул книгу. — Иди вон, сделай себе чучело и тренируйся сколько влезет!
— Ну ладно, попросишь ты у меня, — буркнул Перепечко.
— Степа, свали, а? — ласково попросил Сухомлин и снова открыл книгу.
Тяжело вздохнув, Перепечко огляделся по сторонам и подсел к Трофимову. Тот со скучающим видом пририсовывал усы какой-то глянцевой красотке в журнале.
— Трофим, а ты чего делаешь?
— Не видишь — творю, — флегматично отозвался тот.
— Может, пойдем потренируемся?
— В смысле?
— Ну, приемы поотрабатываем. Я тебя побросаю, ты — меня...
— Я — тебя? — хмыкнул Трофимов. — Не, спасибо... Мне грыжа не нужна.

Вечером в казарме Сухомлин, Синицын и Соболев обступили Перепечко, который, судя по всему, был занят творчеством. Сидя на кровати, Степа сосредоточенно напихивал в камуфляжную форму одеяла и подушки. Некоторое время кадеты следили за процессом молча, наконец Соболев не выдержал:
— Степ, ты чего делаешь?
— Чего надо, то и делаю, — угрюмо отозвался Перепечко. Уши его покраснели.
— Печка, ты чего — чучело лепишь? — догадался Сухомлин. — Я ж это... пошутил.
— Ты шутил, а я серьезно, — процедил Степа.
— Печка, ты его дома на огороде поставь, — давясь от смеха, посоветовал Синицын, — ему все вороны честь отдавать будут...
Трофимов с серьезным видом пощупал «ноги» чучела.
— Смотрите, мужики, вообще как настоящий. Ему бы еще ботинки...
— Слушайте, а давайте приколемся? — потер руки Сухомлин. Ему явно пришла в голову блестящая идея.
Еще через минуту Синицын и Соболев держали чучело на весу, а Сухомлин и Трофимов аккуратно прилаживали к «ногам» ботинки. Степа бегал вокруг и уныло спрашивал:
— Пацаны, а может, не надо?
— Печка, не вякай под руку, — строго сказал Трофимов.
— Так влетит же, — беспокоился Степа.
— Что тебе влетит? — усмехнулся Сухомлин. — В увалы не пустят? Так мы и так не ходим... — Он критически окинул чучело взглядом и довольно подытожил: — Супер!

...В медпункт вошел довольный Кантемиров с пухлой папкой для бумаг. Положил папку на стол перед женой и счастливо улыбнулся.
— Мариша, как ты думаешь — что здесь?
— Как что? Справки.
— Здесь несколько десятков тысяч долларов. В ценных бумагах... Полный комплект документов на получение кредита.
— Неужели все? — расцвела Марианна.
— Все, — счастливо покивал Кантемиров. — Матвееву спасибо... После его звонка уже не я по кабинетам носился, а они меня носили... Представляешь, всего один звонок!
— Здорово! — Марианна обняла мужа и ласково чмокнула его в щеку. — Слушай, надо бы его как-нибудь отблагодарить?
— Как? — хмыкнул прапорщик. — Деньги он вряд ли возьмет.
— Вань, ты иногда меня удивляешь, — рассмеялась жена. — Причем тут деньги?

Войдя в холл, майор Ротмистров остолбенел. Возле тумбочки на стуле, закинув ногу за ногу, вальяжно развалился дневальный, лицо и полтела которого было закрыто газетой. Судя по всему, часовой нагло спал на посту.
— Оба-на, не понял... — процедил Ротмистров. — Эт-то что такое?
Часовой не реагировал. Снующие мимо суворовцы, с трудом сохраняя серьезность на лицах, делали вид, что чем-то заняты.
— Дневальный, ты что, оглох? — повысил голос майор. — А ну встать!!!
Дневальный и ухом не повел.
— Встать, я сказал!!! — гаркнул Ротмистров, выхватывая у нахала газету.
Вместо ответа «дневальный» мягко повалился набок. Послышалось хихиканье кадетов. Ротмистров, побагровев, пнул ногой выпавшую из камуфляжа подушку.
— Дежурный, ко мне!!!
— Товарищ майор, дежурный по роте... — выпалил подскочивший Макаров.
— Отставить! — перебил Ротмистров. — Кто это сделал?
Максим молчал.
— Та-ак. Где ваш офицер-воспитатель?
— Как где? У него выходной...
— Понятно. Третий взвод, строиться!

...Через пять минут взвод выстроился в казарме. Перед строем, крупно печатая шаг, ходил разъяренный Ротмистров.
— Что, девочки, в куклы играть потянуло? Ну, и кому пришла в голову эта светлая мысль?
Кадеты молчали.
— Я спрашиваю: кто тут у нас кукловодом заделался, а? — После большой паузы, которую так никто и не нарушил, майор махнул рукой. — Хорошо. Стоим, не расходимся. А я пока Василюку домой позвоню. Пусть пробежится по морозу до училища.
Внезапно из строя вышагнул Сырников.
— Товарищ майор, это я, — с непроницаемым лицом сказал он.
— Что — я? — Ротмистров непонимающе уставился на сына.
— Это была моя идея.
Кадеты растерянно переглядывались.
— И зачем вам это было надо, суворовец? — наконец выдавил из себя Ротмистров.
— Просто так.
— Просто так, говоришь?.. Ладно... Потом разберемся. Убрать! — кивнул он на чучело и зашагал к выходу.
Кадеты расходились, уважительно поглядывая на Сырникова. Сухомлин от души хлопнул его по плечу и протянул руку:
— Ну, ты красавец... уважуха!
— Это вы красавцы, — хмыкнул Сырников, не пожимая руки, — делать вам больше не фиг.
Сухомлин недоуменно пожал плечами, но промолчал.

— Товарищ генерал-майор, разрешите?.. — Прапорщик Кантемиров осторожно приоткрыл дверь кабинета начальника училища.
— Что? Опять проблемы? — усмехнулся Матвеев.
— Никак нет, товарищ генерал, наоборот... Все документы уже готовы. Я просто зашел спасибо сказать. Если бы не вы...
— А вот это уже лишнее, Иван Адамыч, — покачал головой генерал и улыбнулся: — Русские на войне своих не бросают.
Кантемиров хмыкнул, помялся немного у дверей.
— Леонид Вячеславович...
— Что еще?
— Да так, ничего... Просто тут вот, как бы это... — Кантемиров вынул из пакета бутылку дорогого коньяка и поставил на стол.
— Что это? — удивленно поинтересовался Матвеев.
— Коньяк. Просто мы с женой решили вам, так сказать...
— Убери, — махнул рукой начальник училища.
— Товарищ генерал, мы же от всей души, — приуныл Кантемиров.
— Убери, говорю. На новоселье выпьем.
— Так до новоселья еще...
— Кантемиров, я тебя не узнаю, — усмехнулся генерал. — Ты где научился взятки давать, а?
— А причем здесь взятка? — удивился прапорщик. — Это просто благодарность. Мы, так сказать...
— Так, товарищ прапорщик, — нахмурился генерал, — или вы эту благодарность убираете, или получаете за нее выговор.
— Извините, товарищ генерал. — Кантемиров снова запихнул бутылку в пакет. — Вы же понимаете, мы не думали, что...
— У тебя все? — перебил генерал. — Тогда свободен.
— Есть, — козырнул Кантемиров и повернулся к двери.
— Что хоть за коньяк? — окликнул генерал.
— Хороший. Грузинский.
— Тем более свободен.

— Привет, Палыч!.. — Оживленный Кантемиров вошел в канцелярию, где Василюк собирался домой.
— Виделись уже...
— Ты что, домой уже?
— А ты что, против? — хмыкнул майор.
— Да нет, почему? Просто... кхм... повод есть.
— Какой еще повод?
— Не поверишь, все бумаги на квартиру собрал!
-- Ого, — хмыкнул майор, — поздравляю! Только знаешь, Адамыч, повод, он всегда есть, и без твоих бумаг. Было бы что.
— Так есть что! — подмигнул прапорщик, тряся пакетом.
— Ничего себе, — уважительно протянул майор, — упакованный... А что у тебя там?
— Коньячок. Ну что, может, маханем?
— Здесь, что ли?
— А что такого? Рабочий день закончен. Мы ж чисто символически, по пять капель...
— Не-не, отставить, — помотал головой майор. — Ты что, с ума сошел? Дети кругом...
— Так что нам теперь, на улице или в подъезде? — хохотнул Кантемиров.
— Не знаю, — пожал плечами Василюк, — я в училище пить не буду.
— Извини, к себе пригласить не могу, — погрустнел прапорщик. — У нас уже вещи на пороге стоят, упаковано все... — Он заглянул в пакет. — Жалко... Думал, под шоколадочку да с лимончиком...
Потоптавшись на пороге, он взялся за дверную ручку. Его нагнал голос Василюка:
— Адамыч... Под шоколадочку, говоришь?
— Так точно.
— Хм... Ну черт с тобой, пошли ко мне.

Перед сном Перепечко подошел к Сухомлину:
— Слышь, Сухой... Может, покажешь все-таки?
— Чего тебе показать-то?
— Ну, прием.
— Блин, Печка, — Илья даже развел руками от досады, — ты угомонишься когда-нибудь или нет?!
— Ну, я же вам чучело отдал, — горестно вздохнул Перепечко.
— Слушай, Степа, дался тебе этот прием, а?
— Ну, завтра же опять рукопашка, — пояснил Степа.
— И что?
— И опять все ржать будут.
Сухомлин тяжело вздохнул:
— Ладно. Показываю один раз, запоминай.
Перепечко старательно вытянул вперед руку с «пистолетом».
— Смотри. — Илья крепко взял его за ладонь. — Захват — раз. Удар по руке — два.
— Это я знаю, — старательно пропыхтел Степа, — у меня бросок не получается.
— Ты при броске ногу не доворачиваешь. Всем корпусом надо, вот так...
Он схватил Степу и швырнул его на кровать. На раздавшийся треск и грохот обернулись все суворовцы. Илья с испугом смотрел на Перепечко, кровать под которым буквально сложилась пополам.
— Сухой, ты что, дурак? — просипел Степа, пытаясь подняться.

...Василюк и Кантемиров сидели дома у майора. На столе стояла початая бутылка коньяка, лимон, шоколад, нарезанные тонкими ломтиками сыр и ветчина.
— Вот, Палыч, не поверишь! — оживленно говорил прапорщик. — Раньше думал: «Без бумажки ты — какашка, а с бумажкой — человек» — это так, присказка! Пока на своей шкуре не убедился.
— Да уж, — кивал Василюк, — сейчас куда ни сунься, везде бумажка нужна... Ну, давай!
— За что? — Кантемиров с готовностью поднял рюмку.
— За то, что ты человеком стал.
— Это точно! — рассмеялся прапорщик.
Оба неторопливо, смакуя вкус коньяка, выпили.
— О-ох, шикарный коньячок, правда? — пробормотал Кантемиров, потянувшись за сыром. — Вот как гора с плеч! Все! Хоть завтра в банк... Еще бы с жильем разобраться.
— Не понял, а ты сейчас с чем разбирался?
— Да я не об этом, — отмахнулся Кантемиров. — Нас же хозяйка с квартиры выставила. Я уже новую нашел, пока будем строиться. Мне бы недельку где-нибудь перекантоваться.
— Что значит «тебе»? А Марианна?
— Мариша у родителей пока.
— А ты чего же? Что, теща?
— Причем тут теща? Машка в положении, а там и так однокомнатная. Да я найду, накрайняк вон действительно в канцелярии кости брошу.
— Зачем в канцелярии, Адамыч? — пожал плечами майор. — Неделю можешь и у меня пожить.
— Как это?
— Вот так это. Какие проблемы? Дочь в Москве, в институте.
— А жена?
— Какая жена? Мы ж пять лет как в разводе.
Кантемиров хлопнул себя по лбу:
— Тьфу ты... Палыч, извини! Совсем из башки вылетело.
— Да ничего, — махнул рукой майор.
— За это надо выпить. — Кантемиров решительно разлил остатки коньяка.
— За что — «за это»?
— Ну как? В смысле, не за то, что это... А за то, чтоб все нормально было. Ну, ты меня понимаешь.

— Разрешите, товарищ генерал-майор?
— Заходи, — отозвался Матвеев, увидев Василюка, и подтолкнул к нему по столу бумагу. — На, полюбуйся.
— Что это, товарищ генерал?
— Докладная... Кровать ремонту не подлежит. Ну как, новую купишь или из дому принесешь?
— Леонид Вячеславович, а почему не подлежит? — пожал плечами майор. — Я посмотрел, там можно отремонтировать.
— Вот и отремонтируй. Что у тебя там вообще происходит? Как кровать можно сломать, а? Она десять лет стояла и еще столько бы простояла. Они что на ней, прыгали, что ли?!
— Товарищ генерал, — вздохнул майор, — там все случайно произошло.
— У тебя все случайно происходит! Двойки случайно, синяк под глазом — тоже случайно. Завтра вон училище разнесут, тоже скажешь — случайно?
— Товарищ генерал, весь взвод вторую неделю без увольнений. А пар девать куда-то надо. Вот и бесятся.
В кабинете повисла пауза. Наконец Матвеев нахмурился:
— Что значит без увольнений?
— Ну, так. Запретили.
— Кто запретил?
— Полковник Ноздрев. — Василюк недоуменно пожал плечами. — Товарищ генерал, я думал, что вы знаете...

— Александр Михайлович! — негромко окликнул Матвеев Ноздрева.
Полковник, торопливо шедший куда-то по училищному коридору, подошел к начальнику училища.
— Слушаю вас, товарищ генерал.
— Скажи-ка мне, товарищ полковник, — неторопливо произнес Матвеев, — а почему это у нас третий взвод второго курса в полном составе не ходит в увольнения?
— Я запретил.
— Причину позвольте узнать.
— Да там история — без слез не расскажешь!
— А ты расскажи, я поплачу, — хмыкнул генерал.
— Понимаете, родители приходят... Жалуются, высказывают претензии...
— Чьи родители?
— Девчонок! Эти байстрюки там, в городе, романов понакручивали с одной, второй, третьей, пятой... черт ногу сломит! Так я решил временно изолировать, так сказать, чтобы все улеглось.
— Байстрюки, говоришь? — прищурился Матвеев. — А сам, значит, байстрюком не был, за девками не бегал? Или ты другой у нас ориентации?
— Товарищ генерал, дело ж не в этом... Я, так сказать, в целях профилактики, чтобы, значит...
— Почему сразу не доложили? — посуровел Матвеев.
— А что тут докладывать? Все ж понятно.
— Ты смотри, ему все понятно, — покачал головой генерал. — В общем, Александр Михайлович, перетянул ты гайки. Это тебе понятно?
Глядя генералу вслед, Ноздрев пожал плечами:
— Ну, надо будет — отпустим... Всего-то дел!

В комнате ожиданий на КПП Сырникова ожидали двое подростков, с которыми он играл в карты. Один из них, увидев, что кадет остановился в нерешительности, хмыкнул:
— Ну, чё встал? Друзей не узнаешь?
— Здорово... — Сырников неохотно протянул руку.
— Ты чё, прячешься от нас?
— Ничего я не прячусь. Нас просто в увалы не пускают.
— Слыхал? — подмигнул второй картежник. — Как в картишки на бабки играть, так отпускают, а как долги отдавать — так фиг!
— Пацаны, я... — начал Сырников.
— Короче, когда бабки будут? — перебили его.