Исторический факультет 17 страница

При знакомстве с томом бросается в глаза очевидная схожесть его структуры, археографического оформления документов, состава научно-справочного аппарата с изданиями Виленской археографической комиссии, Витебского центрального архива древних актов и это вполне понятно, учитывая причастность к изданию последних Д.И.Довгялло. Вместе с тем составитель попытался сгруппипровать документы в томе не по тематическому принципу, как это имело место в большинстве готовившихся им в конце Х1Х—начале ХХ вв. изданий, а по принципу происхождения документов. Он выделил “Справы вышэйшых устаноў” (имея в виду Раду и Сейм Великого княжества Литовского), “Справы мясцовых устаноў” (“Акты да гісторыі Магілеўшчыны”) и “Справы Скарбу ВКЛ”.

В первом разделе, охватывавшем период с 1548 по 1566 гг., были опубликованы помимо “Угоды Рады ВКЛ с Сигизмундом 11 Августом” 42 письма Сигизмунда к Я.Ходкевичу и Е.Воловичу, относившиеся ко времени работы Брестского сейма 1566 г. Письма публиковались на языке оригинала (польском), однако каждому из них предшествовало краткое изложение содержания на современном белорусском языке, подготовленное составителем сборника.

Самый обширный раздел тома—второй; он включает 134 документа за 1562—1697 гг.; в третий вошли четыре документа исключительно финансово-экономического характера общегосударственного значения.

Наряду с собственно документами том содержал оглавление, предисловие, географический, именной и предметный указатели. В обширном предисловии составитель отметил особое значение публикуемых документов в связи с отсутствием в Беларуси старых архивных фондов, подробно остановился на характеристике их содержания, указал место хранения (документы первого и третьего разделов печатались по копиям, снятым М.В.Довнар-Запольским в архивах Кракова, Варшавы, Ленинграда и Москвы; копии для второго раздела были сделаны самим Довгялло с хранившейся в рукописном отделе Могилевского музея книги, составленной, как установил Довгялло в 1678 г. одним лицом (в курсе лекций по источниковедению истории Беларуси он говорил, что книга была переписана в Могилевском магистрате в 1691 г.) и затем дополнявшейся вплоть до 1709 г.).

Целью предисловия, по словам Д.И.Довгялло, являлось “даць некаторыя рэдакцыйныя тлумачэнні, патрэбныя для тых дасьледчыкаў, якія не маюць заўседы пад рукамі справачнай гістарычнай літаратуры і вымагаюць высвятленьня гістарычнай каштоўнасьці найбольш складаных і таму цяжкіх дакументаў”. Большое внимание Довгялло уделил характеристике “довнарских” документов, привлекая для этого исследования российских и польских историков (из 19 страниц предисловия 13 занимает как раз-таки анализ источников 1-го раздела). И лишь около страницы Довгялло отвел характеристике документов “своего” раздела, ибо полагал, что достаточно ознакомиться с оглавлением, чтобы представить себе характер документов (это были привилеи Могилеву на магдебургское право, выдававшиеся начиная с 1562 г.). Единственное, что счел необходимым отметить составитель применительно к документам данного раздела, это указать на их значение как источника по истории первых 120 лет существования Могилева при магдебургском праве, особенности языка (он подчеркнул, что начиная с первой четверти ХУ11 в. документы составлялись на польском языке, но с заголовками на старобелорусском).

Собственно археографическая часть предисловия заняла буквально семь строк: “Пры выданьні захоўваўся правапіс і скарачэньні, ужытыя ў копіях дакументаў, якія былі ў Камісіі, і...Камісія мела магчымасьць сама навочна праверыць матэрыялы з архіваў магілеўскіх. Надрукавана літаральна згодна з тым, што было у руках Камісіі. Толькі у перадачы вялікіх літар зроблена выключэньне: вялікія літары ужыты толькі для назваў геаграфічных і асоб”.

Что касается передачи текста, то здесь Д.И.Довгялло строго придерживался оригинала, сохраняя заголовки документов и допуская лишь замену вышедших из употребления букв кириллического алфавита на соответствовавшие им современные. В “Змесце” он привел все заголовки вошедших в том документов в переводе на современный белорусский язык. Четко обозначены легенды к документам первого и третьего раздело: ссылки на места хранения указаны после каждого документа. Что касается “своего” раздела, то здесь Довгялло совершенно оправдано, с учетом того, что все его документы взяты из одной книги, ограничился указанием полной легенды лишь к первому, публикуемому в данном разделе документу: “З Магілеўскага дзяржаўнага музэю, рукапіснае аддзяленьне, кніга 78”; в последующих случаях указывались ссылки только на лист этой книги. Текстуальные примечания и примечания по содержанию в томе отсутствуют; все указатели составлены по смешанному, русско-латинскому алфавиту. К недостаткам данного тома следует, на наш взгляд, отнести то, что к ранее издававшимся документам отсутствовали справки с указанием на предыдущие публикации.

Первое белорусское археографическое издание было замечено в Москве, Киеве, Риге. С.Н.Валк в “Обзоре документальных публикаций”, помещенном в 3-м номере журнала “Архивное дело” за 1928 г., писал о нем буквально следующее: “Надо отметить, что несмотря на несомненную спешку в подготовке, этот первый том, тем не менее, отличается тщательностью работы, вниманием к требованиям археографии и хорошей внешностью”. Украинский исследователь истории магдебургского права С.Иваницкий подробно анализировавший опубликованные в томе 134 акта, выданных Могилеву, также высоко оценил первый том “Беларускага архіва”. Рецензией на том откликнулся и недавний коллега составителя Б.Р.Брежго, в 1925 г. переехавший из Витебска в Ригу.

Еще более удачным, как по выбору объекта публикации, так и особенно по уровню археографической подготовки, оказался второй том “Беларускага архіва”, вышедший в 1928 г. По авторитетному мнению Н.Н.Улащика он стал “вершиной редакторской и источниковедческой деятельности Д.И.Довгялло”. Его составила 16-я книга записей Литовской метрики, которая представляла собой акты Витебского и Полоцкого гродских судов за 1530—1539 гг. Издавая ее, Инбелкульт тем самым приступал к реализации резолюции Первого съезда исследователей белорусской археологии и археографии “Аб Літоўскай мэтрыцы”.(Объективности ради заметим, что ни по происхождению, ни по содержанию книга не имела отношения к Метрике, что и было оговорено составителем в предисловии к тому).

Выскажем предположение, что копия с этой книги, хранившейся в Московском архиве Министерства юстиции, переименованном после июня 1918 г. в Первое московское отделение юридической секции Единого государственного архивного фонда (ЕГАФ), была сделана Д.И.Довгялло еще в бытность его заведующим Могилевского губернского архива, т.е. задолго до принятия Инбелкультом решения о ее издании.

Приступая к работе над книгой, Довгялло имел довольно много образцов аналогичных изданий и, прежде всего, выполненные на высоком для своего времени научном уровне 20, 27, 30, 33 тома “Русской исторической библиотеки”, изданные Петербургской археографической комиссией в 1903—1915 гг. (В них, как известно, полностью были опубликованы несколько книг записей, книг судных дел, книг публичных дел Метрики и др.). Данное обстоятельство составитель и отметил в предисловии к тому: “Наогул пры друку захоўваліся тыя правілы, якія ў свой час былі устаноўлены Археографічнай камісіяй для выданьня Літоўскае мэтрыкі”

В отличие от первого тома, в этом Д.И.Довгялло при передаче текстов актов старался сохранить все их особенности, даже несмотря на то, что они переписывались в конце ХУ1 или начале ХУ11 вв. Были сохранены “іа” (“йотованное а”), “омега”; правда, вместо “малого юса” и “ижицы” Довгялло употреблял “я” и “у”. Все, написанные под титлами слова, им были раскрыты с заключением в квадратные скобки восстановленных букв; внесены в строку надстрочные буквы; слитно написанные в оригинале предлоги отделены (“увовторок”—“у в овторок”, “довитебска”—“до Витебска” и т.п.)

Как и в первом томе, здесь, учитывая несоблюдение переписчиком книги хронологической последовательности расположения актов, а также присутствие заголовков лишь к их части, Довгялло провел большую работу по систематизации материала, отразив это в оглавлении. Все, составленные им на современном белорусском языке заголовки к документам, включая и к отсутствовавшим в оригиналах, расположены по хронологическому принципу с отсылкой к номерам актов, что не затрудняет работу с томом. В оглавлении составитель сообщил пользователю сборником сведения о наличии (или, наоборот, отсутствии) заголовков документов, давая во втором случае “звездочку”, в первом –проставляя буквы “Б” или “П”, что обозначало не только наличие заголовка, но и язык, на котором он составлен: белорусский или польский. Имевшийся в книге собственный перечень к части актов (216 номеров из всех 415) составитель привел в конце, справедливо считая его продолжением основного текста.

Открывало том обстоятельное предисловие, составленное из четырех разделов. В первом, названном составителем “Кніга запісаў № 16”, давалась палеографически--источниковедческая характеристика публикуемого источника с указанием его объема, времени составления, внешнего вида, особенностей бумаги и ведения записей. Здесь же давались описания филиграней, отмечалось наличие нумерации, помет и т.п. Д.И.Довгялло высказывал предположение, что книга была составлена в середине ХУ1 в. Затем, по его мнению, книга вследствие изношенности могла быть переписана или отдельно, или во время массовой переписки книг Метрики, которая велась в конце ХУ1—начале ХУ11 вв. На основе анализа филиграней (в этом ему помогал Н.Н.Щекотихин) Д.И.Довгялло пришел к выводу, что книга могла быть переписана в 1602 г. Исследовав количественный состав актов книги за разные годы (52—за 1530 г.; 36—за 1531 г.; 61—за 1532 г.; 149—за 1533 г.; 50-за 1534 г. и т.п.) Довгялло пришел к выводу, что они представляют собой ни что иное, как остатки судебных дел и актов бывшей канцелярии витебского, а затем полоцкого воеводы Яна Глебовича. Он вполне обоснованно предположил, что книга велась воеводским писарем в Витебске в 1530-1532 гг., когда Глебович был витебским воевоодой а затем продолжала вестись в 1533—1539 гг. в Полоцке, куда в качестве воеводы переехал Глебович. “Калі ж Ян Юравіч Глябовіч пачаў новы этап сваей службовай дзейнасьці,-- отмечал Довгялло,-- усе кнігі яго канцэлярыі з Полацку (сумесна з віцебскімі) трапілі в Вільню, дзе знайшлі невядома калі і чаму месца для сябе ў Дзяржаўным архіве Літоўскай мэтрыкі”. Как известно, Ян Глебович был канцлером ВКЛ, в ведении которого находилась так наз. Большая метрика; отсюда можно предположить, что переписанные акты Витебского и Полоцкого гродских судов (с нарушением хронологической последовательности их размещения в книге) по его приказу были переданы в архив великокняжеской канцелярии, где впоследствии по систематизации С.Л.Пташицкого и составили 16-ю книгу записей.

Во втором разделе предисловия составитель дал характеристику публикуемым актам, сгруппировав их по содержанию (о землевладении и землепользовании, о праве на наследство, об уголовном праве, о истории Витебска и Полоцка и т.п.). Особо Довгялло выделил документ № 305—о цыганах в Полоцке, поскольку этот акт им был использован при подготовке статьи “Цыгане на Беларуси”(опубликована в 12-м номере журнала “Наш край” за 1926 г.) и документы № 372, 373, имевшие отношение “да Полацкае слыннае фаміліі Скарынаў”.

Третий раздел Довгялло специально посвятил изложению методов датировки актов. Здесь составитель объяснил, каким образом он устанавливал время создания того или иного документа. Целесообразность проведения подобной работы Довгялло усматривал в том, что она должна “дапамагчы шырокім колам дасьледчыкаў карыстацца кожным актам паасобку, што без больш-менш детальнага вывучэньня кожнага акту цяжка”.

Особый интерес представляет заключительный раздел предисловия, названный “Заўвага аб мове актаў і метаде выданьня”. В нем составитель подчеркивал, что книга записей написана кириллицей на белорусском языке. “Нават у тых загалоўках, -отмечал он,-- якія маюцца да пэўнай колькасьці актаў і зроблены лацінкай, фактычна заўважаецца пераважна беларуская транскрыпцыя і нават мова, за невялікім выключэньнем”. В качестве примеров Довгялло привел ряд заголовков и выражений из документов, хотя и написанных латинской графикой, но по существу—по-белорусски. Отмечая хороший белорусский язык актов, составитель в то же время обращал внимание пользователей на далеко не выдержанные правила правописания. Он, в частности, указывал на путаницу с употреблением после твердых “р”, “ж”, “ч”, “ш” мягких “і”, “е”, “я” и твердых “ы”, “о”, “а” без какой- либо последовательности: “мар ъ шалок”, “наш о го”, “подскар ъ бей”, “двор а нин” и в то же время—“вч и нил”, “поруч и л” и т.п. Довгялло обратил также внимание на наличие в текстах ошибок писцов и переписчиков. Причины нарушения правописания и наличие значительного количества ошибок “механического характера” он объяснял тем, что “перад намі копія, зробленая прытым у досыць позьні час”. С учетом данного обстоятельства он справедливо отмечал, что “з мовазнаўчага погляду гэтыя акты не даюць такога каштоўнага матэрыялу, як з боку праўнага і гістарычнага”.

Высокий научный уровень тома дополняли географический, именной и предметный указатели, причем первым двум предпосылались списки сокращений. Таким образом 2-й том “Беларускага архіва” можно считать не только “вершиной редакторской и источниковедческой деятельности ” Д.И.Довгялло, но и образцом белорусских археографических изданий, превзойти который не удалось современным белорусским археографам.

Ставший заключительным третий том “Беларускага архіва” готовился Д.И.Довгялло параллельно с предыдущим. В течение двух с половиной месяцев (с 15 июня по 1 сентября 1927 г.) он работал в архивах и рукописных отделах библиотек Москвы, выявляя документы для сборника. На этот раз объектом публикации были избраны материалы. относившиеся к истории Минска, начиная с ХУ и до конца ХУ111 в., которые логически продолжали могилевские и полоцко--витебские акты, введенные в научный оборот в первых двух томах “Беларускага архіва”

Завершение работы над томом по времени совпало с реорганизацией высшего научного учреждения республики, а также прокатившимися по Беларуси арестами в связи с делом о так наз. “Саюзе вызвалення Беларусі”, инспирированным спецслужбами. В соответствии с решением президиума созданной на базе Инбелкульта Белорусской академии наук от 15 октября 1929 г. в структуре последней был создан Институт исторических наук. Его директором стал В.М.Игнатовский, заместителем—В.Д.Дружчиц, секретарем—Д.И.Довгялло.

Третий том даже по внешнему оформлению отличался от двух предыдущих: на обложку вынесено название “Менскія акты” и годом издания обозначен 1931, в то время, как на титульном листе воспроизведено название серии—“Беларускі архіў” и год издания указан 1930. Даже беглого взгляда достаточно для того, чтобы сделать предположение о спешке, с которой готовился этот том: тексты документов передавались по “облегченному варианту”—без раскрытия титлов, с немногочисленными примечаниями, касавшимися в основном уточнений или обоснований датировки документов, отсутствовало предисловие (случай, безусловно, уникальный для изданий научного типа в форме серии!). Правда, легенды есть ко всем документам, включая и к тем, которые ранее уже публиковались; их составитель поместил перед текстом. Открывавший том “Зьмест” давал представление о степени оригинальности включенных в него документов: из 247 лишь 24 ранее публиковались.Большинство документов относилось к ХУ11 в. (124); документов ХУ111 в. опубликовано 65; ХУ1—51; ХУ—7.Наряду с московскими архивами и библиотеками документы для тома были выявлены Д.И.Довгялло и в Минском историческом архиве (книги цеховых дел).

Объединяющим началом этого тома являлся Минск: здесь были опубликованы все привилеи городу на магдебургское право, начиная с 1499 г., а также подтвердительные привилеи, документы о городской торговле, взимании податей, строительстве церквей и острогов, открытии аптек; уставы и книги различных цеховых объединений и т.п. Завершали том географический и именной указатели, составленные по такому же, что и в первом томе, принципу.

Не отличаясь таким высоким научным уровнем, как второй том, этот завершающий, тем не менее, представлял собой добротно подготовленное документальное издание, предназначавшееся для изучения региональной истории (Минск за 400 лет).

Из инбелкультовских археографических изданий, вышедших в 1927 г., следует остановиться еще на двух сборниках: “Сацыялістычны рух на Беларусі ў пракламацыях 1905 году” (подготовлен секцией по изучению революционного движения в Беларуси) и “Rok 1863 na Minszczyznie (Materjaly archiwum wydzialu 111 w kancelarji cesarskiej” (подготовлен польским отделом).

Основную составительскую работу над первым сборником вел заместитель руководителя Центрархива республики М.В.Мелешко, одновременно являвшийся и действительным членом Инбелкульта; автором исторической части предисловия являлся заведующий Центрархивом Д.Ф.Жилунович. С учетом данного обстоятельства этот сборник можно причислить и к продукции архивных учреждений Беларуси.

Объектом публикации составитель избрал весьма несложный с точки зрения передачи текста вид документов—прокламации, изданные в форме листовок в течение 1905 года различными политическими партиями и движениями (белорусскими социал-демократическими группами, Белорусской социалистической громадой, Бундом, Еврейской сионистской социалистической партией, ученическими организациями и др.). Однако, несложный в плане передачи текста, этот источник в силу специфики его создания вызвал немало затруднений в части установления его авторства, времени, места создания и т.п. Вследствие этого М.В.Мелешко вынужден был отказаться от составления полных редакционных заголовков, ограничившись лишь указанием причин появления прокламаций и их целей.

Стремление составителя к аутентичности воспроизведения текста документов выразилось в том, что он не счел возможным пойти даже на изменение пунктуации. Единственное, на что он вынужден был согласиться по техническим причинам (оговорив это в легендах), это на замену буквы “ять” современным “е” и на пропуски буквы “ер” в конце слов и замены ее апострофом в середине (эти буквы отсутствовали в минских типографиях, поскольку, как известно, вместо “ер” в белорусском языке употребляется апостроф, а буква “ять” ко времени издания вышла из употребления).

Все документы, сгруппированные по принципу происхождения (прокламации организаций РСДРП, БСГ, Бунда и т.д.) публиковались на языке оригинала с сохранением грамматико-синтаксических особенностей. С целью упрощения набора легенды к документам помещались в сводном виде в конце книги. Они включали в себя: а) описание оригинала (где находится, техника издания, транскрипция текста и т.п.); б)указание на знаки и пометки, имевшиеся на документе (в том числе, описание печатей); в) обоснование датировки; г) сведения о предыдущих публикациях, если, разумеется, таковые имелись. Наличие алфавитного, географического, предметного указателей, а также списка сокращенных слов должны были, по мнению составителя сборника, подчеркивать его научный характер

.Значение данного издания, на наш взгляд, состоит в том, что оно представляло собой первую археографическую публикацию документов, ранее не выступавших в качестве объекта публикации. Изданный в лучших традициях дореволюционной археографии, этот сборник как бы декларировал сохранение преемственности между старой археографической школой и складывавшейся современной.

К сожалению, ничего подобного нельзя сказать относительно сборника о событиях 1863 года на Минщине, объектом публикации которого также выступали нетрадиционные документы. Справедливости ради отметим, что подобные публикации предпринимались и в прошлом, начиная с заказного издания 1865 г., готовившегося М.О.Кояловичем и К.А.Говорским и до публикаций А.В.Белецкого и А.И.Миловидова (1907—1915 гг.).

Составители польского отдела Инбелкульта включили в сборник два дела Третьего отделения собственной е.и.в. канцелярии, в том числе и совершенно случайные и малозначительные документы. Несмотря на формально пофондовый характер издания, что должно было указывать на его высший (научный) тип (публиковались все без исключения документы, находившиеся в делах), сопровождаемый к тому же предисловием, именным и географическим указателями, оно, тем не менее, вызвало весьма острую критику со стороны ряда известных российских археографов. Так, А.А.Сергеев оценил его как “яркий образец археографической безграмотности”. Обстоятельный разбор сборника был сделан С.Н.Валком, особо обратившим внимание на то, как белорусские составители решали проблему отбора документов для издания. Он, в частности, писал:”Прежде всего, издатели “Rok…” публикуют все дело целиком со всеми случайными в нем бумажками, препроводительными, малозначащими документами и т.п. Если это и возможно в отношении к таким первоклассным делам, как дела декабристов, то в отношении к массе дел это совершенно безрассудная трата не только материальных средств, но и нарушение должной экономии энергии для пользующегося сборником историка: максимум, что можно требовать из соображений педантизма—это приводить такой подсобный состав дел в виде регест, но, думаю, что его достаточно вводить в виде примечаний к другим документам, либо дать его общее описание в предисловии”. Сравнивая далее методику публикации документов, использовавшуюся Историко-археологической комиссией Инбелкульта при подготовке первого тома “Беларускага архіва” с методикой их коллег из польского отдела, рецензент опять же делал вывод не в пользу последних: “Техника издания документов, к которой со вниманием отнеслась Историко-археологическая комиссия ИБК, его польской комиссией пренебрежена. К работе машинистки добавлены лишь заголовки, а в остальном, где сплетен текст документа с резолюциями, регистратурными пометками, бланковыми штампами и т.д., читатель должен разбираться сам, и мы не думаем, что он всегда сумеет это сделать с успехом без оригинала”.

Желая в заключение рецензии успехов археографам из польского отдела в “новом и важном культурном деле”, С.Н.Валк надеялся, что только их стремление поскорее заявить о начале работы было причиной такого “скороспелого дебюта”.

Из других инбелкультовских археографических изданий укажем на предпринятые еврейским отделом “малые формы публикации” (в 1-й книге журнала “Цайтшрыфт” за 1926 г., публиковались, например, архивные документы Минского кагала Х1Х в., не носившие, правда, оригинального характера, поскольку еще в 1869 г. в Вильно Я.Брафманом была опубликована “Книга кагала”)

Таким образом, инбелкультовский археографический период, несмотря на его непродолжительность (1925—1928 гг.), сыграл заметную роль в истории отечественной археографии. Именно в это время последняя приобретает национальный характер. Знаменательным событием данного периода стал Первый съезд исследователей белорусской археологии и археографии, обозначивший “болевые точки”, существовавшие в археологии, археографии, архивоведении и наметивший пути их преодоления. Активное участие Историко-археологической (Археографической) комиссии в решении вопросов реституции архивных собраний способствовало поступлению в белорусские архивохранилища многих документальных комплексов, находившихся за пределами республики.

Еще до создания Археографической комиссии Инбелкульта практической археографией за пределами Беларуси занимался известный деятель Белорусской народной Республики, историк, этнограф и писатель В.У.Ластовский (1882—1937). В 1925 г. в Ковно, где в то время проживал ученый, вышел в свет подготовленный им к переизданию “Летописец Великого князства Литовского и Жомойтского”. В основу публикации Ластовский положил текст летописи, ранее публиковавшейся в 17-м томе Полного собрания русских летописей (1907 г.). Отметив в предисловии к изданию вошедшие в 17-й том собрания 16 списков летописей и хроник Великого княжества Литовского, составитель далее обращал внимание, что это—далеко не все белорусско-литовские летописи. “Можна сьмела казаць,--подчеркивал он,--што лік захаваўшыхся сьпіскаў летапісаў Вялікага княства Літоўскага даходзіць да паўсотні, з якіх некаторыя вядомы вучоным толькі з названьня, бо дагэтуль знаходзяцца у прыватных кнігасховах”. Заметим, что данное предположение ученого впоследствии подтвердилось благодаря разысканиям белорусских и российских археографов.

Что касается передачи текста “Летописца”, то здесь белорусский археограф буквально следовал 17-му тому “Полного собрания русских летописей”, использовав лишь “для лягчэйшага чытаньня” современную пунктуацию и дополнив раскрытую конечную “г” буквой “о” (вместо имевшегося в оригинале “жомойтског”, “другог” и т.п. он всюду передавал “жомойтского”, “другого” и т.п.)

В отличие от этого издания, предпринятого В.У.Ластовским скорее в популярных, нежели научных целях, следующая его работа, вышедшая там же в 1926 г., носила оригинальный характер. Речь идет о труде “Гісторыя беларускай (крыўскай) кнігі: Спроба паясніцельнай кнігапісі ад канца Х да пач. Х1Х стагоддзя”. Он представлял собой описание наиболее ценных памятников письменности и материальной культуры Беларуси, в том числе Супрасльской рукописи, Туровского евангелия, так наз. Борисовых камней, Радзивилловской летописи, Статутов ВКЛ и др. Издание сопровождалось иллюстрациями некоторых древнейших памятников; в отдельных случаях целиком (или фрагментами) приводились тексты включенных в книгу описаний рукописей, рукописных и старопечатных книг.

“Мэта гэтай кнігі...,--говорилось в предисловии к ней,--была паказаць, што пісьменнасьць крыўскага народу па сваей даўнасьце сягае Х стагодзьдзя, а па багацтву помнікаў займае першае мейсца на усходнай славяншчыне”. Очевиден учебный (хрестоматийный) тип данного издания. На это прямо указывал и сам составитель: “Пасколькі пазвалялі маючыяся пад рукамі матэр’ялы, аўтар стараўся даць хоць кароценькія выпіскі з кніг і дакументаў ня толькі для ілюстрацыі мовы помніка, але і у надзеі, што гэткім спосабам удасцца зьвярнуць увагу чытаючага грамадзянства на неадзоўную патрэбу увясьці у курс нашых сярэдніх школ выклад старакрыўскай пісьменнасьці і граматыкі, каб зьвязаць новачасную пісьменнасьць са старымі традыцыямі і здабыткамі у дзедзіне духовасьці”.

Если говорить об отзывах современников на “Гісторыю беларускай (крыўскай) кнігі”, то они, учитывая личность ее составителя, носили больше общественно-политический, нежели научный характер. Так, руководитель высшего научного учреждения республики С.М.Некрашевич, в частности, писал: “Пры слабасці апісання помнікаў у кнізе В. Ластоўскага мы зашмат спатыкаем непатрэбных разважанняў агульнагістарычнага характару: аб “Крывіі”, аб палітычных адносінах літоўска-беларускай дзяржавы да суседзяў”. Однако чуть ниже рецензент все же признавал, что “праца Ластоўскага набывае ўжо характар не гісторыі кнігі, а гісторыі асветы на Беларусі побач з пераліченнем беларускіх рукапісных і друкаваных помнікаў”.

“Капітальнае выданне”—так была названа опубликованная в “Przeglade Wilenskim” рецензия на книгу Ластовского. Автор ее восторженно писал: “Гэты вонкава адмысловы том не менш варты здзіўлення як велізарны інтэлектуальны зрух гісторыка беларускай літаратуры. Відаць, ужо даўно рыхтаваўся Ластоўскі да гэтага выдання, але тое зусім не змяншае нашага здзіўлення імпануючай скрупулезнасцю, з якой выканаў свой намер, даруючы беларускаму народу гісторыю ягонага пісьменства, якім слушна мог ганарыцца перад іншымі народамі. Перапісаць такі твор было б довадам незвычайнай працавітасці. Тым больш захапляемся Ластоўскім, бо ен чалавек не першай маладосці, здароўя досыць слабога, у дадатак стала заняты чыннай палітыкай. Аднак чаго толькі не здзейсніць гарачая, шчырая, бескарыслівая любоў да айчыны, спалучаная з багатымі ведамі і сканцэнтраванай воляй?!”.

Едва ли не в подобных выражениях передает свои впечатления от знакомства с книгой Ластовского, состоявшегося в 1960-е гг., и Народный поэт Беларуси Нил Гилевич, который пишет: “Уражанне, помню, было незвычайнае. Я гартаў падоўгу гэтую агромністую—на 776 старонках велічэзнага фармату—таміну, чытаў і перачытваў, і проста не мог сабе даць веры, што гэта зрабіў—падрыхтаваў і выдаў, прычым за кароткі час, за некалькі гадоў—адзін чалавек Адзін—адзін!—здолеў выканаць такую тытанічную працу! Колькі ж гадзін у суткі і з якім напружаннем ен працаваў? І якую ж трэба мець прафесійную падрыхтоўку, каб асіліць такое? Ну, сказаў я сабе, цяпер мне зразумела, чаму В.Ю.Ластоўскі быў абраны правадзейным членам Беларускай акадэміі навук—у ліку самых першых, яшчэ пры заснаванні акадэміі.”.

Оставляя без внимания, с одной стороны, возвышенные, свойственные преимущественно литераторам, оценки деятельности В.Ю.Ластовского в области изучения истории Беларуси, а с другой, бытовавшие до недавнего времени, упрощенные, зачастую вульгаризаторские характеристики его работ исторического, этнографического, лингвистического характера, отметим, несмотря ни на что, значительность вклада ученого, который он внес хотя бы в пробуждение интереса общественности к изучению отечественной истории, ее популяризацию. Представляется крайне важным и то внимание, которое он уделял вопросам выявления, собирания и охраны памятников письменности белорусского происхождения, регулярно помещая публикации на эти темы в своем журнале “Крывіч” С учетом этих обстоятельств заслуживает однозначно позитивной оценки обращение современных белорусских филологов и историков к выявлению, введению в научный оборот и изучению научного наследия В.Ю.Ластовского.

Лекция 9. Археографическая деятельность Истпарта—Института истории партии

Комиссия по истории Октябрьской революции и истории Коммунистической партии (Истпарт) была создана в июне 1921 г. на правах отдела ЦБ КП(б)Б. Ее возглавил секретарь Центрального бюро В.Г.Кнорин, ставший впоследствии доктором исторических наук, профессором Института красной профессуры, редактором предшествовашей “катехизису истории ВКП(б)” “Краткой истории ВКП(б)” (издана в 1934 г.).