Основы компьютерного проектирования 6 страница

Тогда я подумала, что это была галлюцинация — по сути, так и было. Я вообразила себе, что бабушкины сережки упали на дно ванной, когда все это время они находились у меня в ушах. Я также предполагала, что забыла, как доставала коробку из шкафа.

Но это было до того, как я узнала, что Джуд жив. Если он был в моей спальне прошлой ночью, то мог быть и тогда.

Руки сжались в кулаки. Он снял коробку с полки в шкафу. Он открыл ее.

И хотел, чтобы я узнала об этом. Что он копался в моих вещах. Наблюдал за мной, пока я спала. Осквернял мою комнату. Осквернял мой дом.

И когда я покинула его, он загнал моего отца и меня обратно.

Раньше я дрожала, но сейчас меня охватила лихорадка. Чувствовала, что теряю контроль, и не могла позволить отцу увидеть себя такой… он и так разнервничался. Я подавила свою злость и страх, и сняла мокрую одежду, бросая ее в раковину. Затем включила душ и сделала глубокий вздох, когда ванна наполнилась паром. Ступила в горячую воду и позволила ей омыть свою кожу, забирая с собой все мысли.

Не сработало.

Я попыталась напомнить себе, что я была в этом не одна. Ной верил мне. Он скоро придет, и я все ему расскажу.

Я повторяла слова снова и снова, надеясь, что они успокоят меня. Сидела в душе, пока не пошла холодная вода. Но когда я вышла, то посмотрела на свой стол и обнаружила, что кукла больше не улыбалась.

Она злобно ухмылялась.

По коже поползли мурашки, пока я стояла в одном полотенце, глядя на нее с вырывающимся из груди сердцем.

Нет, не на нее. На это.

Я схватила куклу со стола. Прошла к шкафу и засунула ее обратно в одну из коробок. Я знала, знала, что ее выражение не изменилось. Разум сыграл со мной злую шутку, поскольку я испытывала стресс, панику и ярость, как и хотел того Джуд.

Я открыла ящик стола, оторвала кусочек скотча и заклеила коробку, заключая куклу внутри. Нет, не заключая. Запаковывая. Запаковывая куклу внутри. Затем я оделась и вернулась к отцу, будто ничего не произошло, поскольку другого выбора у меня не было.

Предполагалось, что время должно залечивать все раны, но как оно могло это сделать, когда Джуд постоянно сдирал корочку?

На дворе был полдень, Даниэль, Джозеф и мама вернулись домой. Они громко переговаривались друг с другом, пока папа опирался на кладовой шкаф, держа двумя руками треснувшую чашку.

— Мара! — кинулась ко мне мама и схватила меня в объятия в ту же секунду, как увидела.

Даниэль поставил свой стакан. Наши взгляды встретились через мамино плечо.

— Слава Богу, ты в порядке, — шептала она. — Слава Богу.

Объятие длилось невыносимо долго, и когда мама наконец отпустила меня, ее глаза были влажными. Она быстро смахнула слезы и спряталась за холодильником.

— Что тебе приготовить?

— Ничего, спасибо, — ответила я.

— Как насчет тоста?

— Я не голодна.

— А печенья? — Она взяла пакет готового теста для выпечки.

— Да, печенье! — Воскликнул Джозеф.

Даниэль скривился, что я поняла как: «Соглашайся».

Я выдавила улыбку.

— Печенье не помешало бы.

Стоило словам сорваться с моего языка, Джозеф достал противень из ящика под плитой. И фольгу. Затем схватил пакет теста для печения у мамы и нагрел духовку, прежде чем она поставит туда противень.

— Как насчет чаю? — Спросила мама, хватаясь за что угодно, лишь бы занять себя.

Даниэль кивнул, внимательно глядя на меня.

— С удовольствием, — прислушалась я к его намеку.

— Я приготовил горячий шоколад, — напомнил папа.

Мама потерла лоб.

— Точно. — Она достала чашку из стеклянного ящика и налила в нее содержимое кастрюли, вручая ее мне.

— Спасибо, мам.

Она заправила прядь коротких и прямых волос за ухо.

— Я так рада, что ты в порядке.

— В Майями худшие водители, — пробормотал отец.

Губы мамы сложились в тонкую линию, и она заняла себя приготовлением еще одной чашки кофе. Мой взгляд скользнул по кухонному окну и осмотрел сад сквозь пелену дождя.

Я поняла, что выискивала Джуда, и мне стало стыдно. Он делал меня параноиком. А я не хотела быть такой.

— Мам?

— Да?

— Ты не доставала мою куклу? — Был шанс, что это сделала она, я должна была убедиться.

Мама с недоумением подняла голову.

— Какую куклу?

Я выдохнула через нос.

— Ту, что была у меня с детства.

— А, бабушкину? Нет, милая. Не видела ее.

Я не о том спрашивала, но ответ получила. Она ее не трогала. Я знала, кто это сделал, и дальше так продолжаться не могло.

Я посмотрела на часы на микроволновке, гадая, когда придет Ной. До его прихода мне нужно было вести себя подобающе.

— Итак, как прошел первый день весенних каникул? — спросила я Даниэля между глотками горячего шоколада. Жидкость была теплой, но не согревала меня.

— Мы поехали в Океанариум.

Я чуть не подавилась.

— Что?!

Парень пожал плечом.

— Джозеф хотел посмотреть на кита.

— Лолита, — сказала я, ставя чашку.

Папа строго посмотрел на моего брата.

— Погоди, что?

— Так зовут кита-убийцу, — пояснил он.

— И как вам? — Спросила мама.

— Грустновато, — пожал плечами Джозеф.

— С чего бы? — Нахмурил лоб отец.

— Мне жалко животных.

Мой черед.

— А Ной был с вами?

Если честно, мне было плевать. Я просто хотела узнать ответ на мой настоящий вопрос, не задавая его и не звоня парню. А именно, где он был сейчас и собирался ли приходить.

— Не-а, но он приедет через час, — сказал Даниэль. — Мам, можно он останется на ужин? — Он подмигнул мне за ее спиной.

Спасибо, братишка.

— А почему ты спрашиваешь ее, а не меня? — Поинтересовался папа.

— Пап, можно Ной останется на ужин?

Он прочистил горло.

— Разве его семья не хочет провести с ним время?

Даниэль скривился.

— Если честно, я так не думаю

— Кто хочет печения? — Спросила мама. Я заметила, как она обменялась с папой взглядом, открывая духовку. Кухня наполнилась райским ароматом.

Тот вздохнул.

— Я не против, — он вручил мне свой сотовый. — Набери его.

Я медленно вышла из кухни и понеслась к себе в спальню. Набрала номер Ноя.

— Алло?

Его голос был теплым, богатым и родным, и мои глаза закрылись от облегчения при его звуке.

— Привет. Я должна сказать тебе, что ты приглашен на ужин.

— Но…?

— Кое-что случилось. — Я понизила голос. — Как скоро ты сможешь приехать?

— Уже в машине.

— Ной?

— Да?

— Учитывай, что ты едешь с ночевкой.

Часом позже Ноя все еще не было. Я не находила себе места от волнения и не хотела сидеть в своей оскверненной комнате.

Даниэль поймал меня за брожением по гостиной, когда я притворялась, что читала одну из папиных книг, найденных в гараже. Я ждала Ноя, но не хотела выглядеть столь очевидной.

— Что нового, сестричка?

— Ничего, — ответила я, глядя на пожелтевшую страницу.

Даниэль прошел ко мне и взял книгу в руки. Затем перевернул ее правильной стороной.

Черт.

— У тебя выдался сложный денек, — мягко сказал он.

— Бывали получше. И похуже.

— Хочешь поговорить об этом?

Да, но не могла. Не с ним. Я покачала головой и сжала зубы, чтобы подавить боль в горле.

Брат сел в мягкое черно-золотое кресло напротив меня.

— Кстати, можешь не волноваться о ключе, — спокойно заявил он.

Я оторвала взгляд от книги.

— О каком ключе?

— Моем, от дома. — Он приподнял бровь. — Который ты взяла без разрешения. О котором я тебя спрашивал, когда ты была в… пока тебя не было.

— У тебя пропал ключ, — медленно произнесла я.

— Да, это я и пытался донести. Но папа сделал копию сегодня, так что это не проблема. Зачем ты сняла его с брелка?

Я уже не слушала его. Думала о фотографиях, снятых на мою камеру. О кукле на столе, взятой из коробки. О надписях на зеркале.

О дверях, запертых изнутри.

Я не брала ключи Даниэля. Это сделал Джуд. Вот как он приходил и уходил без признаков взлома, и как он делал это в любое время, когда пожелается. Мысль пронзила мне голову и, должно быть, мое лицо выдало весь ужас, поскольку брат поинтересовался, в порядке ли я.

То, как он спросил, будто готов был на все, лишь бы помочь мне, чуть не сломало меня. Он был моим старшим братом; помогал мне во всем, и я так хотела попросить его о помощи в этом деле. Даниэль был самым умным человеком, которого я знала — если бы только я могла завербовать его мозг на свою сторону.

Но затем его лицо приняло это выражение. Нерешительное. Неуверенное. Будто он не знал, что сказать мне. Словно я пугала его.

Это лишило меня последней искры надежды.

— Да, — сказала я со слабой улыбкой. — Не помню о ключе. — Застенчиво пожала плечами. — Прости.

Я ненавидела лгать ему, но после этого Даниэль расслабился, что чуть не вызвало у меня слезы. Он наклонил голову.

— Уверена, что не хочешь поговорить об этом?

Нет.

— Да.

— Как хочешь, — легко сказал он, возвращаясь к своей тетради. И начал писать. Громко.

И напевать. Я захлопнула свою книгу.

— Я тебе мешаю? — Невинно поинтересовался братец.

Да.

— Не-а.

— Отлично. — Он снова вернулся к своей писанине, яростно царапая карандашом по бумаге, переворачивая страницы своей книги с беспрецедентным уровнем шума.

Он явно не собирался позволять мне сидеть в одиночестве. Я сдалась.

— Что пишешь?

— Эссе.

— О чем?

— Самоотносимые цитаты из «Дон Кихота».

— У тебя же весенние каникулы.

— Сдавать нужно на следующей неделе, — сказал он, затем поднял голову. — И меня это забавляет.

Я закатила глаза.

— Только ты можешь находить домашнее задание забавным.

— Сервантес комментирует повествования внутри самого повествования. Я думаю, что это смешно.

— М-м, — сказала я, открывая свою книгу. На этот раз правильной стороной.

— Что ты не читаешь?

Вместо ответа, я кинула в него книжкой.

— «Исповедь оправданного грешника» Джеймса Хогга? Никогда о нем не слышал.

— От тебя такое редко услышишь. — Несмотря ни на что, на моих губах заиграла улыбка.

— Именно, — он рассматривал книгу. Перевернул ее, затем начал читать краткое изложение на обороте. — Частично готический роман, частично психологическая мистерия, частично метапроза, частично сатира, частично учебник по тоталитарному мышлению, «Исповедь» изучает ранние психологические теории двойного сознания, бла-бла-бла, теория предопределения, бла-бла-бла — шедевр Джеймса Хогга является психологическим исследованием о силе зла, ужасающей картиной о дьяволе, завоевавшем сознание самодовольного мужчины. — Он скривился. — Где ты ее откопала?

— В гараже. Мне она показалась интересной.

— Да, ты прямо оторваться не можешь. — Он встал и вручил ее мне. — Но тебе не это стоит читать.

— Да?

— Да. Не двигайся. — Он скрылся в своей спальне и вернулся через минуту, держа в руках книгу. Отдал ее мне.

Я скривилась и прочитала вслух название:

— «Тысяча малоизвестных слов для подготовки к SAT»?

— Пора начинать готовится, — ответил брат. — Экзамены всего через пару месяцев.

— Ты серьезно? Меня только что отстранили от школы.

— Временно. По причине здоровья. Что, кстати, помогло папе убедить директора поменять твою оценку «неудовлетворительно» по испанскому на «курс незакончен», так что этот «Горизонт» не такое уж пропащее место. Можешь начать свою подготовку к экзаменам сейчас и сдать их в июне, на случай, если захочешь пересдать в октябре.

Я ничего не сказала. Такие вещи, как оценки и экзамены, казались совершенно чужеродными на фоне нынешних моих проблем. И мне была ненавистна мысль, что мы так легко можем общаться — так естественно — о книгах и школе, да о чем угодно, кроме того, что происходило со мной на самом деле. Я наблюдала, как пишет мой брат, слова лились с его ручки без всякого колебания. Дайте Даниэлю абстрактную проблему, и он решит ее за секунду.

Что навело меня на мысль…

— Знаешь, — медленно сказала я, — есть кое-что, о чем я хотела с тобой поговорить.

Он поднял брови. Отложил тетрадь.

— Не двигайся, — приказала я, кидаясь в свою комнату. Схватила блокнот и ручку со стола и вернулась в гостиную. Я не могла рассказать брату о своих настоящих проблемах, поскольку он не верил, что они были настоящими.

Но если я скажу ему, что они не настоящие, возможно, он поможет.

Я прошла в гостиную и выглянула в огромное окно. Машины Ноя все еще не было. Хорошо. Он бы ни за что на это не согласился.

Я села на диван и многозначительно положила блокнот на колени.

— Итак, — повернулась я к брату. — В «Горизонте» нам дали одно задание… — начала я, развивая свою ложь. — Чтобы мы, э-э, расписали наши… проблемы. — Звучит неплохо. — Сказали, что если напишем о них, это поможет нам очиститься. — Любимое мамино слово.

Брат расплылся в улыбке.

— Звучит… весело?

Я приподняла брови.

— Ладно, может, «весело» — не подходящее слово.

— Да, «глупо» здесь больше к месту, — сказала я, закатывая глаза. — Они хотят, чтобы мы начали искать безопасное решение в креативном ключе. Не знаю…

Даниэль медленно кивнул.

— Логично. Похоже на кукольную терапию для детей.

— Понятия не имею, о чем ты, и рада этому.

Брат хихикнул.

— Мама когда-то рассказывала мне об этом… терапевт использует куклу, чтобы косвенно затронуть чувства малыша, не переходя на личности; ребенок рассказывает о своих эмоциях кукле. Твое задание похоже на подростковую версию этой терапии.

Конечно.

— Именно. Итак, теперь мне нужно написать сказку о себе, но не о себе, и я нуждаюсь в твоей помощи.

— Помогу тебе с превеликим удовольствием. — Даниэль наклонился вперед и потер ладони. Его заинтересовало. — Ну, какие у тебя предпосылки?

С чего же начать?

— М-м… что-то странное происходит с одной девушкой…

Брат подпер рукой подбородок и уставился в потолок.

— Довольно стандартно. И знакомо. — Он улыбнулся.

— И она не знает, что именно.

— Ладно. Что-то сверхъестественно странное или нормальное?

— Сверхъестественное, — отвечаю я без замешки.

— Сколько ей лет?

— Подросток.

— Да, конечно, — подмигнул он. — Кто-нибудь еще знает, что с ней происходит?

Только Ной, но он был в таком же недоумении, как и я. А все остальные, кому я пыталась рассказать, не верили мне.

— Она говорила другим людям, но никто ей не верил.

Даниэль глубокомысленно кивнул.

— Комплекс Кассандры. Проклятая Аполлоном пророческими видениями, которые всегда сбывались, но в которые никто не верил.

Знакомо.

— В точку.

— Так, все считают, что твоя «героиня» сумасшедшая, — сказал он, показывая кавычки двумя пальцами.

Похоже на то.

— Ты уловил суть.

На губах парня заиграла улыбка.

— Но она ненадежный рассказчик, который говорит правду?

Вроде бы да.

— Ага.

— Хорошо. Так что происходит с тобой на самом деле… то есть, с ней?

— Она не знает, но должна это выяснить.

— Зачем?

Потому что она убийца. Потому что теряет рассудок. Потому что ее мучают те, кто должен быть мертв.

Я изучила своего брата. Его поза расслаблена, руки небрежно лежат по обеим сторонам черно-золотых подлокотников. Даниэль никогда не поверил бы, что вещи, происходящие со мной, вещи, которые я могла сотворить, были настоящими — да и кто мог, кроме Ноя? — но было важно убедить его, что я тоже не верила в их реальность. Мне нужно было удостовериться, что он не считал, что я верю в собственные выдумки, или его это насторожит.

Потому я откинула назад голову и уставилась в потолок. Оставайся непринужденной, оставайся неопределенной.

— Кто-то преследует ее…

— Твою героиню, хорошо…

— И ей становится хуже. Нужно разобраться, что происходит.

Даниэль поднял брови.

— Как насчет Оби-Вана-Гэндальфа-Дамблдора-Джайлза?

— Джайлза?

Брат с грустью покачал головой.

— Не могу поверить, что мне не удалось убедить тебя посмотреть «Баффи». Это твой жирный изъян, Мара.

— Добавь его в список.

— В любом случае, — продолжил он, — придумай мудрого и загадочного персонажа, чтобы он вмешался и помог тебе — то есть, твоей героине — в ее поисках. Пусть он либо предложит востребованное руководство, либо возьмет ее в ученицы.

Почему мне так не везет?

— Нет у нее Дамблдора.

— Или сделай по старинке и добавь Тиресия, — сказал он, кивая на себя. — Из «Царя Эдипа».

Я искоса посмотрела на него.

— Я знаю, кто такой Тиресий.

Даниэль проигнорировал меня. Его все больше увлекало это задание.

— Сделай его слепым, но со способностью «видеть» больше, чем может она. Мне нравится.

— Да, Даниэль, я понимаю, но в этой сказке нет загадочного персонажа.

Он отмахнулся от меня.

— Ты только начала над ней работать, Мара. Придумай его.

Я сцепила зубы.

— Погоди секундочку, — быстро сказал братец, потирая руки. — Ты сделаешь ее сиротой?

— С чего бы?

— Ну, если нет, то она может обратиться за помощью к семье, — ухмыльнулся он. — Можешь придумать ей глубоко проницательного и мудрого старшего брата.

Если бы только мой глубоко проницательный и мудрый старший брат верил мне.

— Мне кажется, это слишком прозаично, — сказала я, раздражаясь. — Это творческое сочинение, а не мемуары.

— Какая же ты придирчивая, — закатил он глаза. — Тогда найди необходимую информацию в гугле.

Я себе представляю: запрос «дети со сверхъестественной силой» выдаст около миллиарда страниц о Людях Икс, а также производных романов и фильмов.

— Она даже не знает, что гуглить, — сказала я и погрузилась обратно в диван. Не так я представляла этот разговор.

Даниэль потер подбородок и сощурился.

— Что ты думаешь насчет значительного и знаменательного сна?

Конечно, только щелкну пальцами.

— Это немного… пассивно?

— Справедливо. Может, не-Мара вампир или какое-то существо, но она пока об этом не знает?

Очень надеюсь, что не это так.

— Не думаю… у нее есть, типа… сила.

— Телепатия?

— Нет.

— Телекинез?

Вряд ли. Я покачала головой.

— Предвидение?

— Нет. — Я не хотела говорить ему, что она… что я сделала. — Она пока не знает, чем конкретно владеет.

— Так пусть проверит. Попробует разные штуки.

— Это может быть опасно.

— Хм-м-м… например, если она стреляет лазерами из глаз?

Я сухо улыбнулась.

— Что-то типа того.

— Значит, она может быть супергероем или суперзлодеем. Хм-м. — Он закинул ногу на ногу. — Это Питер Пэновская или Кларк Кентовская ситуация?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, твой персонаж родился с этими силами, а-ля Супермен, или приобрел их, как Человек-паук?

Очень хороший вопрос… на который у меня пока нет ответа.

— Странности начались…

Когда? Когда они начались? Не на мое семнадцатое день рождение… тогда я просто вспомнила, что сделала.

Что я сделала в психлечебнице.

Значит, там все началось? Когда умерла Рэчел? Когда я убила ее?

Я услышала ее слова в своей голове: «Как я умру?»

У меня волосы встали дыбом на затылке.

— Она баловалась со спиритической доской.

— БУМ! — Даниэль стукнул кулаками. — Твоя героиня одержима.

У меня в горле пересохло.

— Что?!

— Тебе стоило сказать мне раньше, спиритическая доска все меняет.

Я потерла лоб.

— Не понимаю.

— Спиритические доски являются проводником в мир духов, — объяснил брат. — Они всегда, всегда приносят неприятности. Если твоя героиня игралась с одной, и потом начали происходить странные вещи, значит, она одержима. Ты же смотрела «Изгоняющий дьявола». Ты, — он указал на меня, — теперь счастливый обладатель готового ужастика.

Я покачала головой.

— Мне не кажется, что она одержима…

— Одержима-одержима, — знающе сказал Даниэль. — Мне нравится. Ей станет гораздо хуже, прежде чем она исцелится… если исцелится. Столько конфликтов, перед тобой открыты все жанровые тропы. И сюжет отличный для разрешения проблем с супергероем-суперзлодеем. — За окном загорелись фары, и Даниэль встал.

— О чем ты? — Быстро спросила я. Мне нужно было это услышать.

— Если она герой, то использует силу во благо и победит. Если злодей, то поддастся злу. Станет им. И кто бы ни был героем, он, скорее всего, победит ее. — Он зажал тетрадь подмышкой. — Но лучше остановись на первом варианте… или твой терапевт может обеспокоиться о тебе… то есть, о ней. — Он выглянул в окно. — Похоже, твой герой явился, — ухмыльнулся он, когда зазвонил телефон. Брат прижал его к уху. — Алло?

— Подожди…

— Это Софи… я помогу тебе позже, ладно? — Даниэль повернулся, чтобы уйти.

— Девушка важнее сестры?

Он отмахнулся и подмигнул мне, затем исчез у себя в спальне.

Я стояла, как парализованная, все еще пытаясь осмыслить данную братом информацию, когда его голова высунулась из двери.

— Кстати, тебе лучше писать от первого лица в теперешнем времени — тогда никто не узнает, переживет ли она свою одержимость, хотя это создаст логическую проблему в повествовательном пространстве. — Он снова скрылся.

— Но она не одержима! — крикнула я.

— Тогда она вампир, — ответил брат из комнаты.

— А вот и нет!

— Или оборотень, они тоже популярны!

— ОНА НЕ ОБОРОТЕНЬ!

— ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! — крикнул он, затем закрыл свою дверь.

Я наблюдала, как Ной идет к нашему дому томной походкой, несмотря на проливной дождь. Оказалась у двери прежде, чем он успел постучать, и стоило его увидеть, как я затащила его внутрь.

Он замер в фойе, мокрые волосы стали завиваться и лезть в глаза, и капли дождя падали с его промокшей футболки на блестящий паркет.

— Что произошло?

Я не ответила. Вместо этого, повела его в свою спальню. Открыла сумку и вручила свою фотографию, которую сделал Джуд. А затем начала говорить.

Ной весь напрягся, пока слушал мою историю, его мышцы словно окаменели под промокшей футболкой. Он резко провел рукой по влажным волосам, убирая их назад и сжимая в кулаке. Я показала ему камеру, и он просмотрел каждую фотографию. Когда парень наконец заговорил, в его голосе слышались опасные нотки:

— Когда ты их обнаружила?

— Сегодня в «Горизонте». Камера оказалась в моей сумке. Фотография тоже.

— Они с прошлой ночи? — Он не поднимал глаз.

— Да.

— Двери были заперты? А окна?

Я кивнула.

— Но у него есть ключ.

— Откуда?

Я потупила взгляд.

— Я не помню почти целый день. В полицейском участке у меня с собой были ключи Даниэля, но после этого — пустота. — Я начинала злиться на себя. — Он мог забрать ключ от дома там, по пути в психбольницу, в ней… я не знаю.

Ной вновь посмотрел на фотографии.

— Эта была снята у подножья твоей кровати, — машинально сказал парень. Его взгляд остановился на моем шкафу. — Он, должно быть, стоял там.

Я приблизилась к Ною и стала внимательно наблюдать, как он изучает картинку, затем переключает на следующую. На ней я была в профиль, рука закинута над головой, одеяло спущено до талии.

На этот раз заговорила я:

— Чтобы сфотографировать эту, он стал у окна.

Слова, мысли наполнили мои вены льдом. Как долго пробыл здесь Джуд, наблюдая за мной?

Ной открыл дверь в мою спальню. Затем указал на ряд французских дверей в коридоре, всего в пяти шагах от нас.

— Вот где он, наверное… Мара?

Я подняла взгляд. Его глаза потемнели от беспокойства.

— Ты в порядке?

Только тогда я поняла, что не дышала. Кулак сжал мои легкие.

Ной завел меня обратно в комнату и закрыл дверь. Потом прижал меня к ней, поддерживая за талию своей сильной рукой.

— Дыши, — прошептал он.

Я пыталась. Но с прикосновением его пальцев, со штормовыми серыми глазами, вперившимися в меня, с его теплом и близостью, мне с трудом это удавалось, правда, уже по иным причинам. Я все равно кивнула.

А затем Ной отодвинулся.

— После своего отъезда вчера, я позвонил в службу охраны, но человек, которого я хотел к тебе приставить, на задании до завтрашнего дня. Я не думал… — Он закрыл глаза, молча злясь на себя. — Мне вообще не стоило уходить.

— Это не твоя вина, — и это правда. — Но я рада, что ты останешься сегодня.

Он посмотрел на меня тяжелым взглядом.

— Ты действительно думала, что может быть как-то иначе? После того, что ты мне рассказала?

Я пожала плечами.

— Меня немного смущает твоя неуверенность. Я сказал, что не позволю Джуду навредить тебе, и сдержу слово. Если не хочешь, чтобы я оставался в доме, то я буду спать в машине.

Его слова вызвали улыбку на моих губах.

— Как тебе удалось убедить родителей разрешить остаться на ночь?

— Завтра я беру Джозефа на рыбалку. Все было продуманно.

— И это все? — Удивленно спросила я.

— В полшестого утра.

— Все равно, — я пристально на него посмотрела. — Я под впечатлением.

— От чего?

— Моя мама у тебя в кулаке, делает все, что ты пожелаешь…

— У меня всегда хорошо складывались отношения с женщинами постарше, это правда.

— И все остальные обожают тебя.

Тут Ной запнулся.

— Мне кажется, с каждым днем я нравлюсь твоему отцу все меньше.

— Он не знает, что ты спас его жизнь.

Парень не ответил; он вновь стал изучать фотографии.

— Твои глаза на этой…

А. Работа Фиби.

— Это был не Джуд. В «Горизонте» есть одна девочка… она и вправду ненормальная, Ной, не просто, типа, с невротическими или маниакальными приступами… она сказала, что фото выпало из моей сумки, и непринужденно вручила мне его обратно.

Он поднес картинку к белому торшеру моей бабушки.

— Уверена, что это она их выцарапала?

Я кивнула.

— Она сама призналась. Сказала, что «исправила» их.

— Это настораживает, — он сделал паузу. — Тебе там ужасно?

Я пожала плечами.

— С Джейми терпимо.

— Погоди — Джейми… Ротом?

— Ага. Его сослали туда после исключения из школы.

— Как интригующе, — сказал Ной, прежде чем я продолжила повествовать обо всем случившемся. Я внимательно наблюдала за ним, пока говорила о мертвой кошке, надписях на зеркале, случае на дороге и о кукле. Но после первичной реакции на фотографии, он казался… бесстрастным.

Осторожным.

И к тому времени, как я пересказала разговор с Даниэлем, включая факт, что мой брат считал меня одержимой, Ной, казалось, повеселел.

— Одержимая в смысле… эмоцией? — медленно спросил он.

Я прищурилась.

— Одержимая в смысле одержимая.

— И почему он так думает? — Парень повернулся к ванной. — Можно полотенце?

— Конечно, — я плюхнулась на кровать, когда Ной исчез за дверью. — Я рассказала ему, что со мной происходит.

Он вышел с опущенной головой, вытирая полотенцем волосы. Когда он выпрямился, я увидела, что парень уже без футболки.

Его телосложение манило мой взгляд, как магнитом. Тело Ноя состояло из ровных и мощных линий; джинсы были с низкой посадкой, открывая вид на узкую тазовую кость, к которой так и хотелось прикоснуться.

Я и прежде видела его в таком виде, но не в своей комнате, не в такой ситуации. Моя кожа мгновенно покраснела.

— Мы же вроде решили, что не будем этого делать, чтобы избежать сценария, где ты оказываешься в психушке. — Он повесил полотенце на ручку двери. — Можно одолжить рубашку?

Ушло пару секунд, прежде чем я собралась с мыслями и смогла выдавить ответ:

— Не думаю, что моя тебе подойдет, — мой взгляд все еще был прикован к его стройной фигуре. — Попроси Даниэля.

Ной покосился на выход из комнаты.

— Я бы так и сделал, но было бы не очень мудро покидать твою комнату в таком виде.

А, да, точно.

— Точно, — сказала я. Затем ушла, вернулась и кинула парню одну из рубашек брата. Он натянул ее на голову, и его мышцы задвигались под кожей, заворожив меня.

— Итак, — сказал он наконец, к сожалению, уже одевшись и отклонившись на мой стол. — Ты рассказала брату о происходящем?

— В каком-то смысле… Я сказала, что «Горизонт» дал нам глупое задание: описать наши проблемы в художественном стиле, с выдуманной героиней.

— А, хорошо, — Ной серьезно кивнул. — Я боялся, что ты придумаешь что-то слишком очевидное.

Я закатила глаза.

— Он купился на это из-за очевидности идеи! Художественное описание проблем ради терапии — такое вполне вероятно. А вот мои способности убивать людей силой мысли — не очень.

Ной наклонил голову.

— Справедливо.

— В любом случае, он пришел к выводу, что я одержима, и мне кажется, что в этом что-то есть, Ной.