Проблема релятивизма в историко-философском контексте

Проблемы релятивизма сегодня по-прежнему актуальны и не только потому, что они постоянно "возрождаются из пепла", но и по причине нового источника – постмодернистских подходов, широко проникающих и в эпистемологию. Это во всей полноте и многообразии подтверждается тематикой и проблемами докладов, а также дискуссий на ХХ Всемирном философском конгрессе (Бостон, 1998), отразивших все многообразие мнений и позиций. В частности, при обсуждении проблемы "Постмодернизм и истина" главные докладчики Д.Деннет (США) и С.Фуллер (Великобритания) подчеркивали, что сильный скептицизм постмодернизма, принимающий релятивизм как данность, не истребил веры в существование области "бесспорного знания" и даже Р.Рорти признает поиск истины полезным. Проведенная по интернету конференция показала, что в "массовом научном сознании" достаточно определенно выражена позиция признания универсальности научной истины, а под релятивизмом понимается ее отрицание. При этом подчеркивается, что постмодернистский подход, а соответственно и порождаемый им релятивизм, чаще всего определяются не столько когнитивными целями познания объекта, сколько социокультурными, вообще ценностными интересами людей. В дискуссии о "континентальной" и аналитической философии наличие релятивизма или его отсутствие было положено в основу их различения, но в конечном счете выяснилось, что релятивность присутствует, хотя в разных "долях", в основных идеях и истоках обеих этих традиций. Эта мысль кажется вполне правомерной, тем более потому, что К.-О. Апель говорил о "новом дуализме": не "пангерменевтика" или "сциентизм", но взаимодополнительность и опосредствование "континентального" как герменевтического, "понимающего" подхода и аналитического, каузально-номологического объяснения1.

Очевидно, что релятивизм, долгие годы пребывавший на "обочине" гносеологических и методологических исследований и олицетворявший препятствие для получения истинного знания, в современной эпистемологии должен быть переоценен и переосмыслен как концептуальное выражение неотъемлемой релятивности знания, его динамизма и историчности.

Релятивизм как философская традиция. Известно, что Р.Рорти в ряде работ, где исследуется положение дел в современной философии в целом, эпистемологии в частности, говорит о существовании двух традиций в современной философии, в определенной степени связанных с различием в понимании истины. Одна из них - это традиция Платона - Канта - Гегеля, понимавших движение к истине как движение к верному представлению о мире "как он есть сам по себе" и основу достоверных суждений видевших в чувственных данных и ясных идеях (foundationalism). Другую традицию, рассматривая ее наряду с первой, Рорти обозначает условно как "релятивизм." Тем самым проблема релятивизма обретает общефилософский характер и не сводится лишь к эпистемологическому феномену. К "релятивистам" сегодня относят таких европейских философов, как Витгенштейн, Хайдеггер, Сартр, Гадамер, Фуко, Деррида, и представителей американской философии - Джемса, Дьюи и самого Рорти, а также Куайна, Патнэма, Дэвидсона, Куна. Они не считают себя противниками рационализма и не утверждают, что истины – это всего лишь удобные фикции, но отказываются от "традиционного философского проекта – найти нечто столь прочное и неизменное, что могло бы служить критерием для суждений, …от мысли, что существуют некие безусловные, транс-культурные моральные ценности, моральные нормы, коренящиеся в неизменной, внеисторической человеческой природе"[12, с. 12]. Эта новая традиция предполагает "смену языка" и "способов говорить" (отказ от языка Платона), неприятие старых философских догм, и в первую очередь ставит под сомнение способ мышления в оппозициях субъект - объект, абсолютное - относительное, найденное - сделанное, реальное – кажущееся.

Представление о релятивизме как своего рода самостоятельном направлении используют и другие исследователи. Еще в 1938 году американский философ М.Мандельбаум, исследуя проблемы исторического познания, выявил особенности исторического релятивизма, сопоставив подходы трех "исторических релятивистов" - Кроче, Дильтея, Манхейма и четырех "контррелятивистов" - Зиммеля, Риккерта, Шелера и Трёльча. Дильтей, реализуя программу критики исторического разума, понимал последний не как абстрактный "наблюдающий разум", но как исторический субъект, конечный, меняющий принципы и правила в зависимости от времени и социально-исторических условий. Соответственно возникает противостояние относительности, релятивности и общезначимости, объективности. История обнаруживает себя как одна из форм проявления жизни, проблемой "непроницаемости" которой для познания Дильтей был особенно озабочен. Но одновременно проявление жизни предстает как репрезентация всеобщего и понятие "жизненности" объемлет и спекулятивный и эмпирический подходы. Для рационального отображения релятивности Дильтей стремится разработать новые категории, определяющие отношение к жизни через понимание. К ним можно отнести ценности, цели, развитие, идеал, особенно категорию значения, с помощью которой жизнь постигается как целое. По мнению Н.Гартмана, который, как мне представляется, уловил главное, Дильтей "объединил идею чисто описательной исторической науки с идеей "понимания" (das Verstehen) в противовес "понятийному пониманию" (das Begreifen), т.е. предложил метод, в котором понятие означает всего лишь средство для взаимопонимания, неизбежное зло науки, переместив тем самым центр тяжести с образования понятий на интуитивное понимание, которое во многих отношениях приближается к художественному созерцанию"[10, с. 287-288].

Виндельбанд одобрял саму идею (и название ее) "критики исторического разума", выдвинутую Дильтеем и полагал необходимым "покончить с односторонностью", унаследованной логикой от греков: закономерности рассматриваются в их движении от общего к частному, и господствуют логические теории исследования природы.

Коренная трудность состоит в том, что чисто рациональное познание вселенной невозможно, это только видимость, так как невозможно "полное без остатка разложение действительности на понятия разума". В каждой рациональной системе некое "данное" ускользает от познания, основанного только на разуме, оказывается несоизмеримым с ним, не поддается выведению из него. Признал этот факт только критический рационализм Канта. Наибольшее проявление релятивизма Виндельбанд справедливо видел в философии Ф.Ницше – "восстание безграничного индивидуализма достигает своей высшей точки в утверждении относительности всех ценностей".Но "релятивизм – это отставка философии и ее смерть. Поэтому она может продолжать существовать лишь как учение об общезначимых ценностях. Итак, ошибочно исходить из индивидуальных изменчивых ценностей и затем полностью отвергать их, спасти от релятивизма может лишь признание "общезначимых ценностей" – истины, блага, святости и красоты, которые образуют "общий план всех функций культуры и основу всякого отдельного осуществления ценности", являясь внеисторическими, вообще надвременными. Задача описания их принадлежит философии, она должна определить их значение, поскольку они не факты, но нормы и имеют "законодательную", идущую от разума функцию. Таким образом, релятивизм преодолевается путем отнесения частного знания, поступка, единичного факта к общезначимым ценностям, что придает им значение и вписывает в единую надвременную, внеисторическую систему.

Классический подход к релятивизму при анализе обоснования объективности знания представлен также у другого лидера баденской школы - Г.Риккерта. Анализируя релятивизм, Риккерт исходит из того, что возможны различные ошибки и заблуждения познающего, но " одно суждение не может быть ложным – суждение, что ценность истины абсолютно действительна. Это достовернейшее суждение, какое мы можем представить себе, потому что оно есть условие всякого суждения"[11, с. 102].

Таким образом, проблема релятивизма разрешается и "преодолевается", поскольку признается доказанным, что теоретический субъект находится в зависимости от необходимости в суждении, а само трансцендентное долженствование есть условие всякого суждения, независимо от гносеологической концепции, в том числе включающей скептицизм. Соответственно в этом случае решать проблемы релятивизма предлагается с помощью перехода на трансцендентальный уровень, что, как очевидно, оставляет "за бортом" многие ситуации, в частности, исторического релятивизма.

В своей системе рассуждений – в понимании трансцендентного долженствования, относительности истины, истины рода (общезначимости), суждений факта - Риккерт вполне убедителен, однако сами "опоры" его концепции при критическом рассмотрении оказываются не столь уж прочными и безусловными. Трансцендентное долженствование предполагает предельно абстрактные и искусственные условия познания – его независимость от времени и человека, что не соответствует реальному познавательному процессу. Относительность истины истолковывается иначе в других концепциях, например, в диалектико-материалистической, где она понимается не как субъективный произвол, но как незавершенность и неполнота, т.е. рассматривается в развитии, пределом и целью которого предстает абсолютная истина. Суждения факта коррелятивны методам их получения и интерпретируются в контексте той или иной теории, отсюда их истинное значение неоднозначно. Наконец, проблема истинности как общезначимости (истины большинства, рода) существенно усложняется в контексте интерсубъективности, признания коммуникативной природы познания и социокультурной обусловленности направлений поиска и способов решения проблем в условиях выбора. Все это говорит о том, что исследование проблемы релятивизма должно было быть продолжено.

Гуссерль рассматривает релятивизм в соотнесении со скептицизмом и психологизмом, который и есть, по существу, во всех своих проявлениях не что иное, как релятивизм, хотя и не всегда распознанный и явно признанный. Он различает два вида релятивизма – индивидуальный и специфический, которым сразу же дает критику. Индивидуальный релятивизм очерчен известной формулой Протагора "человек есть мера всех вещей", которую Гуссерль толкует в том смысле, что истинно для всякого то, что ему кажется истинным, всякая истина и познание в целом относительны (гипотетичны) в зависимости от суждения индивидуального субъекта. Это явный релятивизм и почти "наглый скептицизм", который утверждает истину только для самого себя, а не саму по себе, что опровергается уже будучи высказанным, если исходить из объективности всего логического. Специфический релятивизм берет за основу не отдельного индивида, но человека как такового, как "форму общечеловеческой субъективности", в частности, антропологизм.

Таким образом, Гуссерль вводит еще один "параметр" релятивизации истины – время, настаивая на том, что истина есть единство значения в "надвременном царстве истины", она принадлежит к области абсолютно обязательного, основанного на идеальности.

Преодоление релятивизма предполагает, по Гуссерлю, обязательное различение идеальных логических понятий и принципов, не высказывающих ничего реального, и логики, например, у Эрдмана, как учения о "законах мышления", имеющих реальное содержание и меняющихся вместе с человеческой природой.

Если абсолютизируется идеальное, то релятивизируется и даже уничтожается всякое реальное, тем самым полностью игнорируется то обстоятельство (понимаемое, по-видимому, и самим Гуссерлем), что наши идеи о закономерностях, разумных связях, вечных смыслах – чисто эмпирического происхождения, что и "дважды два – четыре" тоже не может существовать, если нет человеческого сознания.

Решение проблемы преодоления психологизма и релятивизма на пути освобождения сознания и разума от реального человека и мира - это путь трансцендентальной философии, выявившей богатейшие возможности мира абстракций и идеализаций, но утратившей целостного познающего человека.

Преодоление исторического релятивизма – это уже не столько истина и идеальные нормы науки и философии, сколько проблемы самой исторической науки.

Гуссерль говорит о неоспоримой правомерности, которой обладает исторический релятивизм как антропологический факт ", а права так понятого релятивизма удерживаются и "сохраняются" с помощью производимого трансцендентальной феноменологией "интенционального анализа".