Исторический факультет 13 страница

В заключение, говоря о белорусской археографии в первой половине.Х1Х в., следует отметить, что она развивалась в рамках российской, имевшей к этому времени значительные традиции, достаточно рациональные организационные формы и самое главное-- высококвалифицированные кадры. Археографическая деятельность на белорусских землях особенно активизировалась после войны 1812 г. Российские научно-исторические общества и учреждения (Общество истории и древностей российских при Московском университете, ”Румянцевский кружок”, Комиссия по печатанию государственных грамот и договоров, Археографическая комиссия в Петербурге и др.) через широкую сеть корреспондентов из Беларуси втягивали в археографическую сферу белорусские губернии, рассматривая их прежде всего как средоточие ценных документальных памятников. Археографическое освоение Беларуси, к которому в 1820-е гг. активно подключились российские историки, имело как позитивные, так и негативные последствия. С одной стороны, ”ученая дружина” графа Н.П.Румянцева с помощью виленской профессуры, а также гомельских, могилевских, полоцких и др. любителей старины (преимущественно православных священников) выявила, сохранила и частично ввела в научный оборот древние документальные памятники, многие из которых находились в плачевном состоянии вследствие наполеоновского нашествия, небрежения к ним со стороны чиновников; но с другой стороны, эти памятники оказались вывезенными с территории Беларуси. Наиболее активно процесс вывоза из Беларуси древних памятников начался с 1837 г. и был связан с деятельностью Археографической комиссии в Петербурге.

И тем не менее следует признать, что взяв на себя роль государства-депозитария для хранения части белорусских архивов, Россия тем самым вольно или невольно способствовала сохранению многих из них.. Межконфессиональные распри, восстания, войны, вспыхивавшие в конце ХУ111—Х1Х вв. на территории Беларуси, уносили в небытие не только человеческие жизни, но и создававшиеся многими поколениями белорусского народа документальные памятники. Униаты жгли документы и книги православных, последние вместе с уничтожением принадлежавших униатам церквей и монастырей уничтожали и находившиеся там архивы; повстанцы громили ненавистные им административные и судебные учреждения, уничтожая вместе с современной документацией и сохранявшиеся там памятники древнего права и т. п.. Были и другие причины массового уничтожения белорусских письменных памятников, обусловленные переходом белорусского духовенства, магнатерии, шляхты из православия в католичество, следствием чего становилось их индифферентное отношение к собственным древностям, в большинстве своем носивших конфессиональный характер.

Отсутствие в этот период на территории белорусских губерний специализированных архивно-археографических учреждений, высших учебных заведений, недостаток научных кадров стимулировали отток из Беларуси документальных памятников. И только со второй половины Х1Х в. благодаря деятельности Виленского и Витебского центральных архивов древних актов, Виленской археографической и Витебской архивной комиссий, церковных историко-археологических комитетов и др. учреждений, организаций и частных лиц можно говорить о начале формирования в Беларуси собственной археографической базы

Лекция 3. Виленский и Витебский центральные архивы древних актовых книг и их роль в публикации исторических источников

Во второй половине ХIХ в. в белорусских и литовских губерниях наряду с ранее существовавшими учреждениями, в определенной мере занимавшимися и археографической деятельностью (имеются в виду созданные в 1830-е годы губернские статистические комитеты), возникает ряд специализированных архивно-археографических центров, главной задачей которых являлось осуществление камеральной и эдиционной деятельности. К их числу относятся Виленский и Витебский цент­ральные архивы древних актовых книг, Виленская археографическая комиссия, неформальное объединение при управлении Виленского учебного округа, Виленский музей древностей с археографической комиссией при нем и др. Активизируется так называемая частная и журнальная археография. Причины этого явления, на наш взгляд, следует связывать не только с событиями общественно-политического характера, которые имели место в России, Литве, Польше и Беларуси в тот период (Крымская война, крестьянская реформа 1861 г., восстание 1863 г. и др.), но и с бурным развитием исторической науки, настоятельно требовавшей новых документальных источников, археографически обработанных и введенных в научный оборот путем их опубликования.

С другой стороны, создание на местах архивно-археографических учреждений знаменовало собой прекращение имевшей место при Екатерине II и ее последователях практики стягивания в центр с территории “губерний, от Польши отошедших” многочисленных документальных памятников. Новые учреждения и должны были организовать хранение и использование того, что не успели вывезти в российские столицы в конце ХVIII — первой половине ХIХ в.

2 апреля 1852 г. Николай I подписал указ Правительствующему сенату “Об учреждении в Киеве, Витебске и Вильно центральных архивов для актовых книг западных губерний”, в котором говорилось: “Обратив особенное внимание на имеющиеся в западном крае империи древние актовые книги, так называемые городские, земские и местские (бывшие в местечках магдебургий), важные в археологическом отношении и составляющие единственные в своем роде материалы для отечественной ис­то­рии и дворянских родов, мы возложили на министров внутренних дел, юстиции и народного просвещения изыскание способов как к извле­чению более существенной пользы из содержания означенных книг, так и к сохранению оных”.

Наивно было бы полагать, что царское правительство действительно заботилось о сохранении и изучении документальных материалов тех земель, которые в конце ХVIII в. были присоединены к Российской империи (на это российские власти вынуждены будут обратить внимание позже, особенно после восстания 1863 — 1964 гг.). Истинная причина состояла в другом. Речь идет о появившихся в огромном количестве фальшивых актов (на дворянство, владение поместьями и т. п.), что причиняло значительный материальный ущерб как государственной казне, так и частным лицам. Хранившиеся в архивах судебных и административных учреждений актовые книги были легко доступны фальсификаторам, за соответствующую мзду изготавливавшим любую подделку.

Только по фондам Национального исторического архива Беларуси мною выявлено значительное количество документов о расследованиях по делам об изготовлении фальшивок, производившихся в 1820-1850-х гг. Среди них—хранящиеся в фонде канцелярии Витебского, Могилевского и Смоленского генерал-губернатора дела “О выдаче из Могилевского дворянского собрания подложных в дворянстве свидетельств разным лицам” 1827—1829 гг, “О производстве следствия о составлении фальшивых документов о дворянском происхождении и снабжении ими за деньги лиц разного звания 1832 г, “По отношению генерал-майора фон Дребута о производстве фальшивых дворянских бумаг адвокатом Кучинским и писцом Клементовичем” 1838—1839 гг.; в фонде Витебского губернского правления—“Дело об открытии комиссией, учрежденной 18 января 1849 г. в. г.Витебске подложных актов на дворянство Лоссовских, Бедрожицких, Шадурских” и др. О фальсификациях документов, имевших место в книгах Полоцкого земского суда в 1830-е гг., я писал в статье “Аб архіўных фальсіфікацыях: Полацкі пажар 1837 г. і яго наступствы”, помещенной в 3-м номере журнала “Архівы і справаводства” за 1999 год.

“Когда русское правительство возвратило древнее свое состояние—Северо-Западный край,--писал в характерном для российского чиновника духе помощник архивариуса Виленского центрального архива В.К.Голуб,-- он уже был наводнен подлогами и фальсификациями…; подделка юридических актов с целью размножить число дворян при русском правительстве считалось некоторого рода добродетелью. Подделывать акты с целью возведения в дворянскеое достоинство лиц, которые никогда не были дворянами, или хотя и были, но не имели на то никаких доказательств, сделалось синонимом “спасать братию”.

Действительно, фальсификации начались задолго до присоединения белорусских земель к России. На это указывают многочисленные сеймовые постановления Речи Посполитой. Так, в постановлении 1726 г., в частности, говорилось: “Размножились по разным местам подделки публичных актов, которыми потрясена доверенность к правительству, и имущество, и честь дворянства доходят до крайнего положения; и потому в предотвращение на будущее время подобных злоупотреблений, подтверждая прежние законы, строго предписываем Коронным трибуналам, чтобы по обнаруженному и ясно доказанному преступлению в подлоге заведующий актами, будь это писарь, или регент, или сусцептант [от пол. suscept, т.е. человек, делавший пометку на акте—М.Ш.], принявший этого рода фабрикацию или фальсификацию, был наказан смертию, а сторона, в пользу которой сделана подделка, теряла свое дело и подвергалась наказанию по усмотрению трибунала”.

Однако, суровость наказания не останавливала ни “мастеров”, ни их заказчиков: к 1830 гг. всего 4% предъявлявшихся в суды документов оказались подлинными. Для преграждения доступа фальшивок в актовые книги 19 февраля 1833 г. была учреждена специальная комиссия, которой вменялось в обязанность перенумеровать листы в книгах, прошнуровать, припечатать и скрепить их подписями всех членов. Однако, эта акция вследствие формального отношения к ней чиновников да и некомпетентности многих из них не дала ожидаемых результатов: подделки не только продолжались, но и множились. Не имела успеха и деятельность аналогичной комиссии, учрежденной 3 ноября 1842 г.(Подробнее о работе этих и других аналогичных комиссий вы можете узнать, познакомившись со статьей научного сотрудника Института истории Национальной академии наук Беларуси Е.Филатовой “Дзейнасць камісій па разглядзе метрычных і актавых кніг у беларуска-літоўскіх губернях (1833—1851гг.)”, опубликованной в 5-м номере журнала “Архівы і справаводства” за 2002 год).

И вот тогда-то было приня­то решение изъять книги из присутственных мест и сконцентрировать их в специально создан­ных для этого центральных архивах в Вильно, Витебске и Киеве. По замыслу инициаторов данного мероприятия оно должно было затруднить доступ фальсификаторам к подлинным документам. Справедливости ради заметим, что учреждение архивов хотя и приостановило, но не прекратило процесс изготовления фальшивок. По данным современной американской исследовательницы П.К.Гримстед, специально занимавшейся изучением вопроса об архивных фальсификациях на Украине, только за первые 15 лет существования Киевского центрального архива было подделано 2664 документа в 777 хранившихся в нем книгах.

. В соответствии с выше упоминавшимся указом изъятию подлежали актовые книги по 1799 год включительно. Последняя дата была продиктована интересами дворянства, т.к. юридическая сила сохранялась за актами, внесенными в книги по 1799 год, после чего в присоединенных землях входили в силу общероссийские учреждения и законы.

Виленский архив, находившийся в ведении Министерства народного просвещения и разместившийся в здании закрытого в 1832 г. университета, начал функционировать с года своего учреждения. Витебский же, поставленный под контроль Министерства внутренних дел, вследствие отсутствия помещения смог начать свою работу лишь в конце 1862 г. Под его хранилища приспособили бывший фарный римско-католический костел. В нем наряду с Центральным архивом разместились архивы губернского правления и канцелярии генерал-губернатора.

К 1863 г. благодаря деятельному участию “главного начальника края” и одновременно попечителя Виленского учебного округа И.Г.Бибикова в создании архива концентрация книг в нем была в основном завершена. Из присутственных мест Виленской, Ковенской, Гродненской, Минской губ. сюда были переданы 18.243 книги. В 1887 г. архив пополнился еще 5 тыс. книг судов Люблинской губ. и к концу века в нем насчитывалось 23.326 книг (около 15 млн. документов). В Витебском архиве к 1896 г. находилось 1823 книги (до 300 тыс. актов) судов Витебской и Могилевской губ. В отличие от Виленского архива, где хранились документы как центральных, так и местных судов Великого княжества Литовского, в Витебском находились материалы только низовых судебных учреждений восточной части княжества. Таким образом, документы обоих архивов дополняли друг друга.

Разобрав, систематизировав и отреставрировав поступившие книги, сотрудники обоих архивов приступили к работе по использованию находившихся в них документов, предварительно составив научно-спаравочный аппарат в виде каталога и описи. Она шла по трем направлениям: выдача выписей из актовых книг, справок и сообщений по требованиям присутственных мест и просьбам частных лиц; составление описей документов с именными и географическими указателями к ним; и, наконец, публикация документов.

Как уже отмечалось в предыдущей лекции, первое направление носило не только сугубо прикладной, но и научный характер, поскольку требовало от архивистов высокого профессионализма и формировало у них элементы источниковедческой культуры в работе с документами. На последнее обстоятельство указывал первый архивариус Виленского архива, кандидат Петербургской духовной академии Н.И.Горбачевский (1809—1880), внесший значительный вклад не только в архивное дело и архивоведение, но и в источниковедение, дипломатику, археографию и другие специальные исторические дисциплины, о чем более подробно скажем ниже, в связи с его деятельностью в составе местной археографической комиссии. Он, в частности, писал: “Нужно быть слишком ограниченным или легкомысленным, чтобы без надлежащего и подробного осмотра акта давать мнение о его действительности или недействительности; иногда от одного документа зависит участь нескольких десятков семейств”.

Анализ сохранившихся делопроизводственных материалов архивов дает представление о методике работы архивариусов по установлению подлинности (или, наоборот, подложности) тех или иных документов. Она в основном сводилась к проведению внешней критики источников. Архивариусы обращали внимание на наличие или отсутствие в актах поправок, подчисток, приписок; исследовались также почерк, которым был исполнен документ; материл письма, последовательность нумерации и т.п. Важную роль в решении вопроса о подлинности актов играло наличие в книге неповрежденных печати и шнура, оставленных комиссией, проверявшей данную книгу. В случае, когда интересовавший заявителя документ был исполнен на бумаге, более нигде в книге не встречавшейся, отличным от других почерком, имел нумерацию, выделявшуюся от основной, принималось решение о сомнительности такого документа. Так, по прошению графа А.Солтана в Витебский архив подтвердить подлинность шести документов для их представления в Департамент герольдии Правительствующего сената (29 мая 1901 г.) только половина была признана таковыми.(Сомнительными оказались документы имущественного характера: запись на имя жены, жалоба и духовное завещание).

Камеральная археография в работе архивов, особенно Виленского, также занимала большое место. Именно она, а не эдиционная деятельность, по мнению ряда известных белорусских и российских историков конца Х1Х—нач. ХХ вв., должна была иметь приоритет в работе архивариусов.

В начале 1900-х гг. руководитель Виленского архива вместе с помощниками О.В.Щербицким и В.К.Голубом приступили к подокументному описанию актовых книг архива. В 1-й вып. “Описи документов Виленского центрального архива древних актовых книг” (Вильна, 1901) вошло описание 3566 документов 12 книг Россиенского земского суда за 1575—1585 гг. Всего же было издано 10 выпусков “Описи” (последний вышел в 1913 г. и включал описание актов Брестского гродского суда за 1575—1715 гг.), содержавших не только описание документов, но в некоторых случаях и их тексты (целиком или фрагменты) 64 актовых книг Россиенского земского и подкоморского, Упитского, Вилкомирского и Брестского гродских судов. С учетом 23 тыс. хранившихся в архиве книг, это была, конечно, “капля в море”, и если бы виленские архивисты продолжали использовать подобную методику, то им пришлось бы затратить несколько сотен лет, чтобы завершить описание всех книг.

Некоторая деятельность в сфере камеральной археографии в конце Х1Х в. велась и в Витебском архиве. Однако, главной здесь была эдиционная работа. За 30 лет, что архив просуществовал в Витебске, его сотрудниками было издано 32 тома “Историко-юридических материалов, извлеченных из актовых книг губерний Витебской и Могилевской”. В отличие от виленских публикаций, содержавших преимущественно документы о положении деревни, в витебском сборнике публиковались материалы, касавшиеся в основном городов.

Если учесть, что штаты Витебского архива ограничивались двумя-тремя сотрудниками (в отдельные годы работу вел только один архивариус), то его эдиционную деятельность следует признать достаточно интенсивной.

Как уже отмечалось, с самого начала Витебский архив был поставлен в неравные условия с Виленским: последний имел значительно больший штат сотрудников; кроме того, в Вильно параллельно с архивом существовала Археографическая комиссия, занимавшаяся исключительно публикацией его документов. Предполагалось создать такую же комиссию и в Витебске. Однако, инициатива архивариуса А.М.Сазонова не встретила поддержки со стороны официальных органов, как не была принята идея архивариуса назвать проектируемую документальную серию “Белорусским археографическим сборником”, поскольку в Вильно уже издавался “Археографический сборник документов”.

И тем не менее, несмотря на все сложности организационного и финансового характера, в 1871 г. вышел 1-й том сборника документов Витебского архива. В предисловии к нему обозначались основные задачи издания, которые не могли не отвечать духу и букве известной уваровской формулы “православие, самодержавие, народность”.Вместе с тем здесь мы встречаем весьма критические высказывания редактора-составителя в адрес российского правительства, которое, по его мнению, недостаточно хорошо заботилось о сохранности документов Витебского архива.

С именем А.М.Сазонова (1818—1886) связаны не только становление первого исторического архива Беларуси, но и подготовка и издание половины томов его серийного документального издания. Несколько слов о А.М.Сазонове. До своего назначения в сентябре 1862 г. на должность архивариуса он работал инспектором Динабургской гимназии. Археографический дебют Сазонова состоялся в “Витебских губернских ведомостях”, где им было опубликовано несколько актов ХУ11 в. из книг Полоцкого магистрата. Прежде чем приступить к изданию “Историко-юридических материалов”, он неоднократно обращался в Виленскую археографическую комиссию за консультациями по различным вопросам методического характера.

К сожалению, витебское издание, особенно в первой своей части, существенно уступало “Актам” Виленской археографической комиссии. Анализ “сазоновских” томов показывает, что их составитель достаточно вольно подходил к археографической подготовке документов, иногда даже заменяя передачу текстов на польском языке изложением их содержания без каких-либо комментариев. Заголовки составлялись не ко всем документам; предисловие имеется лишь к первому тому. Отсутствие примечаний, легенд и особенно указателей значительно снижают уровень сборника и затрудняют работу с ним исследователей.

Не особенно вникая в тонкости передачи текстов публикуемых документов, А.М.Сазонов в ряде случаев действовал сообразно с современными ему правилами русской грамматики и орфографии. Во всяком случае, он нигде не оговаривал, будет ли ставить вместо буквы “е” букву “ять” и пр.; отсюда опубликованные им на старобелорусском языке документы мало что дают как источники по истории языка.

Сменивший Сазонова М.Л.Веревкин (1818—1896) продолжил работу по изданию документального сборника. Совместно с Н.Н.Мещерским он составил и отредактировал изданный в 1888 г. т.17 “Историко-юридических материалов”. Во всем, что касалось методики публикации, Веревкин следовал своему предшественнику. В числе недостатков готовившихся им томов следует отметить наличие в них большого количества опечаток, ошибок, являвшихся, как нам представляется, следствием отсутствия у редактора-составителя технических помощников. Среди достоинств издания укажем на появление начиная с т.17 географического и именного указателей.

В связи с ведомственной подчиненностью Витебского архива организация в нем публикаторской деятельности несколько отличалась от Виленской археографической комиссии. Здесь архивариус единолично определял состав публикуемых документов, составлял смету на их издание, большую часть в которой занимал собственный гонорар за выявление и обработку документов. С передачей же архива в ведение Министерства народного просвещения этот порядок претерпел существенные изменения и был унифицирован с тем, который имел место в Вильно.

Первые попытки реорганизации Витебского архива предпринимались начиная с 1890-х гг. в связи с деятельностью специальной комиссии, учрежденной при Министерстве народного просвещения для обсуждения вопроса о мерах по более эффективной деятельности центральных архивов в “западных губерниях”. 19 ноября 1893 г. из Департамента общих дел МВД в адрес витебского губернатора было направлено письмо, в котором отмечалось исключительное положение Витебского архива, имевшего общие назначение и организацию с аналогичными Виленским и Киевским, но подчинявшегося не МНП, а МВД. “Кроме того,--говорилось в письме,--архив этот помещается в таком городе, где нельзя предполагать достаточного числа лиц, интересующихся историческими изысканиями, и вызывает при существовании Центрального же архива в Вильне бесполезное раздробление материалов, относящихся до истории Северо-Западного края”.

Далее губернатор информировался о решении комиссии объединить Витебский и Виленский архивы с передачей первого в МНП. М.Л.Веревкин категорически возражал против такой реорганизации, ссылаясь при этом на положительные отзывы академика К.Н.Бестужева-Рюмина, профессора Киевского университета М.Ф.Владимирского-Буданова, выпускника Петербургского археологического института В.А.Лялина и др., данные ими на “Историко-юридические материалы”; наличие местных научных сил, в частности, А.П.Сапунова, издававшего “Витебскую старину”; наконец, сравнительно небольшие расходы на содержание архива. Архивариус не без оснований полагал, что с объединением двух архивов “витебские акты окажутся на заднем плане; очередь до них дойдет разве в отдаленном будущем”. “Кроме того,--писал он в ответе в департамент,--с перемещением архива в отдаленную Вильну возникнет немало затруднений и с административной точки зрения, т.к. явится затруднение в своевременном наведении разного рода справок, часто имеющих насущный интерес”

С учетом этих обстоятельств Веревкин предлагал оставить архив в Витебске, увеличив его штаты и финансирование, а “для привлечения местных ученых сил к участию в разработке и издании актов назначить таким сотрудникам вознаграждение сообразно с вознаграждением трудящихся на этом поприще в Виленской и Киевской археографических комиссиях”. Вероятно, данные соображения витебского архивариуса были приняты во внимание при решении вопроса о судьбе архива: во всяком случае, утвержденное 22 января 1896 г. мнение Государственного совета носило паллиативный характер—Витебский центральный архив древних актовых книг сохранял самостоятельность и лишь передавался в подчинение МНП с прежним финансированием.

Реформирование Витебского архива по времени совпало со смертью Веревкина (умер 20 февраля 1896 г.). По распоряжению губернатора 24 февраля была составлена комиссия под председательством помощника инспектора местной духовной семинарии, кандидата богословия Д.И.Довгялло (1868—1942), которая должна была провести ревизию архива и передать его в подчинение МНП. В комиссию вошли также секретарь губернского статистического комитета С.Г.Гарский и редактор “Витебских губернских ведомостей” И.И.Пилин. Временно исполняющим обязанности архивариуса был назначен преподаватель Витебской мужской гимназии, статский советник А.П.Сапунов, который и принял 14 марта 1896 г. от комиссии Довгялло архив, найдя его состояние “во всем согласным с настоящим актом”.

В ходе работы комиссия сличила все актовые книги с передаточными описями, установив при этом отсутствие лишь одной книги (Динабургского уездного суда за 1773 г.), а также наличие в них множества повреждений. Выяснилось, что имели место нарушения правил хранения архивных документов (9 книг обнаружили на квартире покойного архивариуса, что, очевидно, было обусловлено подготовкой им очередного тома серийного издания), отсутствовали передаточные описи на актовые книги и т.п.. С учетом всех, указанных в акте комиссии замечаний, попечитель учебного округа в июне 1896 г. поручил А.П.Сапунову устранить их.

10 апреля следующего года Сапунов информировал попечителя о завершении работы по ремонту здания архива, реставрации актовых книг. В ходе последней, которая велась с ноября 1896 по апрель 1897 г., были отремонтированы и заново переплетены почти все книги, за исключением находившихся в хорошем состоянии актов Могилевского магистрата.

В связи с переводом А.П.Сапунова на службу в Московский университет должность архивариуса Витебского архива с 1 июня 1897 г. занял выпускник петербургских Духовной академии и Археологического института, кандидат богословия Д.И.Довгялло, работавший до этого помощником инспектора местной духовной семинарии. С его именем связан заключительный и наиболее эффективный период деятельности архива вообще, археографической, в частности.

С приходом Довгялло существенным образом изменился характер публикаций. Он начал печатать более разнообразный материал, давать примечания, зачастую палеографического характера и, что особенно важно, передавать тексты, придерживаясь оригинала. Ко всем, составленным им томам (27—32), имеются предисловия, носящие историко-археографический характер, а также примечания и указатели.

Изменилась и организация работы по публикации документов. Теперь она строилась по аналогии с Виленской археографической комиссией. Перечень предполагаемых к опубликованию документов просматривался и утверждался попечителем округа. После издания очередного тома часть тиража (60 экз.) направлялась в адрес попечителя для “поднесения и рассылки разным почетным лицам”; из них—один экземпляр в бархатном переплете, шесть—в коленкоровом, 15—в папке, остальные—без переплета. Начиная с 27-го вып. архивариус уже не получал гонорара за подготовку издания. Об этом 11 декабря 1897 г. попечитель округа Н.А.Сергиевский информировал Д.И.Довгялло, ознакомившись с представленной последним сметой расходов на издание тома. Он, в частности, писал: “Что же касается ходатайства Вашего о назначении Вам гонорара за труды по изданию означенного тома актов, то к удовлетворению оного не представляется никаких оснований, так как издание древних актов входит в круг прямых Ваших обязанностей”. Попечитель рекомендовал оставшиеся 933 руб. из выделенных по смете 2 тыс. истратить на нужды архива, что и было впоследствии сделано архивариусом.

Руководство учебного округа взяло под пристальный контроль археографическую деятельность Витебского архива, требуя от архивариуса письменных объяснений причин невключения в тот или иной том издания ранее заявленных к опубликованию документов. Так было, например, с 27-м томом, куда не вошли предполагаемые акты из книги Оршанского уездного суда за 1683 г. и др. изданиями

Как уже отмечалось, довгялловские тома “Историко-юридических материалов” выгодно отличались от предшествующих как по характеру документов, так и по составу научно-справочного аппарата. Относясь с уважением к своим предшественникам, Д.И.Довгялло в качестве введения, открывавшего 27-й том, поместил очерк об истории Витебского архива. В следовавшем за ним обширном предисловии он представил источниковедческий анализ публикуемых в томе документов (приходо-расходных книг Могилевского магистрата за 1716 г., ревизий, инвентарей. люстраций Режицкого староства за 1538—1738 гг., актов Витебского гродского суда за 1722 г., Ушачской магдебургии за 1733—1764 гг. и др.), дал их палеографическое описание.

Предисловие знакомило читателей с принципами, которыми руководствовался составитель, отбирая документы для публикации. “При выборе этих документов для печати,--писал Довгялло применительно к материалам книги Ушачской магдебургии,-- мы руководствовались уже не одними интересами историческими. Означенная книга сильно подверглась тлению и многие документы еле могут быть разбираемы, а некоторые уже и безвозвратно утрачены. Чтобы сохранить что можно из тронутого тлением, мы и решили напечатать предлагаемые документы из означенной книги”. Здесь, как видим, налицо учет составителем архивоведческого фактора при решении вопроса о выборе объекта публикации.

Публикацию постановления Витебского сеймика о подтверждении дворянского происхождения А.В.Слепородова-Занковича (11 февраля 1722 г.) составитель сопроводил примечанием, крайне важным для исследователя, изучающего историю архивного дела в Беларуси в первой четверти ХУ111 в. В нем, в частности, говорилось: “Таким образом, Витебская Благовещенская церковь служила архивом всех имущественных и сословных документов, которые в 1708 г. были сожжены московским войском. В одном из документов Витебского гродского суда от 16 января 1714 г. прибавлено, что этот ужасный пожар, повредивший весь город, был произведен отрядом русских под началом капитана Соловьева 28 сентября 1708 г. и что актовые книги Витебского гродского суда сгорели в склепу Благовещенской церкви”.

Еще более удачным по составу документов оказался 28 том “Историко-юридических материалов”. План его был представлен на рассмотрение попечителя учебного округа в ноябре 1898 г. Довгялло предполагал включить в том Гербовник дворян и шляхты Оршанского повета ХУ1—ХУ111 вв., а также “наиболее важные в историко-юридическом отношении отдельные записи и явки из актовых книг” Витебского, Оршанского земских судов за 1645, 1683 гг., Мстиславльского и Полоцкого гродских судов за 1666,1668 гг. и др. Особое значение архивариус придавал публикации “гербовника”: “Что же касается гербовника Оршанского дворянства, то он представляет выдающийся по редкости экземпляр, т.к. в нем сохранились рисунки гербов каждой фамилии. В настоящую пору, когда в геральдической науке особенное внимание обращено на гербы, издание имеющегося в Витебском центральном архиве гербовника будет несомненно иметь громадную важность и значение. Текст гербовника имеет быть издан с рисунками гербов”.