Назревание революционного кризиса

Если в 1914 г. были назначены 12 губернаторов и вице-губернаторов, в 1915 - 33, а только за 9 месяцев 1916 г. – 43.

Очевидный кризис власти в условиях войны привел к бы-строму росту революционных настроений, росту популярности радикальных социалистических партий. Уже с 1915 г. стало быст-ро расти забастовочное движение. В 1916 г. по числу стачечников (1 млн. 86 тыс. чел.) Россия превзошла Германию в 8,4 раза, Фран­цию - в 26,5 раз! При этом от экономических требований рабочие начали переходить к политическим.

Политическая дестабилизация в значительной степени бы-ла порождена огромными человеческими жертвами, военными лишениями и ухудшением экономической ситуации.

Благодаря усилиям властей и общественности Россия смогла добиться беспрецедентных результатов в мобилизации промышленности на военные нужды. На эти цели у нас работало 76% рабочих, в то время как в Великобритании - 46%, во Франции - 57%, и даже в Германии - лишь 58%. Однако оборотной сторо-ной милитаризации общества явилась деградация «мирных» сек-торов экономики.

Огромным ударом для страны послужило то, что в резуль-тате войны оказались блокированы главным ее торговые пути: че-рез Черное и Балтийские моря. Мурманская железная дорога была построена лишь к концу 1916 г. и примерно тогда же железная до-рога к Архангельску была перешита с узкой на обычную колею, Транссиб же требовал огромного количества паровозов для пере­возок и имел малую пропускную способность. В результате с на-чалом войны, и особенно с вступлением в нее Турции в октябре 1914 г., российский экспорт - источник валюты для страны много-кратно сократился (с 1,5 млрд. руб. в 1913 г. до 0,4 млрд. в 1915 г. и 0,6 млрд. - в 1916 г.). За 1914-1917 гг. импорт достиг почти 7 млрд. руб., а экспорт - лишь 2,4 млрд. 4,5-миллиардное пассивное сальдо торгового баланса вело к быстрому росту иностранной за­долженности и перенапряжению финансовой системы страны.

В целом финансовое бремя мировой войны оказалось слишком велико для российской экономики. - Остальные ведущие участники мировой войны уже перешли к индустриальному обще-ству или же продвинувшиеся к нему гораздо далее, чем Россия. По некоторым подсчетам, национальный доход на душу населения в России составлял 46 долл., в то время как в Германии - 146, Фран­ции - 185, Англии - 243. Военные же расходы страны были сопос-

- 136 -

I - 137 - I-

«Новейшая история России», учебник в 2-х ч., 1894-1945 гг.

«Новейшая история России», учебник в 2-х ч., 1894-1945 гг.

тавимы с Англией и уступали лишь Германии. В результате уже в 1915 г. российские военные расходы почти в три раза превышали весь государственный бюджет мирного времени. В номинальных ценах (без –чета инфляции) они выросли с 1,8 млрд. в 1914 г. до 14,6 млрд. в 1916 г.

Примерно 62% военных расходов покрывали займы: внут-ренние (15,8 млрд. руб.) и иностранные (более 8 млрд.руб.). Одна-ко остальную часть приходилось восполнять за счет денежной эмиссии. В результате если в июле 1914 г. объем бумажных денег в обращении составлял 1,6 млрд.руб. (причем, он обеспечивался более чем 1,7 миллиардным золотым запасом), то к 1917 г. в обра-щении было уже более 9 млрд. руб. бумажных денег. Это не могло не породить стремительного роста инфляции. Покупательная способность рубля упала более чем в 4 раза. Помимо удара по уровню жизни населения это породило крупные диспропорции в экономике.

Железнодорожный транспорт не справлялся с объемом перевозок, в 2—3 раза превышавшим резервные мощности же­лезных дорог. В декабре 1916 г. в результате дезорганизации хозяйственных связей в Петрограде остановилось 50 предпри-ятий.

Инфляция и перебои на железнодорожном транспорте вызвали в России - дававшей до войны примерно ¼ мирового экспорта хлеба - продовольственные трудности в городах. Не-редко за продуктами стали выстраиваться длинные очереди («хвосты», как тогда говорили).

Все это, как и в других воюющих державах Европы, приве-ло к падению уровня жизни населения. - Хотя номинальная зар-плата рабочего в 1916 г. равнялась в среднем 478 руб., по сравне-нию с 258 руб. в 1913 г., его реальная заработная плата - из-за рас-тущей инфляции - составляла 210 руб., т.е. снизилась в 1,2 раза. При этом даже вздорожавшие товары массового спроса порой трудно было достать. Население испытывало многочисленные бы-товые трудности, перебои с транспортом, продовольствием и дро-вами (в городах), махоркой и т.д.

Наблюдалась невиданная маргинализация общества. 15,8 млн., а с мобилизованными на оборонные работы и до 20 млн. че-

ловек (т.е. около 11% населения) прошли за годы войны через ар-мию, 5-7 млн.человек (3-4%) - были выселены из прифронтовой полосы, эвакуированы на восток. В каждом крупном городе были конфликты с беженцами.

Запрет на продажу водки не только лишил мужскую, наи­более активную часть общества привычного средства отдыха, «со-циальной анестезии», но и нанес сильный удар по финансам. (На годовую выручку от продажи водки можно было вести войну бо­лее двух месяцев в 1914 г. или почти месяц в 1915 г.) Неэффектив-ность организации этого мероприятия заставила народ лишний раз усомнится в силе и справедливости государства. Все это не могло не вызывать общественного недовольства.

Однако, вопреки все еще бытующим стереотипам, острого экономического кризиса в дореволюционной России не было. Промышленность в годы войны в целом росла! В 1916 г. объем промышленного производства, по сравнению с 1913 г., вырос на 9,4%. И хотя к 1917 г. все больше стали наблюдаться признаки пе-ренапряжения экономики, окончательная дестабилизация народно-го хозяйства произошла лишь после Февральской революции.

Положением масс за годы войны хотя и существенно ухудшилось, но было заметно лучше, чем в Германии. Там, уже в 1915 - 1916 гг. была завершена милитаризация труда, введена тру-довая повинность для мужчин 17 - 60 лет. Учрежденная государ-ством хлебная монополия переросла в принудительную продо­вольственную разверстку и даже в попытки регулировать само производство сельскохозяйственных продуктов. Были введены карточки на хлеб и на все важнейшие продукты. В 1917 г. дневная норма отпуска муки для населения была снижена до 170 грамм. От голода и недоедания в стране за войну умерло до 760 тыс. человек.

В то время как в Германии царил «гениально организован-ный» голод, в царской России, несмотря на естественное в годы войны падение уровня жизни населения, не было даже введено карточной системы (кроме сахара), а перебои с продовольствием, хотя и раздражали горожан, но голода не было и в помине. Доля мобилизованного в армию населения в России была примерно вдвое меньше, чем во Франции, Великобритании и Германии. Тем не менее, в Германии, как сообщал Осведомительный отдел рос-сийского МИДа в конце 1916 г. «настроение … утомлено войной и

- 138 -

- 139 -

«Новейшая история России», учебник в 2-х ч., 1894-1945 гг.

«Новейшая история России», учебник в 2-х ч., 1894-1945 гг.

склонно к миру, но народ способен выдержать многое». В России же революционное движение стало расти невиданными темпами.

Детонатором перелома в массовых настроениях послужили тяжелые поражения на фронте в 1915 г. Они вскрыли неподготов-ленность страны к длительной войне, шокировали общественность огромными (по тем меркам) потерями, развеяли иллюзии в скором и победоносном окончании войны, а главное, подорвали веру в силу царя и дееспособность государства. Невиданная дискредита-ция власти стала главным революционизирующим фактором. Дело заключалось не только в нераспорядительности власти, неумении своевременно обеспечить снабжение армии и навести элементар-ный порядок в тылу, пресечь невиданные для того времени воров­ство и злоупотребления, «дикую, - по выражению А.И. Деники-на, - вакханалию хищений, дороговизны, наживы».

Российское общество, еще не избавившись от традицион­ной авторитарно-патриархальной культуры, жаждало сильной ру-ки. Во время войны, когда еще более усилилась централизация и была выстроена мобилизационная экономика, потребность в жест-кой руке возросла многократно. Даже в демократической Франции законом об осадном положении поддержание внутреннего порядка возлагалась на военные власти; свобода печати, собраний ликви­дировалась, вводилась цензура, забастовки и демонстрации факти­чески запрещались, партии переставали действовать, политическая жизнь сосредотачивалась лишь в парламенте.

Однако в России данная потребность удовлетворена не бы-ла. Власть демонстрировала отсутствие четкого курса и твердой воли. Это проявлялось не только собственно в политической сфе-ре, - где она, оттолкнув от себя либералов, общественность и даже великих князей, очутилась фактически в изоляции, - но и работе по организации тыла.

Военное ведомство и Главное артиллерийское управление уже с 29 июля 1914 г. поставили вопрос о введении военного («особого») положения на оборонных казенных заводах. 2 августа 1915 г. Министерство торговли и промышленности подготовило «Правила о мобилизации промышленных предприятий…». Однако все эти проекты, хотя и обсуждались Советом Министров, заинте-ресованными ведомствами, но, по сути, так и не были реализова-ны. Сказались опасения рабочих волнений, межведомственные

противоречия, а главное, отсутствие политической воли и единого органа по руководству тылом.

Государственное регулирование общественной жизни было слабо и малоэффективно. Управление страной было фактически расколото между Ставкой и Советом Министров, военными и гра-жданскими властями на местах. Обнародованные 29 августа 1914 г. «Правила о местностях, содержащихся на военном положении», предоставили командующим армиям широчайшие полномочия, включая запрет и ограничение вывоза продовольствия и фуража из прифронтовой полосы, регулирование закупочных цен на продук-ты для армейских магазинов и частичное регулирование отдель-ных производств. 8 декабря 1914 г. аналогичные полномочия были предоставлены командующим тыловыми военными округами. В подчинение Ставки перешло управление 1/3 всех железных дорог.

Чтобы преодолеть двоевластие военных и гражданских властей, и решить многочисленные проблемы нехватки продо-вольствия, металлов, рабочих рук на военных заводах, развала транспорта и т.д., ген. М.В. Алексеев в июне 1915 г. предложил царю учредить должность Верховного министра обороны, руково-дящего всеми министерствами и подчиняющимся только царю. По сути, речь шла о своеобразном диктаторе, объединявшем руково-дство фронтом и тылом в одних руках. (Одновременно в окруже-нии Алексеева был подготовлен рескрипт об образовании прави­тельства из лиц, пользующихся общественным доверием и о поли­тической амнистии, что должно было обеспечить поддержку этой диктатуре со стороны либеральной оппозиции.) Схожие меры принесли успех Германии, которая благодаря эффективному гос-регулированию смогла максимально использовать все ресурсы страны для ведения войны (а в какой-то мере были воплощены в жизнь во время Великой Отечественной войны.) Однако план Алексеева задевал могущественные интересы Распутина и импе-ратрицы Александры Федоровны, активно вмешивавшихся в поли-тику, да и амбиции слабого императора, и 28 июня этот проект был отвергнут.

Вместо этого, Николай II в августе 1915 г. сам занял пост Главнокомандующего и уехал в Ставку. Но реально объединить фронтом и тылом ему не удалось.

Для координации деятельности председателей Особых со-

- 140 -

- 141 -

«Новейшая история России», учебник в 2-х ч., 1894-1945 гг.

«Новейшая история России», учебник в 2-х ч., 1894-1945 гг.

вещаний и созданного при министерстве внутренних дел комитета по борьбе с дороговизной было создано еще одной Особое сове-щание для объединения всех мероприятий по снабжению армии и флота и организации тыла во главе с премьер-министром и мини-стром внутренних дел Б.В. Штюрмером. Но подобная система от-нюдь не ликвидировала параллелизм фронтовых и «тыловых» вла-стей и лишь усложняла систему управления.

Отсутствие царя в столице еще больше ослабило централь-ную власть, усилило влияние придворной камарильи. Передоверив значительную часть своих полномочий непопулярной в обществе царице, царь фактически уходил от решения важнейших полити­ческих проблем и демонстрировал слабость, непростительную в глазах народа и значительной части элиты. Реального лидера в го-сударстве не чувствовалось. Между тем, в условиях войны любой промах власти, претендовавшей на независимость от общест-венного мнения (что особенно любил подчеркивать Николай II), оборачивался, благодаря относительной свободе оппозиционного слова, против нее.

В результате власть в России не уважали и не боялись. Ед-ва ли не полстраны обсуждали темные деяния Распутина, его не-объяснимое политическое влияние и взаимоотношения с императ-рицей. В монархическом государстве это дискредитировало власть едва ли не больше, чем агитация всех оппозиционных партий вме-сте взятых.

Еще более обостряли ситуацию широко циркулировавшие слухи о том, что царь, «темные силы», окружившие трон и прежде всего царица-немка, тайно вели сепаратные переговоры с Герма-нией. «Говорили, например, что она сносится с Вильгельмом II по «прямому проводу» и выдает ему государственные тайны. Солда-ты на фронте считали дурной приметой получать из рук царицы георгиевский крестик - убьет немецкая пуля...», - вспоминали со-временники.

На самом деле, Николай II, официальные правительствен­ные круги, все либеральные и правые партии отвергали идею се-паратного мира и были привержены «войне до победного конца».

Но населению, армии и отдельным представителям правящей элиты везде мерещилась измена. В начале 1917 г. военные цензоры отмечали, «что большинство офицеров приписывают неудачные действия армии усилиям «германской» партии при дворе». В результа-те оппозиция царю начала приобретать патриотический характер, и это окончательно дезориентировало население.

Дискредитация власти пагубно сказывалась на мобилиза-ции сил общества для победы в войне, подрывала доверие к госу-дарству, целям войны, сея настроения озлобленности, апатии и уныния. Как вспоминал В.А. Оболенский, «ощущение, что Россия управляется в лучшем случае сумасшедшими, а в худшем - преда-телями, было всеобщим».

Таким образом, ряд объективных факторов и слабая, ко-леблющаяся политика царя приблизила страну к революции. По-пытки либеральной оппозиции предотвратить такое развитие со-бытий не возымели успеха. Напротив, своей резкой публичной критикой власти либералы в конечном счете способствовали под-готовке массового сознания к необходимости скорейших и ради­кальных перемен, а тем самым, объективно, они в какой-то мере ускорили революцию, чего сами не желали и чего заранее опаса-лись. К 1917 г. среди части населения началось разочарование и в самой Думе.

П.А. Столыпин говорил царю в 1911 г.: «Я за пять лет изу­чил революцию и знаю, что теперь она разбита и моим жиром можно будет еще пять лет продержаться. А что будет дальше, за-висит от этих пяти лет». Провидец Столыпин оказался прав: к концу 1916 г. политические ресурсы монархии оказались близки к исчерпанию, и в стране поднимался новый вал революционного движения, превосходящий даже 1905 г.