Общественная жизнь человека как воспроизводство хаоса и порядка

В литературе советского марксизма сложилось представление о том, что общество и общественная жизнь, это - некое самодостаточное целое, проявлением которого выступают человеческие индивиды. К сожалению, именно такое одностороннее представление является наиболее распространенным в сегодняшнем отечественном правоведении, оно и определяет подход к праву.

Вопреки таким взглядам, современная философия по большей части трактует общественную жизнь как совместное существование многообразия человеческих индивидов, понимаемых не только в аспекте их сходства друг с другом, но и в плане их взаимного отличия, как индивидуальностей. Люди представляются существами, обладающими самобытными внутренними мирами: они по-своему одухотворены, имеют собственные сознания и способны к разумному мышлению тогда, когда они попадают в личные, жизненно значимые для них ситуации.

Такой подход имеет большую традицию, начиная с представлений о человеке в раннем христианстве. Он развивается в концепциях Р.Декарта, Г.Лейбница, И.Фихте, И.Канта и др. Однако напрямую эти взгляды восходят, как ни странно, к раннему сочинению К.Маркса и Ф.Энгельса «Немецкая идеология», к ее замечательной I главе, где первой предпосылкой понимания истории называется сам факт существования живых человеческих индивидов и их деятельности в конкретных условиях (6. – С.18-19).

Позднее взгляды К.Маркса и, особенно, Ф.Энгельса сместились в позитивистском направлении, подчиняясь господствующему в науке XIX века стилю. В частности, это, наряду со многими другими предпосылками, обусловило возможность появления советской философии, которую в точном смысле слова вряд ли уместно называть «марксистской», на нее, например, чрезвычайно повлияли взгляды досоветской русской религиозной философии.

Однако задолго до СССР философемы К.Маркса и Ф.Энгельса были синтезированы культурой с взглядами С.Кьеркегора и, в первую очередь, Ф.Ницше, тоже выступивших с индивидуалистических позиций, но поставивших во главу угла не эмпиризм, а крайний субъективизм. Их творчество обусловило идею «жизненного мира» Э.Гуссерля, герменевтическую философию Х.-Г.Гадамера, своеобразную феноменологию М.Хайдеггера с отчетливым противопоставлением «Dasein» и «das Man» и экзистенциализм Ж.-П.Сартра с его идеей интерсубъективности. Предельной формой эволюции этих взглядов становится творчество Ж.Делеза, выдвинувшего философское понимание сингулярности, идею роевых и агрегированных сообществ и, совместно с Ф.Гваттари, философему ризомы, а так же труды Ж.Бодрияра.

Сегодня общественная жизнь людей представляется как результат экзистенциального диалога качественно различных и одушевленных человеческих индивидов, независимо от своих предпочтений, по факту рождения вынужденных вступать в коммуникации и непосредственно общаться с другими, внутренне отличными от них индивидами.

Духовное различие индивидов в условиях неизбежности их коммуникаций ставит перед ними проблему закрытости внутреннего мира Другого от каждого человеческого Я. Никогда наверняка невозможно знать, чего другие хотят, что они думают о нас и какие планы строят. Проблема межличностной коммуникации имеет оборотной стороной проблему межличностного понимания, без решения которой адекватное правотворчество и правоприменение становятся попросту невозможными.

В условиях закрытости и непонятности Другого, взаимоотношения индивидов придают всей общественной жизни характер хаоса. Каким же образом в нем рождается порядок?

Этот вопрос напрямую относится к основоположениям философии, которые в одной из широко распространенных философских традиций принято называть предпосылками, первоначалами, и которые, по сути, представляют собою предмет ее разработок. В рационально сконструированных философских концепциях предмет не может быть поименован однозначным и строго определенным понятием. Так же обстоит дело и в науке, сам предмет как реальность не столько называется, сколько указывается. Но если в науке предмет в достаточной мере очевиден, то в философии он абстрактен и его необходимо вычленить из реальности. Для этой цели философия использует не столько свой категориальный аппарат, сколько метафоры. Возможность применения метафоры в науке и философии на сегодня достаточно хорошо разработана (8).

Нетрудно провести параллель между общественной жизнью людей и пассажирами в переполненном автобусе, где тоже есть и «общество», и навязанные коммуникации.

Когда новый пассажир протискивается в переполненный автобус, он преследует свою цель, ему надо занять в автобусе более-менее удобное место, чтобы доехать до своей остановки. При этом, его появление в автобусе несколько изменяет пространственную конфигурацию остальных пассажиров: кто-то подвинется, кто-то другой повернется, пропуская новичка, кто-нибудь, напротив, оттолкнет его или прижмет к креслу.

Вместе с этим, меняется не только телесная конфигурация пространства, но и его «ментальное» содержание. Кто-нибудь обрадуется, увидев старого приятеля или симпатичную женщину. А кто-то другой рассердится от того, что ему заехали локтем в бок, причем сделал это не новичок, а другой пассажир, который неловко повернулся из-за того, что ему на ногу наступили. И опять на ногу наступил не новичок, а третий пассажир, которого стукнули портфелем. И снова это сделал не новичок, а четвертый пассажир, которого толкнули. А толкнул его уже новичок, протискиваясь в переполненный автобус.

Складывается очень любопытная цепочка контактов, сопровождаемых мыслями, чувствами, переживаниями, а то и словами: первый, рассердившийся пассажир нашего новичка не видит, не знает и знать не желает, но конечной причиной его эмоции оказывается, все-таки, новичок.

В этой мешанине переживаний, обусловленной непрерывными взаимными провокациями, возникают два взаимосвязанных и устойчивых духовных образования, бессознательно предчувствуемых каждым.

Во-первых, каждый знает, каким должен быть пассажир. И каждый понимает, что если хочешь доехать до своей остановки, то не вертись, не толкайся, не ругайся, будь скромен и стой смирно, иначе тебя из автобуса выкинут.

Во-вторых, каждый понимает, что такое автобус данного конкретного маршрута. И если водитель, будучи свободным человеком, вместо того, чтобы ехать строго по маршруту, свернет к себе на дачу, все пассажиры ему сразу объяснят, что такое автобус, куда он должен ехать и куда конкретно водитель должен направляться.

В общественной жизни таким же образом в непрерывных контактах и взаимных провокациях индивидов складывается аналогичное представление о том, что такое «человек в этом именно обществе», и что такое «мир, в котором человек живет». Оба эти представления в ментальности в целом существуют на бессознательном уровне и выполняют функцию неких предчувствуемых норм, которые надо соблюдать, чтобы быть принятым как «свой». Они к каждому адресуют экспектации - своеобразные ожидания-требования соответствовать этим нормам, и они же провоцируют применение общественных санкций к отступникам. Они, эти представления о человеке и мире, являются социокультурной парадигмой, и выступают «фокусами», к которым стягивается, в конечном счете, вся общественная жизнь, принимая упорядоченный характер.

Они обозначаются плохо определяемыми понятиями традиций, обычаев, они кристаллизуются в «нравственности» и в «праве». Право в этой метафоре выполняет роль рациональной формы коммуникаций, такой формы, в какой экспектации превращаются в очевидные и публичные требования, благодаря чему коммуникации становятся осознанно регулируемыми.

Представления о человеке и мире в каждую культурно-историческую эпоху, в каждой цивилизации заметно отличаются, вместе с ними отличаются и нормы общественной жизни (7. – С.52-66). Именно по этой причине в глазах любой цивилизации другие культуры выглядят, порою, почти варварством, хотя они не менее цивилизованны, но только на свой манер.