Православном Свято-Тихоновском богословском институте 5 страница

Антиминс — это великая святыня, и в древности, когда ан­тиминсы стали уже храниться, стали употребляться повсеместно, была такая норма: если, скажем, случалось какое-то нападение, или бедствие, или пожар, или что-то еще, то прежде всего нужно спасать антиминс. Святые Дары, антиминс и священные сосуды. И, между прочим, во времена гонений, которые были в нашем веке, тоже часто верующие спасали антиминсы и хранили их до будущих времен. Частенько эти антиминсы использовались для служения литургии по домам, для катакомбного служения. Это было вовсе не редкость во время гонений в 20 веке.

Антиминс свят потому, что освящен архиереем, потому, что в него вложены святые мощи, и потому, что на нем совершается Божественная литургия. Так что он освящается еще и той литур­гией, которая на нем совершается.

Священник, открывая антиминс, целует его, и это не просто добрый обычай, но и знак того, что он является послушным архи­ерею. Целование антиминса, его открытие символизируют здесь полноту церкви. Вероятно, в курсе теологии вы будете изучать послание святого Игнатия Богоносца, где есть слова: "Где епископ, там и церковь". Полнота церкви бывает только вместе с епископом и пресвитерами. И вот это как бы некое присутствие епископа или, по крайней мере, его благословение, то, что ли­тургия совершается по благословению епископа, — все это здесь символизируется тем, что литургия совершается на антиминсе. Антиминс, данный священнику, является благословением ему со­вершать Божественную литургию.

Так что весьма существенно почувствовать: в литургию вхо­дит такой момент — священник каждый раз особенно молится и символизирует свое послушание архиерею в знак того, что он с ним единомыслен, единодушен, что он совершает литургию по его благословению, по его поручению или, иначе, как это говорится более научно, ему делегируется от епископа власть совершать Божественную литургию.

Когда епископ служит литургию, он тоже теперь имеет анти­минс, хотя епископу это не обязательно, достаточно просто освященного места, освященного престола для епископа. Но те­перь уже это настолько вошло в абсолютную традицию, что епископы тоже всегда совершают литургию на антиминсе. То есть, наличие антиминса стало уже непременным условием для соверше­ния литургии.

Антиминс освящается епископом той области, которой епископ управляет. Скажем, у нас в Москве антиминсы освящены Патриархом. Если приходит новый епископ, это не значит, что все антиминсы нужно менять. Старые антиминсы остаются, и на них продолжается совершение литургии. Но если антиминс стал ветхим, если он продырявился от длительного употребления, то его нужно заменить. Тогда священник возвращает антиминс епископу, из этого антиминса вынимаются святые мощи и вклады­ваются в новый антиминс. Этот новый антиминс освящается и от­дается для служения.

Таким образом, к моменту окончания литургии оглашенных, когда дьякон возглашает: "Елицы оглашеннии, изыдите...", на престоле открыт антиминс и все готово к следующей части литур­гии, которая называется литургией верных — именно потому, что здесь могут теперь присутствовать только верные, только креще­ные люди (конечно, не формально крещеные, а те, кто является действительно членами церкви). Дьякон тотчас совершает следую­щую, очень краткую, ектению. Он говорит: "Заступи, спаси, по­милуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию. Премудрость". А священник читает в это время первую молитву верных: "Благодарим Тя, Господи Боже Сил, сподобившаго нас предстати и ныне святому Твоему Жертвеннику и припасти ко щед­ротам Твоим о наших гресех и о людских неведениих. Приими, Бо­же, моление наше, сотвори ны достойны быти, еже приносити Тебе моления и мольбы и Жертвы Безкровныя о всех людех Твоих; и удовли нас, ихже положил еси в службу Твою сию, силою Духа Твоего Святаго, неосужденно и непреткновенно, в чистем свиде­тельстве совести нашея; призывати Тя на всякое время и место. Да, послушая нас, милостив нам будеши во множестве Твоея бла­гости".

А потом громко произносится возглас: "Яко подобает Тебе всякая слава, честь и поклонение, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь".

Как видите, здесь продолжается все та же особенность слу­жения литургии — молитва читается священником в алтаре тихо, а вслух произносится только окончание, возгласы, которые явля­ются как бы придаточными предложениями. После этого дьякон го­ворит снова ектению: "Паки и паки миром Господу помолимся. О Свышнем мире и спасении душ наших, Господу помолимся. О мире всего мира, благостоянии Святых Божиих Церквей и соединении всех, Господу помолимся. О святем храме сем..." — то есть, иначе говоря, как бы сокращенную мирную ектению.

Как вы знаете, мирная ектения произносится всегда в нача­ле всякого большого чинопоследования. В начале вечерни, в на­чале утрени, в начале литургии, в начале большого молебного пения всегда произносится мирная ектения. Здесь начинается литургия верных и тоже как бы произносится мирная ектения, но сокращенная, поскольку нет возгласа начального и служба не прерывается. Поэтому говорить вторую мирную ектению как бы неуместно, и она сокращается. Священник читает вторую молитву верных: "Паки и многажды Тебе припадаем и Тебе молимся, Благий и Человеколюбче, яко да, призрев на моление наше, очистиши наша души и телеса от всякия скверны плоти и духа и даси нам непо­винное и неосужденное предстояние Святого Твоего Жертвенника. Даруй же, Боже, и молящимся с нами преспеяние жития, и веры, и разума духовнаго. Даждь им, всегда со страхом и любовию слу­жащим Тебе, неповинно и неосужденно причаститися Святых Твоих Таин, и Небеснаго Твоего Царствия сподобити."

И опять возглас:"Яко да под Державою Твоею всегда храни­ми, Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков". Этот возглас, наверное, всем вам па­мятен, потому что после этого возгласа дьяколн уходит в алтарь и отверзает царские врата. Берет кадило и начинает полное каж­дение: сначала кадит престол, алтарь, жертвенник и весь ал­тарь, потом выходит на солею через царские врата. Здесь есть некая особенность, очень характерная. Дьякон, покадивши ал­тарь, сразу выходит через царские врата на солею и кадит ико­ностас, а потом возвращается в алтарь, кадит священника или священников, которые находятся в алтаре, затем снова возвраща­ется на амвон и кадит после этого уже только клиросы и народ.

Обычно бывает не так. Обычно, если дьякон уже вышел с кадилом кадить, он уже в алтарь не возвращается. А здесь он как бы заканчивает каждение алтаря каждением иконостаса. Эта осо­бенность не случайна. Она здесь символизирует, что открытые царские врата соединяют нас с Небом, здесь уже как бы алтарь соединен со всем храмом, уже он не отдельно здесь присутству­ет, и Царство Божие пришло уже к нам. Поэтому каждение ико­ностаса — это как бы каждение всего храма, не отдельно алтаря и храма, а весь храм кадится, а потом уже только кадится свя­щенник и все люди — тоже вместе.

Такое каждение совершается дважды во время литургии — во время чтения Апостола и в этот момент. Пока дьякон кадит, он должен читать 50-й псалом про себя, а священник в это время читает особенную молитву, которую я сейчас тоже прочитаю вслух, и вы должны ее внимательно послушать, потому что молит­ва очень важная:

"Никтоже достоин от связавшихся плотскими похотьми и сластьми приходити, или приближитися, или служити Тебе, Царю славы; еже бо служити Тебе — велико и страшно и самем Небесным Силам. Но обаче, неизреченнаго ради и безмерного Твоего чело­веколюбия, непреложно и неизменно был еси Человек и Архиерей нам был еси, и служебныя сея и Безкровныя Жертвы священно­действие предал еси нам, яко Владыка всех. Ты бо един, Господи Боже наш, владычествуеши Небесными и земными, Иже на Престоле Херувимсте носимый, Иже Серафимов Господь и Царь Израилев, Иже един Свят и во святых почиваяй.

Тя убо молю, единаго Благаго и Благопослушливаго: призри на мя, греш­наго и непотребнаго, раба Твоего, и очисти мою душу и сердце от совести лукавыя, и удовли мя, силою Святаго Твоего Духа, облеченна благодатию священства, предстати святей Твоей сей трапезе и священнодействовати Святое и Пречистое Твое Тело и Честную Кровь. К Тебе бо прихожду, приклонь мою выю и молю Ти ся, да не отвратиши лица Твоего от мене, ниже отринеши мене от отрок Твоих. Но сподоби принесенным Тебе быти мною, грешным и недостойным рабом Твоим, Даром сим. Ты бо еси приносяй и приносимый, и приемляй и раздаваемый, Христе Боже наш, и Тебе славу возсылаем, со Безначальным Твоим Отцем и Пресвятым и Благим и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно и во веки ве­ков. Аминь".

Эта молитва очень отличается от всех молитв, которые чи­таются во время литургии. Если про другие молитвы я все время говорил вам, что они должны были бы читаться вслух и только некая сложность, некие обстоятельства мешают этому чтению вслух, то про эту молитву нужно сказать, что она должна чи­таться священником про себя. Потому что эта молитва — о самом себе. Все молитвы, как вы могли заметить, произносятся от лица всего народа, как правило. А эта молитва читается священником только о самом себе. Это есть молитва покаянная, и в ней свя­щенник просит о том, чтобы Бог дал ему силы для совершения Бо­жественной литургии. Чтобы Он не смотрел на его недостоинство, не смотрел на его немощь, укрепил бы его и дал ему благодать совершить ту литургию, которую совершает Сам Господь.

Молитва эта, как вы видите, особенно трогательна и глубо­ка и исполнена очень сильного чувства. В этой молитве содер­жится целое богословие. Священник сначала говорит в ней о том страшном моменте, который представляет собой это служе­ние."Никтоже достоин от связавшихся плотскими похотьми и сластьми приходити, или приближитися, или служити Тебе, Царю славы..." — никто не достоин. А дальше объяснение — поче­му:"...служити Тебе — велико и страшно и самем Небесным Силам. Но обаче, неизреченнаго ради и безмернаго Твоего человеколю­бия, непреложно и неизменно был еси Человек..." — но ты, Господи, несмотря на то, что и Небесным Силам служить Тебе не­возможно, но Ты ради своего неизреченного человеколюбия стал человеком, непреложно и неизменно стал человеком. "...и Архие­рей нам был еси, и служебныя сея и Безкровныя Жертвы священ­нодействие предал еси нам, яко Владыка всех". Это удивительные слова, которые имеют в себе совершенно особенный и глубочайший смысл. Здесь, как нигде в другом месте, объясняется, исповеду­ется то убеждение, что истинный Архиерей наш — это Господь Иисус Христос."...Архиерей нам был еси..." — Ты Архиерей нам был еси, Ты пришел.

Об этом говорится, конечно, в Священном Писании, в Посла­нии ап.Павла — о том, что Христос — истинный Первосвященник, единственный Первосвященник. И вот здесь тоже говорится, что Архиерей наш — последний, первый — это Господь Иисус Христос. И всякое архиерейство, так же как и священство вообще, дается человеку только по образу Христа.

Прочитав эту молитву, священник воздевает руки и читает следующую молитву:

"Иже Херувимы тайно образующе и Животворящей Троице Трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим по­печение".

А дьякон, который в это время кончает каждение, подходит к священнику и добавляет: "Яко да Царя всех подымем, ан­гельскими невидимо дориносима чинми. Аллилуиа, аллилуиа, алли­луиа".

Это так называемая Херувимская песнь, которую одновремен­но поет хор во все это время, вы сами знаете, что это одна из самых прекрасных частей литургии и одно из самых замечательных песнопений вообще в христианской службе. Херувимская песнь по­ется долго, чтобы священник успел в это время совершить все необходимые действия.

Это песнопение не совсем как бы ясно для нас и требует специального разъяснения. Первая часть его более проста:"Иже Херувимы тайно образующе..." — то есть, преобразуя Херувимов и Животворящей Троице Трисвятую песнь припевающе, мы всякое ныне житейское отложим попечение. Мы сейчас тайно преобразуем Херу­вимов и, поклоняясь Святой Троице и припевающе Трисвятую песнь, отложим попечение житейское. Последующие слова:"Яко да Царя всех подымем, ангельскими невидимо дориносима чинми. Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа" — несколько более сложны. Существуют разные толкования на эти слова. Самое трудное слово — это "дориносима". Что это значит? Есть такое толкова­ние, что это образ, взятый из древней Византии, когда победив­шего полководца воины поднимали на щит, а этот щит несли на копьях. Иначе говоря, на копья как бы втыкали щит, сажали на него своего императора или полководца, поднимали очень высоко и так торжественно несли его в свой город. Полководец восседал высоко на особом как бы престоле. Слово "дориносима" будто бы изображает такое шествие торжественное.

Но есть и другие толкования. Здесь можно думать, что это слово означает: "невидимо присутствующими здесь ангельскими чинами" Господь носим между нами. Такое толкование возможно.

Для того чтобы вполне уразуметь, что здесь имеется в виду, нужно вернуться к древним временам, вспомнить, как раньше, в древности, совершалась литургия верных. Но прежде чем рассказать об этом, я расскажу вам, как сейчас совершается этот чин, хотя вы, конечно, в основном его представляете.

Трижды воздевая руки и произнося эту Херувимскую песнь, священник целует антиминс, лежащий на престоле, потом поклоня­ется народу, прося прощения и молитв, и отходит к жертвеннику. Здесь он кадит приготовленные Дары, которые на жертвеннике с момента проскомидии стоят, покрытые воздухами, и говорит: "Воз­мите руки ваша во святая и благословите Господа". И берет воз­дух, которым покрыты чаша и дискос, полагает этот воздух на плечо дьякону. Затем берет дискос, тоже покрытый воздухом, и со словами "Священнодиаконство твое да помянет Господь Бог во Царствии Своем всегда, ныне и присно и во веки веков" дает дискос с приготовленным на нем Агнцем дьякону, а сам берет ча­шу, и в предшествии свещеносца с кадилом и со свечой торжест­венной процессией все выходят через северные врата на солею и на амвон.

На амвоне дьякон громко возглашает:"Великого Господина и Отца нашего Алексия, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси да помянет Господь Бог во Царствии Своем, всегда, ныне и присно и во веки веков", — и уходит с дискосом в алтарь. А священник говорит: "Преосвященнейшего митрополита (или: архие­пископа, или: епископа), весь священнический и монашеский чин и причет церковный, братию святаго храма сего, вас и всех пра­вославных христиан да помянет Господь Бог во Царствии Своем, всегда, ныне и присно и во веки веков", благословляет чашей народ и тоже уходит в алтарь. Затем благословляет свещеносца. Закрываются царские врата и даже закрывается завеса, что явля­ется особенным моментом, потому что ни во время вечерни, ни во время утрени завеса не закрывается.

В то время, когда Дары вносятся в алтарь через царские врата, хор поет: "Яко да Царя всех подымем, ангельскими невиди­мо дориносима чинми...". Здесь мы остановимся на время и вер­немся к тому, как совершался так называемый великий вход в древности. Для этого нужно вспомнить, что проскомидия соверша­лась раньше не в алтаре, а в другом месте, и жертвенник, на котором приготавливались Дары для причащения и полагался Агнец на дискос, и вино вливалось в чашу — все это находилось не в алтаре, а даже скорее ближе ко входу, потому что именно там в жертвеннике собирались все пожертвования, которые приносили миряне. Там были не только вещества для совершения Божествен­ной литургии, но и другие пожертвования, которые могли быть использованы потом на общей трапезе, например. Это могли быть свечи, ладан или елей, какие-то ткани для украшения храма. Од­ним словом, жертвенник, место, куда приносили жертвы, нахо­дился ближе к двери, ведущей в храм. И вот в момент, когда на­чиналась литургия верных, епископ оставался в алтаре, а свя­щенники и дьяконы уходили в этот жертвенник за Дарами и оттуда торжественно через весь храм несли эти Дары к алтарю, к престолу. И здесь, естественно, они приветствовали епископа словами: "Епископство твое да помянет Господь Бог во Царствии своем, всегда, ныне и присно и во веки веков". И вручали ему эти Дары — сначала дискос, потом чашу.

Остаток этого чина мы видим и сейчас при совершении ли­тургии архиерейским чином. Во время служения архиерея дискос и чаша тоже выносятся дьяконом и священником, а епископ остается в алтаре и в царских вратах их принимает от дьякона и от свя­щенника. Теперь, конечно, когда жертвенник находится в том же алтаре, где и престол, перенесение с жертвенника на престол Даров через солею и царские врата тоже стало чисто символич­ным. Практически было бы, конечно, естественнее просто пере­нести с жертвенника на престол эти Дары. Выходить на амвон для этого нет никакой необходимости, это чистый символ. Здесь вспоминается и символизируется вот это торжественное шествие, торжественное принесение и вхождение как бы в алтарь для со­вершения Бескровной Жертвы. Т.е. здесь символизируется шествие Господа Иисуса Христа на свое крестное страдание, поэтому этот момент является особенно торжественным и многозначительным, величественным. В этот момент от всех нас, конечно, требуется усиленная молитва. Потому что, как вы помните, во время бо­гослужения мы не только вспоминаем все те события, которые упоминаются в тексте службы, но и приобщаемся этим событиям. Не только их вспоминаем, но и являем их снова здесь, они снова как бы здесь воплощаются во времени и в пространстве, и мы мо­жем приобщиться этим событиям. И, таким образом, здесь мы ве­рим, что это шествие Господне на страдание совершается с нашим участием. Мы приобщаемся именно к тому страшному моменту, ког­да Господь шел на свое крестное страдание — в Гефсиманский сад, а затем на Голгофу, неся крест. И вполне естественно, что мы не можем переживать этот момент легкомысленно и безучастно. Конечно, здесь требуется от всех нас особенная, единодушная и сокровенная, сердечная молитва.

Епископ вспоминается здесь опять-таки не только в память о древнем способе перенесения Даров, но еще и в знак нашего единства с ним, потому что теперь, как правило, епископ отсутствует в храме, литургия совершается только священником, и здесь снова напоминается, что священник литургисает в едино­душии с епископом и по его благословению, а не самостийно, не своевольно. Поэтому поминовение епископа на литургии во время великого входа обязательно есть знак послушания этому еписко­пу.

Если, скажем, какой-то священник захотел бы уйти в раскол и больше своего архиерея не слушаться, то первым делом он пе­рестал бы поминать его на литургии. Это как раз знак того, что больше он своему епископу не послушен. Поэтому когда прихо­дится, скажем, встречаться с какими-то раскольниками — а таких раскольников в разные времена было много, а в наше время осо­бенно много, — то всегда можно узнать, какого толка эти раскольники, спросив, кого они поминают на литургии, какого епископа. Если они, скажем, карловчане, то они будут поми­нать своего митрополита Виталия. Если они принадлежат к сво­бодной церкви так называемой, то будут поминать митрополита суздальского Валентина на Литургии. А все те, кто живет в Патриаршей Церкви, поминают на Литургии Великого Господина и Отца своего Патриарха Московского и всея Руси и того епископа, ко­торый правит данной епархией. Поскольку Патриарх является на­шим епископом Московским, то мы поминаем только его, а в любой другой епархии поминают и Патриарха, и епископа. Таким обра­зом, это есть еще и момент исповедальный, момент исповедания полного единства и церковного послушания, единомыслия, что очень важно.

После совершения великого входа священник ставит чашу на антиминс, уже приготовленный, потом принимает из рук дьякона дискос, тоже поставляет его на антиминс и снимает покровцы, читая молитву:

"Благообразный Иосиф, с древа снем пречистое Тело Твое, плащаницею чистою обвив и благоуханьми, во гробе нове, покрыв, положи.

Во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог, в Раи же с разбойником, и на Престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняяй неописанный.

Яко живоносец, яко Рая краснейший воистину и чертога вся­каго царскаго, показася светлейший, Христе, гроб Твой, источ­ник нашего Воскресения".

Затем берет у дьякона воздух, который был у него на пле­че, и, обвивая им кадило, наполняя как бы его благовониями, снова говорит молитву: "Благообразный Иосиф, с древа снем пре­чистое Тело Твое, плащаницею чистою обвив и благоуханьми, во гробе нове, покрыв, положи". И полагает этот воздух на чашу и дискос одновременно. Маленькие покровцы сняты, а большой воз­дух положен на Дары.

Судя по этим текстам, вы сами понимаете, что здесь симво­лизируется положение Господне во гроб. Если вход символизиро­вал шествие на страдание, то теперь здесь символизируется как бы снятие с креста и положение во гроб — все то, что мы с вами переживаем в Страстную седмицу. Таким образом, здесь и песно­пение Страстной седмицы, Страстного четвертка и субботы тоже вспоминается.

После этого священник берет кадило у дьякона и говорит молитву: "Ублажи, Господи, благоволением Твоим Сиона, и да со­зиждутся стены Иерусалимския; тогда благоволиши жертву правды, возношение и всесожегаемая, тогда возложат на олтарь Твой тельцы", т.е. окончание 50-го псалма. Кадит Дары, лежащие на престоле, и говорит:"Помяни мя, брате и сослужителю" дьякону. Дьякон отвечает: "Да помянет Господь священство твое во Царствии Своем". Тогда дьякон говорит священнику:"Помолися о мне, владыко святый". А священник отвечает:"Дух Святый найдет на тя, и сила Вышняго осенит тя". Дьякон:"Тойже Дух содейству­ет нам во вся дни живота нашего, всегда, ныне и присно и во веки веков". И опять:"Помяни меня, владыко святый". — "Да по­мянет тя Господь Бог во Царствии Своем, всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь".

Этот диалог, который произносится обычно в алтаре очень быстро и мирянам совершенно не известен, на самом деле являет некую странность. Она нами будет замечена, если внимательно вслушаться в ее смысл.

Священник говорит: "Помяни мя, брате и сослужителю", обра­щается к дьякону и просит его молитв. Священник у дьякона — это необычно. Казалось бы, должен дьякон просить у священника молитв. Затем дьякон ему говорит: "Да помянет Господь Бог Свя­щенство твое", т.е. он как бы его не благословляет, но поддер­живает и молится о нем вслух. Потом говорит ему: "Помолися о мне, владыко святый", а священник говорит: "Дух Святый найдет на тя, и сила Вышняго осенит тя". Почему именно такие возвы­шенные слова говорятся дьякону? И почему именно дьякону требу­ется такое укрепление, ведь его служение второстепенное?

На самом деле этот диалог является остатком того диалога, который совершается при архиерейском служении, в котором все имеет обратный смысл. Там епископ просит молиться о нем своих братьев и сослужителей, и ему священник говорит: "Дух Святый найдет на тя, и сила Вышняго осенит тя". То есть, священники, которые собрались вместе с епископом и совершают Божественную литургию, молятся, чтобы Дух Святой пришел на этого епископа перед тем, как он совершит Божественную литургию, самое страш­ное таинство. Но поскольку обычно епископа нет, то... и та мо­литва, которая произносилась в адрес епископа, теперь священ­ником произносится в адрес дьякона. Произошло несколько непра­вомерное смещение, но оно уже стало привычным, и ничего страш­ного здесь нет. Но для того чтобы понять смысл, весьма сущест­венно знать этот исторический момент.

Когда совершается архиерейская литургия, этот момент бы­вает очень торжествен, когда епископ, будучи архипастырем и отцом для всех собравшихся, просит всех помолиться о нем, и все ему хором говорят:"Дух Святый найдет на тя, и сила Вышняго осенит тя", т.е. молятся, чтобы он облекся силой. Здесь, ко­нечно, этот момент несколько изменен и скомкан.

После этого дьякон исходит на амвон и возглашает екте­нию: "Исполним молитву нашу Господеви. О предложенных честных Дарех Господу помолимся. О святем храме сем и с верою, благо­говением и страхом Божиим входящих в онь, Господу помолимся". И дальше ектения сугубая:"О избавитися нам от всякия скорби, гнева и нужды... Заступи, спаси, помилуй... Дне всего совер­шенне, свята, мирна и безгрешна, у Господа просим..." и т.д. А священник читает в это время молитву:

"Господи Боже Вседержителю, Едине Святе, приемляй жертву хваления от призывающих Тя всем сердцем! Приими и нас, греш­ных, моление, и принеси ко Святому Твоему Жертвеннику, и удов­ли нас приносити Тебе дары же и жертвы духовныя о наших гресех и о людских неведениих; и сподоби нас обрести благодать пред Тобою, еже быти Тебе благоприятней жертве нашей и вселитеся Духу благодати Твоея благому в нас, и на предлежащих Дарех сих, и на всех людех Твоих".

Оканчивается эти молитва и ектения возгласом священника, совершенно необычным, только здесь употребляемым:"Щедротами Единороднаго Сына Твоего, с Нимже благословен еси, со Пресвя­тым и Благим и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь". Как всегда, вы видите, что это есть окон­чание молитвы. Последние слова такие:"...сподоби нас обрести благодать пред Тобою,...и вселитися Духу благодати Твоея бла­гому в нас, и на предлежащих Дарех сих, и на всех людех Тво­их". И окончание:"Щедротами Единороднаго Сына Твоего...".

Здесь священник говорит, поворачиваясь лицом к народу, хотя закрыты царские врата и закрыта завеса: "Мир всем". Вы знаете, что этот возглас употребляется во время службы не од­нажды и, конечно, смысл его совершенно понятен. Но этот момент все-таки является моментом особенным. Следует это из того, как отвечает хор. Сначала он поет: "И духови твоему", а дьякон го­ворит:"Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы". И хор поет: "Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу Единосущную и Нераз­дельную".

В это время священник трижды поклоняется престолу со сло­вами:"Возлюблю Тя, Господи, крепосте моя, Господь утверждение мое и прибежище мое" — и целует дискос, чашу и престол.

И потом, если он служит не один, то отходит немного вбок от престола, а другой священник подходит и целует тоже престол, потом подходит к возглавляющему священнику, а если это архие­рей, то к архиерею. И старший священник говорит младше­му: "Христос посреди нас", а сослужащий отвечает: "И есть и бу­дет", и здесь полагается братское целование миром. Они целуют друг друга в правое и левое плечо и руку с этими словами. В это время открывается завеса, и после возгласа дьякона: "Двери, двери, премудростию вонмем" — начинается пение Символа веры.

"Двери, двери" — это возглас тоже отчасти архаичный, который здесь употреблялся в древности для того, чтобы пристав­ленная стража, которая называлась по-гречески архалуфы, стояв­шая у дверей, следили за тем, чтобы никто из оглашенных или неверных не вошел в храм, чтобы в храме присутствовали только верные, потому что здесь начинается уже самая главная часть литургии верных, и никто из неверных не может здесь присутствовать, это тайное служение, служение только для посвященных. Поэтому возглас "Двери, двери" означает: смотрите за дверями, чтобы никто не вошел в это время.

Но прежде чем пели Символ веры в древности, здесь все ве­рующие тоже целовали друг друга. Мужчины целовались с мужчина­ми, а женщины с женщинами. В древности они стояли врозь. И это целование мира, конечно, тоже символично. Сам возглас дьякона "Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы" все объясняет. Прежде чем мы хотим исповедовать свою веру, то есть ее про­возгласить вслух (а пение Символа веры есть исповедание веры), мы должны как бы засвидетельствовать свое единство, свою лю­бовь друг к другу.

Иначе говоря, служение литургии невозможно по-настоящему, если мы не едины в любви. Поэтому священники говорят друг дру­гу: "Христос посреди нас, и есть и будет", вспоминая как бы слова Христа: "Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них". Так же и весь народ вдохновляется этими же сло­вами и этой же мыслью 4: присутствует среди нас Христос, Сам 4Христос между нами. И мы должны приступать к Нему с любовью и 4свое дело исповедовать должны, сохраняя Его заповедь. А 4заповедь Господню вы помните: "Заповедь новую даю вам: да 4любите друг друга. По тому узнаю, что вы Мои ученики, если 4будете иметь любовь между собою". Невозможно быть учениками Христа, невозможно называться христианами, если не будет между нами любви.

Таким образом, как вы сами понимаете, наша современная жизнь очень далека от того, чем она должна быть, потому что сейчас мы, присутствуя в храме во время служения Божественной литургии, меньше всего думаем о том, чтобы друг друга любить. Обычно мы слушаем все эти слова, совершенно их не принимая в сердце, как бы автоматически. Дьякон говорит, а мы в это время толкаемся, ставим свечи, что нам кажется гораздо более важным, объясняем друг другу, почему нам надо вести себя так, а не иначе... То есть, меньше всего беспокоимся о том, чтобы любить друг друга, а по большей части друг друга просто не знаем. Только, может быть, в новых храмах, которые сейчас открыва­ются, где прихожан еще мало, куда приходит какая-то община новая — там еще люди знают друг друга. А в больших храмах, ко­торые давно уже являются действующими, там существует приход, там общины часто даже и нет. То есть, люди совершенно друг другу не известны и сошлись сюда, что называется, по террито­риальному признаку, просто они живут в этом районе и поэтому ходят в этот храм. И они могут друг друга так никогда и не уз­нать. И вот если я спрошу вас, знаете ли вы по именам всех, кто стоит рядом с вами, я уверен, что большинство людей вам не известны. Вы можете годами ходить в храм и никогда не поинте­ресоваться, как зовут ту или иную бабушку, чем она живет, в чем нуждается, какие у нее сложности, болезни, страдания. По­тому что вы не для того пришли, вы пришли помолиться Богу и, может быть, поговорить с духовным отцом, со священником. Ну, может быть, у вас есть какая-то группа знакомых людей, но до всех остальных вам нет никакого дела.