2 страница. Ранее в этой главе мы заметили, что историческое вопрошание предполагает историческое знание, и чем больше это знание

Ранее в этой главе мы заметили, что историческое вопрошание предполагает историческое знание, и чем больше это знание, чем больше данных входит в кругозор историка, тем больше вопросов он может задать, и тем умнее будут его вопросы. Так наше рассмотрение

* Карл Хойси (1877—1961) — немецкий исследователь истории Церкви. — Прим. пер.

^lo Karl Heussi, Die Krisis des Historismus, Tubingen: Mohr, 1932, S. 58.

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

совершает полный круг: мы приходим к отчету об этом предпола­гаемом историческом знании. Оно представляет собой критическую историю второго порядка. По существу, она состоит в кумулятив­ных трудах историков, но — актуально — не просто в доверии к этим трудам, а в их критической оценке. Такая критическая оценка по­рождается критическими рецензиями на книги, критическими вы­сказываниями профессоров перед своими студентами, и подтверж­дается их разъяснениями и аргументами, свободными обсуждениями в неформальной обстановке и более формальными дискуссиями на конгрессах.

Критическая история второго порядка имеет составной характер. В ее основе — исторические статьи и книги. Ее второй уровень об­разуют критические тексты, сравнивающие и оценивающие исто­рические работы: они могут варьироваться от кратких обзоров до обширных исследований, вплоть до истории и историографии по определенному вопросу, вроде книги Герберта Баттерфилда «Георг III и историки»". Наконец, существуют обоснованные критические мнения профессиональных историков об историках: мнения, влияю­щие на работу историков, их замечания при обсуждении, процедуры написания работ на близкие темы.

Прежде чем завершить этот раздел, будет полезным напомнить, в чем конкретно состоит наша цель и забота. Она непосредственно ограничивается функциональной специализацией «история». Мы исключили все, что принадлежит к функциональной специализации «коммуникации». Я не сомневаюсь в том, что историческое знание подлежит сообщению, и не только профессиональным историкам, но и, в определенной мере, всем членам исторического сообщества. Однако прежде чем удовлетворить эту потребность, историческое знание еще нужно приобрести и поддерживать на современном уров­не. Настоящий раздел был посвящен первой задаче: установлению того, какой набор и какая последовательность операций обеспечива-

¹¹ Herbert Butterfield, Georg HI and the Historians, London: Collins, 1957. О раз­нообразии точек зрения на историю историографии см. Carl Becker, «What is Historiography?», The Amercian Historical Review, AA (1938), 20—28; reprinted in: Phil. L. Snyder (ed.), Detachment and the Writing of History, Essays and Letters of Carl L. Becker, Cornell University Press, 1958.

ИСТОРИЯ

ют ее выполнение. Принято считать, что к ней лучше всего подсту­паться, не преследуя никаких собственных целей: во всяком случае, вовсе не они были моим главным резоном при различении между функциональными специализациями «история» и «коммуникации». Мой главный резон заключается в том, что эти специализации под­разумевают разные задачи, решаемые разными способами, и пока их различие не будет признано и удержано, нельзя будет прийти к точ­ному пониманию каждой из этих задач.

Опять-таки, для теоретиков исторического знания привычно сталкиваться с проблемами исторического релятивизма, отмечать влияние, которое оказывают на исторические труды взгляды исто­рика на исторические возможности, его ценностные суждения, его Weltanschauung [мировоззрение], Fragestellung [способ постановки во­просов] или Standpunkt [исходная позиция]. Я опустил рассмотрение этого момента не потому, что не считаю его крайне важным, а по­тому, что он уже находится под контролем, и не только технических приемов критической истории, но и технических приемов нашей четвертой специализации — диалектики.

Стало быть, цель этого раздела строго ограничена. Она предпо­лагает, что историку известно, как нужно вести разыскание и как нужно интерпретировать смысл документов. Она оставляет другим специализациям некоторые аспекты проблемы релятивизма, а так­же важную задачу — выявить степень влияния исторического знания на современную политику и практику. В нашу цель входило лишь сформулировать набор процедур, которые caeteris paribus [при про­чих равных условиях] доставляют историческое знание; объяснить, каким образом это знание возникает, в чем оно состоит, и каковы его внутренние ограничения.

Хотя я был вынужден признать, что технические ресурсы кри­тической истории не позволяют решить задачу полного устранения исторического релятивизма, я тем решительнее утверждаю, что они позволяют осуществить и действительно осуществляют его частич­ное устранение. Я настаивал и настаиваю на том, что критическая история — это не вопрос доверия к надежным свидетельствам, а вопрос открытия того, что до сих пор присутствовало в опыте, но не было надлежащим образом познано. В этом процессе открытия мы выявили не только его евристический, избирательный, крити-

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

ческий, конструктивный аспекты и аспект суждения, но и аспект экстатический, отменяющий ранее принятые перспективы и мне­ния, чтобы заменить их новыми, возникающими из кумулятивного взаимодействия данных, вопрошания, инсайта, догадок, образов и очевидных свидетельств. Именно так сама критическая история продвигается к объективному познанию прошлого, хотя ей могут препятствовать такие факторы, как ошибочный взгляд на истори­ческие возможности, ошибочные или неточные ценностные сужде­ния, неадекватность мировоззрения, исходной позиции или поста­новки вопроса.

Коротко говоря, в этой главе я попытался высветить набор про­цедур, которые разными путями приводят историков к утвержде­нию возможности объективного исторического знания. Карл Бек-кер, например, признавал себя релятивистом в том смысле, что Weltanschauung влияет на работу историка, но в то же время утверж­дал, что значительная и все возрастающая часть знания объективно достижима¹². Эрих Ротакер проводил корреляцию между Wahrheit [истиной] и Weltanschauung, так как они оказывают влияние на исто­рическую мысль; но в то же время он утверждал существование пра­вильности {Richtigkeit) применительно к критическим процедурам и собственным выводам историка¹³. Карл Хойси тоже считал, что философские взгляды не затрагивают критических процедур, хотя вполне могут оказывать влияние на способ написания истории¹⁴. Он также утверждал, что, хотя относительно простая форма, в которую историк организует свои материалы, заключается не в бесконечно сложном ходе событий, а только в сознании историка, тем не менее, разные историки, отправляясь от одной и той же исходной позиции, приходят к одинаковой организации своей работы¹⁵. Сходным обра­зом Рудольф Бультман полагал, что критический метод, основанный на определенной Fragestellung, приводит к однозначным результа-

¹² Цит. по: Carl Becker, «Review of Maurice Mendelbaum's The Problem of His­
torical Knowledge», Philosophic Review, 49 (1940), 363, by C.W. Smith, Carl Becker: On
History and the Climate of Opinion, Cornell University Press, 1956, S. 97.

¹³ Erich Rothacker, Logik und Systematik der Geisteswissenschaften (Handbuch der
Philosophie), Munchen-Berlin, 1927, Bonn, 1947, S. 144.

¹⁴ Karl Heussi, DieKrisisdes Historismus, Tubingen: Mohr, 1932, S. 63.
'5 Ibid., p. 56.

ИСТОРИЯ

там¹⁶. Эти авторы по-разному говорят об одной и той же реальности. Полагаю, они имеют в виду, что существуют процедуры, которые, caeteris paribus, приводят к историческому знанию. Наша цель и за­бота в этой главе заключалась в том, чтобы указать на природу этих процедур.

^l6 Rudolf Bultmann, "Das Problem der Hermeneutik", Zeitschrift fur Theologie und Kircje, 47 (1950), 64; см. также Glauben und Verstehen, II, Tubingen: Mohr, 1961, S. 229.

ИСТОРИЯ И ИСТОРИКИ

Обычно историки довольствуются тем, что пишут историю, не за­даваясь вопросом о природе исторического знания¹. И это неудиви­тельно. В самом деле, историческое знание достигается благодаря адаптации повседневных процедур человеческого понимания; и хотя сама адаптация требует научения, лежащие в ее основе процедуры слишком глубоки, спонтанны, неуловимы, чтобы их можно было объективировать и описать без длительного и в высшей степени спе­циального усилия². Даже такой великий новатор, каким был Лео­польд фон Ранке, считал, что его способ работы сложился совершен­но самостоятельно, в силу своего рода необходимости, а вовсе не в попытке подражать практике предшественника фон Ранке и перво­проходца Бартольда Нибура³.

Однако время от времени историки вынуждены делать нечто большее, чем просто писать историю. Они ее преподают. Они чув­ствуют себя обязанными защищать свои позиции от угрозы заблуж­дения. Они оказываются перед необходимостью дать частичный или полный отчет в том, чтб они делают, когда пишут историю. Тогда они волей-неволей обращаются к более или менее адекватной или

¹ The Varieties of History: From Voltaire to the Present. Ed., selection, introduction:
Fritz Stern, New York: Meridian Books, 1956, p. 14.

² О понимании и суждении с позиций здравого смысла см. Insight, pp. 173—
181, 280-299.

³ G.P. Gooch, History and Historians in the Nineteenth Century, London: Longmans,
1952², p. 75.

2i8

ИСТОРИЯ И ИСТОРИКИ

неадекватной теории познания и легко вовлекаются в то или иное философское течение, с которым не в силах совладать.

Эта диалектика может быть в высшей степени поучительной — если, разумеется, не ограничиваться чисто логической проверкой яс­ности терминов, связности утверждений и строгости выводов. Ибо историк предлагает не связную теорию познания, а осознание при­роды своего материала и умение описывать его живо и конкретно, на что способен только практик.

1. ТРИ РУКОВОДСТВА

Руководства по историческому методу вышли из моды, но в по­следние годы XIX в. они были популярны и влиятельны. Я возьму три из них, представляющие разные тенденции, и сравню их между собой в одном, но, думаю, важном пункте, а именно, в пункте отношения между историческими фактами и их интеллигибельной взаимозави­симостью, Zusammenhang.

В течение двадцати пяти лет Иоганн Густав Дройзен (1808-1884) непрестанно перерабатывал свои лекции «Энциклопедия и методо­логия истории». Он также написал «Очерк историки» («Grundrifi der Historik»), вышедший в свет в виде Manuscriptdruck [оттиска руко­писи] в 1858 и 1862, а в виде полноценного издания — в 1868, 1875 и 1882 гг. Интерес к наследию Дройзена сохраняется: так, издание, объединяющее лекции в версии 1882 г. и «Grundrifi» со всеми его ва­риантами, было в четвертый раз отпечатано в 1960 г⁴.

Дройзен разделяет работу историка на четыре части. Эвристика обнаруживает релевантный археологический материал, памятники, свидетельства. Критика оценивает их достоверность. Интерпретация высвечивает исторические реальности в полноте условий и процесса их возникновения. Наконец, презентация превращает повествование о прошлом в реальную силу, которая в настоящем воздействует на будущее⁵.

Так вот, это разделение у Дройзена отличается от разделения у его

⁴ J.G. Droysen, Historik. Vorlesungen iiber die Enzyklopadie und Methodologie der
Geschichte, hrsg. von Rudolf Hiibner, Munchen, I960⁴.

⁵ Очеркпозиции Дройзена см. вработе: Р. Hiinermann, DerDurchbruchgeschicht-
lichen Denkensim 19. Jahrhundert, Freiburg-Basel-Wien: Herder, 1967, SS. 111-128.

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

предшественников и современников в одном важном отношении: он ограничивает критику удостоверением надежности источников, они же распространяют ее на установление реальности исторических фактов. Дройзен воспринимал их позицию как проявление чистой инерции. Моделью исторической критики для них служила крити­ка текста, принятая у филологов. Но критика текста — одно дело, а историческая критика — другое. Критика текста удостоверяет объ­ективные факты, а именно, исходное состояние текста. Но историче­ские факты образуют не текст, а смысл текста: это сражения, советы, восстания. Они представляют собой сложные единства, результаты многообразных действий и взаимодействий индивидов. Они протя­женны в пространстве и во времени; их нельзя изолировать и рас­смотреть в некоем едином акте восприятия, но следует удерживать вместе, собирая многообразные отдельные события в целостное ин-терпретативное единство⁶.

Итак, с точки зрения Дройзена, историк вовсе не устанавлива­ет предварительно факты, чтобы затем найти им истолкование. На­против, факты и взаимосвязи образуют единый массив, бесшовную ткань. В совокупности они конституируют историческую реальность в полноте условий и процесса ее возникновения. Они открываются в ходе интерпретации, ведущейся под лозунгом: forschend verstehen — через разыскание приходить к пониманию. Разыскание ведется по четырем направлениям: во-первых, в направлении хода событий (например, военной кампании); во-вторых, в направлении условий, образующих контекст событий; в-третьих, в направлении характера участников событий; в-четвертых, в направлении идей и целей, ко­торые при этом осуществлялись⁷. Таким образом, историческая ин­терпретация движется к исторической реальности, схватывая ряд со­бытий сначала в их внутренних взаимосвязях, затем в их зависимости от ситуации, потом в свете характера, или психологии действующих лиц, и, наконец, как осуществление целей и идей. Только через это четверичное схватывание смысла и значения события оказываются раскрытыми в их собственной реальности.

Позиция Дройзена не стала главенствующей. В монументальном

⁶ Ibid., SS. 112 ff.

⁷ Ibid., SS. 118 ff.

22O

ИСТОРИЯ И ИСТОРИКИ

«Lehrbuch der historischen Methode und der Geschichtsphilosophie» [«Учеб­нике исторического метода и философии истории»] Эрнста Бернхай-ма можно различить сходное четверичное членение исторического труда; но здесь критика подразделяется на внешнюю и внутреннюю⁸. Внешняя критика определяет, являются ли единичные источники на­дежным историческим свидетельством⁹. Внутренняя критика долж­на удостоверить фактичность событий, засвидетельствованных не­сколькими источниками, взятыми вместе¹⁰. В результате могло бы сложиться впечатление, что сначала устанавливаются исторические факты, и лишь затем начинается работа по интерпретации, которую Бернхайм называет Auffassung [постижением] и определяет как обна­ружение взаимозависимостей {Zusammenhang) между событиями¹¹.

Тем не менее, остается фактом, что, хотя Бернхайм возлагал зада­чу установления событий на внутреннюю критику, он не считал это установление независимым от способа, каким историк схватывает взаимосвязи. Напротив, он прямо учил о том, что установление со­бытий и схватывание их взаимосвязей зависимы и неотделимы друг от друга. Более того, он добавлял, что без объективного схватывания взаимосвязей нельзя должным образом выверить источники, реле­вантные для тех или иных разысканий¹².

Еще дальше от позиций Дройзена стоит «.Introduction aux etudes historiques» [«Введение в исторические исследования»], написанное Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобосом и опубликованное в Париже в 1898 г¹³. Это руководство разделяется на три части. Книга первая посвящена предварительным штудиям, книга вторая — аналитическим операци­ям, книга третья — операциям синтетическим. Аналитические опе­рации разделяются на внешнюю и внутреннюю критику. На основе

⁸ Е. Bernheim, Lehrbuch der historischen Methode, Miinchen, 1905, S. 294.

⁹ Ibid., S. 300.

¹⁰ Ibid., S. 429.

¹¹ Ibid., S. 522.
^и Ibid., S.701.

¹³ Я привожу ссылки по английскому переводу, выполненному G.C. Berry (New York: Henry Holt, 1925). [Русский перевод: 111.-В. Ланглуа, Ш. Сеньобос, Введение в изучение истории, пер. А. Серебряковой; Государственная публичная историческая библиотека России. 2-е изд. / под ред. и со вступительной статьей К). И. Семенова. М., 2004. — Прим. пер.].

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

внешней критики подготавливаются критические издания текстов, устанавливаются их авторы, классифицируются исторические ис­точники. Внутренняя критика осуществляется по аналогии с общей психологией и восстанавливает последовательность ментальных со­стояний автора документа. Она определяет: 1) чтб он имел в виду; 2) верил ли тому, о чем говорит; 3) оправдано ли его верование.

Благодаря этому последнему шагу документ, как считалось, по­лучает статус, близкий статусу данных в «объективных» науках. Поэтому он становится эквивалентом наблюдения и должен ис­пользоваться тем же способом, каким используются наблюдения у естествоиспытателей¹⁴. Но в естественных науках факты считаются надежными, только если они не просто получены в единичном на­блюдении, но подтверждены несколькими независимыми наблюда­телями. История, с ее несовершенными источниками информации, не только не освобождается от этого принципиального требования, но должна тем строже ему подчиняться. Отсюда следует, что истори­ческие факты, чтобы быть удостоверенными, нуждаются в независи­мых и взаимно поддерживающих свидетельствах¹⁵.

Внутренние следствия этого анализа не были упущены из вида. В самом деле, в нем факты были изъяты из их исходного контекста, изолированы их друг от друга и, можно сказать, разобраны на мель­чайшие составные части'⁶. Соответственно, аналитические опера­ции в книге второй нужно было дополнить синтетическими опера­циями в книге третьей. Они были описаны под такими рубриками, как классификация, вопрос и ответ, аналогия, группировка, вывод, выработка общей формулы. Но каждый из этих пунктов рисковал подвергнуться множественным искажениям, против которых непре­станно высказывались предостережения. Ловушек и вправду было так много, что позднее сам Ш. Ланглуа уже не писал историю, а до­вольствовался воспроизведением избранных документов¹⁷.

Итак, у Ланглуа и Сеньобоса появляется ясно проведенное раз­личение и разделение между установлением исторических фактов и

ИСТОРИЯ И ИСТОРИКИ

установлением их взаимосвязей. Можно было бы подумать, что это различение и разделение опирается на понятия естествознания, по­пулярные в позитивистских и эмпиристских кругах в XIX в¹⁸. Но в тех же самых кругах находились и те, кто задавал дальнейшие вопросы. Зачем что-то добавлять к фактам? Разве любое добавление, не оче­видное для всех и каждого, не является субъективным? Почему не предоставить фактам говорить самим за себя?

2. ДАННЫЕ И ФАКТЫ

В этом пункте будет правильным ввести пояснение: данные есть нечто одно, а факты — другое.

Существуют данные чувств и данные сознания. Общим для тех и других является то, что они даны или могут быть даны. Их можно принимать или не принимать во внимание, исследовать или не ис­следовать, понимать, постигать, привлекать в качестве очевидного свидетельства в суждении или нет. Если нет, то они просто даны. Но в той мере, в какой они исследуются, они уже не просто даны, но так­же вступают в сочетание с другими компонентами познавательной деятельности человека.

Исторические факты, напротив, — это познанные события. Со­бытия, которые познаны, принадлежат историческому прошлому. Познание событий для историка есть его настоящее. Более того, это познание есть человеческое познание: не какая-то изолированная деятельность, но деятельность составная, которая разворачивается на трех различных уровнях. Так, исторический факт будет обладать конкретностью объекта внешнего или внутреннего опыта; опреде­ленностью объекта понимания и постижения; неподатливостью того, что схватывается как нечто виртуально безусловное (или близ­кое к таковому), а значит, как нечто (вероятно) независимое от по­знающего субъекта¹⁹.

¹⁴ Langlois and Seignobos, Introduction, p. 67.

¹⁵ Ibid., p. 195 f.

¹⁶ Ibid., pp. 211, 214.

¹⁷ H.I. Marrou, The Meaning of History, Baltimore-Dublin: Helicon, 1966, p. 17.

¹⁸ Об этом движении см. Bemheim, Lehrbuch, SS. 648-667; Stern, Varieties,
PP. 16, 20, 120-137, 209-223, 314-328; P. Gardiner, Theories of History, New York:
Free Press, 1959, excerpts from Buckle, Mill, Compte; B. Mazlish, The Riddle of His­
tory, New York: Harper & Row, 1966, глава о Конте.

¹⁹ О данных см. Insight, pp. 73 f.; о факте см. ibid., pp. 331, 347, 366, 411 ff.

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

По мере того, как исследование движется вперед, инсайты нака­пливаются, а недосмотры уменьшаются. Этот длящийся процесс не затрагивает данные постольку, поскольку они даны или могут быть даны, но в очень существенной степени затрагивает их постольку, по­скольку их разыскивают, сосредоточивают на них внимание, объеди­няют их тем или иным способом во все более обширные и сложные структуры. С другой стороны, только когда структуры приобретают оформленность, а процесс вопрошания начинает иссякать, — только тогда мало-помалу проступают факты. Ибо факты проступают не до того, как будут поняты данные, а лишь после того, как они будут по­няты удовлетворительно и строго.

В критической истории существует и другое затруднение, ибо в ней совершаются два разных, хотя и взаимозависимых, процесса движения от данных к фактам. В первом случае данные представ­ляют собой чувственно воспринимаемые памятники, материалы раскопок, повествования; опираясь на них, историк пытается про­слеживать генезис и оценивать достоверность доставляемой ими информации. Факты, к которым ведет этот первый процесс, — это ряд утверждений, полученных из источников и помеченных знаком большей или меньшей надежности. В той степени, в какой они на­дежны, они доставляют информацию о прошлом. Но информация ₅ которую они доставляют, — это, как правило, не историческое зна­ние, а исторический опыт. Он касается фрагментов, отрывков и от­резков, которые привлекают внимание мемуаристов, мастеров эпи­столярного жанра, авторов хроник, репортеров и комментаторов. Это не всестороннее видение происходящего в определенное время и в определенном месте: ведь современники, вообще говоря, не рас­полагают средствами, необходимыми для формирования такого все­стороннего видения. Отсюда следует, что факты, установленные в процессе критики, суть не исторические факты, а всего лишь данные для разыскания исторических фактов. За процессом критики должен последовать [второй] процесс — интерпретация, при которой исто­рик соединяет вместе собранные им фрагменты информации и кри­тически оценивает их. Только когда этот процесс интерпретации и реконструкции завершен, проступает то, что можно уже с полным правом назвать историческими фактами.

ИСТОРИЯ И ИСТОРИКИ 3. ТРИ ИСТОРИКА

В знаменитом докладе, дважды прочитанном перед ученым сооб­ществом в 1926 г., но опубликованном лишь посмертно, Карл Беккер вспоминает, как один из выдающихся и почтенных историков сказал ему: дело историка — «представить все факты и позволить им гово­рить самим за себя». По словам Беккера, за двадцать лет он научился тому, «что такой подход абсурден: во-первых, потому, что невозмож­но представить все факты; а во-вторых, потому, что, даже если бы вы смогли представить все факты, эти убожества не сказали бы ничего, вообще ничего»²⁰.

Беккер не довольствовался атакой на то, чтб он считал иллю­зией — одной из самых дорогих историкам XIX в.²¹. Шестнадцатью годами раньше, в статье, опубликованной в октябрьском номере «Atlantic Monthly» за 1910 г., он весьма убедительно описал, что имен­но должно было бы произойти, чтобы картотека, содержащая резуль­таты исторической критики, могла привести историка к постижению исторического хода событий:

Когда он обращается к своим карточкам, одни аспекты отображенной в них реальности интересуют его более, другие — менее; одни сохраняются, другие забыты; некоторые аспекты способны положить начало новому на­правлению мысли; одни выглядят причинно взаимосвязанными, другие — связанными логически, третьи вообще не обнаруживают никакой заметной взаимосвязи. Причина этого проста: некоторые факты затрагивают созна­ние как интересные или важные, обладают некоторого рода осмысленно­стью, ведут к некоей желанной цели, потому что ассоциируются с идеями, которые уже присутствовали в сознании: они некоторым образом стыкуются с упорядоченным опытом историка. Этот оригинальный синтез — который не следует смешивать с подготовкой книги к публикации, это совсем другой вопрос, — осознается лишь отчасти. Он осуществляется почти автоматиче­ски. Сознание будет проводить отбор и различение с самого начала. Здесь важна вся «апперципирующая масса», которая улавливает то или иное но­вое впечатление и встраивает его в собственное растущее содержание. Это

^го Carl Becker, Detachment and the Writings of History, Essays and Lectures edited by Phil Snyder, Ithaca N.Y.: Cornell, 1958, p. 54.

²¹ Ibid., p. 53.

МЕТОД В ТЕОЛОГИИ

правда, что, когда она включает в себя новые факты, старые идеи и понятия модифицируются, дифференцируются и даже разрушаются; но модифици­рованные идеи становятся новыми центрами притяжения. И таким образом этот процесс длится, возможно, годами. Окончательный синтез, безуслов­но, выстраивается из отдельных фактов — причинно обусловленных и вы­являющих каждое отдельное изменение; но отдельный факт, отобранный в силу его важности, в любом случае был отобран в силу его важности для не­которой идеи, уже завладевшей данным полем²².

Я привел эту довольно длинную цитату потому, что в ней историк высвечивает род деятельности, следующий за исторической кри­тикой и предшествующий написанию исторической работы. Нель­зя сказать, что Беккер был успешным теоретиком познания: из его текстов не извлечь точной и связной теории генезиса исторического знания²³. Тем не менее, он не был человеком, послушно следующим расхожим клише; и он был достаточно наблюдателен и внятен, чтобы удачно описать то, что я назвал бы постепенным накоплением ин-сайтов. Каждый из них дополняет, уточняет или корректирует пред­шествующие инсайты, пока — быть может, годами позже — поток дальнейших вопросов не иссякнет, и собранная историком инфор­мация о прошлом историческом опыте не претворится в историче­ское знание.

Вопросы, волновавшие Карла Беккера в Соединенных Штатах, волновали и Р.Д. Коллингвуда в Англии. Оба подчеркивали кон­структивный характер работы историка. Оба выступали против того, что я назвал принципом пустой головы. Но позиция, против которой выступал Беккер, сводится к тому взгляду, что историк должен про­сто представить все факты и затем предоставить им самим говорить за себя. Коллингвуд атакует ту же позицию под именем «истории ножниц и клея»²⁴. Это наивный взгляд на историю в терминах памя­ти, свидетельских показаний, достоверности²⁵. Он предполагает, что

²² Ibid., pp. 24 f.

²³ Это момент отмечает В.Т. Wilkins, Carl Becker, Cambridge: M.I.T. and Har­
vard, 1961, pp. 189-209.

²⁴ R.G. Collingwood, The Idea of History, Oxford, Clarendon, 1946, pp. 257-263,
269 f., 274-282.

²⁵ Ibid., p. 234.

ИСТОРИЯ И ИСТОРИКИ

историк извлекает из источников утверждения, решает, следует ли считать их истинными или ложными, и вклеивает истинные утверж­дения в черновую тетрадь, чтобы затем переработать их в повество­вание, а ложные утверждения отправляет в мусорную корзину²⁶. Это единственный тип истории, ведомый античному миру и Средним векам²⁷. Он идет на убыль, начиная с Вико. Не рискуя говорить о его полном исчезновении, Коллингвуд, однако, утверждает, что лю­бая история, которая пишется сегодня в соответствии с подобными принципами, устарела по меньшей мере на столетие²⁸.