16 страница. Приближаешься ко мне, преодолевая сопротивление воды, и сжимаешь пальцами уже мои локти:

Приближаешься ко мне, преодолевая сопротивление воды, и сжимаешь пальцами уже мои локти:

- Рицка, это нечестно.

- Что?

- Ты же знаешь, если я буду постоянно занят переключением внимания посторонним, мы не сможем сосредоточиться на занятии.

- А… - я не понимаю, - зачем?

Мы ведь условились – ни сферу не ставить, ни окружающих отвлекать. Разве что сами полезут.

- Затем, что ты так смотришь, - твои ладони спускаются мне на талию. – Я же чувствую твой взгляд.

Щеки мгновенно обжигает, только не от смущения.

- А сам?

- А что?

Чёрт, мы, между прочим, не дома! Я торопливо пячусь и отцепляю твои руки:

- Я тоже чувствую. Как ты смотришь.

- О, - у тебя делается чуть растерянное выражение лица. – Но я не думал…

- Ну да, зачем думать-то! – я невольно фыркаю. – Ладно, приступим, что ли?

А то я сейчас забуду, что воды боюсь.

- Рицка, - ты подходишь снова, - я не хотел тебя смутить.

Я только головой кручу. Если ты счёл, что я стесняюсь… Себя, что ли? Так я привык, что худой и невысокий, главное, что тебя в этом всё устраивает.

- Тогда в чём дело? – не отстаёшь ты. В голосе прорезается редкое по настойчивости любопытство.

Признаться или нет? Ты не любишь, когда я упоминаю о твоей внешности. Не знаю точно, почему, но подозреваю, что из-за Сэймэя. Он же тебя считал красивым. Может, и сообщал об этом – я не выпытывал.

Но я же не о внешности, то есть не совсем о ней…

- Соби, учи давай!

- Не скажешь? Хорошо, – а теперь ты огорчаешься. Самое время. Ладно же! Я ловлю тебя за запястье.

- Я когда-то думал, что ты при мне никогда раздеваться не будешь, - объясняю, удерживая твой взгляд. – До сих пор помню, как это впервые случилось.

Ты сощуриваешься и, по-моему, слегка краснеешь, но не отворачиваешься. Ещё чего-то ждешь? Да я вроде всё уже озвучил.

- А теперь мы в бассейне вместе, - договариваю очевидное. – И это… ну, здорово.

На тебя почему-то всегда одинаково действует моё возмущение – особенно когда я объясняю в очередной раз, что Боец и Жертва равны в правах. А на меня – твоя открытость… Так же. Но это я озвучить точно не готов.

Ты мгновение наблюдаешь за моим лицом – и почему-то прикрываешь глаза.

- Я тебя люблю, - произносишь, точно прислушиваясь к чему-то. – Не подозревал, что ты отмечаешь перемены в таких мелочах.

- Ничего себе мелочи, - я хмыкаю. – Так, Соби, всё! Давай… что делать надо? Мы что, зря пришли?

Телепортироваться отсюда я не готов, а если еще минуту так близко простоим, вариантов не останется. Раньше как-то удавалось перетерпеть, а теперь всё невозможнее с каждой попыткой.

Ты встряхиваешься, так, что коса вздрагивает, и киваешь.

- Начнём.

Вот отращу волосы – и тоже их буду так заплетать. Обучишь меня правильному рисунку, он наверняка символизирует что-нибудь…

- Вода твой друг, - говоришь ты негромко. – Если ты позволишь ей тебя держать, она не даст тебе утонуть. Представляешь пушинку тополя в потоке тёплого воздуха?

- Угу.

- На воде можно лечь и дрейфовать почти так же, - ты опускаешь на воду ладони и расслабляешь запястья. Пальцы у тебя плотно сомкнуты. – Повтори моё действие.

Я делаю то же. Ну… да, пожалуй. Не то чтобы руки совсем не тонули, но почти не погружаются.

- Люди тяжелее, - замечаю, прислушиваясь к ощущениям. – Полностью ведь так не лечь?

Ты качаешь головой: то ли соглашаешься, то ли просишь не перебивать.

- На спокойную воду можно положить иглу, - продолжаешь негромко. – И натяжение поверхности удержит её.

У меня округляются глаза:

- А почему нам этого на физике не показывали?

- Возможно, потому что физику ведет Шинономе Хитоми, - отзываешься ты с отчетливым пренебрежением. – Насколько я могу судить, она весьма формально подходит к преподаванию.

- Если бы. Она себя классным руководителем считает! – я размыкаю пальцы, и ладони сразу уходят в воду целиком. – От Юйко так и не отстаёт ни в какую, уже меня в учительскую вызывала!

- Пусть вызовет меня, - предлагаешь ты спокойно, но с внятной угрозой.

После того как ты нескрываемо обрадовался, что она тебя больше даже на родительских днях видеть не может? Я передёргиваю плечами:

- Вот ещё. Сам разберусь. Так, про поверхностное натяжение я понял. Соби, повторяю, люди ведь тяжелее!

- Разумеется, - ты тоже оставляешь тему моей учебы. Правда, судя по взгляду, обмолвку запоминаешь. – Но можно грамотно распределить эту тяжесть и занять в воде такое положение, чтобы стать похожим на медузу. Или на морскую звезду.

- Хочу на Окинаву, - бормочу я себе под нос.

- Значит, поедем. Думаю, после твоего дня рождения, до него всего ничего осталось.

- А дальше Новый год и каникулы, - я киваю. – Твоя идея с дайвингом мне нравится!

А то, что последняя треть бассейна на ныряльщиков рассчитана, кажется и вовсе неслучайным совпадением.

- Хорошо, - соглашаешься ты, - договорились.

- Морскую звезду? - я пытаюсь представить себе позу. – Погоди, а голову куда? У звезды же все концы вниз направлены!

- Если лечь на спину, голова уйдёт в воду примерно по виски, - ты пальцем чертишь по моей скуле сырую дорожку. – Это можно делать, когда нет волн, чтобы не захлёстывало лицо.

- Нет, - я морщусь, - что-то мне пробовать неохота.

Ты понимающе киваешь:

- Да, для этого нужно доверие к воде и к собственному телу. Ничего, это подождёт.

- А зачем вообще так ложиться?

Ты слегка задумываешься:

- Это отдых для мышц. К тому же… в мире становится тихо, и ты чувствуешь себя частью моря и неба.

Я пристально смотрю на тебя:

- Ты так делал.

- Ну да. Это почти как медитация.

Гора находится возле Хаконе. Там рядом онсены, водные аттракционы… и бассейны под открытым небом. Мы как-то ездили туда вместе, решили, что вряд ли ученики твоей школы выходные в купальнях проводят.

А ты, получается, там бывал. С которым из, с первым или со вторым?

Я не отворачиваюсь.

- Но лежать на воде без движения не всегда интересно и не всегда удается, - продолжаешь ты, глядя чуть мимо моего лица. Не буду спрашивать. Ни за что. – К тому же если тебе нужно куда-то добраться – с глубины на мелководье, к примеру, - дрейф не поможет. Поэтому давай учиться движениям.

- Как? – наверное, у меня это звучит совсем мрачно. Просто вижу шагах в двадцати от нас какую-то девчонку, явно пришедшую с отцом, и она тоже учится плавать. Он ей подставляет в воде ладонь, она ложится на нее животом и молотит руками и ногами. Я за ними минуты три уже наблюдаю, и толку что-то не усматриваю.

- Морская звезда может двигаться, - ты уверенно берешь меня за руку. Правой за левую, я всегда это касание отличаю. – Рицка, я хорошо плаваю. По-настоящему хорошо. А твоё тело помнит воду. Поверь, это заметно.

- И? – я не понимаю. Никак.

- Поплывём вместе, - предлагаешь ты невозможное. – Ты будешь грести правой рукой и делать ногами движения, как у ножниц. Старайся расположиться на воде как можно горизонтальнее – и она тебя удержит. А я не позволю случиться ничему плохому.

Я несколько секунд обдумываю твои слова.

- Как можно горизонтальнее?

Ты киваешь:

- Да. Чем площе ты ляжешь, тем меньше шансов, что тебя потянет вниз.

- Как иголка…

- Как тополиная пушинка, - поправляешь ты. – Или бабочка. Вода удержит, Рицка.

Я вздыхаю, чувствуя, как внутри привычно сгущается напряжение, и киваю:

- Начали.

…Полчаса спустя я вслух тебе заявляю, что баскетбол и футбол на школьной физкультуре – просто детская разминка. У меня дрожат такие мышцы, о существовании которых я и не подозревал. Мы отгребли к стене бассейна, и мне, по-моему, только самолюбие не дает съехать по ней и утонуть, уже от безумной усталости. Ты с веселым сочувствием наблюдаешь, как я разглядываю свои подрагивающие от плеч до локтей руки:

- Ничего. Несколько занятий – и тело привыкнет.

- Куда оно денется, - соглашаюсь я. – Но странно всё-таки.

- М?

- Ну, вроде ничего особенного не делаю, нагрузка небольшая… Ты-то не устал вообще!

Ты совершенно серьезно качаешь головой:

- Нет, Рицка, нагрузка огромная, я даже не знаю, с чем навскидку можно ее сравнить. Ты не ощущаешь собственных усилий, потому что вода скрадывает вес и сопротивление. – И добавляешь, лукаво улыбнувшись: - Зато как ты сегодня выспишься!

- Угу, - я заставляю себя встать прямо, - догадываюсь. Продолжим?

- Конечно. Полный заход или?..

- Полный!

От бортика до красной черты. Не касаясь ногами дна. Не задирая вверх голову, так, что вода доходит до губ и мочек ушей. Не прогибая спину, потому что иначе нарушается баланс. И при этом надо еще руками и ногами шевелить! Ну то есть рукой и ногами, потому что не тону я, только уцепившись за тебя. Но ты крайне доволен. Сказал пять минут назад, что когда я освоюсь с положением и движениями, поддержка мне не понадобится. А для страховки ты всегда будешь рядом, никуда не денешься, даже когда я отпущусь.

- Замечательно, - хвалишь ты, когда мы добираемся до отметки. Дальше дно ступенями уходит вниз, мы стоим на самой верхней, и я опять пытаюсь выровнять дыхание. – Теперь назад, и на сегодня достаточно.

- Назад тоже вплавь? – я не хотел, чтоб прозвучало так жалобно, но ты не смеешься.

- Тоже. Ты справишься. А дома я сделаю тебе массаж.

Хорошее обещание. Если в первую же минуту не засну, может, даже приятно будет.

- Вперед, Рицка, - подбадриваешь ты вполголоса.

…По трапу я взбираюсь, как пьяный. Ты был прав, в воде тело не ощущалось, а теперь вес сразу возвращается, и руки-ноги становятся неподъемно тяжелыми. Ну и скрыть, как дрожу от усилия на каждом движении, тоже больше не получается.

Ты поднимаешься следом, выжимающим движением пропускаешь сквозь горсть мокрую косу и будто невзначай задеваешь меня локтем. Нет уж, сам дойду, никакого «треугольничка»!

Людей в бассейне по-прежнему немного. И мы, к счастью, никого не заинтересовали, как я опасался в самом начале. Хорошо бы всегда так приходить.

- Ну как ты? – спрашиваешь ты негромко, пока мы бредем к раздевалке. Вид у тебя тоже выдохшийся, но энергии осталось точно больше, чем у меня.

- Отлично, - я неудержимо зеваю. – Ой, извини.

- Это нормально, - ты улыбаешься. – Я же обещал, что сегодня ты выспишься по-настоящему.

- Ага… - я собираюсь продолжить, но не успеваю. А потом забываю, что собирался сказать, потому что нас как раз минует двое каких-то парней, и один из них оглядывается нам вслед – на цвет твоих волос, наверное, это самая частая причина. А затем не скрываясь присвистывает вслух.

То, как у тебя застывает спина, я чувствую почти физически.

Ты пошёл сюда, зная, что в случае чего я вмешаюсь. Я так думал и боялся, что ты в случае чего рассердишься, если я не промолчу. А сейчас в голове молнией вспыхивает внезапная догадка: да нет же. Ты как раз потому и пошёл, что…

Я оборачиваюсь и шагаю назад и в сторону, загораживая тебя. Ты бесшумно разворачиваешься на месте, оказываясь у меня за плечом. Плевать, что ты выше. Это не главное.

Я смотрю излишне наблюдательному парню в глаза. Молча смотрю, и он тоже не заговаривает, только упорно пялится, не отводя глаз – но уже от меня, не от тебя.

- Проблемы? – спрашивает наконец его спутник, устав от наших гляделок.

- А у вас? – парирую я хмуро.

- Никаких, - отвечает тот, который твою спину заметил. – Несчастный случай?

Будто не видно, что нет.

- Не ваше дело.

Мне все наши противники уже два года раз как минимум в пару-тройку недель сообщают, что я хам. А я просто говорю, что думаю. Может, это и невоспитанно, зато эффективно.

- Неслабый бдсм’чик, - продолжает парень. Ты делаешь какое-то движение за моей спиной, я, не оглядываясь, поднимаю руку: стой. Как в бою. Ты молча остаешься на месте.

- Испытать хочешь?

Они старше меня. Но точно младше тебя. И явно не предполагали, что им ответят.

- Нет, - хмыкает он, - я же не извращенец.

- Точно? – я наклоняю голову, продолжая исподлобья смотреть на них обоих. – Тогда иди, куда шёл!

- Меньше напряга, эй, - вмешивается второй еще раз – и осекается, потому что его дружок выдает третье предположение:

- Это что, твоя работа, что ли? Ты его так?

Я через связь чувствую, как ты вздрагиваешь. А я спокоен, не знаю, почему. Может, потому что эти слова к нам не относятся. Ты только не активируй Имя, Соби. Я сюда намерен ходить долго… и без приключений. Можно разобраться словами, точно можно, вот увидишь.

- Не ваше дело, - повторяю я с нажимом.

- Я б раздеться постыдился, - бросает второй. – Смотреть жутко.

- Я б на твоём месте тоже постыдился, - я демонстративно меряю его взглядом. Фигура… у приматов в зоопарке и то лучше. – Живое доказательство теории Дарвина!

- Кого-кого?..

- Дарвина, - вроде я верно произношу английскую фамилию. – Спроси Гугл, кто это!

Первый внезапно приоткрывает рот, собираясь что-то сказать, но передумывает – и отводит взгляд, будто что-то сообразив.

- Sorry, guys. Я… ну, короче, не со зла. Э… если убрать захотите – клинику могу посоветовать, я там шрам от аппендицита сводил.

От него остаётся ниточка. Твои рубцы никакая полировка не возьмет. И…

- Всё? – я сверлю его глазами.

- Ага.

Я отрывисто киваю, отворачиваюсь от них и беру тебя за руку:

- Пошли, Соби.

Ты молча подчиняешься. Вслед нам не раздаётся ни слова.

*

Ты разжимаешь губы только минут двадцать спустя:

- Спасибо.

- Не за что, - отвечаю я так же бесцветно. – Я же обещал.

- Ты не понимаешь, что сделал, - продолжаешь ты тихо. Я уже настроился по началу фразы услышать «ты не обязан», и теперь удивленно на тебя смотрю:

- Ничего я не сделал. Нечего пялиться. Это невоспитанно!

Ты фыркаешь:

- В самом деле. Мне крайне нравится, как выборочно ты прибегаешь к этике.

- Нормально я к ней прибегаю!

- Ты не понимаешь, - повторяешь ты совсем беззвучно. Мне приходится изо всех сил напрячь слух, чтоб разобрать слова. Надо было или в здании поговорить, или уж дома, а не в автобусе! Но пока мы одевались и на остановку шли, ты оставался совершенно безучастным. Я уже встревожился, только то, что ты мою руку не отпускал, немного успокаивало.

- Я не пошёл бы сюда, если бы не ты, - ты глядишь в окно, за которым сгустились сумерки. Автобус полупустой, он идет быстро и плавно, так, что движение почти не ощущается. – Думаю, я бы просто не смог.

…А ведь они еще твое горло не заметили. Удачно я перед тобой встал, ничего не скажешь: едва до плеча достаю, но хватило, чтоб латинские буквы закрыть. Не знаю, отчего те двое дали задний ход, наверное, по мне читалось, что не отступлю. Я за тебя в любую драку полезу.

- Ты когда в последний раз на пляже был? – я предчувствую ответ.

Ты опускаешь глаза, угол губ знакомо вздрагивает:

- Если ты имеешь в виду, когда меня кто-то по-настоящему видел…

- Ну да!

- В двенадцать лет, - откликаешься ты чётко. – Сфера была первым навыком, который я отработал в совершенстве.

Я даже причину представляю. А говорил, чужих мнений не слышишь. Или теперь не слышишь, а раньше… Ну да. Ты ведь и Юйко об этом говорил, а я не сопоставил, что ты не только про зависть.

Я придвигаюсь к тебе и в открытую обнимаю – так, что у тебя широко распахиваются глаза.

Не умею я благодарить – но твоё предложение выучить меня держаться на воде оценил в полной мере только сейчас. И очень, очень хочу как-то выразить, что чувствую.

Ты удерживаешь меня обеими руками, Имя активировать проще простого… Я сосредоточиваюсь. Как поделиться, не открывая канал – и не через поцелуй?

Нахожу левой ладонью твоё солнечное сплетение: она горячая-горячая, а между твоими ребрами будто прохладнее. Ей тут самое место, не знаю, почему, просто действую, как в Системе.

Ты глубоко вздыхаешь и прижимаешь меня крепче. Получилось?

Я зажмуриваюсь:

«Спасибо, Соби».

«Не за что».

Еще пять остановок. Пять. Совсем немного.

*

В нижний замок ты попадаешь только со второй попытки. Я переминаюсь с ноги на ногу, наблюдая за твоими стараниями, и изо всех сил убеждаю себя не торопиться.

Через порог мы шагаем одновременно. И дверь захлопываем тоже вместе, сталкиваясь ладонями на гладкой обивке.

- Рицка, - ты тут же ловишь мои пальцы, - Рицка.

Поцелуй не разорвать – мы вытаскиваем друг друга из курток, ты бросаешь в сторону сумку с полотенцами и влажными плавками, она глухо ударяется об пол… Хорошо бы фен выжил…

- Рицка, - вздыхаешь ты, покрывая мое лицо быстрыми поцелуями, - я думал, что по дороге сойду с ума.

- Я тоже, - руки дрожат, спина толком не держит, и правда никаких сил не осталось… но на сейчас хватит. - Это подвиг был, что мы вообще в бассейн попали!

- М? – ты забираешься ладонями под край моего свитера, - с самого начала?

- Угу, - у этой вельветовой рубашки очень удобные пуговицы, крупные и фиг оторвешь, даже если дергать, - будто не знаешь!

- Ты меня защищаешь, - снова вздыхаешь ты, не слушая, и внезапно уходишь из-под моих рук, я даже не сразу понимаю, что на колени опускаешься, - ты вступаешься за меня перед кем угодно…

- А как еще, - я закусываю щеку, пока ты аккуратно расстегиваешь мои джинсы, - ты же… со мной, как я могу не… Соби, ох…

Твои ладони ложатся мне на бедра, ты мягко толкаешь меня к стене – и отвечаешь не словами. Я отчаянно хватаюсь за твои плечи: у тебя губы тёплые, а рот горячий-горячий, и… Я тоже хочу, чтобы… Соби, пожа-алуйста…

…Скрип твоей молнии не доходит до слуха, не знаю, что ты делаешь, только делай, слышишь… Я давлюсь криком на вдохе, подаюсь тебе навстречу – да, да, как-же-долго…

Ты тоже глухо стонешь – я каждой клеткой отзываюсь на твой голос и понемногу осознаю, что ты двигаешь правой рукой. Левой меня удерживаешь, а вторую убрал… Прижимаешься лбом к моему животу, прерывисто дышишь, почти задевая губами… Мне еле удаётся сползти по стене так, чтоб не грянуться на колени. Накрываю твою ладонь своей, заменяю – и ты стонешь уже по-настоящему:

- Рицка, погоди… Погоди, не могу больше…

- Ага, - я и не думаю перестать, - и хорошо…

- Я… я сейчас…

Я крепко обхватываю тебя за талию, ты изо всех сил вталкиваешься в мои пальцы и отчаянно кусаешь губы.

Безумно хочу сделать, как ты мне, знаю, что нельзя, но хочется… У нас Имя активировано, ты же чувствуешь, что у меня от твоего шепота мозги отказывают…

Ты вскрикиваешь – и застываешь, не отодвигаясь. Я делаю несколько последних движений сам – и останавливаюсь тоже, расслабляя, но не убирая ладонь.

Минуты три спустя ты глубоко вздыхаешь и поднимаешь с моего плеча голову:

- Умываться и переодеваться в домашнее. Будем ужинать.

Я издаю слабый протестующий возглас. Куда-то идти? Да мне шевельнуться трудно! Давай еще посидим, я уже пригрелся…

Ты целуешь меня в шею и решительно встаешь, возвращая в прежний вид одежду:

- Подъем, Рицка. После ужина примешь горячий душ, и я сделаю тебе массаж.

- У меня сил нет, - сознаюсь, наплевав на самолюбие. И очень напрасно, потому что ты немедленно наклоняешься, вознамерившись взять меня на руки.

- Нет уж, - я выставляю перед собой раскрытую ладонь, - сам.

- Хорошо, - ты терпеливо дожидаешься, пока я смогу принять устойчивую позу. – Разувайся и идём в ванную.

Опять мы до кровати не дотянули. Хотя какая разница, собственно? Главное, до квартиры добрались.

Спустя четверть часа я перемешиваю ложечкой винно-алый каркадэ и изо всех сил стараюсь не заснуть до еды. Ты уже вынул из микроволновки покупную лазанью, режешь, а я размышляю – сонно и медленно, но чётко, чтоб ты направление мыслей улавливал.

Никакой сферы больше при купании, никогда. Никто не будет тебя комментировать. Я твои шрамы до миллиметра на ощупь знаю – и другой твою спину не представляю.

7.

Я киваю на вопрос Шинономе-сэнсей, все ли домашние задания списал с доски, машу рукой Яёи и торопливо выметаюсь из класса. Можно позвать тебя и попросить меня перенести, но пока вроде и транспортом успеваю. Кстати, надо бы у тебя уточнить, не опаздываешь ли сам.

«Соби?» - я сбегаю по лестнице и быстрым шагом подхожу к раздевалке.

«Рицка, - отзываешься ты мгновенно, - что?»

Я сдергиваю с крючка куртку и пакет с зимними кроссовками, не сходя с места, вытряхиваю их на пол и поспешно переобуваюсь.

«Ты где?»

«Подъезжаю к дзюку. А ты?»

«А я выхожу из школы», - я запихиваю мокасины и пакет от кроссовок в маленькую тканевую сумку, защелкиваю кнопку и засовываю получившийся сверток в самое дальнее отделение своей сумки.

«Может быть…»

«Не-а, сам доберусь», - толкать школьную дверь и одновременно застегивать куртку здорово неудобно, но я всё-таки справляюсь. Выскакиваю на крыльцо – и раздаётся звонок с урока. Отлично, я поставил новый рекорд: три минуты на все сборы. Можно было даже не отпрашиваться, но в толпе быстро двигаться труднее.

Я почти бегом миную школьную территорию и только тогда понимаю, что ты не ответил.

«Соби?»

«М?»

«Ты тут?»

Кажется, ты улыбаешься. По крайней мере, голос похож на тот, какой при улыбке делается:

«Конечно».

«Ну, мыслеречь же прерваться могла. Или она сколько угодно длится?»

«Не меньше двух минут. Где ты сейчас?»

«За школьными воротами».

«Я дождусь тебя на остановке».

«Ага. Ладно, тогда пока всё».

«Хорошо».

Странное всё-таки чувство, когда мы мысленный диалог заканчиваем: я будто какую-то невидимую нить отпускаю. Она не рвется, можно в любой момент взяться снова, но из слуха пропадает ощущение внутреннего пространства, а внешние звуки еще несколько секунд кажутся какими-то плоскими.

Не меньше двух минут… здорово. Наверное, это если молчать. А если говорить, то пока длится беседа, тут и так ясно.

Я ёжусь, плотнее запахиваю шарф и натягиваю поглубже кожаный берет с притачанными кошачьими ушами. Терпеть не могу шапки, утром с тобой просто связываться поленился, когда ты настаивать стал, чтоб я утеплился. А теперь придется признать, что ты прав был. Ты никогда не намекаешь, чтоб я извинялся, но от меня ведь не убудет! Ветер и правда ледяной. Юйко вон уже неделю болеет, добегалась в лёгкой одежде. Надо будет завтра к ней зайти, сегодня никак не удастся. Может, Яёи заскочит? Мы с тобой позавчера у нее были. И почему, как только у меня близится день рождения, кто-нибудь обязательно простужается? На тринадцать – Яёи, на четырнадцать – ты, на пятнадцать – Юйко… Подумаешь, декабрь! Это же не повод! Хоть бы она до дня рождения императора выздоровела, иначе родители ее к нам точно не пустят.

Автобус закрывает двери и отходит, не дождавшись меня. Вот черт! Видно же было, что я к нему бегу!

Я сердито пинаю ножку остановочной скамейки, потом плюхаюсь на нее и закрываю глаза. Обидно будет, если зря торопился. Пускай в дзюку нет совсем строгого расписания, но начало занятий всё равно фиксированное. А на нас с тобой там и так косо поглядывают, чтоб еще опаздывать.

Раздражает жутко! Если вдуматься – что в нас особенного? Мы ведь уже не забинтованные! И разговариваем со всеми, и вообще не должны, по-моему, как-то выделяться! Ты, правда, сказал, что мы выделяемся всегда. Посоветовал представить в этом же коллективе Зеро и спросил: как думаешь, на них обращали бы повышенное внимание, Рицка? Я только вздохнул. Вроде на нас не написано, что мы паранормы, а всё равно получается, что не такие как все, есть какая-то разница. Может, ты прав, и Кацуко-сан действительно поэтому не замечает, когда у меня что-то на самом деле случается?

Наверное, у меня в классе к тому, что я отличаюсь, просто привыкли, как на твоем курсе привыкли к тебе. Ну, мы же оба странными считались, а когда стало известно, что у меня есть ты, а у тебя есть я, никто уже особо не удивился. Юйко и Яёи в курсе, они вообще не в счет… Ты только Кио не рассказал, кто мы такие. Решил, что он не заслуживает доверия. Знаешь, после его последней выходки я с тобой согласен. Только я не представлял, что ты так надолго разозлишься. Я вообще не видел раньше, как ты злишься, и, честно, впечатляет. Тебя рассердить трудно, а потом ты очень долго не можешь переключиться, и в итоге вообще всё отношение сгорает. Я теперь понимаю, что когда ты говоришь, что не простишь – это насовсем. Ты и с Кио станешь таким сухо-вежливым, как с Ритцу?

…А с Сэймэем? Как у тебя было с Сэймэем, Соби? В смысле – осталось что-то или нет?

Автобус подходит очень вовремя: последняя мысль обрывается. Я устраиваюсь на ближайшем к задней двери свободном сиденье и уставляюсь в окно. Надо отвлечься на что угодно, хоть на английскую систему времен и их модальные глаголы. Или вспомнить о последнем уроке, с которого я выскочил сломя голову. Я теперь так каждую неделю по вторникам убегаю, потому что до дзюку во вторник меньше всего времени остается, но пока толком не привык.

Шинономе-сэнсей, по-моему, сама не знает толком, как формируется Past Perfect. Ты мне еще два года назад суть объяснил, и я со второй попытки вник, а сэнсей сама переживает и весь класс изводит. Может, лучше б у нас английский только в кружке преподавался, больше проку было бы. Ну или вел кто-то другой, французский вот ведет Тацуми-сэнсей, и вроде бы у него понятнее получается. Не как у Шибаты-сэнсея в дзюку, но всё равно лучше, чем у Шинономе-сан.

А вообще, Соби, страшно сказать – французский мне ближе. Он сложнее, но как-то… упорядоченнее, что ли. И у них есть «ты» и «вы». Не могу объяснить, но мне это очень нравится. А в английском только интонационно можно выделить уважительное обращение, или другим словом пользоваться, «mister», например.

Главное, чтоб не «master».

Нет, английский я не люблю. Учу, прорабатываю фонетику, не отлыниваю – пусть этого хватит, а? К тому же на английской «R» я постоянно язык сломать боюсь и вечно с «L» путаю. На первую у меня имя начинается, на вторую – Имя, а звучат чуть ли не одинаково! Теперь вот третий вариант добавился, видимо, чтоб я окончательно запутался. Но французскую дикцию мне ты ставишь, и это совсем другое дело. Ты принцип постановки языка и губ первым уяснил, сперва потренировался сам, а теперь взялся за меня. Рассказываешь про носовые гласные, про нёбную занавеску, про сцепление и связывание… Нам всего этого на уроках почти не объясняли. А ты говоришь так, что я себя не только бездарью не чувствую, но даже вроде продвигаюсь понемногу. И «R» французская у меня уже два раза из трех почти нормально получается.

Воспоминание настолько внезапное, что я торопливо отворачиваюсь от остальных пассажиров. Не краснею вроде, но глаза мои сейчас никому видеть не надо. Смотрю в окно на поток машин, а вижу нашу комнату. Мы позавчера, в воскресенье, сидели и отрабатывали произношение. Ты послушал-послушал, как я мучаюсь, и велел: открой рот. Я открыл, не очень понимая, зачем тебе это понадобилось, а ты осторожно всунул между моими губами большой палец и прижал подушечку к середине моего языка. И сказал: «Попробуй теперь».

Положение стало и правда правильным: корень языка коснулся нёба, а кончик в нижние зубы уперся. Я попробовал произнести эту самую «R», звук вышел дикий, но ты одобрительно кивнул: «Именно, Рицка. Вот так». А потом поднял голову.

Не знаю, что у меня было во взгляде, только вспыхнул ты жарко – даже мочки ушей порозовели. И попытался отнять палец, а я не отдал. Перехватил твое запястье, отодвинулся чуть-чуть, глядя на тебя в упор, и сомкнул губы.

Соби, ты что – рассчитывал, что я забуду?!

Ты не вырвался, даже когда я по пальцу языком провел, и не сказал ни слова – только в глазах появилось выражение, которое меня пугает. Не страх, не покорность… что-то между.

Я тебя отпустил – в смысле, руку – и сразу поймал за плечи, не давая встать. Ты за меня схватился, прижал к себе и вздохнул. Хорошо хоть хватило ума прощения не попросить.

Соби, тебе, значит, можно, а мне – нет? До сих пор! Даже теперь! Ну нет. Я этого так всё равно не оставлю.

Я выждал, чтоб сердце бухать об ребра перестало, сглотнул и глухо спросил – как переводится та фраза на французском, с которой я так и не справился? Ты тронул губами мою шею:

- «Je vis pour t'aimer»?

- Ага.

- Я живу, чтобы любить тебя, - сказал ты так ровно, что я вообще никаких модуляций не услышал. – И это чистая правда, Рицка.