18 страница

- Ничуть, - ты кладешь передо мной нож и вилку. – Если тебе понравится, мы в любой момент сможем повторить.

- А палочками… - начинаю я нерешительно, покосившись на металлические приборы, - палочками никак не получится?

Ты качаешь головой:

- Нет. К тому же, - ты протягиваешь руку через стол, дотрагиваешься до моего запястья и беззвучно произносишь: - позови.

Ну почему в нормальной обстановке только я сеанс могу открыть! Я так и гляжу на твои губы:

«А?»

«Я бы хотел, чтобы мы освоили правила европейского этикета до переезда. Это хоть немного снизит стресс от начала жизни в абсолютно новых условиях».

«Понял».

Ты убеждаешься, что я правда согласен – и выпускаешь мою руку:

- Приятного аппетита?

- Не сомневайся, - фыркаю я, вооружаясь вилкой, - еще какого приятного.

- Рицка, - заговариваешь ты пять минут спустя, когда я приканчиваю уже второй тост, - почему ты не сказал, что в пятницу к тебе приезжал Кио?

Я вскидываю глаза и от неожиданности перестаю жевать. Взгляд у тебя не сулит ничего хорошего. По крайней мере, Кио. Не знаю, что ответить, и молча перевожу плечами.

- Тебе стоило мне сказать, - продолжаешь ты, внимательно рассматривая собственную тарелку. – Я вернулся домой, как мы условились, и весь вечер не мог понять, отчего ты в таком скверном настроении.

Еще бы, учитывая, как я при созвоне радовался, что ты появишься раньше.

- Я же на тебе его не срывал!

- А ты думаешь, что я не чувствую? Когда плохо тебе… Рицка, мне тоже плохо. Так всё же, - ты снова на меня смотришь, - что ему было от тебя нужно?

Ну как хочешь.

- Чтобы я с тобой поговорил и убедил с ним помириться.

У тебя вздрагивает правая бровь:

- Как?

- Как слышишь! Чтоб я его научил с тобой общаться, а тебе объяснил, что надо с ним дружить.

- Почему именно ты? – задаешь ты мой вопрос. Говоришь очень тихо, и мне кажется, что тишина в кухне сейчас зазвенит.

- Потому что… Соби, только не злись, - предупреждаю на всякий случай, - дай слово, что не разозлишься!

- После того как ты расстраивался целый вечер? – ты откладываешь нож и вилку, ставишь локти на колени и сплетаешь пальцы в замок. – Не обещаю.

- Тогда не скажу!

Ты вдруг слегка улыбаешься. Не понимаю, чему. И говоришь:

- Скажи мне, Рицка. Пожалуйста.

Чёрт. Знаешь, как попросить, чтоб я отказать не сумел, и пользуешься!

- Н-ну… в общем, я твой приятель, ты мне доверяешь почему-то, а я тебе не даю ни с кем дружить. Надо, чтоб было по-другому. Это общий смысл.

Я надеялся, что эффект будет меньшим. Ты не меняешься в лице, не бледнеешь – просто застываешь как изваяние.

- Это слова Кио?

Я безнадежно киваю и прошу еще раз:

- Не злись. Сам же говорил – он про нас ничего не знает.

- Не знает, - соглашаешься ты обманчиво-отрешенно. Можно счесть, что речь идёт о героях какого-нибудь фильма. – Но не замечать, как я к тебе отношусь, невозможно, Рицка. Я не афиширую свою жизнь, но… Ты встречаешь меня. Я звоню тебе с пар практически каждый день – и постоянно пишу смс. Твоё имя знает вся моя группа – и никому никогда не приходило в голову, что ты отрываешь меня от коллектива. Кайдо Кио придется ответить за свой выпад.

Я слушаю тебя, чувствуя, как руки покрываются колючими мурашками. А от твоей последней фразы меня просто подбрасывает на месте:

- Еще чего не хватало! Соби, уймись!

Ты переводишь на меня немигающий взгляд:

- Рицка, я не допущу, чтобы он судил о тебе. Обо мне – сколько угодно, но не о тебе.

- Ты меня слушаешь вообще?!

Твои глаза чуть суживаются:

- Каждое слово.

- Тогда запомни! Ты Кио трогать не будешь, Соби! Пусть он… сам по себе, а мы сами по себе! – я до боли хмурюсь. Только твоей разборки с Кио не хватало, ну кто тянул меня за язык, ну почему я тебе врать не умею… - Ты что, правда не понимаешь, почему он так себя ведет?!

Ты сухо усмехаешься – и я представляю, что ты ответишь, раньше, чем ты откроешь рот.

- Меня это не касается, Рицка. Всё, что меня заботит – твоя безопасность. Кио достаточно на тебя нападал. Делать этого за моей спиной, портя тебе настроение, я не позволю в любом случае.

- Соби… - я ставлю на стол локти, роняю подбородок на сжатые кулаки. Гляжу в разводы столешницы и молчу.

Ты ждёшь довольно долго. Потом наконец осторожно трогаешь меня за руку:

- Договори.

Я не отвечаю и закрываю глаза. У меня нет идей, что сказать. То есть знаю, что можно бросить два слова – и ты выполнишь… но это нам не подходит. А по-иному ты сейчас слушать не станешь. Думаешь, если ты старше и у тебя во всех важных делах голос решающий – можешь поступать, как в голову взбредет. Потому что никого не боишься и сила есть.

- Рицка, - повторяешь ты негромко, - договори. Я жду.

Я заставляю себя выпрямиться. Бывало и хуже.

- А ты услышишь?

Я совершенно не ждал такой реакции: ты вдруг вздрагиваешь. И в глазах что-то меняется.

- Да, - отзываешься совершенно иным тоном, чем за секунду до моих слов. – Тебя я услышу всегда.

- Не трогай Кио, - повторяю я, преодолевая дрожь в голосе, - он правда помириться пытается. Можешь с ним не общаться, только не трогай.

Ты непонятно хмуришься, будто ждал других слов – и аккуратно тянешь меня за руку. Зачем?..

Я не сопротивляюсь. Ты обхватываешь пальцами моё запястье, подносишь к лицу – и я вздрагиваю уже сам, потому что ты прижимаешься к ладони губами. И закрываешь глаза.

- Я не понимаю тебя, - говоришь почти шепотом, щекоча середку дыханием, - абсолютно не понимаю. Но я сделаю, как ты хочешь. Если Кио поздоровается со мной снова, я дам понять, что готов вместе учиться. Так тебе подойдет?

Не могу ответить вслух, только судорожно киваю. Ты вздыхаешь, уловив этот кивок, и зарываешься в мою ладонь лицом.

- Соби, - я прерывисто дышу. Не знаю, как стол обойти, мне же даже не встать сейчас, не высвободившись, - Соби…

- Всё нормально, - отзываешься ты глухо. – Всё в порядке, Рицка.

А я еще упрекал тебя когда-то, что он твой друг, а ты с ним совсем не общаешься…

- Давай выберемся куда-нибудь, - предлагаешь ты тихо, не шевелясь. – Поедем гулять.

- Здорово бы, но у меня уроков куча. И французский.

- У меня тоже близится зачетная сессия, - ты напоследок прихватываешь мою ладонь губами и выпрямляешься. – Но за окном отличная погода. Давай возьмем с собой учебники и устроим где-нибудь пикник.

- А про европейских акварелистов расскажешь? Ну, чему там тебя сейчас на спецкурсе учат? – вношу ответное предложение. Ты смаргиваешь – и улыбаешься:

- Непременно расскажу, если тебе интересно.

- Конечно, нет! Я же всегда просто так спрашиваю, из вежливости!

Ты открыто фыркаешь:

- Рицка, я не знаю, каких богов благодарить за то, что формальная вежливость тебе абсолютно несвойственна.

- Спасибо!

- Пожалуйста, - парируешь ты, не смутившись. – Если у тебя будет настроение, можем заглянуть в пару супермаркетов с электроникой. Купим тебе новый мобильный.

Я отнимаю руку и встаю, собирая со стола посуду. Ты наблюдаешь, как я хожу к раковине и обратно, как наклоняюсь, смахивая с низкой столешницы крошки, и не повторяешь вопрос. Я вздыхаю, очень стараясь, чтоб получилось незаметно, и отвечаю, когда молчание делается совсем вязким:

- Нет. Не хочу.

«- Что, Соби, как всегда готов ко всему? Убивать и защищать, а лучше то и другое сразу. Чтоб не распыляться!

- Не повезло тебе с новой Жертвой. Он тебе половину кайфа ломает, вы ж не добиваете… Жаль, что и вас запрещено насмерть. Но вырубить можно.

- Начнём поединок, - у тебя ровный голос почти без модуляций.

- Мы Зеро!

- Пустота и полость! Бесконечность и крайности!

- Еще одни Безымянные, - я резко выдыхаю. – Соби…

- Я помню, Рицка. Я тебе обещал».

Не знаю, что в конечном итоге мне мобильный в металлолом превратило: тот смерч из камней, составлявших Китайскую стену – начитанные противники попались, - или твой букет из молний. Ломаные сине-серебряные как стебли и шаровые – как цветы каких-нибудь купавок… Или на сферу у нас ушло слишком много, так, что техника не выдержала, или на атаку, потому что меня ты потом из Системы домой на руках переносил. Только теперь телефон хоть выкидывай.

Вот еще. Пусть полежит, может, всё-таки можно отремонтировать. А я пока со слайдером похожу. Совершенно не мой тип мобильного, но я был настолько расстроен, что не найдя раскладушек, ткнул чуть не в первый попавшийся. Он, конечно, забавный – раздвигается не вниз, а вбок, получается как мини-планшет. И экран у него многопиксельный, и мелодии ставятся любые, ужимать не надо… Только какая разница? Тот «панасоник» был твоим первым подарком. У меня в нем все наши смс-ки хранились, не на сим-карте, в той модели функции переноса не было еще… в самой памяти. А теперь их не достать. Как мои воспоминания из-под амнезии. Нам в сервисе сказали, чинить бесполезно.

На кухне стихает шум воды. Спустя секунду ты возникаешь в комнате и находишь меня взглядом:

- Извини. Я не хотел окончательно испортить тебе настроение.

Я не пробую улыбнуться – всё равно не удастся. Просто смотрю на тебя в ответ:

- Не испортил. Так, я думаю, возьмем мой планшет – там словари и правила транскрибирования залиты – и учебник Може. Куда поедем, Соби?

Ты изучающе взглядываешь на меня, потом раздумчиво киваешь, как будто в чем-то для себя уверившись, и командуешь:

- Собирайся. По дороге заглянем в магазин и возьмем еды для пикника.

Как всегда. Я не люблю неопределенность и терпеть не могу сюрпризы – но с тобой об этом почему-то неизменно забываю.

*

Я отодвигаю от себя пустую тарелку. Удивительно – даже поесть удалось. Обычно без тебя я под любым предлогом стремлюсь не оказываться с мамой на кухне и за одним столом.

- Есть еще жареные каштаны, - мама довольна моим аппетитом, тон у нее мирный.

- Не, - я честно мотаю головой, - я сыт!

- Ну и превосходно. Ждешь зимних каникул? Учиться не надоело?

Надеюсь, мне удалось не поменяться в лице: мама за мной наблюдает и непременно заметит. Она не знает про дзюку: мы с тобой, не сговариваясь, решили ей не рассказывать, чтобы у нее не возникло вопросов. Не представляю, как будем выкручиваться, когда окончательно решим насчет отъезда, но ты обещал, что что-нибудь придумаешь, и я тебе верю. А пока молчу про дополнительное обучение.

- Не надоело, мам, - я улыбаюсь, - но дня рождения я жду больше. Он ближе!

- Да, - она смеется и ерошит мою челку, - через неделю моему сыну исполнится пятнадцать лет. Как летит время! Кстати, Рицка, ты всё еще посещаешь своего психотерапевта?

По спине будто проводят ледяной ладонью. Я автоматически выпрямляюсь на стуле и во все глаза смотрю на маму.

- Да, иногда. А что? – пытаюсь не выдать беспокойства, но голос всё равно сразу делается ниже.

Ты вчера, узнав о моих планах на вечер, настаивал, чтобы я не ходил сюда один, а я тебе велел не дёргаться и отправляться на свой спецкурс по техникам акварели. Разозлился даже: нашел беспомощного! Ты сжал губы, что-то взвесил и попросил, будто не слыша, что я ругаюсь: «Рицка, обещай, что в случае неожиданностей позовешь». Как ты мягко, сказал я сердито. Ладно, если опять окажусь в своей комнате с закрытым шпингалетом – позову.

Ты внезапно подошел ко мне и сгреб за плечи. И обнял, как я ни вырывался.

Хоть бы ты опасался напрасно, Соби.

- А что, мам? – повторяю я, потому что мама отчего-то глубоко задумывается.

- Нет-нет, ничего, - она слегка машет рукой. – Просто пытаюсь припомнить, для чего тебе требовались эти посещения. Разве мы с тобой плохо жили?

У меня сейчас, наверное, на лице написано крайнее изумление. Хорошо, что мама изучает узор на своих палочках и не поворачивается в мою сторону.

- Нет, - говорю я осторожно. Что придумать?! Об услышанном я подумаю позже, но ответить надо немедленно! – Я… просто… медленно привыкал к новому дому после переезда, и ты решила, что мне будет лучше, если я какое-то время стану бывать у Кацуко-сэнсей.

Я боюсь, что мама вспомнит, из-за чего мы переехали. Сам я не знаю, но Сэймэй рассказывал, что после того, как со мной «случилось несчастье», мы были вынуждены поменять район. Мне стало невозможно оставаться в прежней школе, а по улице я ходил только с кем-нибудь из своей семьи. И долго пугался всякой ерунды вроде внезапно упавшей тени или прикосновения без предупреждения…

Следующий мамин вопрос возвращает меня в настоящее так, что я едва не проливаю чай:

- А давно ты ходишь к этому врачу, Рицка?

Чёрт! Соби, я с тебя спрошу. Ты же мне клялся, что гипноз не применяешь! Как могло получиться, что мама забыла?!

- Ну, я там нечасто бываю, - начинаю я, краем глаза следя за маминой реакцией. – Если считать с первого визита…

Какой срок назвать? Так, мы сюда переехали, когда мне было двенадцать с половиной… Три года? Вот это циферка, мама точно насторожится. Но соврать ей я без подготовки просто не смогу. А скорее всего и при подготовке не справлюсь.

- Три года, - я вздыхаю. – Понимаешь, мам, Кацуко-сан же не всегда меня выслушивает! Чаще она мне рассказывает что-нибудь, а я слушаю. С ней интересно.

Страшно занудно и не сравнить с твоими рассказами, но что делать? Я предпочитаю ситуацию, в которой я слушаю Кацуко-сэнсей, а не наоборот. Рассказывать о себе я давно зарекся.

Мама с готовностью кивает:

- Конечно, я понимаю. Тебе, должно быть, скучно с одноклассниками? Соби тебя избаловал. Он умница, у него на лице написан широкий кругозор. Не знаю только, он-то с тобой не скучает?

Я невольно фыркаю – и начинаю смеяться. А потом говорю сквозь смех:

- Нет, мам. Он как раз недавно сказал, что со мной не соскучишься.

Я насчет тебя давным-давно к такому же выводу пришел, между прочим.

Мама подпирает ладонью щеку и обегает меня веселым взглядом:

- Пожалуй, я могу его понять. Мне нравится ваша дружба, Рицка. Тебе повезло с компаньоном.

На слове «дружба» мне слышится чуть слышное ударение. Теперь меня как кипятком ошпаривает: что мама имеет в виду?! Это же не намек, нет? Мы при ней никогда… совсем никогда себе ничего не позволяем!

- Угу, - я с замиранием жду продолжения. В голове проносятся обрывки мыслей, которые даже в слова не оформляются: если мама знает… Вызову тебя… И что – что тогда? Как поступать?

Мама улыбается, и у меня отлегает от сердца. Уф. Кажется, ложная тревога.

Я бросаю незаметный взгляд на часы:

- Мам, я, наверное, пойду. Уже пять, а мне еще до дому надо добраться и уроки сделать.

- Ты мог бы их сделать наверху, в своей комнате, - предлагает мама.

Привычка срабатывает раньше, чем я понимаю, что делаю: я напрягаюсь и будто невзначай встаю из-за стола. Обхожу торец, чтобы между нами оказалась столешница, мельком убеждаюсь, что ножи далеко, в сушилке у раковины… Мне и правда через неделю пятнадцать, жду не дождусь, и Кацуко-сэнсей утверждает, что по тестам мне больше, но если маме станет плохо – мне с ней не справиться. Ты однажды меня «утешил»: сказал, что сам с ней не совладаешь физически в момент помрачения. Но у тебя есть способность успокаивать словами, а у меня нет.

- Я лучше домой, - как ни стараюсь убрать из голоса тревогу, она всё равно пробивается. – Я уже привык там заниматься.

- А здесь ты разве не дома? – мамины глаза начинают блестеть. Я ужасно боюсь, что она заплачет – и боюсь приблизиться, чтоб ее успокоить. Да что я за трус, в самом деле!

Я подхожу к маме и обнимаю ее. Она остается сидеть на табуретке и только мелко кивает:

- Ничего, ничего, это я так, по старой памяти. Беги, Рицка, беги, конечно. – Она вздыхает и вдруг легко хлопает в ладони: - Ой, совсем забыла! Не скажу точно, по какому каналу, но сегодня вечером должны показывать твой любимый фильм!

- Мой любимый фильм? – я аккуратно отступаю, давая ей подняться. – Какой?

- «Дом летающих кинжалов». Помнишь, вы ходили с Сэймэем, а потом ты дважды пересматривал по телевизору?

Как ходили с Сэймэем – абсолютно не помню. Во всяком случае, когда мы с тобой пошли в кино, мне упрямо казалось, что я там впервые – хотя я знаю, что мы с Сэймэем еще и на «Матрице» были. Но впечатления забылись, а вот смысл сюжетов в памяти как-то уцелел.

- Конечно, мам, спасибо. Я посмотрю в интернете, по какому каналу показ. Обязательно!

…Мама провожает меня. Стоит у косяка, наблюдая, как я обуваюсь, натягиваю на голову берет и застегиваю зимнее пальто, и желает напоследок:

- Заходите с Соби. Хоть в сам день рождения, хоть после. У меня уже приготовлен для тебя подарок, Рицка! – она хитро прищуривается, так, что глаза становятся узкими и будто нарисованными – и я вдруг вижу Сэймэя, как наяву. Вот уж кто не сомневается в том, какая у нас с тобой дружба. Мама красивая, все всегда говорили, что брат пошел в нее…

Я обещаю, что мы непременно заглянем после дня рождения, и прощаюсь. И только на полпути к автобусной остановке разрешаю себе потереть руками лицо, убирая с него деланное оживление.

«Соби, - зову тебя и, не дожидаясь приветствия, ощутив, что ты уже слушаешь, продолжаю: - всё в порядке. Жду автобус и еду домой».

Ты чуть слышно переводишь дыхание. Без мыслеречи я не уловил бы, а так… Я на мгновение зажмуриваюсь. Знаю, что комментировать не будешь. Спасибо.

«Хорошо, - говоришь ты ровно. – Я буду или без двадцати десять, или в одиннадцать. Как ты предпочитаешь?»

Я хмыкаю вслух:

«Хватит уже! Ты лучше в чем-нибудь более серьезном не препирайся!»

«А разве одиночная телепортация – не серьезная тема для обсуждения?»

«Мы вроде решили уже! С этих лекций – сразу переносись! Что, всё равно каждый раз уточнять будешь?»

«Не буду, - откликаешься ты удовлетворенно. – Что ж, тогда договорились. Рицка?»

«Ага, я тебя жду. Пока».

«Пока».

Договорились… Так бы и сказал, что выжал из меня согласие! Утешает, что у тебя всего три или четыре занятия осталось, с дзюку дополнительные пары в твоем университете сочетать просто нереально. И скучаем мы друг по другу так, что я даже себе боюсь признаваться, насколько. Это просто ненормальное что-то.

Я запрыгиваю в автобус, прохожу на заднюю площадку – недавно узнал, что она смешно называется «накопительная» - и протискиваюсь к окну.

Значит, мама помнит, как я «Дом летающих кинжалов» пересматривал. Я сам забыл напрочь, а после ее слов вдруг вспомнилось сразу несколько эпизодов. Но включать дома, да еще при тебе, я точно не собираюсь. Мне этот фильм и три года назад сомнительным показался, а теперь…

Ненавижу враньё. Главные герои врали-врали, и в итоге оба погибли вместо того, чтоб победить. Я бы понял, если бы они сознательно вместе умерли, чтоб враги их разлучить не сумели – но ведь они же друг друга просто подставили постоянной ложью! Может, в Китае недомолвки и обман нормальное явление? У меня нет знакомых китайцев – Акаме не в счет, так что спросить не у кого. Ха, или я теперь к фильму так отношусь еще и из-за него? Неудивительно было бы. Я Китай давно ни в каких проявлениях не люблю.

А еще, если честно, я совсем не понимаю историй про «парня и девушку». То есть понимаю, но прочувствовать не удается, и смотреть из-за этого почти всегда неинтересно. Я не представляю, как девчонки мыслят, не разбираюсь в их поведении… И героев-мужчин, которые с ними связываются, тоже не понимаю. Раньше я надеялся, что когда старше стану, начну разбираться. Но чем дальше, тем лишь сложнее делается! Я даже поступки Юйко объяснить могу в одном случае из пяти. С какой стати Кацуко-сан считала, что мы с ней встречаться можем?

Нет уж, сознания должны быть похожи. То есть мы с тобой, конечно, ругаемся зверски, и иногда разобраться, что тебе в голову взбрело, всё равно что теорему Эвклида решить без подготовки, но в любом случае – я представляю, как ты устроен. Угадываю, особенно когда у нас всё нормально, твой ход мысли. И это здорово, Соби. И для общения, и для равновесия внутри.

Я с тобой месяца три назад этими мыслями поделился. Ты взвесил мои доводы и возразил, что так категорично рассуждать нельзя и что неважно, какого партнеры пола, одного или разных: нужно мыслить шире и помнить, что каждый вправе выбрать по себе.

Это твоё заявление настолько не вязалось с установками вроде «Боец не решает», что я прямо-таки онемел. А когда ты заинтересовался тем, как я глазами хлопаю, выдал на одном дыхании: я вот тебя по себе выбрал, устал объяснять, что мне с тобой лучше, а ты упорно всяких Миоки опасаешься. Если это называется мыслить шире – я лучше останусь таким как сейчас! Ты только вздохнул.

Нет, никакого «Дома летающих кинжалов», однозначно.

…А насчет мамы тебе придется мне объяснить. Иначе ее забывчивость выглядит жутковатой.

*

- Рицка! Алло, Рицка, ты рехнулся трубку не брать?! – Нацуо почти кричит, не давая мне даже поздороваться. Я машинально стискиваю в пальцах слайдер:

- Что случилось?

- То самое случилось! Третий раз тебе звоню, Йоджи уже Соби набирает… Йо, - говорит он в сторону, - отбой, я к Рицке пробился.

- Да неужто, - доносится до меня приглушенный голос Йоджи. – Ну о’к.

- Нацуо, - я перевожу дыхание, чувствуя, как внутри завязывается холодный узел, - что случилось?

- Зови Соби и сваливайте из города, живо! К вам через двадцать минут явятся. Не знаю, к твоей школе или к его университету, но бой вам на сегодня обещан! Ритцу так сияет, что мне ему лично морду попортить хочется!

- Мы уже не на учебе, - я стараюсь дышать как можно ровнее. – Ладно, понял, спасибо.

- Да неважно, где вы! Мы этим двоим на прошлой неделе так разгромно проиграли, что я сутки в отключке провалялся! Боец бьёт с обеих рук, твой Агацума вроде такой же? Имя – Неброские, два парня, лет… примерно по двадцать обоим. Всё, Рицка, нам пора! Раньше ночи в Токио не возвращайтесь, и чтоб мы вас тут, у нас, не встретили!

- Угу.

Он кидает трубку. Я оглядываюсь по сторонам: надеюсь, его голос из динамика не все пассажиры в автобусе слышали? Хотя можно, наверное, счесть, что речь о какой-нибудь ролевой или компьютерной игре. Никто не представит правды. Двадцать минут… Угораздило же меня положить телефон во внешний карман куртки, так, что вибры не чувствовал!

Машинально тяну за проводки выдернутые из ушей наушники – песня еще звучит, но я уже не различаю мелодии.

«Соби! Соби, срочно!»

«Вызов?» - откликаешься ты мгновенно. Голос вроде спокойный: ты ведь тоже слышишь, что чужая Система не загружена…

«Еще нет. Зеро сказали, у нас есть двадцать минут. Советуют исчезнуть, причем немедленно».

«Гм».

«Соби?»

«Я думаю, - отзываешься ты сосредоточенно. – Где ты?»

«К дзюку еду».

Мы с тобой пять минут назад по мыслеречи договорились, что у входа встретимся.

«То есть ты уже в автобусе. Какая следующая остановка?»

Я бросаю взгляд на электронное табло:

«Музыкальный магазин».

«Выходи на ней».

«Ага».

«Рицка, не бойся, - чувствуешь ты мою тревогу. – Мы успеем».

- Музыкальный магазин, - объявляет механический голос. Я выскакиваю в открывающиеся двери, обхватываю себя ладонями за локти.

«Я не боюсь. Вышел».

Порыв ветра раздувает мне волосы, и ты сразу ловишь меня за плечи:

- Обними меня.

Я слушаюсь – и остановка исчезает.

- Выложи мобильный, - распоряжаешься ты, стремительно проходя из прихожей в комнату. Ставишь у стены папку с эскизами, оборачиваешься: - Оставь свою школьную сумку. В дзюку сегодня не пойдем.

- Похвалят нас там за прогул, - я с вздохом стаскиваю через голову матерчатый ремень.

- Не сомневаюсь. Ничего, разберемся.

Ты тоже вынимаешь из кармана телефон. Нацуо недавно сказал, что мы все напрасно тревожимся: захотят найти – найдут всё равно, но я ответил, что предпочитаю усложнить Лунам задачу. И ты со мной согласился.

Ты проверяешь в бумажнике деньги, удостоверяешься, что карточка на месте, потом подходишь к столу и что-то там перебираешь, мне за твоей спиной не видно.

Так, если мы до ночи – прихвачу-ка перчатки. И твои, и мои. В остальном мы вроде по погоде одеты.

Ты разворачиваешься ко мне, поправляя на горле шарф:

- Готов?

- Да.

Ты действуешь отработанно-точно, с тобой к времени вновь возвращается нормальный ход. То есть нет – я начинаю этот ход чувствовать. Как тиканье часов. И мы в него укладываемся. Я где-то читал, что время нелинейно, что оно пульсирует… Может, это паранорм написал?

- Не засекут по перемещениям? – спрашиваю я на автомате, когда ты подходишь и раскрываешь руки, чтоб прижать меня к себе. Мне легче, когда ты аргументы приводишь.

- Не должны. Скорей уж по кредитке.

- Но ведь отчего-то перемещения запрещают? Значит, наверное, отслеживают!

- Рицка, - ты ласково трешься носом о мой нахмуренный лоб, - нам не приходится выбирать. На транспорте мы до вокзала добраться не успеем. Если не хочешь принимать бой – пора отправляться.

- Можно подумать, ты хочешь!

Ты не отвечаешь и неслышно вздыхаешь. Я привстаю на цыпочки и дотрагиваюсь губами до твоих сжавшихся в линию губ – просто не могу удержаться. А когда ты мгновенно отвечаешь, сразу отрываюсь:

- Вперед, Соби.

В Горе нас Зеро не увидят.

- Как думаешь, Нацуо и Йоджи не слишком рискуют, предупреждая? – спрашиваю, когда мы устраиваемся на своих местах в синкансене и ты смыкаешь сферу – не в полную силу, просто чтоб наши разговоры никому не были интересны. Ну и чтоб никто не разглядывал, как крепко у нас пальцы переплетены. Не то чтобы кому-то было дело по-настоящему, но лишнее внимание раздражает.

- Полагаю, это их личный выбор, - откликаешься ты ровно и чуть хмуришься, поправляя очки. – Но вообще рискуют, конечно. Я с трудом представляю, как им сойдет с рук подобная шалость, если они попадутся.

- Йоджи обещает, что не попадутся, - вспоминаю я встречу в кафе. – Он, кстати, уже тебе набирал, когда Нацуо ко мне наконец прозвонился. И как я забыл звук включить после уроков! Да еще телефон убрал далеко!

- Привычка к мыслеречи, - ты сжимаешь мою ладонь. – Мобильник теперь меньше тебе нужен.

- Не оправдывай меня!

- И не думаю. Просто объясняю причину.

Поезд трогается – и сразу наращивает скорость. Станция Икебукуро, на которую ты нас перенес и где мы пять минут назад покупали билеты, остается позади в считанные секунды. Я смотрю на проносящиеся за окном зеленые насаждения, на высотки, в окнах которых горит дневное солнце, и вздыхаю.

- Куда хоть мы едем, Соби?

- В Саитаму. Если конкретнее, то в Кавагоэ, - ты слегка улыбаешься. – Раз представился случай, давай пройдемся по «маленькому Эдо».

Вот так я и набираю знания по географии – когда мы от очередных подсылов из Горы сбегаем. А ты будто и не хотел особо от боя отказываться. Мне, во всяком случае, показалось, что не просто так промолчал. Почему?

Я испытующе взглядываю на тебя сбоку. Ты сразу поворачиваешься и неожиданно произносишь, будто поймав мою первую мысль:

- Рицка, в летние каникулы устроим настоящее путешествие, слетаем в Европу или в Америку. Я сейчас начинаю учить уже за деньги, поэтому мы сможем позволить себе неделю без всяких вызовов. Что скажешь?

Если нам предстоит через полтора года исчезать отсюда вовсе, пора бы привыкать экономить. Но если я еще раз об этом заикнусь… я прекрасно представляю, какую получу реакцию. У тебя просто пунктик на том, чтоб я не считал, сколько ты на меня тратишь! И еще про общий бюджет говоришь! Я периодически упираюсь, мы сцепляемся, но устраивать перебранку прямо сейчас… У меня нет ни желания, ни уверенности, что я этот спор выиграю.

- Ближе к лету посмотрим, - отвечаю я уклончиво. Ты не покупаешься:

- А почему не сейчас?

Я демонстративно отворачиваюсь к окну. Ты чуть слышно фыркаешь:

- Предлагаю Германию.

Связываться с тобой… Ты устраиваешь мою ладонь в своей удобнее и умолкаешь, о чем-то задумавшись. Я тоже молчу. С мыслью об отъезде снова вспомнилось, что мы оставим тут маму. И Юйко с Яёи, конечно, тоже, но главное – маму!.. Лучше, наверное, сейчас просто не пускать эти размышления в голову. Отогнать совсем, иначе силы мгновенно тают, а нам двигаться надо.

…Ты объяснил, в чем причина маминой забывчивости. И вообще такое рассказал, что я до сих пор не могу картину мира заново выстроить. Потому что получается, что в том, что случилось с мамой, виноваты мы все – в смысле, папа, Сэймэй, да и я тоже.

Мама – человек, сказал ты, когда я к тебе подступил с вопросом. Просто человек, Рицка, понимаешь? Вероятно, когда она выходила замуж за папу, он был еще не проснувшимся, из тех, кого называют латентами. Их даже Луны не всегда находят и на контроль берут. Некоторое время мама с папой жили, как обычная пара, а потом в какой-то момент папа осознал, что он не совсем такой, как остальные люди. И не такой, как его жена. Скорее всего, Сэймэй к этому времени уже родился – и быстро выяснилось, что он тоже наделен силой. Паранормы иначе смотрят на реальность, иначе с ней взаимодействуют… Если приводить метафору – они видят как бы второе дно любых происшествий, для них у мира есть еще один слой. Тот самый, в котором возможна загрузка Системы. А для мамы подобного не существует. Рицка, вздохнул ты, взяв меня за руку, ты можешь представить, чтобы Возлюбленный не демонстрировал свои способности? А теперь допусти, что паранормов в доме было двое, и оба они весьма радовались тому, что «выше», чем мама.