Выбор судьбы 1 страница

ными, так что целый день один участок нервной системы нико­гда не работает.

Но соблюдение всех указанных условий трудно при нахож­дении на государственной службе и в больших городах..."*.

У человека, благоговейно относящегося к своему времени, понимающего, что быстропролетающие часы нашей жизни — это единственное настоящее богатство, которое он получает от рождения и которое есть вообще в его жизни, вырабатывается своеобразное отношение к тому, что принято именовать карье­рой или служебной перспективой. На работе человек ищет место, дающее наибольшее количество свободного времени для занятий творчеством. Не верх пирамиды прельщает и манит наслаж­дением властью, а радость творческого труда.

Как эго ни парадоксально, но человек, трясущийся над каждой минутой своей жизни, — самый свободный человек. Потому что он — единственный хозяин своего времени, его хранитель и распорядитель. Такого человека трудно заставить отступить от Дела, его нельзя кушггь. Они не продаются, такие люди. Их можно сломать, как, наверное, и каждого, но нельзя заставить или купить. Все самые страшные трагедии человече­ства связаны не с именами отдельных кровавых тиранов-челове­коненавистников, а с толпами их прислужгажов. Да, сатрапы ужасны, но во сто крат ужаснее люди, готовые за умеренную плату исполнять приказы тиранов. Институт тирании, поли­тической и научной, культурной, не менее отвратителен, чем институт рабства. Человек рожден быть свободным, рожден иметь собственное мнение, и не к лицу человеку становиться рабом, пусть даже и хорошо оплачиваемым.

* Гранин Д Река времени М. Правда, 1985 С 313—314

Любищев никогда не был рабом и принцшшально не мог им бьггь. он слишком хорошо знал цену своему времени, слишком высоко ценил свою жизнь, чтобы обменивать ее на "универсаль­ный эквивалент" — деньги. В 30-е годы он работал во Всесоюз­ном институте защиты растений (ВИЗР). В то время ущерб от вредителей принимался равным не менее 10%. Благодаря лич­ным исследованиям Любищева, а также анализу данных США этот процент пришлось снизить до 2. После трех лет перепро­верки Любищев выступил в печати. Автоматический вывод из его статьи был страшным приговором: ущерб от работников отдела по борьбе с насекомыми больше, чем от самих вредителей. Завышенная статистика была прекрасным компенсатором бес­хозяйственности, отличным прикрытием безразличия.

Если рассматривать выступление Любищева абстрактно, то вроде бы все нормально: честный ученый заметил факт подлога и обнародовал его. Но дело в том, что в подлоге обвинялась собственная организация. В ответ на печатное выступление Любищева в 1937 году состоялось заседание ученого совета ВИЗРа, на котором "дело Любищева" начало принимать поли­тическую окраску, как пишет Даниил Гранин. Совет ходатай­ствовал перед ВАКом о лишении Любищева звания доктора наук Постановление было принято единогласно. Доказательные фак­ты и логичные доводы не играли никакой роли. Как же: замарана честь мундира! Любищев бичевал самые основы института, и его "деятели", все как один, как "истые патриоты", единогласно опустили большой палец вниз.

Любопытно, что Сократа суд признал виновным большин­ством в 280 голосов против 220. Но ведь Сократ потрясал основы всей системы полисов! Тем интереснее сравнение: какая по­разительная эволюция за два тысячелетия! Неужели это и есть наши этические достижения — утопические теории Швейцера и уродливые реалии ВИЗРа?

Задумаемся над таким вопросом: зачем Любищеву при его погоне за временем понадобилось ввязываться в эту борьбу? Он был разумным человеком и должен был понимать — не мог не понимать, — что в лучшем случае эта борьба отнимет у него много времени (в худшем — свободу). Тема вредителей была для пего посторонней — к 37-му году Любищев уже 19 лет работал над созданием общей системы биологических объектов.

Лишь по совершенно случайному, невероятному стечению обстоятельств (директора института арестовали) постановление научного совета ВИЗРа осталось неисполненным, а Любищев не оказался в тюрьме. "Похожая история повторилась с ним спустя 10 лет, после известной сессии ВАСХНИЛ, в 1948 году". Для чего ему было ввязываться в эту постороннюю для него борьбу?..

Ответ прост — он не мог позволить себе юлить и лгать. Не мог, потому что каждый день отчитывался перед собой, потому что каждый месяц и год подводил итоги, сводил все затраты в систему. А потом планировал вперед на месяц, на год, на пять лет, на всю жизнь. Не мог же он отводить в планах своих место для лжи. Не мог и поведением своим обесценить собственные планы, собственное время, собственную жизнь. А насчет того, что дело это для него было посторонним, так для настоящего человека нет ничего постороннего.

Система учета времени воспитывает человека. Эту систему нельзя обмануть, потому что отчитываться приходится перед самим собой. Приписать на основную работу времени больше, чем на самом деле потрачено, — значит признать свою слабость. Поэтому есть два выхода: либо бросить вести учет, смириться, либо перестраиваться, изменяя режим и стиль жизни. Бросить учет из-за низкой своей производительности равносильно при­знанию своего бессилия — это ведет к потере самоуважения. Второй путь — перестройка стиля жизни — есть превращение в творческую личность.

На занятиях по ТРИЗ слушателям рассказывают о системе Любищева и рекомендуют хотя бы попробовать, хотя бы начать вести учет потраченного времени. Во-первых, потому что эта система рациональна, разумна, она действительно позволяет находить неиспользованные излишки в самых, казалось бы, привычных и необходимых тратах времени. Во-вторых, — и это очень важно, система Любищева инструментальна: она представ­ляет собой не общие пожелания, а содержит конкретные реко­мендации, применимые тотчас же по ознакомлению с ними. Для использования системы учета времени не надо быть гением, не надо быть особо одаренным: освоить эту систему доступно каждому. Кроме того, о Любищеве написана художественная книга, в которой изложены многие подробности, интересные для применителя системы; то есть имеется хорошее описание про­тотипа.

Разумеется, вовсе не обязательно слепо, в мельчайших под­робностях повторять опыт Любищева. Но не следует его и игнорировать. Конкретное воплощение системы контроля затрат времени и планирования может принимать различные формы, но принципы построения этой системы, критерии оценки ушед­шего времени остаются неизменными. Система самоотчета, точ­нее система систематического самоотчета, позволяет повысить собственную отдачу, творческий КПД своего труда. Как видели мы на примере Любищева, его система не омертвляет, не ма­шинизирует человека. Напротив, ее применение — путь к уни­версализации. Любищев знал несколько иностранных языков, был прекрасно образованным человеком, находил время и для спорта, и для театра, и для философии, и для истории, и для художественной литературы, не говоря уж о любимой им био­логии.

15 ЧАСОВ НАГРАДЫ

Итак, чтобы быть творческой личностью, недостаточно иметь лишь общественно полезную, значительную достойную цель. Ведь поставленная цель должна быть реализована, а одного желания для этого мало. Чтобы переплыть океан, надо уметь строить корабли. Чтобы достичь цель, надо уметь строить планы

— на день, на месяц, на пять лет, на всю жизнь. Причем планы эти должны быть динамичными, учитывающими разные условия работы и различные превращения цели, потому что любая цель

— это не истина в последнем ее измерении. Цели развиваются, переходя в надцели и наднадцели. Планы обязательно должны включать в себя систему контроля выполнения планов, иначе теряется смысл их составления.

Сегодня, чтобы переплыть океан, не надо самому строить корабль. Достаточно купить билет на "белый пароход". Это одно из действительных достижений нашего времени: человек поко­ряет природу в большой кооперации с другими людьми, с современниками и с предшественниками. Но в единоборстве с целью у человека чаще всего нет помощников. Как и в давнюю старину, этот путь каждый раз начинают с самого начала, как будто и не было прошедших тысячелетий таких же восхождений, как будто нет огромного багажа биографической литературы, описывающей опыт предшественников.

К сожалению, сегодня мы не можем еще подарить нашим читателям билет на "белый пароход" в творчество,но и такой день придет обязательно. Хотя типовую конструкцию "океанского лайнера" уже можно показать. Это те стандартные блоки, кото­рые неизбежно присутствуют практически во всех планах.

Планы и система контроля предусматривают необходимость выполнения значительного объема работы. Без нее планирова­ние будет бессмысленным занятием, а система контроля — мертвой. Поэтому еще одно необходимое качество творческой личности — это большая работоспособность по осуществлению намеченных планов. Тут надо исходить из максимума возмож­ностей человека — из 15-часового ежедневного творческого труда. При этом отсчет ведется не от нуля, не по тому, сколько сделано, а от максимума — по тому, сколько может быть сделано. "15 часов ежедневной работы... Да это же каторга!" — воскликнет в сердцах раздосадованный читатель. Действительно, это мало похоже на санаторный режим. Хотя...

Творческий труд человеком избирается по доброй воле. Нель­зя 15 часов в день добровольно заниматься нелюбимым занятием: это запредельная нагрузка. Переход к творческому ритму жизни возможен только тогда, когда работа превращается в потреб­ность. Поэтому 15 часов работы воспринимается как 15 часов удовольствия! 15 часов награды. Обычно мы живем по трехзвен-ной схеме: "работа — деньги — удовольствия". Творческий стиль жизни предусматривает сокращение среднего звена, избыточно­го для схемы "творческая работа — удовольствия". Удовлетво­рение приносит сам процесс работы. Творчество — это возмож­ность самовыражения, самопознания, познания окружающего мира, принесения добра этому миру. Творчество — это путе­шествие в страну мечты. Разве можно мечтать за деньги? Разу­меется, никто не застрахован от творческих неудач, но и неудачи в творчестве — это приключения в новом, неизведанном мире. Творчество — всегда чуть-чуть сказка.но сказка реальная, в которой исследователь имеет счастье жить.

15 часов творческого труда — это 15 часов ежедневного про­движения Пири к Северному полюсу. Ежедневного продвижения Амундсена к Южному полюсу. Ежедневной подготовки Циолков­ского к межзвездным перелетам. Ежедневной работы Пиккара для подъема на высоту 17 километров, а затем для спуска в Марианскую впадину.

15 часов творческого труда — это 15 часов небывалых, захва­тывающих приключений, смертельного риска и счастья дости­жения — всего того, что делает жизнь интересной и наполнен­ной. Для истинно человеческого существования каждому нужен свой полюс, своя высота, своя звезда — хотя бы раз в жизни.

Нередко в своем воображении мы заключаем классиков в просторные кабинеты столичных университетов. Мы окружаем их тишиной, необходимой для вдумчивой неторопливой работы, и преклонением близких и современников, понимающих, что они живут рядом с гениями. Поэтому, когда речь заходит о нашей собственной творческой работе, мы ссылаемся на "не те" обсто­ятельства. Это ошибка, грубая историческая ошибка. Обстоя­тельства всегда "не те", и воспринимать это надо как их неотъ­емлемое свойство, ведь не возмущаемся же мы давлением атмос­феры! "Не те" обстоятельства законны для творческого стиля. Они всегда были таковыми, и все же люди находили время и силы, чтобы творить культуру, плодами которой мы окружены сегодня. Вот строки, написанные Чеховым, которого никак не назовешь человеком трагической судьбы: "Передо мной моя не литературная работа, хлопающая немилосердно по совести, а в соседней комнате отец читает матери вслух "Запечатленного ангела"... Кто-то завел шкатулку, и я слышу "Елену Прекрас­ную"... Хочется удрать на дачу, но уже час ночи... Для пишущего человека гнуснее обстановки придумать трудно..."

Сервантес, Кампанелла, Морозов умудрялись заниматься твор­ческой работой, даже находясь в тюрьме. Отчего же нам не хватает времени и терпения в условиях очень далеких от предель­ных? Да, все мы работаем, но очень часто работа воспринимается как способ зарабатывать на жизнь.

Думается, мы заключаем творцов прошлого в идеальные условия не случайно. Мнимая идеальная жизнь в прошлом служит хорошим контрастным фоном для условий нашей жизни. Сегодня у нас нет времени, мы спешим, у нас масса забот. Вот "тогда"... 'Тогда" и жизнь как-то медленнее текла...

Что ж, оправдаться можно вполне "объективными труднос­тями". Но ведь это временный камуфляж, и все мы это прекрасно понимаем. Кто извинит человека за величайшее преступление перед собой — за пустоту утекшей жизни?

Второпях мы нередко не успеваем задуматься об этих "мело­чах". Нам некогда бояться творческой смерти. Но зачастую это происходит от того, что мы даже не знаем, что такое творческая жизнь. Легче всего подогнать собственное понимание престиж­ного понятия творчества под свой образ жизни. Тяжелее и неприятнее задуматься над своей жизнью и перестроить ее.

О ВРЕМЕНИ И ИДЕАЛАХ

Героизм — это не проявление характера в экстремальных ситуациях, а нормальное состояние человека. Любое другое состояние воспринимается как подготовка к нему, его пред­дверие. Человек стремится быть героем, и это самое естественное стремление.

Но чтобы стать героем, необходимо случайное стечение об­стоятельств, зачастую не зависящее от человека. В самом деле, не станешь ведь поджигать дом только затем, чтобы вынести из огня ребенка. И так как роковые обстоятельства складываются, к счастью, не так уж часто, то широко используется псевдоудов­летворение, призванное заменить массовые пожары и навод­нения. Псевдо — потому что не приносит никому пользы, зачастую даже себе. Мода и телевизор, религия и спортивные "боления", вино наконец, дают человеку право называть себя героем, не совершая при этом подвигов.

Единственный вид деятельности, позволяющий действитель­но неограниченно реализовать свои способности, причем вид, доступный каждому нормальному человеку, целиком зависящий от него и неявляющийся при этом "псевдо", потому что приносит пользу всему человечеству, — это созидательное творчество. И потому выбирать между творчеством и другими идеалами не приходится. Есть выбор между жизнью и сном. Или, если хотите, между жизнью и игрой в жизнь.

Общество часто бывает не в состоянии отплатить человеку эквивалентно за творчество второго и третьего типа. Мы при­водили тому примеры и немалое их число рассмотрим еще. Но свой "эквивалент" человек все же получает, расплачиваясь с собою сам ощущением совершенного подвига. Причем подвига реального, который принесет счастье людям, даже если люди оценят его и начнут применять результаты не сразу. Разве сегодня мы не называем героями Циолковского, Бруно, Шли-мана, Пастера?

Такой подход к идеалам дает критерии для поиска своего места в жизни. Места, дающего наибольшее время на творческий труд. Аналогично швейцеровскому "благоговению перед жизнью" следует выдвинуть лозунг "благоговение перед временем".

Временем, которое всегда уходит и никогда не возвращается, которое преступно терять в любом возрасте. Причем если детские потери времени — это вина наших воспитателей, то зрелые годы, проведенные в ничегонеделании, — это уже самоубийство. Каж­дое упущенное мгновение — это ненаписанная строка из великой книги несбывшихся снов. Каждая "просиженная" минута — это несделанный шаг на пути к истине. Мы подсчитываем ущерб от войн и стихийных бедствий, но кто подсчитает, сколько не сделано человечеством из-за бездарных потерь обычного мирно­го времени? Сколько тысячелетий человеко-жизней мы потеряли из-за столь привычного "вот с понедельника начну"! Мы не ценим секунды, но они, исчезая, уносят наши жизни.

Творческий режим доступен каждому нормальному человеку. Достаточно обычных способностей, обычной памяти, обычных знаний, чтобы включиться в творчество. Каждый из читающих эту работу способен стать Гением. Для этого надо сделать сначала всего один шаг: выбрать достойную Цель. Потом — второй шаг: составить корректную ПРОГРАММУ достижения поставленной цели. Затем третий шаг — подкрепить составленную программу большой РАБОТОЙ. А потом четвертый...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

НИТЬ В ЛАБИРИНТЕ

Любая значительная цель — это сгусток задач. Разных по тематике и масштабу, но — задач, не решив которые, ни за что не пройти путь к цели. И потому, сколь ни велика была бы избранная цель, ни разумны составленные планы, ни фан­тастична работоспособность, все, к сожалению, окажется затра­ченным впустую без еще одного необходимого для творческой личности качества — умения решать задачи.

В самом приближенном, самом общем виде все задачи можно разделить на два класса: административные (или организацион­ные) и технические. Чисто организационные задачи встречаются крайне редко. Как правило, в их основе лежат нерешенные технические задачи, которые и вызывают необходимость "адми­нистрирования". Но бывают случаи, когда задачи действительно не имеют никакого отношения к технике.

Скажем, проблемы, с которыми столкнулся Тур Хейердал при. подготовке экспедиции на "Кон-Тики". Первая экспедиция, Хейердал в то время — безвестный норвежец, затерявшийся в Америке, денег не хватает даже на собственное пропитание, не говоря уж об организации экспедиции. А экспедиция требует больших средств. Как быть? Вот пример чисто организационной задачи. Хейердал нашел решение весьма своеобразное и остро­умное. Оборудование для экспедиции он взял в военной лабора­тории американских ВВС за обязательство... испытать его. То же решение он использовал, чтобы раздобыть пищевые консервы для всей команды. Остальную часть денег взял взаймы.

Но этот случай нетипичный. В основном появление задач порождается несовершенством техники. Выявить техническую задачу в организационной не так легко. Без тщательного анализа порой даже невозможно. Все творческие задачи в более или менее отчетливой форме содержат противоречия. Поэтому силу изобретательности творческой личности удобно оценивать по умению выявлять и преодолевать противоречия. Даже одинако­вые противоречия могут быть разрешены по-разному или не разрешены вовсе. Пири, Амундсен, Скотт, Седов: каждый из них по-своему решил одну и ту же задачу. Качество решения опре­делило итоговый результат и заплаченную за него цену.

Основным препятствием к достижению полюса (помимо низ­ких температур и таящейся географической неизвестности) всег­да служило отсутствие экономичного и в то же время мощного двигателя. В конце прошлого — начале нынешнего века из-за ненадежности механического двигателя приходилось рассчиты­вать лишь на тяговую силу животных и человека. Но животные, как и люди, должны питаться. Груз еды для животных, везущих сани, и для людей превышал возможности животных. Это вы­нуждало часть провианта и обмундирования сгружать на до­полнительные сани. Лишние сани — это лишние животные, а значит, и лишнее потребление пищи, то есть лишний вес на санях. Получается замкнутый круг.

Чтобы разорвать его, Роберт Пири изобрел "систему Пири". Вместо одной сквозной экспедиции, идущей от базового лагеря к полюсу, он предложил челночную систему заброски продуктов питания как можно дальше от лагеря. Этим обеспечивалась возможность последним саням пройти путь налегке до самого полюса (в расчете на пищевые склады, устроенные предва­рительно "обслуживающим персоналом") и по трассе, заранее подготовленной вспомогательными отрядами. По мере устрой­ства складов эти отряды возвращались в лагерь. То, что нельзя было, по мнению Пири, сделать "моноэкспедицией", сразу же решалось переходом к "полиэкотедиции".

Амундсен, тоже мечтавший о первенстве достижения Север­ного полюса, только вступив в игру, узнал, что уже потерпел сокрушительное поражение — Пири опередил его. К счастью для Амундсена, к услугам его честолюбия в то время существовал второй непокоренный полюс земного шара. И бесстрашный капитан с отважной и преданной ему командой и со сворой рычащих псов на борту ринулся на завоевание Юга.

Южный полюс стремился покорить и Скотт. Анализируя трагический исход его экспедиции, Амундсен одной из главных причин называет неверный выбор тягловой силы. Скотт избрал короткошерстных, неприспособленных к ультрахолодным усло­виям Антарктиды, негодных для горных переходов и к тому же привередливых в еде пони и ненадежные, только появившиеся моторные сани. Амундсен выбрал неприхотливых гренландских овчарок. Собаки не только везли сани по любой дороге (точнее, по любому бездорожью), но и служили своеобразным индикато­ром прочности "хрупких снежных мостов". Провалившуюся в трещину собаку легко можно было вытащить наверх; тяжелого пони гораздо сложнее (моторные сани, естественно, отказали). В случае необходимости собаки могли выполнять дополнитель­ную "функцию" — служить пищей на обратном пути экспедиции, когда груз еды на санях значительно уменьшался и тащить его можно было меньшим числом "движителей". Разумеется, это не проявление особой кровожадности Амундсена или извращенно­го его гурманства, а попытка минимальными средствами раз­решить основное противоречие.

И пищевые склады на пути к полюсу, устроенные Амундсеном в первый сезон, тоже играли вспомогательную роль. Высокие палки с флагами у складов служили хорошо видными издали ориентирами для благополучного возвращения. У Амундсена выработался специ­фический стиль решения задач, оригинальный принцип преодо­ления противоречий: почти каждый предмет в экспедиции помимо основной функции нес дополнительную.

При подробном ознакомлении с историей путешествий Пири и Амундсена напрашивается интересная аналогия. "Система Пири" очень напоминает взлет современных космических ракет: пустые баки из-под горючего, ставшие ненужными, отстрелива­ются. Вспомогательные отряды у Пири выполняли аналогичную роль: они прокладывали путь, а главное, доставляли груз еды до места назначения, устраивая пищевой склад для основной груп­пы. Выполнив эту работу, они становились ненужными (как и пустые баки у ракет) и возвращались назад. Экспедиция Амунд­сена — точный аналог схемы ракеты Цандера: баки из-под горючего, ставшие ненужными в качестве баков, должны были использоваться как дополнительное горючее. Ничто не пропада­ло даром. В проблеме взлета ракеты ее вес тоже был главным сдерживающим фактором: чем более мощные двигатели уста­навливали на ракете, тем больше требовалось горючего, но это, в свою очередь, приводило к новому повышению мощности двигателя. Получается тот же замкнутый круг, что и в проблеме покорения полюса.

Идея Цандера по отношению к современным космическим аппаратам гораздо более идеальная, более эффективная. Не доведенная в прошлом до рабочего состояния (из-за смерти изобретателя), брошенная, она до сих пор считается фантас­тичной. Но когда-нибудь обязательно придет ее время: все закономерное должно сбываться, а идеи Цандера показательно, образцово закономерны И потому красивы.

Красота идей — понятие отнюдь не субъективное. Красивые решения всегда просты. Может быть, именно это придает эмо­циональную окраску их восприятию: нас охватывает гордость за Разум, который лишь силой мысли побеждает обстоятельства. Нас охватывает гордость за сопричастность к этому Разуму. При изучении творческого наследия великих изобретателей постоян­но сталкиваешься с такого рода решениями — красивыми, как у Цандера, и простыми, как у Амундсена.

Огюст Пиккар — покоритель самой высокой вершины мира, на которую когда-либо самостоятельно взбирался человек. На стратостате собственной конструкции он поднялся на высоту более 16 км. Великим изобретателем его можно назвать уже хотя бы потому, что при конструировании небывалого стратостата Пиккар изобрел герметичную капсулу -— основу современной авиации. Такая капсула понадобилась Пиккару из-за малой плотности воздуха на большой высоте. Чтобы не задохнуться, надо было подыматься в скафандре или... сделать изобретение. И Пиккар изобрел герметичную гондолу. Из-за все той же малой плотности воздух на большой высоте плохо рассеивал солнечные лучи, поэтому надо было как-то искусственно регулировать температуру внутри гондолы. Пользоваться холодильником и нагревателем Пиккар не мог: резко возрастала бы стоимость полета, нужны были бы дополнительные источники энергии. И Пиккар нашел красивейшее решение, половину наружной по­верхности он выкрасил в белый цвет, другую — в черный. Подставляя Солнцу разные бока, он заставлял бы само светило послушно служить ему. К несчастью для Пиккара, двигатель, вращавший гондолу, в воздухе отказал. И температура в гондоле была то плюс сорок, то минус двадцать. В зависимости от того, с какой стороны находилось Солнце. Но идея работала! Прек­расно работала! Интересно, какого цвета были крылья у Икара?..

Пири с Амундсеном поделили славу покорителей полюсов. То был апогей географических открытий. Последний всплеск. Пиккар остался единственным человеком, поднявшимся выше всех и спустившимся на самую большую глубину. Правда, ре­кордный спуск в Марианскую впадину совершил его сын (само­му О посту Пиккару в то время было 76 лет), но отец присутство­вал незримо и здесь, только в качестве Дедала, подарившего всему миру на этот раз батискаф.

До Пиккара глубоководные погружения производились на батисфере. Батисфера — это толстостенный металлический шар, подвешенный к надводному судну на тросе. Она не имела ни одной степени свободы: на ней не было двигателя для горизон­тального движения, а вертикальные перемещения осуществля­лись подтягиванием или стравливанием троса с корабля. Каждый спуск на батисфере был смертельно опасен — в случае обрыва троса батисфера упала бы на дно, и поднять ее практически было бы невозможно.

Пиккар задумал создать глубоководный аппарат, отрезав не­надежную пуповину. На этом пути его поджидало противоречие. Аппарат должен был быгь легче воды, чтобы он мог самостоя­тельно всплыть. Для этого его необходимо было сделать объем­ным и тонкостенным (в соответствии с законом Архимеда). Но чтобы не быть раздавленным гигантским давлением на большой глубине, он должен был быть компактным (чем меньше суммар­ная площадь поверхности, тем меньше суммарное давление), а его стенки достаточно толстыми и прочными. Пиккар разрешил противоречие, прикрепив маленькую толстостенную капсулу к большому поплавку. Поплавок наполнил жидкостью легче воды — бензином (шздушньш поплавок раздавило бы так же легко и быстро, как и капсулу с людьми). А чтобы уравнять наружное давление с давлением бензина, внизу поплавка оставил откры­тый люк. Окружающая вода каждый раз сама поджимала бензин ровно настолько, чтобы устранить возникшую разницу.

Если бы Пири, Амундсен и Пиккар не сумели решить все возникавшие задачи, они бы ни за что не достигли цели и их бы постигла та же участь, что и предшественников. Но они смогли стать Первыми. Первыми Достигшими.

Наука возникает там, где возможна повторимость результа­тов. Пока повторимости нет, есть фокус. Предпринятое в этой работе исследование имеет одну-единственную цель: нащупать подходы к созданию науки. Трудно сказать, как она будет называться, может быть, все тем же воспитанием, или сотво­рением человека, или наукой о качествах творческой личности. Цель исследования — найти объективные факторы, манипулируя которыми, можно было бы превратить обычного человека, не занятого творческим трудом, в личность творческую, 'созидаю­щую. Поэтому в биографиях великих людей нас прежде всего интересуют рабочие, методические выводы.

Выбор цели — пункт не самый сложный. Тут есть определя­ющий критерий добросозидания, активной добродетели. Опира­ясь на этот критерий, можно подойти к конкретной тематике будущей работы.

Научиться строить планы — сложнее. Хотя и здесь принци­пиальных барьеров нет. Анализируя отдельные биографии, нет­рудно выделить общие, характерные блоки и использовать их в применении к себе.

Повысить работоспособность, то есть заставить себя вы­полнить намеченные планы, уже трудно. Это требует реальной — не на словах — перестройки своей жизни.