Глава 7 древнерусская деревня

Древняя Русь была страной дере­венской. Основу ее экономики составляло сельское хо­зяйство, на базе которого сложились и получили разви­тие разнообразные стороны древнерусской культуры, ремесла и торговли. Однако русские летописи почти ничего не говорят о деревне. Б. А. Рыбаков совершенно справедливо отмечает, что «история русской деревни будет написана впоследствии на основе археологиче­ских материалов» [8]. Но и археологические источники по русской деревне до сих пор очень односторонни:

при обилии курганного материала еще не раскопано целиком ни одно сельское поселение. Кроме того, пред­ставляет известную трудность также разграничение го­родских и деревенских курганов. В деревне проживали и представители княжеской и боярской дружины. Они были связаны как с деревней, так и с городом. В их курганах одинаково встречаются изделия и городских мастеров, и деревенских.

Остатками древнерусских деревень являются в ос­новном многочисленные селища эпохи феодализма. Культурный слой селищ, как правило, незначителен по мощности. На месте большей части древних дере­вень расположены современные поселения или культи­вируемые поля, в результате чего культурный слой большинства селищ сильно поврежден. Все это затруд­няет их поиски и изучение.

Подавляющая часть селищ располагается в бассей­нах рек и по берегам озер, в местах, благоприятных для земледелия и скотоводства. Реки были главными путями сообщений, и освоение новых территорий шло обычно вдоль них. Это особенно относится к областям,

занятым лесами. Приречные земли были в первую оче­редь подвергнуты обработке.

Для поселений чаще всего выбирались берега, при­поднятые над уровнем речных долин. Отдавалось пред­почтение местам, где имеется мыс, образованный слия­нием двух рек, ручьем или оврагом, спускающимся к реке. Поселения обычно вытягивались полосой вдоль берега.

Планы и разрезы землянок в Чаплине.

Размеры селищ различные — от 1 тыс. до 45 тыс. кв. м. Хронологическую классификацию селищ, распо­ложенных на территории БССР, еще никто не проде­лал, но можно предполагать, что размеры их зависели от времени, к которому они относились. Так, по наблю­дению В. В. Седова над сельскими поселениями Смо-ленщины, селища раннего времени (VIII—Х вв.) отли­чались более крупными размерами и представляли со­бой преимущественно поселения больших общин. По мере роста населения в общинах появлялись новые небольшие селения, образованные выселившимися из материнского поселка крестьянами [9]. Известные на территории Белоруссии ранние селища возле Хотомеля

и д. Городище (Минской области) тоже занимают боль­шие площади.

О застройке деревенских поселений и типах жилых и хозяйственных сооружений сведений еще очень мало. Можно предполагать, что преобладала рядовая заст­ройка вдоль берегов рек и озер [7].

Материалы раскопок на юге Белоруссии указывают на широкое распространение в деревне землянок и по­луземлянок. Выше говорилось о землянках, выявлен­ных на селище возле Хотомеля. Э. А. Сымановичем описаны две землянки Х—XI вв., раскопанные за ва­лом Чаплинского городища в Гомельской области [10]. Одна землянка размером 3,6Х3,6 м была углублена в землю на 1—1,05 м. Посреди пола сохранилась яма от центрального столба, поддерживавшего перекрытие. Возле одного угла были хорошо заметны три ступень­ки входа. В противоположном от входа углу на неболь­шом возвышении размещалась сводчатая печь. Одна стена ее была сложена из камней, другая (примыкав­шая к стене землянки) — из глины.

Вторая постройка была углублена в землю всего на 0,5—0,55 м. Размеры ее—3,15Х2,95 м. В постройке тоже обнаружена глинобитная сводчатая печь, постав­ленная справа от входа. Основу стен жилища, по-види­мому, составляли столбы.

Конечно, этих данных недостаточно, чтобы сделать вывод о безусловном преобладании в древнерусской де­ревне северо-западных областей земляночных типов жилищ. Хорошо зная характер застройки городов, мож­но быть уверенным в том, что наряду с землянками и полуземлянками в деревне имелись и наземные дере­вянные срубы.

Весьма скудные сведения письменных источников о древнерусской деревне, ограниченные по существу случайными упоминаниями об отдельных сельскохо­зяйственных культурах или предметах сельскохозяйст­венного обихода, породили ложный взгляд на значение и характер земледелия в Древней Руси. Многие видные русские историки недооценивали роль земледелия в экономике раннефеодального времени. На первый план ими выдвигались охота, рыболовство и бортничество. Широко распространено было мнение об отсталости и примитивности земледельческой культуры и безраз-

дельном господстве подсечной системы в сельском хо-. зяйстве Руси.

Археологические источники убедительно свидетель­ствуют о том, что в эпоху феодализма пашенное земле­делие на Руси стало господствующим уже к концу I тысячелетия н. э.

История древнерусского земледелия раскрывается на основании изучения сельскохозяйственных орудий, древнего зерна и сопутствующих ему семян сорных растений. Характерным признаком пашенного земледе­лия является применение упряжных почвообрабатыва­ющих орудий, а также широкий состав возделывавших­ся культур. По мнению А. В. Кирьянова, использова­ние лошади в качестве тягловой силы в лесной полосе Восточной Европы следует относить к VII—VIII вв. н. э. В лесостепной зоне это имело место значительно раньше [5].

Археологически существование пашенного земледе­лия подтверждается находками железных наконечни­ков почвообрабатывающих орудий. Основными пахот­ными орудиями были соха, рало и плуг. В лесной поло­се господствовала соха, в лесостепной — плуг. Соха и рало относятся к орудиям рыхлящего действия. Они раздирают землю и рыхлят ее. Плуг срезает пласт го­ризонтально и переворачивает его. Как полагает П. Н. Третьяков, соха развилась из древнейшего орудия рыхления периода господства подсечного земледелия — суковатки, представлявшей собой срубленную ель с об­рубленными на половину длины крупными сучками.

Древнейшие сохи были многозубыми, развившими­ся впоследствии в двурогие с полицей — приспособле­нием для отвала пласта.

Размеры сошников, наральников и плужных леме­хов были разными и зависели от характера производи­мых работ. Длина наральников в среднем была около 15—17 см, нижний рабочий край их закруглен. Сверху загнутые края образовывали втулку-трубицу, с по­мощью которой наральник закреплялся на станине. Отношение ширины наральника к его длине составля­ло 1: 2 или 1: 3. Сошники имеют более вытянутые пропорции, их ширина относится к длине, как 1: 3, 1: 4 или 1: 5. Сошники многозубых сох имели симмет­ричную форму с округлой в поперечном сечении труби-

цей. Основным функциональным назначением таких сох, как и суковатки, было поверхностное рыхление пашни. Такая соха была наиболее удобным и целесо­образным орудием освоения и обработки лесных и ка­менистых почв. При встрече с пре­пятствиями она легко и быстро из­влекалась из земли.

Симметричные сошники много­зубых сох имеют длину 20—25 см. Сошники от двузубых сох отлича­ются своей асимметричной формой и размерами. Они несколько длин­нее симметричных сошников (в среднем около 30 см) [7].

Лемеха древних плугов значи­тельно шире и массивнее сошни­ков. Их ширина составляет Уб дли­ны. Трубицы уже верхнего края рабочей части лемеха и сравни­тельно короткие. Для переворачи­вания пласта правый край лемеха обычно делался шире левого. Ча­сто древнерусский плуг оснащался специальным ножом — череслом, укрепленным впереди лемеха. Че-ресло, разрезая пласт вертикально, облегчало работу лемеха. Плуг, а также рало более пригодны для мягких почв.

Сошник из Полоцка.

Вследствие слабой археологической изученности сельских поселений находок землеобрабатывающих орудий в Белоруссии сравнительно мало. К тому же основная их часть происходит из раскопок древнерус­ских городов.

Сошники были найдены при раскопках феодального городища возле деревни Городище Минской области и в городах Полоцке, Минске, Гродно, Волковыске, Но-вогрудке. Два фрагмента минских сошников, а также сошники из Волковыска и Новогрудка принадлежат многозубой сохе. Сошники из Городища, Полоцка и Гродно имеют хорошо выраженную асимметричность, свидетельствующую о их принадлежности к двурогим сохам. Как уже отмечалось раньше, наральник и, воз-

можно, плужный лемех, а также чересло были найдены только однажды на селище в Хотомеле в слоях VIII— IX вв. [б]. На основании имеющихся в нашем распоря­жении материалов можно утверждать, что основным землеобрабатывающим орудием на территории Бело­руссии в раннефеодальное время была соха, сначала многозубая, а позже двузубая.

Для обработки земли использовались также мотыги и лопаты. Одна мотыга была найдена в минских рас-

Наральник и плужный лемех. (Хотомель.)

копках В. Р. Тарасенко. Более частой находкой являют­ся железные оковки лопат.

При несомненном господстве пашенного земледелия в рассматриваемый период подсека, особенно как сред­ство освоения новых лесных угодий, еще играла нема­ловажную роль. Основным орудием подсечного земле­делия оставался железный топор.

Находки в раскопках как сельских, так и городских поселений зерен и плодов дают представление о составе и удельном весе возделывавшихся культур.

Основной зерновой культурой на Руси была рожь. К Х—XI вв. она занимает уже господствующее поло­жение. Рожь была найдена при раскопках феодального замка Х—XII вв. у д. Городище под Минском. По под-

счету Т. Н. Коробушкиной, рожь в одной пробе соста­вила 55%, в другой — 63% по отношению ко всему най­денному зерну. В Гродно в слоях XI—XII вв. рожь составила 64 %, а в слоях XII — XIII вв.— 98% всех найденных зерен втаяя [I]. Преобладала рожь и в зерновом ШШ материале из раскопок Минска и По­лоцка [II].

Второй по значению зерновой культурой была пшеница, найденная в раскопках у д. Городище, в Гродно, Минске, Полоцке. В зерновом мате­риале городищенского замка пшени­ца составила в одном случае 15%, в другом — 44 %.

В раскопках Полоцка, Гродно и Минска были найдены зерна ячменя. О ячмене говорит витебская берестя­ная грамота XIII—XIV вв.

Зерна проса были найдены при раскопках феодального замка под Минском, в самом Минске, в Гродно и Полоцке. Однако это растение, как полагают, было более характерно для южных районов Руси.

Большой интерес представляет на­ходка в Гродно зерен гречихи, кото­рую считали культурой довольно поз­дней, завезенной в Европу арабами не ранее XV в. [7].

При раскопках замка у д. Городи­ще, а также в Гродно и Полоцке был найден овес. В одной пробе из горо­дищенского замка он составил 21%. В Гродно в слоях XI—XII вв. овес составил 35% всего зернового мате­риала.

Чересло. (Хотомель.)

Исключительно важный материал для суждения о характере использования пахотных земель, степени окультуренности почвы, места и условий возделывания той или иной культуры дает изучение видового и коли­чественного состава сорных растений, почти всегда со­путствующих древнему зерну. Дело в том, что условия,

создаваемые человеком для возделываемых им куль­турных растений, стали в результате длительного био­логического приспособления жизненно необходимыми для многих сорных растений. Некоторые сорные расте­ния вообще не встречаются в диком виде. От них прак­тически невозможно полностью освободиться при при­менявшихся на Руси способах очистки зерна провеи-ванием на ветру с последующим просеиванием через сито. Значительная засоренность зерна из белорусских раннефеодальных памятников свидетельствует об ис­пользовании старопахотных почв. В зерновом материа­ле, полученном во время раскопок раннефеодального городища под Минском, в Гродно и Полоцке, имеется костер ржаной, являющийся типичным сорняком ози­мой ржи и имеющий одинаковый с ней цикл развития. Это указывает на то, что рожь тогда была озимой культурой и произрастала на старопахотных давно окультуренных почвах.

Как отмечает А. В. Кирьянов, «в условиях старопа­хотных почв предшественником поля с озимой рожью может быть только паровое поле» [5]. Таким образом, в рассматриваемое время был распространен типичный двухпольный севооборот. Можно предполагать также существование трехполья и некоторых переходных форм паровой системы.

Из других культур, найденных на территории Бело­руссии во время археологических раскопок, можно от­метить горох (Гродно, Полоцк), бобы (Минск, Гродно, Полоцк), лен, коноплю и др.

Основным орудием уборки зерновых на Руси был серп, являющийся частой находкой при раскопках и поселений, и погребений. В погребениях он обычно со­провождает женские захоронения; вероятно/как и поз­же, жатва серпом была женской работой. Исследовате­ли древнерусских серпов отмечают большую близость их по конструкции, деталям, размерам и иногда техно­логии изготовления к современным серпам [7]. Это не исключает их различий между собой по ряду призна­ков: положению рукоятки по отношению к клинку, высоте дуги лезвия, положению вершины дуги лезвия относительно ее основания, крутизне изгиба лезвия в начальной и конечной части клинка, углу резания в различных точках лезвия. Эти различия позволили

наметить несколько локальных типов серпов, имеющих определенное географическое распространение.

Для белорусских серпов, происходящих из памятни­ков раннефеодального времени, можно отметить ха­рактерный сдвиг вершины дуги лезвия в сторону ру­коятки. Такая форма серпа не допускала чрезмерного увеличения углов резания в разных точках клинка, что делало его более удобным в работе. Некоторые сер­пы близки к так называемому ярославскому варианту новгородского типа серпов, являвшегося одним из луч-

Коса-горбуша (1), оковка заступа (2), серп (3). (Минск.)

ших древнерусских серпов вообще. Большая часть ^ серпов имеет насеченное лезвие, изготовлялись они из железа и стали.

Косьба производилась с помощью кос-горбуш, за­креплявшихся на короткой рукоятке. Находки их ча­сты при раскопках поселений.

Зерно на Руси хранилось в специальных клетях и хлебных ямах. Мололи его на ручных жерновах, со­стоявших из двух каменных дисков с отверстием в центре. Нижний жернов имел конически выпуклую поверхность, верхний — конически вогнутую. Существо­вали ручные мельницы с регулировкой зазора между камнями. Об этом, в частности, свидетельствуют наход­ки железных и деревянных порхлиц, посредством кото­рых верхний жернов укреплялся на вертикальном штыре. В минских раскопках был найден деревянный боковой подшипник верхнего жернова. В нем укреп­лялся один конец ручки, за которую вращают жернов.

Обдирка зерна на крупу производилась в деревян­ных ступах. При раскопках Минска были найдены две совершенно уникальные ножные ступы, одна из них найдена почти в собранном виде. Ступа состояла из трех основных частей: основания, рычага и песта. Ос­нование сделано из толстой сосновой плахи длиной 1,3 м и шириной 0,5 м. Верх основания представляет собой плоскую площадку с невысоким бортиком.

Ножная ступа. (Минск.)

В центре площадки выдолблена круглая конусообраз­ная чаша глубиной 22 см с начальным диаметром входного отверстия 19 см. На другом конце основания сделан продольный сквозной выруб длиной 60 см и ши­риной 25 см. Через него проходил дубовый рыгач пря­моугольного сечения, поставленный на толстую план­ку-ось, укрепленную в боковых крыльях основания. В месте насадки на ось рычаг имел выруб. На другом конце точно против чаши основания в рычаге было прорублено сквозное прямоугольное отверстие, в ко­тором с помощью клина крепился деревянный пест.

Хозяйственной жизни деревни был присущ нату­ральный уклад. Большая часть необходимых в быту вещей производилась самими же крестьянами. Архео­логические материалы достаточно хорошо иллюстриру­ют состояние и технику прядения и ткачества. Сырьем для изготовления тканей служили шерсть, лен и ко­нопля. Отряхивание костры и грубых частиц волокна производилось трепанием. Основное орудие этой опе-

рации — деревянное трепало-— было найдено в рас­копках некоторых городов. Для чесания волокон упо­треблялись деревянные гребни. Основным способом получения нитей было прядение на веретене. Веретена представляют собой тон­кую деревянную палочку, круглую в сече­нии с некоторым утолщением в нижней ча­сти. Длина веретен 18—25 см. Для придания веретену большей инерции при вращении на него надевали грузик-пряслице. В XI — XIII вв. повсюду на Руси бытовали волын-ские шиферные пряслица, являющиеся очень частой находкой при археологических рас­копках. Для снования нитей применялись полые костяные цилиндрики с двумя или тремя отверстиями сбоку — юрки. Они были найдены, в частности, при раскопках минско­го «Замчища». Сами по себе юрки свидетель­ствуют о наличии горизонтального ткацкого станка, ибо для снования на вертикальном ткацком станке они не нужны. В минских раскопках были найдены части от ткацкого станка — боковые планшетки от набилок.

Как известно из этнографических при­меров, процессы, связанные с домашним тка­чеством, 'крайне длительны и трудоемки. Особенно много времени уходит на пряде­ние. Оно, как и ткачество, целиком ложилось на плечи женщины. По подсчетам Н.'И. Ле­бедевой, на прядение 16 кг кудели требуется 955 часов. Чтобы соткать три холста (150 м), нужно затратить около 1920 часов.

Большое место в хозяйственной жизни деревни занимало животноводство. При рас­копках селища у д. Городиловка Гродненской Веретено области были найдены кости свиньи, козы, с прясли-лошади, быка [2]. К домашним животным цам. относилась подавляющая часть костных оста­тков из городища и селища возле д. Городище Мин­ской области. По количеству особей здесь на первом месте стоит мелкий рогатый скот и бык, затем следу­ют свинья и лошадь. Аналогичная картина наблюда­ется и при изучении остеологических материалов из

раскопок древних белорусских городов (исключая Гродно).

Известную роль в хозяйстве древней деревни игра­ли охота, рыболовство, собирательство и бортничество. Значение последнего вида хозяйственной деятельности определяется тем, что на Руси не было тогда сахара. Из меда приготовляли медовку — излюбленный хмель­ной напиток. В бортничестве использовались специаль­ные ножи — медорезки. Такой нож был найден в од­ном из курганов в южной Белоруссии.

В деревне проживало значительное число ремеслен­ников, обеспечивавших большую часть потребностей сельского населения в ремесленных изделиях. Занятие ремеслом для большинства деревенских мастеров было делом подсобным.

Важнейшей отраслью деревенского ремесла было кузнечное дело, причем деревенские кузнецы были главными добытчиками и поставщиками кричного же­леза. Сплошное археологическое обследование района западных кривичей дает, по подсчетам Б. А. Рыбако­ва, одну домницу на 500—800 кв. м. Это значит, что одна производственная единица (домница-кузница) об­служивала район радиусом 12—16 км, т. е. несколько окрестных поселков [4]. Деревенские кузнецы изготов­ляли по существу все необходимые в хозяйстве и быту железные изделия. Однако по техническому уровню и технологии деревенское кузнечное ремесло значитель­но уступало городскому. Деревенские кузнецы почти не изготовляли качественных стальных орудий.

Деревенские ювелиры удовлетворяли потребности сельских женщин в предметах украшения. Рыбаков, / применив методику изучения и картографирования вещей, отлитых в одной литейной форме, пришел к вы­воду, что централизованного изготовления деревен­ских украшений не было. Так, изучение семилучевых височных колец, отлитых в двух разных формах, по­казало, что расстояние между пунктами, в которых встречаются отливки с одних форм, не превышает 40 км. Подвески так называемого петлистого типа, от­литые в одной форме, были найдены в курганах у Вла-зович и Казарич, расстояние между которыми равня­лось 7 км. Другой «гроздевой» тип подвески с одной формы найден в курганах из Хизово и Торович, нахо-

дящихся друг от друга на расстоянии 17 км. Отсюда можно сделать вывод, что деревенские ювелиры-литей­щики обслуживали ограниченный район радиусом Ю—15 км. «Для самого маленького племени — ради­мичей — нужно было 40—50 литейных мастерских, чтобы сеть их мелких рын­ков покрыла территорию распространения семилуче­вых височных колец» [8].

Изделия деревенских ювелиров представлены все­возможными головными украшениями, нагрудными привесками, бронзовыми. браслетами, перстнями, фи­булами, пряжками и т. д. В женском наборе украше­ний всегда видное место отводилось всевозможным амулетам, якобы оберегав­шим от бед и болезней. Их изучение раскрывает инте­реснейшую страницу язы­ческой идеологии, свойст­венной древнерусской де­ревне.

Древнерусский гончарный со­суд.

Самой многочисленной категорией находок в сель­ских поселениях является керамика. Широкая сырь­евая база и сравнительно несложная технология, осно­вы которой были выработаны в глубокой древности, сделали гончарное производство одним из самых рас­пространенных на Руси. Густая сеть деревенских гон­чарных мастерских покрывала и территорию западных земель Руси. В XI—Х вв. здесь распространяется гон­чарный круг. Изготовление гончарных изделий на кру­ге повлекло за собой замену домашнего изготовления посуды, находившегося ранее в руках женщины, про­изводством мужчины-ремесленника. Этнографические материалы позволяют составить представление об уст­ройстве ранних гончарных кругов. В Белоруссии до недавнего времени был известен примитивный гончар­ный круг, восходящий по своей конструкции, по-види­мому, к Х—XI вв. Его основой являлась низкая ска-

Ц Э. М. Загорульский 161

мья, в которой укреплялась ось с насаженным на нее массивным деревянным кругом толщиной в 2—3 см и диаметром 15—20 см. При работе гончар сидел верхом на скамье, левой рукой вращал круг, а правой формо­вал глину. Для того чтобы глина легко отделялась от круга, его поверхность посыпалась песком. Небольшая инерция, обусловленная малой скоростью вращения и сравнительной легкостью деревянного круга, не по­зволяла вытягивать сосуд непосредственно из комка глины. Гончару приходилось проводить специальную подготовительную работу в виде лепки сосуда из рас­катанных глиняных валиков-лент. Вращая круг, гон­чар сглаживал неровности лент правой рукой.

Самый распространенный древнерусский тип горш­ка имеет устойчивые черты: конусообразное тулово, в достаточной степени выраженные плечики, широкое горло и отогнутый венчик. Излюбленными орнамента­ми были линейный и волнистый, либо линейно-волни­стый. По форме венчика, степени ево отгиба, крутизне плечика и некоторым другим признакам удается на­метить хронологическую классификацию древнерус­ской керамики. При раскопках и особенно разведках сельских поселений керамика часто является един­ственным материалом, позволяющим установить дату.

В деревне, несомненно, были развиты и другие ре­месла, связанные с обработкой дерева, кости, камня. Однако вследствие недостаточной изученности сель­ских памятников Белоруссии нельзя пока воспроизве­сти цельной картины их состояния и установить сте­пень значимости этих видов деятельности деревенских мастеров. —

ЛИТЕРАТУРА

1. Воронин Н. Н. Древнее Гродно. МИА, 1954, № 41.

2. Г у р е в и ч Ф. Д. Древности Белорусского Понеманья. М.—Л., 1962.

3. Д о в ж е н о к В. И. Землеробство древньо! Рус1. КиТв, 1961.

4. История культуры Древней Руси. М., 1951, т. 1.

5. К и р ь я н о в А. В. История земледелия Новгородской земли в Х—ХУ вв. МИА, 1959, № 65.

6. Кухаренко Ю. В. Средневековые памятники Полесья. М., 1961.

7. Очерки по истории русской деревни Х—XIII вв. Тр. ГИМ, вып. 32, М., 1956; вып. 33, М., 1959.

8. Р ы б а к о в Б. А. Ремесло Древней Руси. М., 1948.

9. С е д о в В. В. Сельские поселения центральных районов Смоленской земли. МИА, 1960, № 92.

10. С ы м о н о в и ч Э. А. Поселения эпохи Киевской Руси в с. Чаплин в южной Белоруссии. СА, 1961, № 2.

И.Тарасенко В. Р. Сельскагаспадарчая вытворчасць старажытнага Полацка. Весщ АН БССР, серыя сельскагасп. на-вук, 1963, № 2.

12. Успенская А. В. Курганы южной Белоруссии. Архе­ологический сборник. Тр. ГИМ, вып. XXII, М., 1953.

12 Э. М. Затору льсьдй

Глава 8