Хроника Быховца 7 страница

На востоке граница Жемайтии показана хотя и не очень четко, но гораздо более определенно, чем на западе. Вообще, восточной границей Жемайтии считается река Невяжа, текущая меридионально, однако-город Ковно, расположенный несколько восточнее Невяжи, тоже относился к Жемайтии. Следовательно, первоначальная территория представляла собой как бы четырехугольник, краем которого на западе был бассейн Юры (или, согласно хроникам, берег моря), на севере граница строго не очерчена, на востоке река Невяжа, о юге упоминаний нет, но из дальнейшего изложения следует, что южной границей служил Неман.

О деятельности организатора всего дела – Палемона на новом. месте источники не сообщают ничего; говоря точнее, по приезде в Же-майтню он известен лишь в качестве отца трех сыновей, которые и стали основателями первых государственных образований. При выборе-территории сыновья предводителя были совершенно самостоятельны; Палемон к этому отношения не имел.

Старший сын Палемона, Борк, начал осваивать крайний запад – бассейн реки Юры. Районом деятельности второго сына Палемона – Куноса стал крайний восток Жемайтии, где он основал город Куносов (Каунас).

Младший сын Палемона – Спера показан личностью, гораздо менее значительной, чем его братья. Спера начинает действовать только тогда, когда население в Жемайтии увеличилось настолько, что потребовалась дополнительная территория, а поскольку пришельцы в основном двигались на восток, то и в дальнейшем они придерживались-того же направления. Возглавил это движение за пределы Жемайтии Спера, который, переправившись через реки Невяжу (Невежис), Святую (Швянтойи) и Ширвинту, нашел озеро «луками розмаитыми и деревом окрашено», где и поселился с сопровождавшими его людьми; найденное озеро было названо Спера. Такое озеро, очень небольшое»

действительно есть в Литве, к северо-западу от Вильнюса (недалеко ют верхнего течения Ширвинты), и чтобы добраться до него с запада, действительно необходимо переправиться через Невяжу и Святую. Примечательно, что Спера, не в пример старшим братьям, согласно летописям, не создал на своей территории города и вообще какого-либо поселения и своим именем назвал только озеро.

Стрыйковскому, однако, показалось, что деятельность Сперы былабольшей, чем показано в летописях, поэтому он написал, что этот князь построил замок, названный им «Спера». В дальнейшем значение Оперы в «Кронике» было еще более усилено: сделав его наследником Борка, Стрыйковский «передал» ему всю западную Жемайтию. То же повторено в хронике Литовской и Жмойтской (ч. I, с. 84–85; т. XXXII, с. 16). Западная Жемайтия с Юрборком (а также владения

•Сперы), по этой версии, перешли к Куносу после смерти Сперы.

Здесь можно предположить, что Стрыйковский хотел «исправить» положение в пользу собственно Литвы. В летописях подчеркнуто превосходство Жемайтии над Литвой (Литва – нечто вроде колонии Же-майтии). В действительности Литва, по крайней мере в историческую.эпоху, имела гораздо большее значение, чем Жемайтия, и поэтому Стрыйковский постарался показать, что Литва не была столь зависима от Жемайтии (местность, где Спера построил свой замок, находится почти в центре Завилейской Литвы, исторического ядра Литвы). 'Стрыйковский и хроника Литовская и Жмойтская подчеркивают

•значение Сперы и после смерти: его труп сожгли «ведлуг римского обычаю» над озером Спера, прах, положенный в урну, был закопан в.землю, а на месте захоронения поставлен «болван», которого «аж до часов Ягейловых хвалили», т. е. поклонялись ему до принятия христианства. Детали о похоронах даны, видимо, для того, чтобы еще раз.напомнить о римском происхождении Сперы (ч. I, с. 85; т. XXXII, <;. 16–17).

Владения Сперы находились между Невяжей и Ширвинтой, где, согласно Стрыйковскому и хронике Литовской и Жмойтской, появляется и «Доспронгус, товарищ Палямонов, патрикий або отчичь княжат римских», который над рекой Святой построил рядом два замка,;назваз их Вилькомир (современный Укмерге). Доспронгус (Довспрунк,.по другим источникам) титуловался князем девялтовским, его владения простирались до Вилии (ч. I, с. 85; Начала, с. 93; т. XXXII, с. 16). Как видим, Стрыйковский здесь непоследователен; ранее, в «Началах», назвал Доспронгуса потомком Палемона, сейчас же он только «патрикий», палемонов товарищ. В дальнейшем сын «патрикия», человек, близкий к Палемону, потребуется для того, чтобы князем литовским стало лицо знатного происхождения. Колонизационная деятельность

•Сперы и Доспронгуса представляет собой начальный период создания Литовского государства.

Однако, как бы ни старался Стрыйковский возвысить Сперу, он

•«не дал» ему сыновей, в результате чего ведущая роль в ходе дальнейших событий должна была сохраниться за Куносом, у которого было два сына: Гимбут и Кернус. Именно Кунос, согласно основной версии,

•сразу после смерти Борка получил Юрборк, в результате чего стал

.владельцем всей Жемайтии. Далее сказание передает события, связанные с колонизационной деятельностью Куноса: население Жемайтии возросло настолько, что ему стало тесно на старом месте и оно начало «выходити на реку Велю в землю Завельскую». Движение на этот раз возглавил Кунос, который переправился через реку Святую и основал город Керново, названный так в честь сына Куноса – Кернуса (ч. I, с. 85–86). Впрочем, в «Началах» сказано, что Кернов основал сам Кер-нус, а не его отец (Начала, с. 93). Как видим, относительно небольшое пространство на берегах рек Святой и Ширвинты было колонизовано

•сначала Сперой, там же начал свою деятельность девялтовский князь Доспронгус, туда же двинулся и Кунос. Любопытно отметить, что, возможно, как раз этот уголок дал название литовскому народу и государству ¹⁸.

Здесь летописи впервые упоминают Завилейскую землю. В данном

•случае это понятие больше географическое, чем политическое. Само название говорит за то, что область находилась за Вилией.

Вилия в основном течет с северо-востока на юго-запад. Следовательно, Завилейская земля должна (в зависимости от того, откуда на нее смотреть) находиться или на правом северном берегу, или на левом южном. (Из дальнейшего следует, что Завилейская земля находилась к северу от реки Вилии.) Однако не все источники говорят об этом одинаково. Выражение «на реку Вилию» свидетельствует, что колонисты достигли правого берега Вилии. Так сказано в летописях Рачинского, Ольшевской, Румянцевской и Евреиновской (т. XXXV, с. 146, 174, 194, 215). В то же время в летописи Красинского, хронике Быховца, «Кронике» Стрыйковского и хронике Литовской и Жмойтской сказано «за реку Велью в землю Завельскую» (т. XXXV, с. 129; т. XXXII, с. 16, 129; ч. I, с. 85). Версию «за Вилию» принимает и М. А. Ючас ^1Э, ссылаясь, однако, лишь на те источники, которые содержат эту версию. Здесь явная ошибка, поскольку все дальнейшие события разворачиваются на правобережье, тем более что и город Керново находится на правом берегу Вилии.

Поскольку более вероятно, что составители летописи Красинского и хроники Быховца, по крайней мере в этом месте, не исправляли испорченный текст, а искажали правильный, то более вероятным кажется выражение «на Вилию», т. е. что колонисты не переправились через реку, а лишь достигли ее.

Если принять версию, что жемайтами была колонизована лишь правая сторона Вилии (где и образовалась Литва), то территория Жемайтии и Литвы к моменту выхода жемайтов на Вилию будет иметь следующий вид: на западе– Балтийское море (или бассейн р. Минни), на востоке – несколько не доходя до города Браславля, на севере – не доходя Западной Двины и на юге – Вилия – Неман. Согласно сказанию, такая территория Жемайтии – Литвы оставалась неизмен-

^{-----------------------}

¹³ Волкайте-Куликаускене Р. К.. Образование литовской народности.– Советская этнография, (979, № 3, с. 40. Согласно этой версии, название «Литва» первоначально относилось к территории, расположенной на правом берегу Вилии, и увязывается с названием правого притока этой реки – Листавы (Листауки).

¹⁹ Juсas M. Lietuvos metrasciai. Vilnius, 1968, p. 60.

ной от момента основания Ердивилом Новогрудка до того времени, когда три государства (Жемайтия, Литва и Новогрудское княжество) слились, образовав громадное Великое княжество Литовское, Жемайт-ское и Русское Новогрудское. Следовательно, наращивание государственной территории происходило исключительно силами Новогрудского княжества, на помощь которому (не всегда) приходили силы Жемай-тии и Литвы.

Согласно сказанию, силой оружия непосредственно был завоеван: лишь Полоцк, но в дальнейшем (вернее, сразу после его покорения)-ни Полоцк в отдельности, ни вся Полоцкая земля в качестве области, подчиненной Новогрудку, никогда не упоминаются. Эта обособленность заходит так далеко, что Полоцк не участвует ни в одной из военных акций Новогрудка. Дав краткую сводку культурной деятельности: в Полоцке потомков Гинвила и отметив, что эта династия вымерла, сказание к Полоцку больше никогда не возвращалось.

Во всех остальных случаях (исключая Полоцк) территория Новогрудского княжества (Великого княжества Новогрудского) увеличивалась или в результате победоносных битв, ведшихся с татарами или-волынскими князьями, или путем захвата областей, население которых нисколько не сопротивлялось этому.

Из племен и народов сказание упоминает жомойть, литву и русь, на которых и сосредоточено главное внимание, а также, но крайне редко, татар, латыголу (латышей), немцев и корсь.

Граница между Литвой и Русью показана очень четко – это река Вилия (с жомойтью у руси непосредственных контактов не было). Чем, однако, разнилась литва от руси? О том, что язык жомойти отличался от русского, упоминает только летопись Красинского, и притом всего один раз (в связи с названием «Жомойть»). Очевидно, для летописцев, как и полагалось в средневековье, самым существенным был вопрос не этнический, а религиозный. Русь была христианской, литва и жомойть – языческими. Переход литовца или жемайта в христианство (по православному обряду) означал превращение неофита в «русина»; так произошло, например, с князем полоцким Гинвилом (т. XXXV, с. 130, 147, 175, 195, 216; т. XXXII, с. 160). Однако у Стрыйковского сообщается лишь, что Гинвил первым из литовских князей стал христианином, но о «русине» не говорится (Начала, с. 183; ч. I, с. 241). «Русинами» становились Гедиминовичи и вообще знатные литовцы и жемайты, получавшие владения на Руси, где они сразу крестились. Одновременно, попадая в иную этническую среду, меняли и язык, но это находится за хронологическими пределами сказания. Если о крещении литвина и превращении его таким образом в русина летописи, хотя и редко, сообщают, то о превращении русина в литвина – никогда, Язычество в то время угасало, повсеместно распространилось христианство, а чтобы стать литовцем, видимо, нужно было отказаться от христианства в пользу язычества.

Данные сказания о том, где находилась Русь, чрезвычайно ограниченны. «Русь» – это прежде всего Волынь, затем Друцкое княжество, Полесье (города Туров, Пинск, Мозырь), Киевщина, Подляшье (Бе-рестье, Дорогичин, Мельник), а также Городно, Чернигов, Стародуб,

Карачев. Полоцк не назван Русью, а о Минске и вообще о Белоруссии дюсточнее линии Полоцк – Койданово – Могильно (кроме Друцка) летописи и хроники не упоминают.

Значит, из необъятной Руси сказание упоминает только отдельные

'районы или города, прежде всего находившиеся на Волыни. Весьма

.неясно представление сказания относительно этнического состава

населения того княжества, которому этот источник уделяет больше

всего внимания, т. е. Новогрудского.

Судя по тому, что основатель этого княжества Ердивил–Скир-з-юнт, отправляясь на «руские земли» из Жемайтни, должен был переправиться через Вилию и Неман, можно считать, что Русь находилась непосредственно за Вилией, что согласуется и с предыдущими высказываниями того же сказания, что Литва – это область между Вилией и Двиной. Однако Новогрудское княжество, созданное южнее Вилии, восточной границей которого были Койданово – Могильно, в летописях и хронике Быховца нигде не называется Русью, как не называется Русью и Полоцкое княжество. Так, Ердивил–Скирмонт, основав Новогрудок, двинулся на юго-запад и «зарубил» города Городно, Бе-рестье, Дорогнчин и Мельник, разрушенные татарами. Однако о том, что это были русские города, источники не говорят (т. XXXV, с. 91,

129. 146, 174, 194, 215). Туров и Пинск, которые после битвы на Ясель-де занял новогрудский князь, тоже не называются русскими (там же). Иначе обстоит дело с восточным Полесьем и северной Украиной – это земли русские. Так, после разгрома татар под Койдановом новогруд--ский князь «пошол на Рускую землю, и взял город Мозыр и Чернигов, Огародуб, Карачев» (т. XXXV, с. 91, 130, 148, 176, 196, 217). О том, что Новогрудок с областью были тоже «рускими», имеются в большинстве косвенные указания: волынские князья непрерывно заявляли претензии на этот район как принадлежавший ранее русским князьям. Татарский «царь» требовал от Новогрудского князя дани на том основании, что русские князья прежде платили дань за Новогрудскую землю, называя при этом Новогрудского князя потомком русских князей {хан Балаклай потребовал, чтобы Скирмонт, князь новогрудский, «выходы его дал и баскаки его ховал по тым городом по тому, как с тых городов хоживал за предков его, князей руских»; т. XXXV, с. 91,

130. 148, 175, 196, 216–217). Вместе с тем в одном из последних сообщений о Новогрудке как о столице большого государства прямо сказано, что это был «руский» город: «И кнежечы Рынкголту не мало лет на Новегородцы и на иншых городех руских» (т. XXXV, с. 148).

Сказание никогда не называет Новогрудское княжество ни литовским, ни жемайтским. Оно существует само по себе, занимая при этом положение (в политическом отношении) выше, чем Литва или Жемай-тия. Князья-литовцы в Новогрудке были кем-то вроде варягов, но варягов, которые не денационализировались. В то же время эти князья в сказании никогда не называются ни литовскими, ни жемайтскими, а только новогрудскими (вернее, великими князьями новгородскими), и лишь у Стрыйковского их титулатура несколько изменяется.

Очевидно, тот же вопрос, который сейчас возникает у нас при чтении летописей, о национальном характере Новогрудского княжества.

возник в свое время и у Стрыйковского. Оценивая значение литовского-и жемайтского элемента в истории Новогрудского княжества, Стрый-ковский изменил свою точку зрения, что и отразилось в его «Началах» и «Кронике».

В «Началах», т. е. в своем раннем произведении, Стрыйковский изложил версию об отношениях литвы с русью, которая отличается or всех остальных. Во-первых, «Начала» отличают Литву «Понема некую» от той, которая сидела «над Вилией и Двиной». Отсюда можно вывести, заключение, что поскольку, по мысли Стрыйковского, район между Вилией и Западной Двиной был лишь недавно колонизован жемайтами, то Понеманье заселено литовцами издавна. Это, конечно, не вяжется с представлением, что Литва – область, колонизованная жемайтами. Очевидно, Понеманская Литва – это не Жемайтия, поскольку центром области была река Дубисса. Судя по позднейшим сообщениям, это и не район верхнего Немана. Более всего под «Понеманскую» подходит местность, расположенная по Неману ниже Гродно и далее, не доходя до Ковно, вернее, до Невяжи. Политическая история Поне-манской и Повильской Литвы па раннем этапе была разная. «Та Литва, которая жила над Неманом в пущах, издавна прислуживала Ново-грудскому княжеству», сидевшая же над Вилией и Западной Двиной: жила спокойно (Начала, с. 93). Следовательно, в истории Понеманской Литвы был период, когда она «прислуживала» Новогрудку, а это должно означать, что Новогрудок не был создан жемайтским князем, а существовал много ранее.

«Начала» сообщают также о ранних столкновениях между литвой (видимо, Повильской) и Полоцком. Полоцкий князь (не сказано, какой) совместно с псковичами напал на литовцев как на язычников, взял многих из них в плен и сделал из пленников «как бы скот». В ответ Гимбут с Кернусом напали на полоцкие владения. Они пришли к Брас-лавлю, разорили всю волость, затем двинулись к Полоцку, разорили все окрестности города, взяли в плен много народа, полоцкий же князь, испугавшись, спрятался в замке (Начала, с. 93–94). Несогласия в Руси привели к тому, что Кернус постепенно освободился от зависимости русских князей (Начала, с. 154).

.Далее сообщается, что у жемайтского князя Монтвила было три сына – Ердивил, Немонос и Викинт. Двух последних отец послал воевать против Полоцка. На помощь полочанам пришел смоленский" князь Мстислав Давыдович. Литовцы были разбиты, Немонос убит (Начала, с. 170–171). Начальная часть сообщения есть и в «Кронике» (ч. I, с. 233), но об убийстве Немоноса там ничего не сказано. Очевидно» сведение об этом убийстве было внесено в «Начала», чтобы объяснить непонятное исчезновение этого князя. Позже, не имея подтверждения обстоятельств смерти Немоноса в летописях, Стрыйковский исключил это место ²⁰.

Рассказ Стрыйковского и хроники Литовской и Жмойтской о по-

^{----------------}

²⁰ А. Коялович-Виюк (1609–1677), тоже опиравшийся на летописи, писал о наличии у Монтвила трех сыновей, в том числе Немана, но, как окончилась жизнь Немана, он не сообщает (Kojalowicz-Wiuk A. Op. cit., s. 2).

ходе Ердивила на Русь, о захвате им территории к югу от Немана, а затем юго-запада Белоруссии отличается от рассказа летописей тем, что Новогрудок был создан не на пустом месте, как об этом сказано в летописях, а на городище, разоренном Батыем. Население при этом не противилось жемайтам (вернее, защищать край было некому, так как его опустошил Батый). Далее «Кроника» и хроника Литовская.и Жмойтская о деятельности Ердивила говорят то же самое, что и летописи, но в хронике Литовской и Жмойтской Ердивил именуется Радиви-лом (при первом упоминании он называется «Ердивил або Радивил», но далее только Радивил) (ч. I, с. 235; т. ХХХП, с. 19). Что касается «Начал», то в них есть ряд дополнительных сообщений, которые позже были Стрыйковским исключены. Так, «Начала» утверждают, что Ердивил во время похода на юго-запад Белоруссии построил при впадении реки Меречи в Неман замок Меречь. В дополнение к городам, которые, согласно другим источникам, восстановил Ердивил (Берестье, Дороги-чин, Бранск, Мельник, Бельск), «Начала», называют Волковыск и Мстибов. В заключение в «Началах» сказано, что потомство одного из вассалов Ердивила – Ейкша (ставшего родоначальником Довой-нов) – вскоре так размножилось, что Новогрудская, Гродненская, Волковысская и Мстибовская земли оказались заполненными шляхтой из этого рода (Начала, с. 172–177).

Заняв Подляшье, Ердивил восстановил разрушенные замки, причем население и здесь не только не оказывало ему никакого сопротивления, но выражало свое сочувствие. Расширив свои владения, Ердивил стал титуловаться так: «Радивил Монтвиловичь Жомоитской и Литовское земли дедичный пан, перший великий князь руский новгородский» (ч. I, с. 235; т. XXXII, с. 19). Следовательно, по этой версии, Ердивил был не предводителем небольшого отряда, направленного Моитвилом <; определенной целью на восток, а «дедичным» (наследственным) князем Жемайтии и Литвы. Стрыйковский не объясняет, кем в таком случае становился Монтвил, если владельцем и Литвы и Жемайтии делался его сын. Вместе с тем Стрыйковский подчеркивает, что Новогрудское княжество было русское, чего нет в летописях. Что касается тех знатных жемайтов, которые пришли с Ердивилом и которым он раздал на Руси поветы, то они вскоре побратались и покумились с «русью, христианами» (ч. I, с. 235; т. XXXII, с. 19).

Части «Начал» и «Кроники» Стрыйковского, в которых содержатся легендарные данные, основаны на летописях, точнее говоря на сказании, и схожи с летописями. Однако между летописями и работами Стрыйковского местами есть и значительная разница. Она особенно отчетливо проявляется при определении роли руси (вернее новогруд-чан) и литвы (а также Жемайтии) в победах, одержанных новогрудски-ми князьями. Больше всего эта разница ощущается между летописями и «Началами» и гораздо меньше между летописями и «Кроникой», показывая тем, что в «Кронике» Стрыйковский в гораздо большей степени следовал за летописями, чем в «Началах». Вероятнее всего, в своей работе («Началах») этот автор больше фантазировал, тогда как позже стал больше следовать за своими источниками, тоже, впрочем, достаточно фантастическими.

В летописях говорится о четырех битвах новогрудских князей^ которые неизменно оканчивались блестящими победами: на реке Ясель-де, у Койданова, на реке Окуневке и у Могильно на Немане.

По летописным данным, в битве на Ясельде с волынцами, которой руководил новогрудский князь Скирмонт или Шкварн, главную силу составляли новогрудчане, на помощь которым пришел с литовской силой (или литовской и жемайтской) князь Куковойт {т. XXXII, с. 131; т. XXXV, с. 91, 130, 147, 175, 195,216). В то же время в «Началах» говорится, что победу над волынцами одерживали главным образом литва и жмудь (Начала, с. 184–185). В «Кронике» же и хронике Литовской и Жмойтской, как и в летописях, сказано, что войско литовского князя Куковойта представляло лишь вспомогательную силу, решающую же роль играли повогрудчане (ч. I, с. 244; т. XXXII, с. 22).

В битве у Койданова победа над татарами, согласно летописям и хронике Быховца, была одержана исключительно силами новогрудчан (князем Скирмонтом); ни литва, ни жемайты в битве не участвовали (т. XXXV, с. 91, 130, 148, 176, 196, 217; т. XXXII, с. 131). По хронике Литовской и Жмойтской, Скирмунт назван князем новгородским и литовским, но пришел он к Койданову с войском «руским» (т. XXXII, с. 23). Согласно же «Началам», Скирмунт у Койданова был «с литвой и русью», причем «триумф взяла» одна литва (Начала, с. 185). В противоречии с летописными данными «Начала» утверждают, что в результате битвы Скирмунт захватил не только Мозырь, Стародуб, Чернигов и Карачев, ной Брянск, и «Путвиль» (Путивль) (Начала, с. 185), Согласно «Кронике», победу одержали совместно Скирмунт и Куковойт, т. е. Новогрудок и Литва (ч. I, с. 248). Значит, в этом случае разницы между «Кроникой» и «Началами» нет.

У Могильно против коалиции русских князей и татар, по летописям и хронике Быховца, выступал только новогрудский князь Рынгольт, битва окончилась сокрушительным поражением союзников (т. XXXV, с. 92, 131, 148, 176, 197, 217; т. XXXII, с. 132). В хронике Литовской и Жмойтской говорится, что Рынгольт, великий князь литовский, жемайтский и новогрудский, пришел к Могильно, «зобравши литву и жомойть, также и русь свою» (т. XXXII, с. 25). Иначе изображено в «Началах»: Рынгольт выступил к Могильно с «вымуштрованым рыцарством Литвы и Жмуди»; жмудское войско шло впереди, литовское – с правой стороны, а отряды новогрудчан – в центре (Начала, с. 187). Сразу после этой битвы Рынгольт двинулся против немцев, так как в то время крестоносцы направились против прусов (Начала, с. 188). Почти то же самое, хотя и без деталей, которые так охотно добавлял Стрыйковский, говорится в «Кронике» (ч. I, с. 248).

В «Кронике», а за ней и в хронике Литовской и Жмойтской есть описание еще одной битвы с татарами, тоже окончившейся полным разгромом врага. Об этой битве ни в летописях, ни в «Началах» нет ничего. В хронике Литовской и Жмойтской это событие описано так: татарский хан Кидан, услышав, что Радивил жомойтский захватил «панства» Новогрудское, Берестейское, Подляшское и другие, «аж до Мозыра», в 1263 г. послал к нему своих баскаков, требуя дани. Радивил обратился за помощью к братьям – Викинту жомойтскому и Живин-

буду литовскому, и те прислали свои отряды. К тому времени Кидан переправился через Днепр и «тамтою стороною» (очевидно, правым берегом) пришел к Мозырю. Радивил, у которого были русь, новогруд-чане, слонимчане, пишцане, жемайты и литва, ударил на рассвете по татарам и одержал блестящую победу (т. XXXII, с. 20). Как видно, в этом случае на первое место выдвинуты войска «руси» и ряда городов западной Белоруссии; литовский отряд играл подсобную роль. Здесь, как и в ряде других случаев, видно плохое знание составителем летописи географии описываемой им местности. Так, в летописи написано: Кидан «притягнувши под Мозыр... положил ся над Днепром на устю Прилети» (т. XXXII, с. 20), но от Мозыр я до устья Припяти больше - 100 км, и поэтому «положиться» одновременно и в устье Припяти, и у Мозьтря невозможно.

Все летописи и хроники, а также Стрыйковский подчеркивали, что ^: новогрудские великие князья завладели юго-западом Белоруссии, не ¹ встречая никакого сопротивления населения и даже при его одобре-' нии, войны же против волынских князей и татар имели характер оборонительный. Волынские и другие русские князья выступали против; владельцев Новогрудка, потому что считали Новогрудское княжество своим наследственным владением, но на собственно литовские земли j они не претендовали.

; В соответствии с направлением экспансии из Новогрудка на юго-' запад сказание совершенно не упоминает об отношениях с немецкими i орденами и лишь мимоходом отмечает нападение на Жемайтию «латы-; голы» и ответную акцию жемайтских князей.

I В результате удачных войн Новогрудское княжество во время I правления Рынгольта, т. е. вообще в конце существования его в качестве независимой политической единицы, представляло собой огромное по тому времени государство. Северной границей его служила река Вилия, восточной – линия Койданово – Могильно; на юго-западе владения Новогрудка охватывали Гродно и все Подляшье с городами Берестье, Дорогичин, Бельск, Мельник, Бранск, Сураж, а также Полесье с Пинском, Туровом и Мозыр ем, а на юго-востоке – Чернигов, Оародуб и Карачев. Западная граница в летописях не указана, но, согласно «Началам», она шла примерно по современной советско-польской границе. Впрочем, в «Кронике», а также в хронике Литовской и Жмойтской есть сообщение, что владения новогрудского князя начинались на северо-западе у Вильно, но это, видимо, описка (вместо от «Вилии» написано «от Вильны»), тем более что далее говорится, что сын князя Мингайло «сел на отцевской столици в Новгородку князства Руского и Литовского по Вилии реце» (ч. I, с. 249; т. XXXII, с. 21). В политическом отношении только в одном случае, после победы у Койданова и захвата ряда земель, Скирмонт посадил в Турове своего брата Писимонта, а Любарта – в Карачеве (согласно «Кронике» и хронике Литовской и Жмойтской, названные князья получили по два города, но это в данном случае не имеет значения). Оба князя пали в битве на Окуневке, и их уделы должны были вновь отойти к великому князю новогрудскому. Таким образом, согласно сказанию, Новогрудское княжество представляло собой государство, которое

непрерывно увеличивалось, но на уделы не дробилось (ч. I, с. 248; т. XXXII, с. 24).

Титулатура правителя страны в средневековье имела большое значение. В летописях татарский хан всегда назывался царем, правители Литвы и Жемайтии – великими князьями; точно так же и в Но-вогрудке всегда сидели великие князья. Уже Ердивил, согласно летописям, «вчынил город» и назвался великим князем новгородским (т. XXXV, с. 129, 146, 174, 194, 215). И впоследствии новогрудские князья неизменно называются великими, тогда как русские – просто князьями (князь Мстислав луцкий и пинский, князь друцкий и т. д.). Естественно, что выражение «великий князь» в отношении правителей Новогрудка должно было подчеркнуть их высокое положение, равное положению князей литовских и выше русских. В дальнейшем из трех великих княжеств – Новогрудского, Литовского и Жемайтского – образовалось одно – Великое княжество Литовское, Жемайтское и Русское (Русское Новогрудское), столицей которого стало Керново, потом Старые Троки, затем Троки Новые и, наконец, Вильно. При всех этих переменах объединение происходило мирным путем.

После переноса столицы из Новогрудка летописи начинают говорить не о трех отдельных владениях – Жемайтии, Литве и Новогруд-ском княжестве, а об одном общем государстве. При перечислении княжеств на первое место стала всегда выноситься Литва.

События, происходившие после смерти Рынгольта, в хрониках и летописях описаны по-разному, причем в летописях, независимо от того, сказано ли там прямо, что Рынгольт умер «без плоду» или что он оставил наследником Войшелка, продолжение одинаковое: на престол великого князя был избран Свинторог, или Швинторог, сын Утенуса герба Китоврас, и он был князем в Новогрудке «и на руских городах». После смерти своего отца, Утенуса, Свинторог «начнеть кнежыти на великом кнежени Литовском и Жомоитском, и Новгородском и Рус-ком» (т. XXXV, с. 132, 149, 177, 197, 218).

С именем Свинторога – Швинторога не связано никаких примечательных событий. Свинторог – это как бы звено, связывающее перенос центра внимания летописей из Новогрудка б Вильно. Начало этому положило распоряжение Свинторога, данное его сыну Скирмунту, чтобы тот сжег труп отца там, «где река Вилня упадываеть у Велю», т. е. на том месте, где позже был создан город Вильно. Затем Свинторог распорядился, чтобы там вообще сжигали «всих князей литовских и знаменитых бояр», а далее сообщается, что «перед тым жыгали тела мертвых на том местцу, хто где умреть» (т. XXXV, с. 132, 149, 177, 197, 218). Таким образом, Свинторог создавал общелитовское святилище, а вместе с тем как бы предопределил место, где впоследствии должна быть создана столица. Дав такой наказ, Свинторог умер, и с телом его поступили именно так, как он приказал, т. е. сожгли на костре, причем вместе с ним сожгли любимого коня и слугу, а также охотничьего пса, сокола и одежду (т. XXXV, с. 132, 149, 177, 197, 218), Далее следует описание религиозных воззрений и погребальных обрядов того времени.