Выбор судьбы 3 страница

В жизни творца на виду, как правило, оказываются стороны привлекательные, престижные. Великий математик Н. общался с Великим художником К., был другом Великого музыканта Л. и запросто ходил в дом к Великому химику М. Но все это — внешнее, несущественное! Суть творческого труда — работа, тяжелый повседневный труд. И общаться, пробивая новую идею, приходится не с творцами, а с теми, кто "против", — с людьми, которые не понимают новую идею, боятся ее, искажают...

Широко распространено заблуждение: все хорошее, сильное, нужное само пробьет себе дорогу. Главное — это придумать, а дальше все внедрится само собой. Поэтому часто, как только

человек сталкивается с первыми трудностями, он из-за неподго­товленности к ним отступает.

Трудности закономерны. Они были и будут. И надо не избегать их, а заранее готовиться к борьбе с ними. В интервью газете "Известия" академик Е.П. Велихов однажды сказал: "...мо­лодежь не может ждать, когда перед ней постелят ковровую дорожку в науку. Она должна воспитать в себе и проявить волю к сопротивлению трудностям, консерватизму, инерции покоя, волю к их преодолению"*.

Конечно, можно возразить, что В.А.Иванову, например, не воля нужна была в тот недобрый час его жизни, а опытная установка, чтобы доказать, что способ внутривидения не беспо­лезен и вполне работоспособен. Такая установка "и сейчас, спустя 25 лет, считается одной из самых сложных и дорогосто­ящих в медицинской технике", и не в силах Иванова было подручными средствами соорудить ее. Но Иванов не бегал, не добивался, не устраивал скандалов; его не "пропесочивали", не изгоняли с работы. Всего этого не было. Он сдался, отступил.

Любопытно, что такое поведение изобретателя вызывает у нас внутреннее, порой даже неосознанное, осуждение: человек не должен сдаваться, человек должен быть сильнее обстоятельств. Мы привыкли к сказкам со счастливым концом. Борющийся, доказывающий, воинствующий и, наконец, побеждающий изоб­ретатель — вот стереотип, бытующий в нашем воображении. Мы забываем, что умение "держать удар" — не заслуга творческой личности, а недостаток общественных организаций. Почему томографию внедрять надо было на личном энтузиазме? Иванов дачу себе что ли строил?

* Известия. 1985. 5 авг.

Внедрение значительных новшеств — дело столь беспокойное и хлопотное, что организации, по статусу своему призванные внедрять или уж во всяком случае помогать внедрению, занима­ются возведением препятствий для новаторов. Эта ненормальная ситуация не нова. И с ней всегда пытались бороться. Но чи­новничьи ряды и сейчас стоят в полной боевой готовности, "бумажными зонтиками" защищая себя от ответственности. Или отстаивая корпоративные интересы. Довольно успешно защищая и отстаивая.

В "Литературной газете" от 1 января 1985 года была опублико­вана небольшая заметка известного у нас в стране изобретателя и рационализатора Б. Данилова "Надежда новатора". В заметке рассматривались последствия торможения внедрения новшеств. Те потери, моральные и материальные убытки, которые терпят отдельные изобретатели и государство в целом.

"30 лет назад я стал новатором и хорошо знаю, какие тернии поджидают на этом пути. Создание новшеств идет примерно по четырем этапам. Обдумывание идеи — это нелегко. Добиться ее признания в Госкомизобретений значительно труднее. "Обжеле-зить" и довести образец до серийного выпуска почти невозмож­но. А получить положенное законом скромное вознаграждение уже невозможно вообще...

Рабочих-новаторов беспокоит позиция многих НИИ, куда Госкомизобретений отсылает для оценки наши заявки. Эти институты видят в разработках новаторов подрыв своего прести­жа, не признают их ценности, не дают "добро" на внедрение.

Известная в нашей стране и Европе фреза ленинградского станочника М. Зайцева тормозилась шесть лет. Когда выпустили первую партию этих фрез, экономический эффект за год сос­тавил шесть миллионов рублей. Подсчитайте, сколько мы поте­ряли, пока не внедряли, — 36 миллионов!"

Новшества и сопротивления им — понятия сопутствующие, взаимодополняющие в своем единстве. Любое новшество, не­зависимо от того, внедряется оно снизу или сверху, всегда и обязательно встречает сопротивление. И это — закон!

СКРЕЩЕННЫЕ ШПАГИ

Сопротивления новшеству можно разделить на два больших класса: случайные (фоновые) и сознательные (темовые, целе­вые). Случайное сопротивление не зависит от занятий творчест­вом. Шел изобретатель по полю во время грозы, попала в него молния... Или случился потоп в городе, и погибли прекрасные рукописи и картины: никто ведь не устраивал потоп специально, чтобы истребить их.

Вот Кеплер: "Его почти постоянно преследовали кожные заболевания: сыпи, нарывы, незаживающие язвы, болезни пече­ни и желудка вынуждали его соблюдать строгую диету, его часто терзала лихорадка, мучали сильные приступы головной боли.

Слабое здоровье было серьезным препятствием для астро­номических наблюдений в холодные ночи, но еще большим препятствием был врожденный недостаток зрения — сильная близорукость и монокулярная полиопия (множественное зре­ние)... Глядя на луну он видел одним глазом несколько лун!"*.

Физическое состояние Кеплера не было следствием занятий астрономией: множественная полиопия, близорукость, кожные заболевания — это непрофессиональные болезни астрономов.

Случайное сопротивление — это тот средний фон неудачи, бедствий и болезней, который может присутствовать в жизни каждого человека, независимо от его характера, работы и веры в творчество или бога.

Другое дело, если сопротивление вызвано именно продви­жением к цели. Те же недуги в этом случае уже не случайны, а заданы темой исследований. Из четвертьвековой истории поко­рения полюса двадцать последних лет Пири шел к своей заветной мечте без восьми обмороженных и ампутированных пальцев ног. И это в условиях длительных санных переходов, когда то и дело приходилось становиться на лыжи, перетаскивать сани через торосы, объезжать полыньи, ежеминутно рискуя жизнью. Обмо­роженные пальцы при продвижении к полюсу — это не случай, не неожиданность. Это закономерное сопротивление темы.

Часто темовое сопротивление начинается еще раньше — с момента выбора цели. Когда обстоятельства толкают к темам привычным, проверенным, гарангированным. И потому непод­ходящим для творческой личности, которая ищет непокоренные вершины.

* Белый Ю.А. Иоганн Кеплер. М: Наука, 1971. С.18—19.

Но вот результат получен. Революционный результат. Теперь дело "за малым" — осталось внедрение. Новатор ждет распрос­тертых объятий и шума восторженных приветствий. Оговоримся — ждет не без оснований, ведь он несет миру Новую Вещь, Новую Книгу. Но вместо радушной встречи его... ведут на костер. Со всеми его Вещами и Книгами. Заметьте: при единодушном и искреннем всеобщем ликовании! Когда сожгли Джордано Бруно, народ праздновал это событие. Вообще, всякая казнь еретиков всегда вызывала буйное веселье и повальное одобрение: уничто­жение ереси во все времена было самым богоугодным делом.

Сопротивление внешних обстоятельств защищает один-един­ственный, но самый существенный для них пункт — стабиль­ность. Это проявление инстинкта самосохранения в больших социальных системах с позиций современного человека кажется уродливым явлением. Но с позиций большой социальной систе­мы — это самое логичное действие: заболевший организм стре­мится исторгнуть "больные клетки". Творческая личность — личность, рушащая каноны, — с позиций этого организма самая настоящая и очень опасная "больная клетка", и потому вполне естественно, что с ней ведут борьбу по всем правилам ме­дицинской тактики, вплоть до "операционного вмешательства". Ведь прими, например, средневековое общество с его главен­ствующими религиозными институтами коперниковские взгля­ды, оно бы немедленно развалилось. Что, собственно, и про­изошло, когда эти взгляды все-таки были приняты. Внедрение новшеств действительно имеет оборотную, отрицательную сто­рону — необходимость перестройки. Подчас кардинальной. Для современного промышленного общества страшной катастрофой было бы принятие и внедрение всех предлагаемых новшеств. Гораздо более страшной, более разрушительной, чем неприятие ни одного новшества. Поэтому сопротивление новшествам, бо­язнь нового — процесс объективный.

Сопротивление не прекращается и после того, как внедрение все же начато, и даже после смерти творческой личности. Это сопротивление проявляется в активном переводе идей, направ­ленных на развитие жизни, на работу по ее угнетению. Светлые идеи Бомбара, нацеленные на помощь попавшим в беду, приспо­собили для подготовки наемников. Миролюбивый гуманизм ессейских общин выразился в воинствующий факел святой инк­визиции: кумранские рукописи обернулись "индексом запре­щенных книг"..

Вообще, проявление гуманного, достойного творчества воз­можно не благодаря действиям общественных институгов, а, наоборот, вопреки им. Творческая личность формируется в результате сбоя в системе образования, в системе цензуры, в системе взаимоотношений и во всех других социальных систе­мах. Появление творческой личности — это чудо. Такое же, как расцветший в знойном пекле Сахары подснежник. Чудо, порож­денное несовершенством общественного устройства, ненадеж­ностью общественных механизмов. В случае, когда эти меха­низмы срабатывают, приходит возмездие, кара за творчество — непоощрение.

В этом нет выражения какого-то несоответствия или неспра­ведливости. С точки зрения общества, современного Творцу, все исключительно справедливо. Действительно, ведь творческая личность живет и работает для будущего общества, для Завтра. Потому и награда за труд приходит Завтра.

Это не означает, разумеется, что творец — это некая внеоб-щественная индивидуальность, воспарившая над временем, людь­ми, судьбой и обстоятельствами. Нет, творчество не может происходить вне общества: любое созидание служит людям и возможно лишь в кооперации с другими людьми. Но достижений творческая личность добивается не благодаря, а вопреки общест­ву. Вопреки сегодняшнему обществу во имя завтрашнего.

Вот пример. Эварист Галуа увлекся математикой из-за того, что его оставили в колледже на второй год. Обязательными были гуманитарные предметы, но при повторном прохождении курса времени у Галуа оставалось много, и ему разрешили посещать математический факультатив. Один случайный сбой в системе образования. Второй случайный сбой — попался суперхороший, думающий преподаватель. Сумел настолько увлечь своим пред­метом, что Галуа отложил учебники и взялся за монографии. Это третий сбой, потому что, если бы Галуа изучал математику по тогдашним школьным учебникам, к 20 годам он бы ни за что не стал тем Галуа, ушедшим далеко за передний край общепризнан­ной науки, которым стал.

Но зато дальше все пошло как по маслу: ненадежность преград в системе скомпенсировалась их количеством. Трижды Галуа обращается в Академию наук, и все три раза с одинаковым нулевым результатом. В первый раз его рукопись потеряли. Во второй раз — умер Фурье, которому поругали,рассмотреть работу Галуа, после смерти в его бумагах рукопись не была найдена (может, и не искали...). Откликнулись лишь в третий раз: отде­лались формальным отказом. И это естественно. Да, вполне ¹ естественно! Ведь кем был тогда Галуа? Это сейчас он — созда­тель теории групп, а тогда — 20-летний недоучка, дважды про­валившийся на вступительных экзаменах в технический вуз. Да еще республиканец вдобавок...

ТРАГИЧЕСКИЙ ТИПАЖ

Жизнь Галуа-человека драматична, как и ее трагический конец. Но судьба Галуа-первооткрывателя типична. Путь в вы­сокое творчество не выстлан "ковровыми дорожками".

Известный русский изобретатель А.И.Шпаковский в 1856 году демонстрировал свойство электрической дуги. Перед самым началом опытов случайно взялся руками за оголенные части электродов, которые находились под напряжением в 1000 вольт. Чудом остался жив. Позже рассказывал, как сильно сдавило грудь, нечем было дышать. Указательный палец прожжен до кости, на ладонях выжгло глубокие борозды. Несмотря на пот­рясение и невыносимую боль, он начал демонстрацию в точно назначенное время. За три года до смерти в 1879 году взрывом опытной мины был ранен и сильно контужен. Из-за поражения мозжечка не мог самостоятельно передвигаться и даже стоять. Помощники переносили его на носилках и поддерживали, когда он работал. Искалеченными, израненными руками он брал при­боры, производил записи. Так он работал до последнего дня.

О.Ю.Шмидт. Хронический туберкулез. Легендарная экспеди­ция челюскинцев: как результат зимовки — крупозное воспа­ление легких. Несмотря на это, ежедневная 10-часовая работа. С декабря 1953 года — легочные кровотечения, постельный режим, неподвижность. Работа не прекращается ни на один день.

И.И.Лобачевский — 30 лет непризнания.

Л.Эйлер. Последние 17 лет работы — слепота. Которая не остановила работу.

Сервет — сожжен за то, что осмелился вскрыть и исследовать труп человека.

Наш современник В.Ф. Сопочкин. В 1958 году он предложил не замораживать рыбу, а доставлять ее в охлажденном шоковом состоянии — это позволяет сохранять биологически активные вещества. Получил авторское свидетельство N111561. Специа­листы Минрыбхоза СССР добились ашгулирования авторского свидетельства. Сопочкину удалось организовать сектор в главке Азчеррыба. Сопочкин — механик, и "рыбные специалисты" сразу выступают против: приезжает комиссия проверять только что созданный сектор. Комиссия составляет справку. "На 29 стра­ницах справки идет отчаянная "ловля блох". Обнаруживают зачеркнутые^-буквы в отчетах, выделяют неграмотные обороты речи, упрекают Сопочкина, например, в том, что он "совершенно необоснованно ставит вопрос о... дальнейших, еще более глу­боких исследованиях... которыми занимаются целые академи­ческие институты".

А "целые академические" между тем почему-то не решились заняться этой сложной проблемой...

...Работать с ним, всего-то-навсего инженером-механиком, не следует. Эта мысль варьируется в справке несколько раз, профессия Сопочкина подается в значении чуть ли не "мо­шенник". Авторы заключения стараются всячески убедить кого-то, что любая деятельность инженера-механика на поприще исследований комплексного хранения рыбы заведомо будет "те­оретически несостоятельна".

Сопочкин читал решение комиссии, и буквы прыгали у него перед глазами. Вот он осуждается за то, что предлагает возить в своих чанах воду, а не рыбу: приводятся цифры 20% рыбы и 80% воды. Но цифры-то перепутаны... Он же предлагал загружать 80% рыбы, и не просто предлагал, а посвятил этому вопросу специаль­ные исследования. Он бросается к членам комиссии, объясняет ошибку. Но в ответ его хлопают по плечу и убеждают, что это пустяки. Дескать, Вениамин Федорович, да разве в этом дело! Намекая, видимо, на теоретическую несостоятельность...

Решение комиссии множат в 20 экземплярах, отсылают во все инстанции. Сектор закрывают"*.

В 1977 году научно-технический совет Минрыбхоза получает задание рассмотреть доклад Сопочкина "Об использовании тер­мического шока рыбы". Минрыбхоз запрашивает у 21 института новые отзывы. Все институты, кроме ВНИРО, написали хо­рошие отзывы. Но организаторы научно-технического совета скрыли все отзывы, кроме отзыва ВНИРО...

* Воздвиженский М. Дело Сопочкина // Изобретатель и рационализатор. 1982. N3.

Интересный нюанс: изобретения Сопочкина хорошо извест­ны за рубежом. В то время как работники ВНИРО писали отрицательный отзыв, на конгрессе в Токио отмечалась огромная выгода хранения рыбы на судах в охлажденной морской воде.

"Русский" способ прижился в Японии, хотя и не подошел спе­циалистам Минрыбхоза.

Ф.А.Цандер. Я.Голованов в книге "Марсианин" пишет: "Весь­ма характерен случай, который произошел с Цандером в 1930 году. В сентябре в Гааге по инициативе Нидерландского коро­левского аэроклуба должен был состояться международный кон­гресс по воздухоплаванию, на который специальным письмом в адрес Всесоюзного авиаобъединения приглашались советские специалисты. Цандер написал доклад под названием "Проблемы сверхавиации и очередные задачи по подготовке к межпланет­ным путешествиям", который обсудили и одобрили в ЦАГИ. Профессор В.П.Ветчинкин дал докладу очень высокую оценку, подчеркивая оригинальность материалов Цандера. Рукопись пе­ревели на французский язык и отправили во Всесоюзное авиа-обьединение, где сосредоточивались все документы к предстоя­щему конгрессу. В ВАО доклад прочли и задумались. Потом отправили обратно в ЦАГИ. В письме директору ЦАГИ про­фессору С.А. Чаплыгину сообщалось, что лучше всего послать в Гаагу доклад от имени ЦАГИ, "так как ВАО, будучи промыш­ленной организацией, не считает возможным выступать по воп­росу о межпланетных сообщениях". Но и ЦАГИ космическими проблемами не занимался. Опять задумались и решили вообще никакого доклада в Гаагу не отправлять, поскольку все это как-то несерьезно, и солидную организацию все эти межпланетные "фантазии" могут только скомпрометировать"*,

* Голованов Я. Марсианин. М.- Мол. гвардия, 1985. С.167—168.

Г.С.Альтшуллер. 9 лет переписки с ЦС ВОИР. Во всех пись­мах одна-единственная просьба: "Выслушайте. Готов приехать в любое удобное для Вас время, за свои деньги, не надо ко­мандировки, не надо гостиницы. Ничего не надо". Его сооб­щение не займет много времени — достаточно всего получаса. Только назначьте день и час. В ответ приходили отписки. Коро­тенькие, в несколько строк, сухие чиновничьи фразы: "...такое совещание в ближайшее время незапланировано... в третьем квартале будущего года... во втором квартале следующего...". Таких писем набралось на три пухлых тома, но за десять долгих лет у руководства Центрального совета Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов, на знамени которого заглав­

ными буквами вычеканено обязательство помогать изобретате­лям, не нашлось получаса, чтобы выслушать изобретателя теории решения изобретательских задач(!) — науки, специально создан-

» Б.П.Гробовский — изобретатель электронно-лучевого теле­видения, которое сегодня живет почти в каждом доме, в минуты отчаяния говорил: "Мне кажется, я живу среди слепоглухонемых, меня не понимают, не хотят понять". Его так и не поняли. Электронное телевидение было переизобретено за рубежом и оттуда уже пришло к нам.

"...Может быть, у нас — много Дьяковых, что мы так щедры? И неужели мы действительно лучше чувствуем себя в наслед­никах, чем в современниках?...

...Идеей М.И.Дворкина заинтересовались в Министерстве морского флота СССР, и в результате в 1976 году участок покрытия гребных винтов на Канонерском судоремонтном заво­де был... закрыт.

Неожиданность этого решения — неожиданность только для посторонних. Сам же Дворкин считает его вполне логичным, закономерным шагом в кампании дискредитации и очернения идеи, начатой в конце шестидесятых годов некоторыми веду­щими ленинградскими НИИ.

История обыкновенная до пошлости. На одной чаше весов оказался М.И.Дворкин с его изобретением, на другой — коа­лиция ленинградских институтов с их авторитетом, поло­жением, и, чего греха таить, связями. Понятно, чья сторона перетянула..."*

К стыду нашему, таких примеров можно привести великое множество. Но они бледнеют перед примерами иного порядка — массовыми:

* Панасенко С. Об истине, чести мундира и других вещах // Изобретатель и рационализатор. 1986. N1. С 12—13. '* Голованов Я. Дорога на космодром. М.: Дет. лит., 1983.

С.33-34.

"В XII веке на церковном соборе было запрещено чтение лекций по физике, в XIII веке папа Бонифаций VIII запретил препарирование человеческих трупов, а в XIV веке папа Иоанн XXII "упразднил" химию"**. "В январе 1559 года в Риме был издан первый сводный папский "Индекс запрещенных книг"... Издание "Индекса..." продолжалось до 1959 года, когда вышло последнее добавление к изданию 1948 года. По решению второго Ватиканского собора лишь в 1966 году было официально прек­ращено издание этого перечня. За 4 столетия своего существо­вания "Индекс..." переиздавался более 100 раз. Последнее его издание содержало имена уже более 4000 писателей и ученых"*.

"Индекс запрещенных книг", химия, анатомия и физика, объявленные вне закона, — это не просто опубликованные вердикты. Это руководство к действию. Предавали анафеме, пытали и жгли тех, кто писал подзапретные книги, кто издавал их, кто читал их, кто хранил...

Иногда говорят, что за век инквизиции погибло не так уж много народа. Да, немного — всего около полумиллиона. Но выжигали цвет человечества. Трудно определить эквивалент уро­на, который мы понесли, веками теряя свой авангард. Инквизи­ция Нанесла человечеству и глубокую психологическую травму: жестокие расправы порождали покорность и боязнь нового и непонятного. Страх, который передавался в наследство от поко­ления к поколению.

Мрачные, кровавые эти времена минули, но всесильная не­когда инквизиция не стерта с лика земли. Она преобразилась, приняла иную форму, современную, замаскированную, выряди­лась в иные имена. Сегодня творческую личность не волокут на костер в треугольном колпаке и разодранном рубище. Сегодня все совершается куда элегантнее. Без воплей и крови. Но с неменьшим коварством и жестокостью, чем в далекие средние века. Ведь творческая личность, созидая новое, разрушает старое. И старое жестоко мстит за это.

* 1984: Памятные книжные даты. С.243.

У читателя может возникнуть вопрос: если книга написана для привлечения в большое творчество (а она написана для этого), зачем приводить столько трагических примеров? Почему бы не показать счастливые судьбы? Ведь многие люди достигли своей цели, преодолели все препятствия, победили: Королев, Эйнштейн, Илизаров, Федоров. Не у всех судьба складывается трагически — кто-то же становится директором, академиком, признанным ученым...

Действительно, новатор не обязательно "мученик", но всегда и обязательно сверхтруженик. Такова цена за творческие резуль­таты: платить приходится самой дорогой валютой — часами жизни, годами кропотливого каждодневного труда, когда ничего кроме работы не остается. И так всю жизнь — если творческая личность не переродится в дельца от науки. Творческая работа — это очень тяжелый труд. Очень интересный, но и очень тяжелый. 11 октября 1987 года по телевидению была показана запись встречи в студии Останкино с Л.Н.Кошкиным. Автор роторных и роторно-конвейерных машин — нового направления в технике, руководитель большого конструкторского бюро, Ге­рой Социалистического Труда, академик АН СССР и академик ВАСХНИЛ, лауреат Ленинской и Государственной премии СССР, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, заслуженный изобретатель СССР (у Кошкина 140 изобретений), доктор техни­ческих наук — чем не человек, достигший вершин признания? Один из зрителей в зале попросил назвать самый памятный день в его жизни. Кошкин задумался на какое-то мгновенье, пере­бирая в памяти пороги жизни, и ответил, что ничего такого не помнит, что, пожалуй, и не было ничего особенного, памятного. "Я всю жизнь работал, — сказал он, — у меня была очень тяжелая жизнь, всегда была работа. Много работал..."

Это не означает, что творческая личность несчастлива, на­против. Но это счастье особого рода: удовлетворение, радость от творческой работы. С обычных же житейских позиций творчес­кая личность — всегда человек трагической судьбы. В этом один из парадоксов творчества: когда работаешь над "счастьем для многих", не остается времени на "счастье для себя". Даже не времени — пространства в собственной судьбе.

Большое творчество и трагизм существования — переплета­ющиеся темы. Отпугнет ли знание молодого читателя от пути в творчество? Разумеется, проще и приятнее было бы рассказывать о "лазурных" мгновениях в жизни выдающихся людей. Разуме­ется, уж в это-то читатель поверил бы с гораздо большей охотой и радостью. Но так же очевидно и то разочарование, которое постигло бы его при первом же столкновении с правдой жизни.

А правда жизни сурова. Взять к примеру Эйнштейна. Хрес­томатийный случай "счастливчика" в науке: раннее признание, всемирная слава, успел вовремя эмигрировать из фашистской Германии, практически ни к чему не обязывающая прекрасно оплачиваемая работа в Америке. Его имя стало символом насто­ящего большого Ученого. В конце жизни Эйнштейн говорил, что, если бы пришлось начинать сначала, он бы выбрал профес­сию водопроводчика.

Федоров, Илизаров — в обоих случаях свой институт, своя школа, признанные изобретения, публикации, мировая извест­ность и... постоянное сопротивление "знатных специалистов", мелкие пакости, подножки, сплетни.

Амундсен — счастливейшая судьба полярного исследователя! Окончена подготовка к первой собственной экспедиции: в долг куплено судно, обмундирование, запас еды. Кредиторы объявля­ют его мошенником и грозят, что, если долг не будет уплачен в 24 часа, судно со всем находящимся на нем имуществом будет описано. Сговорившись с товарищами, тайно пробравшись на уже почти не свое судно, он ночью покидает родные берега. А успешно окончив экспедицию, не рискует возвращаться на ро­дину, зная, что должен выплатить долги. Чтением лекций в Америке и Европе, рассказами об экспедиции, публикациями он зарабатывает деньги, которые обязан отдать, и возвращается домой лишь почти через два года(!) после окончания экспедиции. И так каждый раз: влезание в долги, затем экспедиция со смертельным риском для жизни, потом лекции, статьи и книга, чтобы рассчитаться с долгами. Лишь однажды.Амундсен от­правился в путь, заранее расплатившись со всеми долгами: это был последний трагический полет для спасения экспедиции Нобиле. Пришлось продать все свои награды: золотые звезды, кресты, ордена и медали — символы признания его заслуг государствами мира...

Большое творчество и героизм — две неразрывные темы. Трагизм существования — это следствие, которое прерывается во сто крат более сильным героизмом существования. А разве не прекрасно героическое существование, пусть даже за него при­ходи! ся платить такой дорогой ценой?! Жизнь героя трагична. Но это оптимистическая трагедия — осознанная необходимость и сознательно принятая роль. Нельзя родиться героем, но в силах человека, в его и только в его личной власти им стать. Если человек увидел большую "еретическую" цель, значит, первый шаг на пути к этому он уже сделал.

Отпугнет ли человека знание трагизма существования? Нет —- подготовит! Сделает менее уязвимым, позволит вовремя на­чать подготовку к отражению грядущих "ударов судьбы", заставит не терять зря время. Карта рифов и мелей не ослабляет, а укрепляет позиции капитана.

И еще о причине большого числа трагических примеров. Мы исследуем болезни общества, делаем то, что когда-то будет входить в компетенцию социальной медицины, к сожалению, находящейся пока в самой начальной стадии существования. Можно писать о здоровом организме: о рельефе его мускулатуры, об орлином взоре, о молниеподобной реакции и т.п. Это очень выигрышная тема. Приятная в написании и при чтении. Но ведь надо разбираться и с болезнями, надо пытаться исследовать их причины и не затушевывать, не отворачиваться, не замалчивать, а вскрывать гнойные язвы, облегчая участь больного. Сделать это можно только одним путем: изучением объективных закономер­ностей Не избеганием их, не игнорированием, а исследованием и использованием. Ибо, ответив на вопрос "Как это проис­ходит?", мы неизбежно подойдем к вопросам "Почему это про­исходит именно так?" и "Как этим управлять?".

Гастон Тисандье написал очень тяжелую книгу. Его "Му­ченики науки" вобрали в себя много крови, пролитой на пути к научным свершениям, оплаченным такой дорогой ценой — жизнями лучших представителей человечества. Очевидно, пред­видя растерянность читателя, Тисандье в завершении написал: "Если эта книга произвела впечатление на читателя, если она возбудила в нем благородные чувства и заставила проникнуться той идеей, что исполнение долга и упорный труд могут, несмот­ря ни на какие препятствия, повести к великим результатам, то мы сочтем это лучшею для себя наградой и доказательством, что" работа наша не бесплодна"*.

В НЕРАВНОЙ БИТВЕ

* Тисандье Г. Мученики науки С 230

Весь процесс исторического развития говорит о невыгод­ности, об убыточности, наконец, просто об опасности творчества второго и третьего типа. Почему же человек все-таки идет в это творчество?

Такая постановка проблемы автоматически приоткрывает некоторые ее аспекты. Первый, самый очевидный ответ: человек не знает, что убыточность исторична, объективно закономерна. Сведения о "неудачниках" воспринимаются как отдельные роко­вые случайности, не связываясь в единую цепь, наполненную печальной логикой. Поэтому отношение к творчеству складыва­ется традиционно как к средству достижения благосостояния, благополучия, приличного стабильного заработка, престижного положения в обществе. Не имея широкого фонда исторических примеров, человек рассчитывает на "сдельно-премиальную" оплату своей работы, несмотря на творческий ее характер.