Встретиться вновь 8 страница

Но его слова никого не успокоили. Норма проверила уровень зарядки дефибриллятора, поменяла мешок, куда поступала кровь из гематомы, ещё раз продезинфицировала периметр надреза и тоже вернулась на своё место, сбоку от стола.

— Доступ гораздо сложнее, чем я думал, — сказал фернстайн. — Эта извилина ни на что не похожа.

— Думаете, аневризма? — спросил анестезиолог, не отрываясь от экрана нейронавигатора.

— Ничего похожего. Скорее напоминает маленькую железу, я её обойду и осмотрю, я вовсе не уверен, что её надо удалять.

Когда зонд приблизился к участку, о котором говорил Фернстайн, Норму отвлёк электроэнцфало‑граф, измерявший электрическую активность мозга Артура. Одна из волн стала как‑то странно колебаться, внезапно взлетела вверх с небывалой амплитудой. Подражая анестезиологу, медсестра похлопала по монитору. Волна опала, потом вернулась на нормальную высоту.

— У вас что‑то не так? — спросил профессор.

При первой аномалии принтер прибора должен был сделать отметку, но он молчал. Странная кривая ушла в правую часть экрана. Норма пожала плечами и подумала, что в этой операционной устали все: и люди, и приборы. Она тоже не исключение.

— Думаю, можно будет сделать надрез, не уверен, что эту штуковину надо удалять, — сказал профессор. — Но, по крайней мере, можно будет сделать биопсию.

— Не хотите передохнуть? — предложил анестезиолог.

— Предпочитаю как можно быстрее закончить, нельзя было браться за такую операцию с такой маленькой бригадой.

Гренелли, наоборот, любил работать именно в маленьких бригадах. К тому же в этой операционной собрались лучшие врачи города. Он решил сохранить это мнение при себе и стал думать о приятном — о предстоящем ему в уик‑энд выходе на просторы залива Сан‑Франциско. Недавно он купил для своей яхты новый большой парус.

* * *

Меркьюри гранд маркиз» въехал на стоянку госпиталя. Пильгез потянулся, чтобы открыть дверцу для Лорэн. Она вышла из машины и задержалась, будто разглядывая её.

— Быстрее сматывайтесь отсюда! — распорядился инспектор. — У вас есть дела поважнее, чем глазеть на мой автомобиль. Я буду в кафе напротив. Надеюсь, вы явитесь туда, прежде чем моя колымага превратится в тыкву.

— Я смотрела на вас и искала слова благодарности!

Лорэн проскользнула в шлюз «неотложки», бегом пересекла зал и влетела в лифт. Чем выше поднималась кабина, тем сильнее у неё колотилось сердце. Споро надела халат, без чьей‑либо помощи завязала тесёмки и натянула перчатки.

Задыхаясь, она толкнула локтем рычаг, открывавший вход в операционную, дверца отъехала. Никто, казалось, не обратил на неё внимания. Немного подождав, Лорэн кашлянула.

— Я вам не помешаю?

— Нет, вы нам не нужны, если не сказать сильнее, — проворчал в ответ Фернстайн. — Могу я узнать, что вас так задержало?

— Засовы в камере полицейского участка!

— В конце концов, вас освободили?

— Нет, перед вами мой дух! — сухо отрезала она.

Только теперь Фернстайн поднял голову.

— Избавьте меня от ваших дерзостей!

Лорэн подошла к операционному столу, пробежала взглядом по батарее мониторов и спросила Гранелли о состоянии оперируемого. Ответ анестезиолога был успокоительным. Возникла одна трудность, но она устранена, теперь все как будто пришло и норму.

— Мы уже закругляемся, — добавил Фернстайн. — Я отказался от биопсии, слишком велик риск. Придётся молодому человеку и дальше жить с этой аномалией, а науке мириться с не известностью.

И тут раздался резкий гудок. Норма схватила дефибриллятор. Анестезиолог уставился на экран, сердечный ритм опасно переменился. Лорэн отняла у Нормы рукоятки, потёрла друг о друга и приложила к груди Артура.

— Триста! — крикнула она, посылая ток.

Тело выгнулось от разряда и тяжело рухнуло на операционный стол. Кривая на экране не изменилась.

— Мы его теряем! — воскликнула Норма.

— Зарядите на триста пятьдесят! — приказала Лорэн, снова нажимая на рукоятки.

Грудная клетка Артура рванулась к потолку. В этот раз зелёная линия совершила нырок, после чего снова стал:] уныло прямой.

— Заряжаем на четыреста, влейте ему пять миллиграммов адреналина и сто двадцать пять солумедрола! — крикнула Лорэн.

Анестезиолог немедленно повиновался. В одно мгновение на глазах у профессора, от которого ничего не ускользало, молодая женщина из «неотложки» взяла командование в операционной на себя.

Как только дефибриллятор набрал требуемый заряд, Лорэн опять нажала на рукоятки. Тело Артура вздыбилось в последнем усилии удержать ускользающую жизнь.

— Норма, ещё одну ампулу на пять миллиграммов адреналина и один лидокаин, живо!

Фернстайн следил за не желавшей меняться кривой. Подойдя к Лорэн, он положил руку ей на плечо.

— Боюсь, мы сделали даже больше необходимого.

Но Лорэн вырвала из рук Нормы шприц и без колебаний всадила иглу в сердце оперируемому.

Действовала она с воистину устрашающей точностью, игла прошла между рёбрами и проникла на несколько миллиметров в окружающую сердце оболочку. Раствор немедленно распространился по всем волокнам миокарда.

— Не смей умирать! — яростно шептала Лорэн. — Борись!

Она опять схватила рукоятки дефибриллятора, но на этот раз Фернстайн заставил её убрать руки.

— Хватит, Лорэн, позвольте ему уйти.

Она решительно оттолкнула своего учителя.

— Это называется не «уйти», а «умереть»! — заорала она ему в лицо. — Когда мы осмелимся на зывать вещи своими именами? Умереть, умереть,умереть! — повторяла она, колотя кулаком по не подвижному телу Артура.

Непрерывный звук, издававшийся электрокардиографом, вдруг прервался, вместо него пошло короткое попискивание. Вся бригада замерла, впившись глазами в почти плоскую зелёную кривую. На конце волны началось колебание, появилась округлость, после чего кривая приняла почти нормальный вид.

— А вот это называется не «возвращаться», а «жить»! — провозгласила Лорэн, вырывая у Фернстайна рукоятки.

Профессор немедленно покинул операционную, заявив, что швы Лорэн наложит и сама. Он оставляет её наедине с пациентом и возвращается в постель, которую ему вообще не следовало покидать. Повисла тишина, которую нарушало только пиканье электрокардиографа, повторяющего ритм сердца Артура.

Доктор Гранелли вернулся за свой пульт и уточнил состав крови.

— Наименьшее, что можно сказать: наш моло дой человек возвращается из большого далека.

Лично я всегда убеждался, что небольшая доза упрямства способна творить чудеса. В вашем распоряжении десять минут, уважаемая соратница,чтобы наложить швы, после чего я возвращаю его миру.

Норма уже готовила аграфы, когда Лорэн услышала у своих ног стоны.

Она наклонилась: судорожно дёргающаяся человеческая рука явилась ей. Присела и обнаружила забившегося под операционный стол Пола, белого как простыня.

— Что вы там делаете? — спросила она в изумлении.

— Вы вернулись?.. — только и успел пролепетать Пол и лишился чувств.

Лорэн с силой надавила ему на болевые точки возле ушей, чтобы вывести его из обморока. Пол открыл глаза.

— Я бы хотел уйти, — простонал он, — но у меня совершенно ватные ноги, мне нехорошо.

Лорэн сдержала смех и попросила реаниматолога приготовить для бедняги кислородный зонд.

— Кажется, это эфир… — проговорил Пол дрожа щим голосом. — Ведь здесь пахнет эфиром?

Гранелли приподнял брови и довёл поступление кислорода до максимума. Лорэн положила маску на лицо Пола, которое стало розоветь на глазах.

— Как приятно, — раздалось из‑под маски, — до чего хорошо! Прямо как в горах!

— Замолчите, лучше дышите.

— Какие ужасные звуки я слышал! А потом этот мешок там, наверху, наполнился кровью, и…

Пол опять лишился чувств.

— Не хотел бы прерывать ваше воркование, моя дорогая, но не пора ли наложить швы пациенту на операционном столе, чуть повыше?

Норма заменила Лорэн. Когда Полу стало лучше, она завязала ему глаза, помогла подняться и повела к выходу из операционной. Пол брёл, сильно пошатываясь.

В соседнем помещении медсестра уложила его на койку, решив, что кислород ему по‑прежнему необходим. Накладывая ему на лицо маску, она не справилась с любопытством и спросила о его специальности. Но Полу достаточно было увидеть пятна на халате Нормы, чтобы его глаза опять закатились. Она привела его в чувство, похлопав по щекам, и затем оставила, вернувшись в операционную.

На часах было шесть утра, когда Лоренцо Гранелли приступил к непростой фазе вывода пациента из состояния сна. Через двадцать минут Норма уже везла Артура, завёрнутого в простыню, в отделение реанимации.

Лорэн вышла из операционной вместе с реаниматологом. Оба сняли в соседнем помещении перчатки и молча вымыли руки. Прежде чем уйти, Гранелли повернулся к Лорэн и, внимательно глядя на неё, признался, что готов оперировать с пей в любое время, потому что ему понравилась её манера работать.

Молодая женщина присела на край раковины, чувствуя страшную усталость. Оставшись одна, она закрыла лицо ладонями и отдалась рыданиям.

* * *

В реанимационной палате было по‑утреннему тихо. Норма поправила носовой зонд и проверила поступление кислорода. Баллон на маске раздувался и сдувался в такт с ровным дыханием Артура. Она затянула бинты, убедившись, что зонд нигде не пережат. Перфузионный мешок возвращал в вену кровь. Она заполнила листок послеоперационного состояния и передала пациента санитару на постоянном дежурстве. В конце длинного коридора она увидела тяжело шагающего Фернстайна. Профессор толкнул двери, ведущие в операционный блок.

Лорэн подняла голову, потёрла глаза. Рядом с ней присел Фернстайн.

— Трудная ночка, правда?

Лорэн смотрела на стерильные бахилы, которые ещё не успела снять, возила ими по полу и ничего не отвечала. Она пошла на неразумный риск, но исход операции доказал её правоту, продолжал профессор. По его словам, ей было чему радоваться. Этой ночью принесла плоды вся премудрость, которой он её обучил. Лорэн недоуменно смотрела на профессора. Тот выпрямился и обнял её за плечи.

— Вы спасли жизнь, которую я уже потерял! Как видите, мне пора на покой. Но сначала я научу вас ещё кое‑чему.

Морщины, собравшиеся вокруг глаз, выдавали его нежность, которую он напрасно пытался скрыть. Он встал.

— Сохраняйте ясность ума, чтобы признавать то, что вам не под силу изменить, смелость, чтобы изменить то, что вам под силу, и мудрость, чтобы видеть разницу между первым и вторым.

— В каком возрасте это удаётся? — спросила Лорэн старика врача.

— Марк Аврелий пришёл к этому в конце жизни, — отозвался тот, отходя от неё с заложенными за спину руками. — У вас ещё остаётся немного времени. — И он исчез за автоматически закрывшимися дверями.

Лорэн ещё посидела в одиночестве. Потом взглянула на часы и вспомнила, что в кафе напротив госпиталя её дожидается полицейский инспектор.

В коридоре реанимационного отделения она задержалась у стеклянной перегородки. На койке у окна с опущенными шторами мужчина, оплетённый проводами и трубками, возвращался к жизни. При каждом вдохе Артура грудь Лорэн наполнялась радостью.

В приёмном покое Бетти заменила молодая медсестра. Лорэн стёрла своё имя с доски дежурных врачей. Рентгенолог, работавший по её просьбе с Артуром, тоже завершал дежурство. Вышли они вместе. Он спросил об операции и состоянии больного. Умолчав о своей стычке с Ферн‑стайном, Лорэн рассказала о событиях ночи и о том, что хирург решил не трогать небольшую сосудистую аномалию.

Рентгенолог не удивился. Он тоже счёл размеры аномалии незначительными, риск операции был бы неоправданным. «К тому же с таким дефектом можно прекрасно жить, ты сама — живое подтверждение этому», — добавил он. Лорэн удивилась, и рентгенолог объяснил ей, что у неё в затылочно‑теменной области тоже небольшая аномалия, которую Фернстайн оставил, оперируя её после автомобильной аварии. Рентгенолог все отлично помнил, словно это было вчера. Никогда ещё он столько раз не делал одному пациенту томографию и ядерно‑магнитный резонанс; больше, чем нужно. Но так распорядился сам заведующий отделением нейрохирургии. Некоторые распоряжения не принято оспаривать.

— Почему мне никогда ничего от этом не рассказывали?

— Понятия не имею, но я бы тебя просил не передавать ему наш разговор. Я обязан соблюдать врачебную тайну!

— Ну, это чересчур! Я ведь сама врач.

— Для меня ты была пациенткой Фернстайна.

Профессор открыл окно своего кабинета. Он видел, как его ученица переходит через улицу. Она пропустила «скорую» и вошла в маленькое кафе напротив Госпиталя. Там, за отгороженным столиком, за которым она часто обедала вдвоём с Фернстай‑ном, её ждал какой‑то мужчина. Фернстайн отвернулся и опустился в кресло. Вошла Норма с историей болезни. Он просмотрел первую страницу, знакомясь с личными данными больного, которого только что оперировал.

— Неужели это он?

— Боюсь, тот самый, — подтвердила Норма с невозмутимым лицом.

— Он в посленаркозной палате?

Норма забрала у профессора историю болезни.

— Параметры жизнедеятельности у него стабильные, неврология в полном порядке. Заведующий отделением реанимации думает, что уже к вечеру его можно будет спустить к вам, у него все места наперечёт.

— Нельзя, чтобы он попал к Лорэн, иначе он нарушит своё обещание.

— Пока что он этого не сделал, почему это должно произойти теперь?

— Потому что раньше ему не приходилось ежедневно с ней сталкиваться. Другое дело, если она будет его лечащим врачом.

— Что вы собираетесь предпринять?

Фернстайн в задумчивости повернулся к окну.

Лорэн вышла из кафе и села в «меркьюри гранд маркиз», стоявший у тротуара. Только полицейский осмелился бы поставить машину напротив отделения «неотложной помощи», да и то лишь если занимался несчастными случаями, происшедшими за ночь.

Норма оторвала профессора от размышлений.

— Заставь её взять отпуск!

— Тебе когда‑нибудь удавалось убедить дерево расколоться надвое, чтобы не мешать полёту птиц?

— Насчёт птиц не знаю, но с деревом, загораживавшим мой гараж, я поступила безжалостно! — ответила Норма, подходя к Фернстайну.

Она положила на стол картонную папку и обняла пожилого профессора.

— Вечно ты за неё беспокоишься, как за родную дочь! В конце концов, что такого, если она узнает правду? Да, её мать соглашалась подвергнуть её эвтаназии.

— А я оказался тем самым врачом, который её к этому склонил! — проворчал профессор, отстраняя Норму.

Медсестра забрала историю болезни и не оборачиваясь вышла из кабинета. Едва она закрыла дверь, фернстайн снял трубку телефона. Он позвонил на коммутатор и попросил соединить его с администратором больницы миссии Сан‑Педро.

* * *

Инспектор Пильгез занял на стоянке место, которое принадлежало ему многие годы.

— Скажите Наталии, что я жду её здесь.

Лорэн вышла из «меркьюри» и исчезла в здании участка. Через несколько минут старший диспетчер уже сидела в машине. Пильгез запустил двигатель, и «гранд маркиз» покатил к центру города.

— Ещё немного, и я бы оказалась из‑за вас двоих в трудном положении, — сказала Наталия.

— Мы успели вовремя!

— Можешь мне объяснить, что такого в этой девушке? Ты выпускаешь её из камеры, не спрашивая моего разрешения, и исчезаешь с ней на полночи…

— Ревнуешь? — спросил польщённый старый ин‑спектор.

— Вот когда я вдруг перестану ревновать, это станет для тебя серьёзным поводом для беспокойства.

— Ты помнишь моё последнее дело?

— Так, словно это происходило вчера! — ответила его пассажирка со вздохом.

Пильгез выехал на скоростное шоссе. От Наталии не ускользнула улыбка в уголках его губ.

— Это была она?

— Вроде того.

— И он?

— Судя по полицейскому рапорту, это один и тот же человек. Я бы сказал, что у этих двоих шутников настоящий талант смываться.

Сияя, Пильгез погладил Наталию по ноге.

— Знаю, ты равнодушна к знамениям, которые нам подаёт жизнь, но, согласись, тут их целый фейерверк! Но она не сделала никаких выводов. Я поражён! Выходит, никто ей не рассказал, что сделал для неё этот человек.

— И что сделал для неё ты сам.

— Я? Ничего я не сделал!

— Всего лишь нашёл её в том доме в Кармеле и привёз в больницу… Нет, конечно, ты прав, это всё равно что ничего! Я уж не говорю, что все документы по этому делу куда‑то задевались.

— Не имею к этому ни малейшего отношения.

— Потому, наверное, я и обнаружила их в глубине своего гардероба, когда наводила там порядок.

Пильгез опустил стекло и обругал пешехода, переходившего дорогу в неположенном месте.

— Ты сам ничего не разболтал малышке? — спросила его Наталия.

— Я едва удержался. Правда жгла мне рот.

— И ты не потушил пожар?

— Инстинкт заставил меня промолчать.

— Может, ты иногда будешь одалживать мне свой инстинкт?

— Зачем он тебе?

«Меркьюри» въехал в гараж дома, где жил инспектор со своей подругой. Над заливом Сан‑Франциско вставало ярко‑жёлтое солнце. Скоро под его лучами рассеется туман, заволакивающий в первые утренние часы мост «Золотые Ворота».

* * *

Лёжа на кушетке в камере полицейского участка, Лорэн задавалась вопросом, как она умудрилась за одну ночь перечеркнуть всю свою стажировку в неврологическом отделении, все семь лет самоотверженного труда.

* * *

Кали ушла с шерстяного коврика. Ей не разрешалось заходить в комнату миссис Клайн, поэтому она отправилась на балкон и просунула морду между решётками, чтобы проводить глазами скользившую над волнами чайку, понюхать свежий утренний воздух и вернуться спать в гостиную.

* * *

Фернстайн положил телефонную трубку на рычаги. Разговор с администратором Сан‑Педро вышел именно таким, как он предполагал. Коллега прикажет Бриссону забрать жалобу и закроет глаза на угон «скорой», а Фернстайн в ответ забудет свою угрозу пожаловаться на непрофессионализм службы «неотложной помощи» Сан‑Педро.

* * *

Пол незаметно забрал свою машину со стоянки миссии Сан‑Педро, заехал во французскую булочную на Саттер‑стрит и теперь ехал в направлении П асифик‑Хейтс.

Он остановился у дома, где жила пожилая дама невероятного обаяния. Вчера вечером она спасла жизнь его лучшему другу. Сейчас мисс Моррисон выгуливала Пабло. Пол вышел из машины, чтобы предложить ей тёплые круассаны и обнадёживающие новости об Артуре.

* * *

Медицинская сестра бесшумно вошла в палату номер 102 отделения реанимации. Артур спал. Она поменяла мешок, в котором собирались экссудаты гематомы, и проверила параметры жизнедеятельности. Результаты были ободряющими. Она записала показания приборов на розовый листочек, который вложила в историю болезни.

* * *

Норма постучалась в дверь кабинета. Фернстайн взял старшую медсестру под руку и вывел в коридор. Впервые он позволил себе проявление личных чувств внутри госпиталя.

— У меня идея, — сказал он. — Давай позавтракаем на берегу океана. А потом немного подремлем на пляже.

— Ты сегодня не работаешь?

— Наработался за ночь, возьму, пожалуй, отгул.

— Тогда мне надо предупредить начальство.

— Я уже сделал это за тебя.

Перед ними разъехались дверцы лифта. Два анестезиолога и хирург‑ортопед, занятые беседой, поздоровались с профессором, который, к удивлению Нормы, так и вошёл в кабину с ней под руку.

* * *

В десять часов утра в камеру, где спала Лорэн, вошёл полицейский. Доктор Бриссон забрал свою жалобу. Больница миссии Сан‑Педро не желала возбуждать против неё дело о похищении «скорой помощи». Машина техпомощи перевезла со штрафной стоянки к полицейскому участку её «триумф». Лорэн оставалось заплатить за транспортировку, и она могла спокойно возвращаться домой.

На тротуаре перед участком её ослепило яркое солнце. Город вокруг жил полной жизнью, однако Лорэн охватило странное чувство одиночества. Она села в «триумф» и поехала по дороге, с которой свернула ночью.

* * *

— Можно мне его навестить? — спросила мисс Моррисон, провожая Пола на лестничную площадку.

— Я позвоню вам, как только сам его повидаю.

— Лучше заходите ко мне, — попросила она, не отпуская руку Пола. — Я приготовлю для него коробку песочного печенья, и вы сможете отвезти ему завтра гостинец.

Роза вернулась к себе, взяла дубликат ключей от квартиры Артура и пошла поливать его цветы. Ей сильно не хватало соседа. К большому её удивлению, Пабло решил составить ей компанию.

* * *

Норма и профессор Фернстайн растянулись на белом песочке Бейкер‑Бич. Он держал её за руку и любовался чайкой, носившейся высоко в небе. Птица, расправив крылья, взмывала и падала в воздушных потоках.

— Что тебя так беспокоит? — спросила Норма.

— Ничего, — ответил Фернстайн.

— Когда ты уйдёшь из госпиталя, у тебя будет уйма разных дел: путешествия, выступления на конференциях, в конце концов, твой сад. Разве не этим занимаются все пенсионеры?

— Ты смеёшься надо мной?

Фернстайн повернулся к Норме и уставился на неё.

— Считаешь мои морщины? — спросила она.

— Знаешь, не для того я сорок лет занимался нейрохирургией, чтобы в конце жизни подстригать бугенвиллии и туи. А вот твоя мысль о путешествиях и о конференциях мне нравится, при условии, что со мной будешь ты.

— Ты настолько боишься ухода на пенсию, что предлагаешь мне подобные вещи?

— Вовсе нет, я сам решил поторопиться с отставкой, мне хочется восполнить потерянное время, и чтобы тебе тоже что‑нибудь перепало.

Норма села и устремила на возлюбленного нежный взгляд.

— Уоллис Фернстайн, почему вы упорно отказы‑ваетесь от лечения? Почему бы по крайней мере не попытаться?

— Прошу тебя, Норма, не станем снова затекать этот разговор, давай будем путешествовать, забудем про конференции. Когда рак меня одолеет, ты похоронишь меня там, где я просил. Хочу умереть в отпуске, а не на сцене, где всю жизнь играл главную роль, и уж тем более не посторонним зрителем.

Норма наградила пожилого профессора поцелу‑ем в губы. На этом пляже они были как два старых величавых любовника.

* * *

Лорэн вошла в свою квартиру и закрыла за собой дверь. Кали не было дома, некому было устроить ей радостную встречу. На автоответчике мигал индикатор, она включила воспроизведение, но не дослушала сообщение матери. Отойдя в альков с видом на залив, она набрала номер на мобильном телефоне. Чайка, прилетевшая с Бейкер‑Бич, уселась на телеграфный столб перед её окном и наклонила голову, как будто старалась получше её разглядеть. Немного посидев, птица взмахнула крыльями и полетела в сторону моря. Лорэн звонила Фернстайну, но отозвался автоответчик. Тогда она набрала номер Мемориального госпиталя и, не представившись, попросила соединить с дежурным врачом. Её интересовало состояние больного, прооперированного ночью. Дежурный невропатолог как раз был на обходе, поэтому она оставила свой номер с просьбой перезвонить.

* * *

Пол просидел уже больше часа на стуле у стены в зале ожидания. Навещать больных разрешалось только после часа дня.

Женщина с забинтованной головой сжимала в руках, словно некое бесценное сокровище, пачку рентгеновских снимков.

На ковре играл шумный ребёнок: он возил взад‑вперёд игрушечную машинку, превращая оранжевые и фиолетовые полосы в улицы и переулки.

Осанистый старик расхаживал, заложив за спину руки, вдоль стен, разглядывая акварели. Не будь здесь специфического больничного запаха, можно было бы подумать, что это посетитель в музее живописи В коридоре спала на колёсных носилках, под капельницей, укрытая одеялом женщина. Над ней, по разные стороны, прислоняясь спинами к стене, бодрствовали два санитара.

Ребёнок схватил газету и принялся её рвать. Шум, который он производил, раздражал, но мать не обращала на него внимания, ценя, видимо, редкую возможность передохнуть.

Пол не сводил глаз с настенных часов. Наконец в его сторону направилась медсестра. Он уже приподнялся со стула, но её целью оказался автомат с напитками, её улыбка — всего лишь данью вежливости. Видя, что она ищет в карманах халата мелочь, Пол подошёл к ней, бросил в прорезь монетку и вопросительно уставился на медсестру, взявшись за рычаг автомата.

— «Ред Булл»! — сказала удивлённая молодая женщина.

— Вы так устали? — спросил её Пол, набирая сочетание цифр, соответствовавшее её выбору.

Пружина пришла в движение, банка подъехала к стеклу и упала вниз. Пол достал её и протянул медсестре.

— Вот ваше ободряющее снадобье.

— Ненси, — представилась она, поблагодарив.

— Это написано на вашем халате, — хмуро буркнул Пол.

— У вас неприятности?

— Сижу и жду.

— Врача?

— Времени начала посещений. Медсестра посмотрела на свои часы.

— Кого вы пришли навестить?

— Артура…

Назвать фамилию он не успел: Ненси перебила его и потянула за собой в коридор.

— Я знаю, о ком вы говорите, идите за мной!

Я вас проведу: в правилах нет смысла, если время от времени их не нарушать.

Она остановилась перед палатой 307.

— Его полагалось оставить в реанимации до вечера, но дежурный врач счёл его состояние удовле творительным, поэтому он теперь у нас. Мы бросили жребий, и я вытянула короткую соломинку.

Пол непонимающе уставился на неё.

— В чём заключается ваш выигрыш?

— В том, что я за ним ухаживаю! — И медсестра подмигнула.

Шкафчик, соломенный стул и вращающийся столик — вот и вся меблировка палаты. Артур спал с кислородной трубкой в ноздре и с капельницей, подведённой к вене на руке. Его забинтованная голова была повёрнута набок. Пол медленно подошёл, сдерживая переполнявшее его волнение, пододвинул к койке стул.

Пока он глядел в тишине на Артура, тысячи картин теснились в его памяти — всё то, что они вместе пережили.

— На кого я похож? — спросил Артур чуть слышно, не открывая глаз.

Пол кашлянул.

— На магараджу после пьянки.

— Как поживаешь?

— Лучше поговорим о тебе.

— Немного болит голова, чувство усталости, — ответил Артур не очень внятно. — Наверное, я испортил тебе вечер.

— Можно посмотреть на это и под таким углом. Главное, ты здорово меня напугал.

— Что за постный вид, Пол!

— Ты же лежишь с закрытыми глазами!

— Все равно я тебя вижу. Хватит волноваться, врачи сказали, что, как только рассосётся гематома, выздоровление пойдёт стремительно. Кажется, они правы.

Пол подошёл к окну. Оттуда открывался вид на больничный парк. По обсаженной яркими цветами аллее медленно гуляла пара. На мужчине был домашний халат, женщина помогала ему идти. Они присели на скамейку под серебристым тополем. Пол смотрел на них невидящим взглядом.

— У меня ещё слишком много недостатков, что‑бы встретить женщину своей жизни, но, знаешь, мне хочется измениться.

— Что ты хочешь в себе изменить?

— Этот эгоизм, заставляющий меня, например, болтать про себя самого, когда я стою у изголовья твоей больничной койки. Мне хочется быть таким, как ты.

— То есть с тюрбаном на голове и с мигренью, как у кашалота?

— Быть способным на бесстрашную самоотверженность, относиться к чужим недостаткам как к не достойным внимания мелочам.

— Ты имеешь в виду любовь?

— Вроде того. Ты делаешь что‑то невероятное.

— Например, позволяю сбить себя мотоциклетной коляске?

— Продолжаешь беззаветно любить. Ты напоён одним своим чувством к ней, ты уважаешь её свободу, тебе хватает того, что она существует, ты не ищешь с ней встреч, лишь бы оберечь её.

— Цель не в том, чтобы её оберечь, Пол, а в том, чтобы дать ей время воплотиться. Если бы я сказал ей правду, если бы мы прожили эту историю, то я отрезал бы её от её собственной жизни.

— Ты будешь ждать её столько времени?

— Столько, сколько сумею.

Неслышно вошедшая медсестра сделала Полу знак, что время посещения истекло, Артуру пора отдыхать. В кои‑то веки Пол не стал спорить. У двери он оглянулся.

— Никогда больше не делай со мной такого.

— Пол?

— Что?

— Она была в тот вечер здесь, правда?

— Отдыхай, поговорим об этом позже.

Пол побрёл по коридору, горбя плечи. Ненси догнала его у лифта. Вошла вместе с ним в кабину и нажала на кнопку второго этажа. Свесив голову, она смотрела на носки своих туфель.

— А вы, между прочим, ничего!