Глава 27. Приняв приглашение на игру в кости, пятеро Пандавов, Ма Кунти и я прибыли в Хастинапур

Приняв приглашение на игру в кости, пятеро Пандавов, Ма Кунти и я прибыли в Хастинапур. Что касается радушия, заботы, любви и почтения со стороны жителей Хастины, все было без сучка, без задоринки. Но во время нашего туда отбытия не было ни единого благоприятного знамения.

Во время месячных женщина нечиста, поэтому в Хастине я разместилась в отдельных покоях. В такие дни запрещено смотреть в лицо мужу и даже на тень другого мужчины. Я сидела в углу комнаты в полном одиночестве. Ничто не беспокоило меня ни физически, ни морально. Хотя я казалась заключенным, мои мысли витали во дворце собраний. Я ждала новостей об исходе игры: проигрыш или победа?

Густые, вьющиеся, длинные локоны подчеркивали мою красоту, придавая мне необычайную привлекательность. Расчесывая мои волосы, Майя говаривала: «Сакхи! Если бы на сваямваре царевичи увидели тебя с распущенными волосами, они сочли бы за честь повеситься на них. Хорошо, что твои волосы были заплетены, убраны цветами и покрыты вуалью».

Теперь мои волосы были распущены. В моем нынешнем состоянии покрывать голову или украшать волосы запрещено. Из одежды разрешено носить только сари – без нижнего белья. В уединенных женских покоях для гостей царского дворца Хастины, с мокрыми волосами, сохшими на спине, я проводила день в праздности. Сидя рядом, Майя, как обычно, с улыбкой нахваливала мои волосы:

- Как жаль мне тех неудачников, которым не дано наслаждаться красотой твоих волос!

Я отрезала:

- Ша, Майя! Что за чушь ты несешь?! Всего лишь один сладострастный взгляд, брошенный на волосы замужней женщины посторонним мужчиной – оскорбление. Вот почему нужно заплетать волосы и покрывать голову. Выставлять свою красоту напоказ – дхарма куртизанки, а не жены. Откуда у тебя вообще такие мысли?

Майя продолжала улыбаться:

- Влечение мужчины к женщине естественно и непроизвольно. Влечение, которое рождается в мужском сердце к красивой, одаренной, образованной даме, не передать словами. Так что когда ты свела с ума всех царевичей Арьяварты, в том не было их вины, скорее…

Майя запнулась, но все так же многозначительно ухмылялась.

Я рассердилась:

- …скорее, это была моя вина - к этому ты клонишь?

- Это вина того, кто сделал женщину красивой, а глаза мужчины – алчущими красоты, - отвечала Майя.

Я сухо сказала:

- Тогда отправляйся к Нему. Обсудите с Ним все «за» и «против». К чему разглагольствовать об этом здесь и сейчас?.. Интересно, что же происходит в зале собраний… Тебя это не колышет?

Майя осталась равнодушна:

- К чему так волноваться? Как мы можем помочь делу? Будь что будет, на все Божья воля. От нас требуется просто подчиниться Его желанию.

Я встревожилась:

- Майя, почему бы тебе не пойти и не узнать, как там обстоят дела - что поставили на кон, кто проигрывает, кто выигрывает? Не думаю, что это правильно: два царя играют в кости перед лицом стольких ученых и благородных героев Арьяварты… Но мне-то слова не давали.

Майя рассмеялась:

- Сакхи, за игрой наблюдают всё те же царевичи, которые некогда явились на твою сваямвару!.. Они от души желают, чтобы Юдхиштхира проиграл кое-что…

Я вспыхнула:

- Тебе так хорошо известны их тайные желания!.. Ну-ка, рассказывай, чего еще они хотят?

- Они видели деву Кришну лишь однажды, и теперь всю жизнь сокрушаются о том, что она досталась другому. И вот теперь желание снова встретиться с царицей Кришн о й привело их сюда.

Майя говорила обо всем этом как бы невзначай. Она что, спятила? Что у нее на уме? Я должна была ехать сюда, чтобы утешить мечтателей со всего мира? Неправедные, незаконные надежды и чаяния – корни сожаления. Причем здесь я?

Мне не хотелось увязать в спорах с Майей и не нравилось слушать подобные речи. Я встревожилась еще больше.

Послышались чьи-то шаги – кто-то направлялся в наши покои. Может, это Юдхиштхира возвращается с победой? Я встала навстречу. Но как же я предстану перед мужем, если у меня месячные?

Майя спросила:

- Что новенького, Пратиками?

Посланник холодно ответил:

- Царь Дурьодхана велит царице Ягьясени выйти в зал собраний.

Майя продолжала дразниться:

- Вот видишь, я была права: они жаждут видеть тебя!

- Кто такой этот царь Дурьдхана, чтобы командовать? Я не его собственность. Как же скоро он забыл, что мой муж Юдхиштхира – император!

Пратиками грубо перебил меня. Его слова прогремели громом:

- Царь Юдхиштхира поставил на кон все свое движимое и недвижимое имущество, рабов и рабынь, братьев и самого себя, и все проиграл. В конце концов он поставил на кон свою жену, царицу Кришн у, и потерял и ее. Так что нынче царица Кришн а – рабыня Кауравов. Царь Дурьодхана велел…

Я оставалась в комнате, поскольку не должна была смотреть на Пратиками, но в гневе своем я желала испепелить его взглядом. Как он посмел?.. Но, с другой стороны, в чем его вина? Он всего-навсего покорный слуга своего господина…

Я твердо сказала:

- Уходи, Пратиками. Пойди к моему мужу и спроси его: как он мог проиграть меня, если в это время сам себе уже не принадлежал? Я не сойду с места, пока не получу ответа.

Нервничая, Пратиками ушел обратно. Я застыла на месте. Я думала: «Так вот ты какой, Юдхиштхира… Даже самый безнравственный, нецивилизованный игрок не поставит на кон жену. Кто еще за всю мировую историю совершал столь мерзкий поступок?»

Майя разделяла мою тревогу:

- Увы! Что подумают герой Карна и другие царевичи? Где найти слова, чтобы описать супружеские чувства Юдхиштхиры? Как грубо обошелся он с дочерью Панчалы на глазах у врагов!

Я готова была разрыдаться, но все мое тело трепетало от злости и волнения, и пламя гнева тут же осушало слезы.

Пратиками вернулся с любезными словами:

- Царь Дурьодхана велит Вам явиться в зал собраний и задать свой вопрос мужу прилюдно: кроме Кауравов, Вашего вопроса и ответа Вашего мужа ждут и другие цари.

Взяв себя в руки, спокойно и твердо я сказала:

- Пратиками, отправляйся к моему свекру и старшим. Спроси их мнения. Я выполню их указания. Знаешь ли, Дурьодхана мне не указ. Я не обязана появляться в зале собраний по его прихоти. Что думают по этому поводу мои мужья?

Понурившись, смущенный Пратиками поспешил обратно. Мои мысли остановились. Перед глазами предстала картина моей сваямвары. Царевичи, перед которыми я так надменно отвергла Карну и увенчала гирляндой благородного воина Арджуну, - сегодня перед теми же самыми царевичами я, императрица, супруга императора Юдхиштхиры, драгоценность пятерых Пандавов Драупади, царица Индрапрастхи, сестра Дхриштадьюмны, которая ему дороже жизни, невестка династии Бхараты и сакхи совершенной Личности, Васудевы Кришны, облаченная в одно лишь сари, оскверненная месячными, подобно беспомощной неудачнице появлюсь на людях в зале собраний? Переживут ли это мои мужья, особенно Арджуна и Бхима? И самое главное – как переживу подобное оскорбление я сама?

Полная тревоги и гнева, я думала: неужели женщина – всего лишь движимое или недвижимое имущество мужчины? Неужели я – всего лишь составляющая движимого и недвижимого имущества Юдхиштхиры, так же как его рабы и рабыни, кони и слоны? Неужели у женщины нет права хотя бы на себя, на свою собственную душу? Если мужья имеют право на мое тело, значит ли это, что они могут распоряжаться мною так, как им заблагорассудится?

Я мрачно молчала. Передо мною – так же молча - предстала Нитамбини. Склонив голову, она выдавила:

- Сакхи! Твой муж, царь Юдхиштхира, велит тебе выйти к старшим, хоть ты и в одном лишь сари. Зная, что у тебя месячные, они, конечно же, не допустят твоего позора.

Вспыхнув гневом, я в ужасе завизжала:

- Убирайся, Нитамбини, и больше не появляйся! Как ты смеешь передавать мне такое указание?!

Объятая пламенем гнева на Юдхиштхиру, я сорвалась на своей спутнице. Затем я попыталась взять себя в руки.

Вдруг до меня донесся громкий, вульгарный хохот Духшасаны. Сгорая со стыда, я поспешила спрятаться подальше. «Пойдем, красавица ты наша! Оставь при себе свое достоинство, целомудрие, скромность и застенчивость! Забудь о пятерых мужьях! Теперь твои господа – Дурьодхана и все девяносто девять его братьев! Вот увидишь – все твои горести позади!»

Стыд, горе, страх, ненависть заставили меня зажмуриться. Духшасана демонически хохотал. Мне казалось, что его похотливые руки вот-вот схватят меня. Я бросилась к женским покоям в надежде на то, что мое целомудрие будет спасено у стоп свекрови – Гандхари, что мне не откажет в прибежище сестра Бханумати или другие царицы. Но все двери были заперты. Прежде чем я успела позвать на помощь, Духшасана протянул свою сильную волосатую руку и вцепился в мои длинные, тонкие, вьющиеся волосы. Беспомощная, я потеряла равновесие. Как дикий буйвол тянет за собой вырванную с корнем лиану, так и Духшасана потащил меня в зал собраний. Мне едва удавалось прикрыть грудь единственным сари. Анчал соскользнул с моей головы; лицо, шея, руки были обнажены, волосы так и остались нечесаными. Спасибо им – они закрывали от взоров мою обнаженную спину. Как трепещущая на ветру лиана, я дрожала от страха и стыда. Бриллиантовая пуссета в носу сверкала звездой.

Даже в зале собраний Духшасана не отпускал мои волосы, как если бы я была безжизненной куклой, чуждой страданий, эмоций, переживаний. Упав наземь в углу, я стыдливо сложила перед ним ладони:

- Оставь меня в покое… Я в одном лишь сари, у меня месячные…

Духшасана расхохотался:

- В каком бы состоянии ты ни была, одетая или голая – что с того? Ты всего лишь наша рабыня!

Скрывая мою боль и стыд, длинные иссиня-черные волосы снова упали мне на лицо. Варвар Духшасана начал срывать с меня мою единственную одежду. Я растерялась; мне с трудом удавалось прикрыть грудь, скрестив на ней руки. Мысленно я взмолилась сакхе Кришне: кто еще, кроме Него, поможет мне в таких чрезвычайных обстоятельствах?

Напротив восседали мои герои, пятеро моих мужей- кшатриев. Молчание их было возмутительным. Их супругу оскорбили у них на глазах, а они сидят вот так – безмолвно и безучастно! По ту сторону зала - мой свекр (он слеп, но неужели он не слышит мои рыдания? Несомненно, он знает, что помочь мне некому…), Дед Бхишма (мудрый, благочестивый, всю свою жизнь хранящий обет безбрачия, - он тоже остается лишь молчаливым свидетелем), гуру Дрона, Крипачарья – все словно онемели. Похоже, что Карна испытывает глубокое удовлетворение, жестокую радость мести: он искоса и с презрением поглядывает на меня. Здесь цари и царевичи, добродетельные люди, - и все молчат. Кажется, никто в этом мире не придет мне на помощь, - никто, кроме Кришны…

Торжествующе хохоча, Духшасана потянул меня за волосы:

- Рабыня! Рабыня!

Его возгласы раззадорили Карну, Шакуни, Дурьодхану и других…

Хуже самой опасности может быть только ее предчувствие. Когда ты уже в беде, тревога испаряется – и неведомо откуда берется отвага с нею справиться.

Со сложенными руками я взирала на старших. Слезы текли неудержимо. Отбросив стыд и скромность, я взывала:

- Здесь мои старшие. Все они мудрые, отважные, поистине благородные люди Арьяварты. Ужели это не бесстыдство – приволочь меня за волосы в зал, полный народа? Почему все молчат? Кто-нибудь может мне ответить?

Молчание нарушил прокатившийся по толпе легкий ропот – и снова все стихло. Какая женщина осмелилась бы повторно требовать объяснений от своих старших?

Шакуни обратился к Карне:

- Величайшее ошибка, которую может допустить женщина – это учиться. Она набралась премудрости, нахваталась знаний, - вот почему с ней случилось все это! Пади она к нашим стопам с мольбою о защите, - глядишь, ее бы и простили. Знание и сила делают привлекательным мужчину, а наивность и беспомощность подчеркивают обаяние женщины. Но Драупади, подхлестываемая гордыней по поводу своей образованности и мудрости, похожа на язык пламени. Можно ли ожидать, что кто-нибудь сжалится над ней?

Я снова подала голос:

- Я не прошу никого надо мною сжалиться. Я требую справедливости. Защищать женскую честь – дхарма царя. Подобает ли царям Куру оскорблять собственную невестку? Я хочу знать: имел ли мой муж право ставить меня на кон, когда сам себе уже не принадлежал?

В зале по-прежнему царило молчание. Наконец, Бхишма невозмутимо произнес:

- О безупречная! Тот, кто находится в зависимом положении, не имеет права ставить на кон ничье богатство, но жена всегда зависит от мужа. Поэтому, имел или не имел права Юдхишхира ставить на кон тебя, потеряв себя – понять очень трудно. Я не могу ответить на этот вопрос. Путь дхармы неисповедим. Если твой муж, Юдхиштхира, молча терпит это ужасное надругательство над тобою, а Бхима, Арджуна, Накула и Сахадева остаются безучастными свидетелями происходящего, какой ответ могу дать я, чтобы защитить дхарму? Я не нахожу в себе сил ответить на твой вопрос.

Жестокие, холодные речи Деда лишили меня последней надежды. Я пыталась сдержать гнев:

- Мой муж Юдхиштхира не только сама душа дхармы, но также от природы на удивление прост и чист. Воспользовавшись его простотой, они неправдой одержали над ним победу. С царями может играть только царь, но вместо Дурьодханы кости бросал лживый Шакуни. По правилам игры в кости каждый играет сам за себя. Даже зная об этом, вы, старшие, все еще полагаете, что я стала рабыней Кауравов?!

Вопрос повис в воздухе. Духшасана снова потянул меня за волосы:

- Перестань молоть чепуху, красотка! Судебные разбирательства не к лицу красивой женщине. Теперь тебе будет лучше делать то, чего хотим мы.

Заливаясь слезами, я беспомощно озиралась, но в сторону своих пятерых мужей мне не хотелось смотреть. Видя, в каком жалком положении я оказалась, Бхима вспыхнул гневом:

- Никто еще за всю историю мира не ставил на кон свою любимую, рабыню или даже куртизанку. Когда Юдхиштхира поставил на кон и проиграл нас четверых, я смолчал. Но я не могу простить ему этого преступления: проиграть нашу жену Драупади. За что на ее долю выпали такие страдания? Я хотел бы испепелить руки, поставившие на кон и проигравшие Драупади! Сахадева, разводи огонь!

Пхалгуни тоже не остался безразличным. Но разве мог он прилюдно осуждать своего старшего брата? Поэтому он лишь тихо сказал:

- Бхима, ты в своем уме? Юдхиштхира – старший, он нам как отец. В игре можно выиграть и проиграть. Какой смысл винить кого-либо в том, что случилось?

Всех присутствующих весьма впечатлило благородство Арджуны, но мое сердце ранили его слова. Я подумала: «Надо же, какое почтение к традициям и культуре! Какое почтение!.. «Старшим нельзя перечить» - советует Арджуна Бхиме, когда у них на глазах низкие люди оскорбляют и насилуют жену. Это переходит все границы! Неужели в этом величие цивилизации Бхараты и наследия ариев?»

Сын Дхритараштры Викарна принял мою сторону:

- Вопрос Деви Ягьясени остался без ответа. Я считаю, что Ягьясени не может принадлежать Кауравам. Она – супруга не одного лишь Юдхиштхиры, остальные четверо братьев имеют равные права на нее. На каком основании он поставил ее на кон? Более того, какое право он имел ставить на кон жену, если к тому времени уже проиграл самого себя? Я считаю, что Друпади досталась Кауравам незаконно.

Тут вспылил Карна:

- Ты забыл прошлое? Не из-за этой ли самой Ягьясени некогда оскорбили множество царевичей? С чего это вдруг ты проникся к ней такой симпатией? Юдхиштхира имел право ставить Драупади на кон. В чем его ошибка? Ты считаешь, что эту женщину оскорбили, обошлись с нею несправедливо и нарушили дхарму, но не попрала ли закон и дхарму она сама? Условием сваямвары было поразить мишень, - это вопрос исключительно ловкости и мастерства. Причем тут происхождение и каста? Где здесь справедливость и дхарма? Если она хотела Пхалгуни, к чему тогда было устраивать эту пародию на сваямвару иоскорблять целое сословие правителей? В конечном счете, это вопрос женского целомудрия, скромности, стыдливости, благонравия. Даже богиням запрещено иметь более одного мужа. Она же, выйдя за пятерых, потеряла всякий стыд. Более того, она сблизилась с лучшим другом своего мужа, Говиндой! Я наслышан об их отношениях, которые якобы не описать словами, будто есть в них что-то неземное, божественное!.. Если женщину, которой мало пятерых мужей, которая помимо этого заводит роман с посторонним мужчиной, раздеть донага на глазах у всех собравшихся – не будет в этом никакой адхармы: она того заслуживает. Мы ведь выиграли у Пандавов все их царство, собственность, богатства. Даже их одежда больше им не принадлежит. Разденьте-ка сперва пятерых Пандавов, а потом сделайте то же самое с уважаемой Ягьясени.

Я молча слушала… Рассудительный, образованный, благородный красавец, дражайший сын Кунти был в ярости из-за оскорбления, которое ему нанесли давным-давно! Неужели эти слова слетели с уст Карны? А как же я – я, кого, однажды возжелав, он боготворил в душе своей? Я заткнула уши. Это невыносимо…

Внезапно Духшасана сорвал одежду с моих мужей. В одних набедренных повязках, без украшений, сидели они, понурив головы. Невозможно себе представить их печаль и стыд. Но по сравнению с моей болью и стыдом меркли горести кого угодно. Выпустив из рук мои волосы, Духшасана потянул меня за одежду. Этот низкий тип решил подкрепить слова Карны делом.

Призывая в свидетели все десять сторон света, я сказала:

- С незапамятных времен и по сей день никто не попадал в такое адское, ужасное положение, и не случится этого больше никогда и ни с кем. Когда Равана похитил целомудренную Ситу, деревья и прочие растения, птицы и звери – каждый ронял слезы. Хотя Джатаю был всего лишь птицей, он вступился за Ситу и отдал за нее жизнь. Чтобы спасти Ситу, пожертвовала собой целая армия медведей и обезьян. Но сегодня, в присутствии старших и толпы собравшихся разыгрывается драма беспрецедентного надругательства над Драупади, и все безучастно молчат! Похоже, все застыли в предвкушении пикантной сцены этого спектакля. Увы, я погорячилась, сравнив однажды Дхармараджа Юдхиштхиру с Рамой. Сколько страданий и боли пережил Рама, чтобы спасти честь целомудренной Ситы! Дабы избежать людских кривотолков по поводу целомудрия Ситы, Раме пришлось проверить ее огнем, но как Он мучился этим! А мой муж поставил меня на кон и позволил собравшимся прикасаться ко мне. Эти низкие Кауравы еще вульгарнее, чем демон Равана: даже похитив Ситу, тот не стал ее насиловать. Хотя он застал ее одну, он не обошелся с нею дурно. Даже переполняемый похотью, он не прикасался к ней в ашоковом лесу, но лишь молил ее о любви. Это естественно. Но эти низкие люди, идя на поводу своего ненасытного вожделения, оскорбляют невестку династии Бхараты, срывая с нее одежду посреди зала собраний! Не было в истории более грубого надругательства над женщиной. Царя Куру осудят потомки. Беззаконие, очевидная несправедливость и тирания, которую позволяет себе клан Куру, навеки запятнает доброе имя всей мужской половины человечества. Это - надругательство надо всеми целомудренными женщинами династии Бхараты и надо всем прекрасным полом, непростительное оскорбление и смертный грех.

Выпустив пар и обессилев, я вручила себя Кришне. Весьма уязвленный моими речами, Духшасана возбужденно взревел и дернул за сари, чтобы обнажить мою грудь. Скрестив руки на груди, я звала Кришну:

- О Васудева Кришна! Ты знаешь, каково мне сейчас. Где бы Ты ни был, Тебе ведь известно, как мучат низкие Кауравы Твою сакхи? В долгую историю мира нынче вписана самая черная, адская глава. Тебе ли не знать об этом? О Говинда, возлюбленный гопи! Ничего подобного не случалось доселе ни с одной женщиной. Какая невыносимая горечь и стыд! Не приведи Господь ни одной из женщин испытать нечто подобное! О Создатель, Тебе известно, что дикари бродят по лесам голые. Но даже дикари не станут всем племенем пожирать глазами обнаженное женское тело. Даже у дикарки есть определенная доля независимости и понятие о чести. Но сегодня свершается невиданное доселе в трех мирах преступление – надругательство над царицей Кришн о й. Только Ты, о Говинда, можешь спасти меня от этого невыносимого позора!

Мои причитания еще больше раззадорили Духшасану, и он потянул меня за одежду еще сильнее. Я не сдавалась: сжавшись в комок, мертвой хваткой вцепилась я в покрывавшее грудь сари. Каким жалким становится гордый человек, попав в зависимость! Я хотела защититься – но была совершенно беспомощна! Не вручив себя Господу без остатка, нечего рассчитывать на Его вмешательство. Едва мне в голову пришла эта мысль, как я забыла свой стыд, отбросила застенчивость; мои сомнения рассеялись. Я отпустила сари, воздела к небу обе руки и огласила зал горестным воплем:

- Господи, я себе не принадлежу! Это тело – не мое, поэтому отвечаешь за него Ты. Все в этом мире принадлежит Тебе. Убытки, бесчестье, оскорбление, стыд, сомнения, застенчивость, - изначальная причина всего этого в Тебе. Вот и все, что я знаю.

И действительно, я избавилась от стыда, сомнения, горя, боли. Если, вручив себя Кришне, человек может стать таким счастливым, спокойным и бесстрашным, то зачем ему страдать, полагаясь на самого себя и тем самым запутываясь на каждом шагу? Пойму ли я это когда-нибудь? В те минуты, считая Васудеву Кришну не просто сакхой, но Самим Богом, я избавилась от сомнений и страха перед лицом опасности. Никогда раньше не была я такой бесстрашной и решительной.

Вовне тоже что-то происходило – я не поняла, что именно. Я видела только вращающийся диск Сударшана в доброй руке Кришны и ниспадающую на меня из той же руки ткань. Милость, уносящая прочь боль и стыд, затопила меня, как святая, очищенная мантрами вода.

Духшасана продолжал тянуть меня за одежду обеими руками что есть мочи, пока силы не оставили его. С каждым его рывком мое тело покрывали все новые и новые дорогие одеяния. Все присутствующие в зале были потрясены, став свидетелями чуда. В зале раздались восклицания: «Сати! Сати!» Усталый, посрамленный Духшасана, дрожа, повалился на гору ткани и был зло высмеян спутницами Дурьодханы – Кутилой, Джатилой, Каманой, Васаной, и спутницей Карны, Асмитой. Но даже став свидетелем чуда, Дурьодхана не образумился: обнажив свое бедро и похлопывая по нему, он стал непристойными жестами приглашать меня к себе на колени.

Гнев Бхимы с ревом вышел из берегов:

- Разорвав грудь низкого Духшасаны, я напьюсь его крови! Перебив бедро пошляка Дурьодханы, я порадую праотцов!

Я тоже дала клятву:

- Я не заплету волосы, пока не окроплю голову кровью из груди Духшасаны!

И тогда рассудительный Видура произнес:

- Эта клятва Бхимы чревата серьезными неприятностями для семейства Куру! Бхима всегда держит свое слово. А обет целомудренной Драупади еще страшнее. Ну же, освободите Драупади! Юдхиштхира поставил ее на кон уже после того, как потерял самого себя, - похоже, что это неправильно.

Дурьодхана презрительно расхохотался:

- Пусть четверо братьев Пандавов признают, что Юдхиштхиры не властен над ними – тогда я отпущу Драупади.

Арджуна мрачно сказал:

- До игры в кости и в течение игры нашим господином был Юдхиштхира. Но теперь нам неведомо, чьим господином может быть тот, кто потерял самого себя.

Наконец, разомкнулись уста Дхритараштры. Он нежно обратился ко мне:

- Кришн а! Ты – первая и последняя из моих невесток. Сегодня ты прославилась своим целомудрием и преданностью, явила нам свое величие. Я очень доволен тобой. Скажи, о каком благословении ты мечтаешь?

Бросив, наконец, взгляд на Юдхиштхиру, я ответила:

- Освободи царя Юдхиштхиру – тогда хотя бы старшего моего сына Пративиндхью не станут звать сыном раба.

- Быть посему, - ответил Дхритараштра.

Юдхиштхира сидел, понурившись, полный скорби и стыда.

- Проси еще одно благословение, Ягьясени! – уговаривал Дхритараштра.

- Пусть будут свободны отцы остальных моих сыновей. И пусть им вернут оружие, - спокойно попросила я.

- Да будет так. Но ты можешь попросить больше.

- Прости меня, о почтенный! Писания разрешают кшатрийке просить только дважды. Теперь мои храбрые мужья свободны. До тех пор, пока они способны держать в руках оружие, нет нужды просить ни о каких благословениях для них.

- Но, благая, ты забыла попросить свободы себе самой! Прошу тебя, прими еще одно благословение! Что же ты колеблешься?

С обидой и упреком я ответила:

- Мои мужья отважны, их счастье и процветание от меня не зависит. В противном случае Юдхиштхира не поставил бы меня на кон. Помимо меня, у него есть и другие жены, которых он, между прочим, на кон не ставил. Поэтому я свободна: о нуждах моего супруга позаботятся эти женщины.

Я замолчала; из глаз моих хлынули слезы.

Карна съязвил:

- Браво! Какая самоотверженная преданность мужьям! Забыв о самой себе, Ягьясени, супруга пятерых мужей, спасает доблестных Пандавов из океанских пучин! Похоже, ей не очень-то хочется возвращаться под их опеку, раз она недвусмысленно отказывается просить о собственном освобождении.

- Замечательно! Карна, ты необычайно мудр. Мужья Драупади безучастны к ее боли, но ты сочувствуешь ей! Собравшиеся рукоплескают высочайшему целомудрию Драупади. Если она не хочет возвращаться к Пандавам, пусть выберет себе в мужья кого-нибудь из Кауравов или нашего друга, лучшего из воинов, благородного сердцем Карну! – издевался Духшасана.

Не стерпев оскорбления, Бхимасена взревел:

- Смерть тебе, Духшасана! Придет время, и разразится страшная битва. Униженная и оскорбленная Ягьясени станет причиной гибели Кауравов. Погибнут лакхи кшатриев Арьяварты. Ягьясени исполнит предначертанное.

Юдхиштхира успокоил Бхиму, а затем со сложенными ладонями обратился к Дхритараштре:

- О почтенный, позволь нам удалиться! Твой приказ будет исполнен.

Дхритараштра великодушно ответствовал:

- Иди же, сын мой! Живите мирно с целомудренной Ягьясени. Прости старого слепца, Ягьясени! Меня вынудили дать разрешение на эту нечестную игру. Кто лучше меня знает, как беспомощен бывает отец непослушного сына? Но это надругательство над тобою лишь приумножило твою славу. Теперь мои сыновья понимают пределы своей силы и удали. В результате игры миру открылось благородство Пандавов: преданность Юдхиштхиры дхарме, терпимость Арджуны, удаль и отвага Бхимы, знание и невозмутимость Накулы и Сахадевы. А сейчас, Юдхиштхира, успокой обиженную Драупади и возвращайся в Индрапрастху. Мирно правь своими подданными. Заключи мир со своими глупыми братьями Кауравами. Ссоры не укрепляют отношения - скорее, так можно уничтожить все царство.

Прежде чем покинуть собрание, я смиренно поклонилась каждому со сложенными ладонями:

- Я прошу прощения у старших. Войдя в зал собраний, из-за горя и волнения я забыла свой первейший долг: поприветствовать вас поклонами. Тысячи извинений. Поклоны, поклоны всем и каждому!

Ма Гандхари позаботилась о нашем возвращении в Индрапрастху. И тут Дурьодхана пригласил нас сыграть в кости еще раз.

Юдхиштхира глубоко вздохнул:

- Это какой-то рок! Я знаю, что на сей раз тоже проиграюсь, но отказываться нельзя.

С этими словами он направился в зал собраний. Я преградила ему путь. Видя, что я в бешенстве, он нежно сказал:

- Ягьясени, позволь мне следовать путем дхармы…

- Муж мой! Тебе все мало?! Ты все еще не можешь успокоиться, даже после того, как надо мной надругались и оскорбили?! В этом твоя дхарма?! Принимать вызов от мошенников – это не дхарма. Скажи лучше, что тебе велит так твоя гордыня. Даже зная, что игрок ты плохой, ты боишься признаться в этом. Жена, сын, брат, царство – ценой нашего мира, счастья, чести и безопасности ты желаешь продемонстрировать свое смирение и преданность дхарме!

- Если мы не примем брошенный нам сегодня вызов, оставят ли Кауравы нас в покое, даже по возвращении в Индрапрастху? А коль так – почему бы не попытать счастья в последний раз?

О, если бы я могла обратить себя в пепел! Это принесло бы мне покой. Но рожденной из огня огонь не страшен – гнев и раздражение не обратили меня в пепел, хотя и поглотили меня полностью. Изнемогая от боли, я ходила из угла в угол: после пережитого я уже не ждала от этого мира ничего хорошего.

Майя утешала меня:

- Не волнуйся. Внимание низкого Дурьодханы сосредоточено на богатствах Индрапрастхи. Он хочет заполучить их себе. Он знает, что Пандавы не успокоятся, пока не отомстят за нанесенное тебе оскорбление. Поэтому он не хочет, чтобы вы вернулись в Индрапрастху. Он хочет любой ценой отправить вас в изгнание. Так все и будет. Где бы ни появились Пандавы, они построят столицу не хуже Индрапрастхи и заживут счастливо. Процветание и счастье – придорожная солома на пути Пандавов. Пока ты рядом, есть ли для них что-то невозможное? Ты сама-то знаешь, что появились на Земле как частичное воплощение богини Лакшми?

Даже перед лицом опасности я не удержалась от смеха:

- Майя! Неужели ты думаешь, что я боюсь потерять процветающее царство? Когда я увенчала Пхалгуни гирляндой, для меня он был лишь брахманом-отшельником из леса. Когда я вышла за пятерых Пандавов, они были царевичами без царства, и это меня ничуть не смутило. Стоило мне стать царицей Индрапрастхи, как былое счастье и радость отвернулись от меня. Если ты считаешь, что я в восторге от богатства да процветания, то ошибаешься, - не из такого теста я сделана. Но я не готова к новому жертвоприношению, которое затеял Юдхиштхира, где он приносит на алтарь несправедливости свое имя и дхарму. Для меня это невыносимо. С тех пор, как он поставил меня на кон, я потеряла покой. Любая порядочная женщина предпочла бы вести полную лишений жизнь супруги лесного отшельника, чем мучиться таким оскорблением.

Мои слова оказались пророческими. Едва я закончила фразу, как до нас дошли новости: Юдхиштхира проиграл свое царство и, согласно условиям игры, пятеро братьев вместе с женой будут изгнаны в лес на двенадцать лет, по истечении которых целый год должны жить неузнанными.

Лично для меня это были приятные новости. Мне и моим мужьям уже приходилось жить в лесу, довольно долго. Но что будет с людьми, которые покинули Хастинапур, чтобы принять прибежище Юдхиштхиры в Индрапрастхе? Мужчины и женщины Индрапрастхи пострадают от руки несправедливого и мстительного Дурьодханы. Став жертвами ненасытной похоти братьев Кауравов, целомудренные, преданные женщины Индрапрастхи будут невыразимо страдать. Неужели такое равнодушие к благополучию подданных – дхарма царя? Как сталось, что во время игры он ни разу не вспомнил о своих подопечных? Если ему настолько безразлично царство и богатство, почему тогда он обманул доверие народа, взойдя на трон Индрапрастхи?

Рамачандра пригласил в Свою жизнь скорбь, погнавшись за золотым оленем. Но Юдхиштхиру ослепили кости – и в этом корень всех моих печалей.

Юдхиштхира был чужд унынию. Он был стхитапрагьей: его мудрость не затрагивали ни радости, ни печаль. Братья беспрекословно следовали за ним. Я тоже ничего ему не сказала: кому теперь есть дело до моих рассуждений?

Весть об изгнании Пандавов распространилась повсюду, как пламя лесного пожара. К нам пожаловали Андхака, царь Бходжи, Кришник, Дхриштакету – царь Чеди, могучий воин Кекая, мой брат Дхриштадьюмна и отец Друпада. Юдхиштхира спросил позволения у каждого. Отец хотел забрать меня с собой. Я отказалась:

- Отец, не лишай меня возможности исполнить дхарму жены. Какие только страдания не вынесла Сита, следуя за своим супругом! Теперь такая возможность появилась и у меня. Равана мне не страшен: все самое худшее уже позади. Теперь ни печали, ни исполнение надежд меня не впечатляют. Не волнуйся, мне поможет тот, кто спас меня от величайшего позора, по сравнению с которым любые страдания просто меркнут.

С этими словами я мысленно поклонилась Кришне… и тут же обнаружила Его прямо перед собой! Я хотела было горячо припасть к Его стопам, но Он остановил меня, схватив за обе руки. Я сказала:

- Васудева, нет слов, чтобы выразить Тебе благодарность! Ты прославишься в веках как утешитель страждущих. Я навеки останусь Твоей служанкой.

Кришна ласково сказал:

- Не обижай Меня, сакхи. Я – твой друг. Что, в конце концов, оставалось Мне делать? Пока Юдхиштхира играл в кости, Я сражался с царем Шалвой, правителем Шаубхи. Будь Я в тот час посвободнее – удержал бы его от игры. Женщины, азарт, охота, хмельные напитки – все это губит мужскую добродетель. Меня не было в Двараке, вот почему Пандавы оказались в беде. Как только Я узнал об этом – тут же бросился на помощь.

Я задыхалась от волнения:

- Господи, Ты волен поступать, как сочтешь нужным. Без воли Твоей и былинка не шелохнется. Кто, если не Ты, допустил, что Драупади оскорбили при дворе Куру? Когда Духшасана выволок меня за волосы в зал, на мне был всего один отрез ткани, поскольку в тот день у меня были месячные. Я - жена Пандавов, сестра Дхриштадьюмны, Твоя дорогая сакхи! Никто не воспрепятствовал Духшасане. Мои доблестные мужья оставались молчаливыми наблюдателями. Непристойные слова и жесты Духшасаны и Дурьодханы, язвительные речи Карны до сих пор причиняют мне боль. В зале царского дворца присутствовали старшие, воины, ученые мужи. Когда Духшасана стал раздевать меня, никто не пришел мне на помощь! Мне казалось, что нет у меня ни мужа, ни сына, ни брата, ни друга, ни отца, нет ни единого благожелателя! Какую жуткую беспомощность я ощутила! Кто поймет? Не знаю, куда подевалась вся удаль и геройство Бхимы с Арджуной. А Юдхиштхира – неужели в этом его смирение и преданность дхарме? Государство, в котором мужчины не защищают женскую честь, обречено. Мужчины, населяющие такую страну, пользуются дурной славой и становятся предметом оскорблений. И все эти обстоятельства зависят от Тебя, Кришна! Потеряв веру во всех и вся, я предалась Тебе. Явленное Тобой чудо спасло не только мою честь, но и честь каждой женщины нашего государства. Ты доказал, что никто не обесчестит женщину на святой земле Бхараты. Пусть ценой моего оскорбления, но слава этой земли была явлена миру. Это радует. О Кришна, я хочу до последнего вздоха оставаться Твоей служительницей - только в этом случае мне удастся хотя бы частично погасить свой долг перед Тобой…

Изливая душу своему доброму и отзывчивому другу, Кришне, я рыдала в уголок сари. После надругательства, учиненного надо мною при дворе Куру, я не сказала мужьям ни слова. Зачем было демонстрировать боль и укорять мужей, которые стали причиной моих мучений и которые, несмотря на всю свою силу, не пришли мне на помощь? Что оставалось делать с такими мужьями, кроме как дуться на них? И могла ли я владеть собой в обществе столь чуткого друга, как Кришна? В конце концов, я ведь женщина…

Кришна сложил ладони:

- Деви! Моя служительница! Ты делаешь Меня оскорбителем. Я не сделал ничего особенного: просто вернул тебе долг. Теперь мы с тобой квиты. Однажды ты разорвала дорогое сари, которое муж подарил тебе на новоселье, чтобы перевязать Мне палец. Тканью же Я погасил Свой долг. Ты разорвала свою одежду, чтобы перевязать Мне палец, и Я дал тебе новую – это равноценный обмен, все честно и справедливо.

Глаза мои наполнились слезами. Утирая пот лоскутком ароматизированной ткани, Кришна сказал:

- Видишь, Я завязал дар твоей любви в узелок на память. Сакхи, Кришна жаден до любви. Считая Меня своим другом, продолжай орошать Меня любовью – и ничего больше не надо. Я сочту это за честь. Относись ко Мне всегда с той же теплотой.

Я была потрясена: Кришна сохранил лоскуток моего сари! Он навсегда запомнил такую мелкую услугу!

Мне показалось, что все горе и сожаление моей жизни позади. Голос дрогнул от любви:

- Сакха, Ты один имеешь право на всю чистую, ничем не омраченную любовь этого сердца! С самого рождения оно принадлежит Тебе одному. Не вгоняй меня в краску…

Кришна смеялся:

- Кришн а, ты – частичное воплощение Лакшми. Не забывай, что без твоей любви Кришна станет неудачником!

Заручившись поддержкой Кришны, я почувствовала себя увереннее и твердо произнесла:

- Сакха, если те, кто дерзнули надругаться над Драупади при дворе Куру, не будут примерно наказаны за свое подлое, недостойное поведение, то в историю Бхараты будет вписана постыдная страница жестокого обращения с женщинами. Цари и царевичи станут силой уводить красивых женщин прямо из домов их мужей, чтобы утолять свое ненасытное вожделение, будут раздевать их напоказ. Наслаждаться красотой нагих женщин, бросая на них сальные взгляды станет обычным времяпрепровождением разгильдяев. Сакха, для меня Ты – все. Чего мне бояться? Но если Духшасаны и Дурьодханы не пожнут плоды своих грехов, то женщин ждет мрачное будущее. Меня удивляет, что, даже попытавшись раздеть при дворе Куру невестку благородного Панду, жену Пандавов, дорогую сакхи Васудевы Кришны, они все еще живы. Когда этот подлец раздевал меня, беспомощную, как целомудренная Сита, я могла бы провалиться под землю со стыда. Если бы я молилась об этом, земля непременно бы разверзлась. Но я не сделала этого. Поступи я таким образом – и мое целомудрие было бы спасено, однако преступник не был бы наказан. Будущее прекрасного пола осталось бы весьма туманным. Да, терпимость украшает женщину, но смиренно склонять голову перед несправедливостью – не женская дхарма. Если муж сходит с пути истинного, и это подкрепляется молчаливым согласием его жены, страдают оба, и грех в мире умножается. Страдают невиновные. Вот почему, даже после ужасного надругательства и невыносимого оскорбления я осталась в живых. Счастье, процветание, радости царствования – смысл моей жизни не в этом. Теперь, народившись заново, я проведу оставшиеся дни, сражаясь с несправедливостью, адхармой, грехом. Клянусь заплести волосы только после того, как омою голову кровью Дурьодханы, - в противном случае эти локоны так и останутся распущенными. Люди назовут меня кровожадной - ну и пусть! Мир еще узнает, что женщина, которая созидает и приносит благо, в то же время – разрушитель греха и подлости. Я заплету свои волосы, вымыв голову кровью Дурьодханы. Считая меня слабой женщиной, Духшасана тащил меня за волосы и оскорблял. Пусть же мир узнает, что женское сердце нежное, но отнюдь не слабое! О Кришна, если Ты не поможешь мне исполнить мою клятву, тяжкий грех раздавит этих Твоих нежных созданий.

Кришна остался доволен моими невеселыми речами и поспешил обнадежить меня:

- Кришн а, твой гнев праведен, а обет благороден. Твои оскорбители, те, кто похотливо взирали на тебя в зале собраний, все эти грешники, падут на поле битвы под стрелами мужа твоего, Пхалгуни. В великой войне Дхриштадьюмна одержит верх над Дроной; Шикханди убьет Бхишму; булава Бхимы раскрошит бедро Дурьодханы; стрела Дхананджаи сразит Карну. Ты станешь причиной гибели многих кшатриев. Теперь, после того, как тебя оскорбили при дворе Куру, великая битва неизбежна. Из века в век Мать-Земля время от времени заливается румянцем – кровью злодеев. Небосвод рухнет наземь, Гималаи провалятся на Паталу, солнце и луна будут уничтожены, но твой обет исполнится. Я не оставлю камня на камне от тех, кто вредит Пандавам; ради Пандавов Я готов на все. Не унывай, сакхи. Каждое Мое слово – это истина.