Через холмы и ещё дальше. 24 страница

- Но до вас ведь… - удивилась я.

- Понятия не имею, как он это умудрился. Диане он всё так же не нравится.

- Знаю. Она терпеть не может кошек.

- А ты собак.

- Да. Не люблю их. И их дурацкую преданность. Они не умеют учиться на своих ошибках.

Адам горько усмехнулся.

- Я даже не знал, что тебе так тяжело.

- О чём ты?..

- О родителях.

- Мне до этого было всё равно. Наверное, в тот знаменательный день у меня окончательно расшаталась психика.

Он обнял меня за плечи и притянул к себе.

- Поправляйся скорее. Мы все тебя ждём. Тебя и Данте.

- Угу.

Я закрыла глаза. Ну вот, сейчас он уйдёт, потому что время подошло, а потом будут Вероникины родители, врачи, улыбчивые прогнозы и прочее.

- Я хотел тебя спросить…

- Да.

- Ничего, что я тебя так обнимаю?

Я удивлённо открыла глаза.

- Нет, конечно. С чего ты взял, что что-то должно быть?

Он невесело улыбнулся.

- Я полагал, это привилегия моего младшего братца.

- Он слишком вольно ею распоряжается. Иногда даже целоваться лезет. Забывается, видимо, - мы засмеялись. – Просто я могу ему доверять. Знаю, что он не влюбится. Я могу тебе доверять?

Адама этот вопрос поставил в тупик.

Я улыбалась. Мне на самом деле было всё равно, что он ответит.

- Я… не знаю.

- А ты подумай.

- Наверное… Наверное нет. Будет некрасиво, если я не оправдаю твоих ожиданий, так что не буду обещать.

Я засмеялась. Адам подозрительно меня осматривал: видимо, не мог просечь, что я задумала.

- Знаешь, что самое спокойное? И в чём, кстати, твоё от Андрея отличие. Я не боюсь, даже если не смогу тебе доверять в этом отношении.

Адам улыбнулся.

- А о последствиях ты думала?

- Я всегда думаю о последствиях! – важно заявила я. – Не только же что мне это всё в голову пришло!

- Кто тебя знает. Что же, время, Марин.

Я грустно кивнула.

- Ну не грусти так. Принести тебе что-нибудь почитать?

- Давай. Что-нибудь интересное.

- Хочешь «Записки у изголовья»? Ты же давно собиралась за них засесть. Сейчас самое время.

Я кивнула.

Адам снова прижал меня к себе, замер так на несколько мгновений, потом поцеловал в щёку и потрепал легонько по голове.

- Всё будет. До скорого.

- Пока.

Я откинулась на подушку. Когда это закончится?..

На следующий день Адам принёс мне «Записки у изголовья». Пока я возилась с книжкой, он пристроился на краешке кровати, долго на меня смотрел, потом спросил.

- У вас в малой гостиной никогда мышей не было?

- Что? – я оторвалась от обложки и удивлённо на него посмотрела. – Нет, никогда не было. А что такое?

- Значит, привидение. В гостиной кто-то шебуршит по углам. Странно так. Ну ладно. Потом разберусь, или ты, когда приедешь, сама посмотришь. Читай теперь, сколько влезет.

- Спасибо. А с гостиной даже не знаю, что такое. Может, правда, завелось что-то...

Адам приезжал ко мне каждый день. Никто не знал, чем он был для меня в это время – даже Данте. У него были свои любящие родители – у меня же был Адам.

Ко мне других не допускали. Я удивлялась, почему Адама пустили, потом узнала: когда ко мне приехал дедушка.

Он вернулся из-за границы и прибыл в больницу вместе с Адамом.

Я долго висела у него на шее. Приятно, когда тебя навещает мужчина – он не льёт слёз, ему чхать на твою внешность. Дедушка, как Адам, радовался, что я выжила.

Другого мне и не нужно было. То, что произошло, виделось страшным сном.

Но дедушка сам был болен и не каждый день мог меня навестить. Я гораздо сильнее волновалась за его здоровье, чем за свои дурацкие порезы. У меня всего лишь немного кожи сняли, а он человек в возрасте, а с моей бабушкой живя – можно сказать, что в двойном возрасте.

Когда Адам приехал ко мне раз в шестой, я решила выяснить один вопрос.

- Слушай, - я повернулась к окну (а вы думали, к Адаму?) – Я всё хочу спросить одну вещь… Можно?

- Конечно, что за глупость спрашиваешь?

- Я ещё не спросила, - напомнила я. Адам рассмеялся. – Как, всё-таки, тебя сюда пустили?

Впечатление было такое, что Адам ждал этого, но до последнего надеялся на лучшее.

- Тебе это не понравится.

- Ты убил весь обслуживающий персонал?

- Нет, что ты. Всё гораздо хуже.

- Ты убил кого-то из членов правительства, дабы нарыть себе разрешение? Я ведь такой случай, что пускают только членов семьи. Ты никаким местом не подходишь, и я даже не знаю, как ты можешь подойти…

Адам усмехнулся.

- Вот подумай до завтра, ты же всё-таки головой не сильно ударилась. Завтра я всё равно приду, и ты скажешь свои варианты.

- Так не честно! – возопила я, вскакивая. Какой тут к чёрту постельный режим! – Нечего меня интриговать!

Адам взъерошил мне волосы, я резко увернулась.

- Не смешно. Скажи сразу.

- Даже не подумаю. Давай поговорим о чём-то другом.

- Как дедушка?

Адам нахмурился.

- Ему несколько хуже. Говорят, надо госпитализировать, но он ни в какую. Говорит, что, если ты приедешь в дом, полный своих родителей всех калибров, тебя можно будет укладывать обратно. Должен же быть хоть один нормальный человек в вашем поместье.

- Это правда, хотя нет.

- Нет?..

- Вовсе нет. Сейчас мне на них глубоко плевать. Так же, как им на меня. Это просто.

- Но откуда такое отношение?

- После войны, - просто ответила я.

- Марин…

Я промолчала.

- Марина… - Адам приобнял меня одной рукой за плечо и заглянул в лицо. – Я не хочу, чтобы ты об этом помнила.

- А я хочу об этом помнить.

Я отодвинулась от него.

- Почему? Это страшно, это удар по тебе.

- Я не забуду при всём моём желании. Я вся изрезана. Только если я хорошенько приложусь головой об асфальт, я забуду. Да и то навряд ли. К тому же, я не хочу забывать.

Адам отвёл глаза.

- А почему ты не хочешь, чтобы я это помнила?

Он вздрогнул. Вопрос оказался неожиданным.

- Я уже объяснил.

- Ничего подобного.

- Нет, объяснил. Это удар для тебя.

- И что?

- Как что?!

Он с таким изумлением на меня посмотрел, что я тоже удивилась – а что я такого сказала?..

- Я не хочу, чтобы тебе было больно, ты что, этого не понимаешь?

- Да почему?.. Боль – она для всех, не для избранных.

- Так ты о себе не думаешь?

- Совсем не думаю.

- Вот как, - и Адам, к моему удивлению, просто вскипел. – Тогда, будь добра, о других подумай! Плевать на себя? Отлично! Будь эгоисткой столько, сколько тебе влезет. Но только помни, что есть Диана, которая все глаза из-за тебя выплакала, чёрт возьми, и Данте, который прошёл с тобой через всё это, и забывать не собирается. И есть Андрей, который, блин, Князь, тоже ревел ночами…

Тут он увидел выражение моего лица и умолк.

Я тихонько втянула в себя воздух, неотрывно на него глядя.

- Как… И Андрей… Андрей?..

Адам вздохнул и опёрся локтями на колени, скрестив пальцы и глядя вперёд.

- Ты думаешь, если ты не видишь его слёз, то и я не вижу?

Я неуверенно качнула головой.

- Если тебе всё равно, что с тобой будет, то ему не всё равно. И твоим подругам.

Я сглотнула.

- Ты говоришь «подругам». Как будто тебе они чужие.

Адам встал.

- Хм, не чужие. Но и не родные.

- Что?.. – я, видимо, всё-таки неслабо ударилось черепом: соображала весьма туго.

- Марин… - Адам сложил пальцы кончиками друг к другу. – Ты сама всегда говорила, что «друг» - высочайшее звание, которое может получить человек. Помнишь наш с тобой разговор?

- Конечно.

Да, я отлично его помню. Мы поздним вечером сидели в гостиной. Это было… на Рождество.

- Ты атеист, но празднику всё равно радуешься. Как так?

Я засмеялась.

- Ну, знаешь, мне кажется, главное во всех праздниках – любых! – не то, в честь чего они. Иногда я думаю, что смогла бы праздновать что угодно. Главное – с вами. Можно хоть вокруг капища плясать – какая разница-то…

- То есть праздник – для того, чтобы лишний раз собрать дорогих друг другу людей?

- Именно! Да, так!

- Я думал увидеть тебя сегодня недовольной. Но ты как-то напротив, выглядишь счастливой.

- Я целый день, целый праздник провела с вами, Адам, ты о чём? Пусть он для меня глупость по сути своей – иногда смысл, данный людьми, можно отбрасывать, находя свой собственный. Этот праздник важен для Дианы и Андрея. Не знаю, как ты и Данте, но я вполне могу отодвинуть свой атеизм в сторону и поздравить их от души, и подарить им что-нибудь и радоваться вместе с ними.

- Ну вот, а говоришь, что не умеешь любить людей.

- Это же вы. Вы мне не левые, между прочим. Вы мои друзья! Это ведь не пустой звук, Адам!

Он молча смотрел на меня.

- Для меня друг – это величайшее звание, светлейшая награда, которое может получить от меня человек. Иногда я думаю, что вы не люди, а полубоги – настолько это сложно, быть моим другом… Когда я начинаю сопоставлять вас и себя… Такая огромная разница! Я, конечно, себя люблю при любом раскладе, но это само собой, я себе не чужой человек… И вижу при этом в себе уйму недостатков, которые, наверное, вывели меня из себя, будь они у другого человека. Я поражаюсь всегда, как у вас хватает терпения меня выносить, почему вы всегда переживаете, если у меня что не так, как вы стремитесь помочь всеми силами; я знаю, что могу узнать у вас правду, когда мне понадобится. Я вам верю, я люблю вас и вами дорожу. Каким б святотатством это не звучало, но я люблю вас гораздо больше, чем мать, или бабушку, или отца… Наверное, даже больше дедушки… Не вижу смысла ценить их – это означает понизить вас. Ваши заслуги, вашу помощь, вашу заботу… Знаешь, хорошо кто-то сказал: друзья – это семья, которую ты выбираешь сам. Я не верю в бога, поэтому не знаю, кого благодарить за то, что вы у меня есть… Ха, ну вот, опять глупостей каких-то наболтала, извини… Вечно так – сяду с тобой поговорить, а болтаю часами сама…

Адам следил за переменами, пробегавшими по моему лицу, пока я вспоминала эту сценку под рождественской ёлкой.

- Ну так вот, Марин… - он вздохнул, когда мои глаза разом сфокусировались на нём. – Говоря о друзьях… Да, мы твоя семья – я не отрицаю этого, я горжусь этим, и, думаю, все остальные тоже… Но то, что мы крепко связаны с тобой, ещё не значит, что мы точно так же любим друг друга по отдельности.

Я опустила глаза в пол. Да, этого-то я и боялась.

- Прости, я понимаю, как тебе неприятно это слышать, но ты должна знать, что… что Диана меня недолюбливает, что Вероника тоже от меня не в таком восторге, как ты… У меня, в сущности, есть только Андрей – и ты. – Он сел на кровать, дотронулся до моей руки. – Пока мне больше ничего и не надо.

Я помолчала. Чёрт всё это возьми.

- Не хотел тебе это говорить, но нам сложно общаться, когда тебя нет. Мы какие-то разные, каждый сам по себе. Диана и Вероника не ладят, ты это прекрасно знаешь. Ника опасается Андрея, потому что видит, что она ему нравится. Диана ревнует тебя ко мне, судя по всему…

Я скрипнула зубами с досады. Даже кулаки сжала.

- Вот оно, начинается… Мне никого нельзя любить, кроме неё, что ли?!

- Это твоё дело.

- Вот и отлично! Боже, до чего достала эта ревность…

Он усмехнулся.

- Я тоже люблю поревновать.

- Дурь! – огрызнулась я. – Не смейте присваивать себе друзей! Вот уж радость, право слово! Подозревать человека, проходу и жизни ему не давать, и ради чего? Чтобы свои же нервы потравить…

- Ладно, давай сменим тему. У меня тут есть кое что.

- Ну?

Адам расстегнул сумку и вытащил газету.

- Сегодняшние новости? – изогнула бровь я.

- Именно.

Он встряхнул газету, развернул, отыскал нужное место и передал листы мне.

- «Вронская Марина и Вероника…» Что это? О нас?

- Да, они начали публиковать это уже приличное время назад. Пишут, как продвигается ваше лечение… О войне иногда можно прочитать… Я зашёл на днях в редакцию – там знакомый есть – говорят, столько писем приходит… За вас переживают…

Я была искренне удивлена.

- В самом деле? Это невероятно. Дались мы им.

- Больше всех жалеют тебя. Из-за твоих родителей.

Я аж вскинулась.

- Скажи им, что у меня есть ты! И мне хватит! Ты за всех сойдёшь!

-Честно?

- Конечно… Но знаешь…

- Что?

- Адам, я иногда боюсь: а что вырастет из меня, с такими родителями?.. Я смотрю на себя и мне просто страшно. Страшно, что я буду такой же. Вдруг, ну мало ли! Дедушка не будет вечно рядом… У меня ведь нет никого, кроме него, нет никого взрослого и сильного, чтобы вытащить меня из этой ямы…

Он засмеялся.

- Знаешь, когда я мучился – приезжать к тебе, или нельзя, твой дедушка позвонил мне. Жалел, что не может к тебе приехать – чуть не плакал. И просил, чтобы, пока его не было, я был тебе вместо него. Вместо взрослого и спокойного человека, который может тебя остудить, если что. Ты же у нас горячая голова, не так ли?.. Сказал, что мне нужен старший брат. Сильный и заботливый. Я пообещал ему, что буду приглядывать за тобой.

Я засмеялась.

- Теперь у меня есть старший брат?

- О да. Который тебя любит и хочет, чтобы ты не наделала глупостей.

- Я постараюсь.

- Поэтому не переживай, что с тобой будет. Я здесь специально для того, чтобы следить, что из тебя вырастет…

- И каковы успехи?

- Хм, остаётся философски заметить: что выросло, то выросло! – он потрепал меня по голове. – Но меня всё устраивает.

- Это выросшее полезло, как последний идиот, на Землю, и испортило себе всё лицо нафиг.

- И не только лицо! – заметил Адам. – Не забывай, дорогуша, обо всех остальных шрамах.

Я расхохоталась.

- Хорош братец! Но ты прав, невежливо забыть о них. Мне всё нравится.

Он улыбнулся, откинул чёлку с двух самых ярких и глубоких шрамов.

- Меня тоже.

Дня через четыре Адам явился ко мне читающим. Читал он надпись на конверте. Судя по невинной физиономии, конверт предназначался мне.

- Добрый день, вот и я. Смотри-ка.

Я села на кровати и откинула с лица волосы.

- Покажи.

- Вот, врачи попросили передать. Тебе письмо.

- Это я вижу, от кого?

- Не знаю её.

Я взяла конверт, покрутила в пальцах.

- Екатерина Кадникова?.. Хм, я не знаю такой.

- Странно. Но посмотри, что она пишет.

Почерк был округлый, легко читаемый и приятный.

Я решилась зачитать вслух.

Дорогая Марина!

Извините, что пишу так внезапно и не будучи с Вами знакомой. Я нашла в газете Вашу фотографию и вспомнила Вас. Вы, возможно, не помните меня – действительно, мы ведь виделись всего один раз, да и то мельком. Постарайтесь припомнить, пожалуйста: это было в декабре прошлого года. Вы в магазине крикнули мне, что ко мне в сумку лезут, помните? Вы ещё были, наверное, с Вашими друзьями – молодой человек и девушка чуть младше вас. Я пыталась найти Вас тогда – ведь Вы так быстро и внезапно исчезли, что я не успела Вас должным образом поблагодарить. А Вы, тем не менее, буквально меня спасли – тогда в кошельке у меня была крупная сумма (для особого случая), и если бы её вытащили… Я не знаю, что бы делала…

Теперь я искренне переживаю за Вас. В газете пишут, что у Вас и Вашей подруги Вероники всё будет хорошо, только шрамы останутся… Я видела ваши фотографии до и после, и знаете – пожалуйста, не переживайте из-за этого! Не переживайте из-за этого ни минуты! Вы красивая девушка, а шрамы, осмелюсь сказать, добавят Вам изюминки. То же и о Вашей подруге. Я, увы, совсем не умею выражать словами то, что чувствую. Но надеюсь, что Вы понимаете всё это лучше меня. Я буду очень рада увидеться с Вами – Ваш друг Адам обещался передать это письмо и проводить меня к Вам, когда это будет возможно.

Пожалуйста, передайте Ваше решение через Адама. Я буду очень ждать ответ.

Искренне Ваша,

Екатерина Кадникова.

Я воззрилась на Адама поверх письма. Он пожал плечами, пряча улыбку.

- Как она тебя нашла?

- Странный вопрос.

Я подумала, не нашла в нём ничего странного, но решила оставить его в покое.

- Кстати… О находках… Я всё думала, каким образом ты нашёл путь сюда. Давай, колись.

- Неужели совсем идей нет? – хмыкнул невесело Адам.

- Никаких, - соврала я с чистой совестью. У меня была версия, от которой меня бросало в холодный пот и волосы вставали дыбом. Причём я прекрасно понимала, что именно она, скорее всего, и подтвердится. Но до последнего решила уповать на лучшее.

Увы, уповать мне было недолго. Я уже пожалела, что подняла эту тему. Молчала бы! Мне всё меньше и меньше хотелось услышать ответ. Ну заче-ем, зачем я ему напомнила?! Я не смогу спать спокойно после того, как услышу.

Адам встал, подошёл к окну. Скрестив руки на груди, вгляделся во что-то далёкое, поджал губы. Он вроде бы и улыбался, и казался мрачным. То ли у меня крыша окончательно съехала, то ли диапазон мимики и чувств сдвинулся на порядок ниже…

- Это была не моя идея, сразу скажу.

Он сделал паузу. Я сердито прикусила себе язык – и чтобы ни одного вопроса! Мне и без того уже дурно становилось. Только я два раза выпуталась – один раз зная это, другой раз за меня всё сделали другие – и вот, пожалуйста, снова в это влипаю… Нет, ну не должно же было это повториться!

- Это предложил твой дедушка. Я просто сказал, что хочу навестить тебя, но у меня нет такой возможности, потому что я не родственник.

Тут Адам вздохнул. Видно было, что ему не меньше моего не хочется углубляться в этот предмет.

- В общем, ты знаешь, как твой дедушка меня любит. Он, конечно, не знал, что ты успела втайне ото всех разорвать две своих помолвки… Поэтому предложил мне заключить ещё одну.

Комната как-то резко качнулась у меня перед глазами. Я, отправив далеко Адама и всю прочую мебель, схватилась за голову от ужаса. На друга я даже не глядела. Чёрт их всех побери!!! Из огня да в полымя! И какого ж, спрашивается, хрена я парилась, возилась с этой дрянью, переживала, рвала, жгла, шла на криминал посредством сводной сестры…

Адам с тревогой на меня смотрел, не приближаясь. Правильно делал – я чувствовала, что, подойди он ко мне, я моментально восстану в своих силах и раскрою ему голову обо что-нибудь. Да как…

- …ТЫ МОГ?! – завопила я, вскакивая и стискивая кулаки. Костяшки угрожающе побелели.

Адам испуганно отшатнулся, вжавшись в подоконник. В данный момент я чувствовала себя абсолютно здоровой. Могла свернуть какую угодно гору – и шею.

- Ты что натворил?! Ты почему согласился?! Ты что, совсем поехал?!! Хватит на меня пялиться, я к тебе обращаюсь!

Адам тряхнул головой.

- Я просто хотел с тобой увидеться!!

- Подождал бы! – простонала я, откидываясь на кровать и закрывая лицо ладонями. – Ты что, балбес, не в курсе, что третий раз разорвать помолвку нельзя?!

Да, я это знала уже давно. Поэтому остерегалась разговоров о замужестве и прочей дребедени.

Тут я глянула на Адама и взбесилась окончательно.

- Так ты знал!

Он молчал.

- Чего ты этим добиваешься?!

Он снова не ответил.

- Я убью тебя, наверное… Если нельзя разорвать помолвку, разорву ТЕБЯ! Себя разорвать уже не получится…

Адам, видимо, всё понял. И тихо вышел из палаты.

Я сидела, уткнувшись лицом в колени. Шрамы, соприкасаясь с одеялом, саднили, но я уже привыкла к ним.

Сначала я, конечно, только делала вид, что мне всё равно. Когда мне разрешили встать с постели, и я впервые увидела себя в зеркале, захотелось кричать. Моё лицо… Я считала себя красивой… Но что с ним стало…

Потом я заставила себя замолчать, и не говорить никому о моей горечи. Глупо сетовать на собственную внешность – мне жить с этим. Операций я боялась, поэтому даже не думала о пластике.

Но со временем страх и отвращение к самой себе рассосался. Каждую ночь, пока Вероника мерно дышала во сне, я прислушивалась к боли в рассечённом лице и думала: ничего страшного. Я – не другие. Я люблю себя не за красоту. Какая разница, как я выгляжу. Я люблю себя любую – до остальных мне и дела нет. Хотя будет и грустно, если от меня отвернутся.

Сейчас я просто любила эти две красные борозды на своём лице, как будто так и должно быть, как будто они были у меня всегда. Действительно, будь они у меня с рождения, я любила бы их.

Когда Адам ушёл, почти тут же вернулась Вероника. Её выписывали.

Не знаю, почему её выпустили раньше меня. Может, врачам моё лицо страху наводило?..

Данте весело щебетал, собираясь, его мама сновала рядом. Я сидела на кровати, наблюдая за ними, отшучиваясь в ответ, напоминая Данте взять то, или это. Меня снова оставляли одну.

И было вовсе не весело.

Данте уехал быстро, не обняв меня на прощанье – нам запретили врачи из опасения, что сделаем друг другу больно.

Я просидела на кровати ещё несколько часов.

Потом зашла медсестра, включила ночник, спросила, всё ли в порядке. Я кивнула и улеглась.

Как только объявили отбой и погасили свет, я уселась снова. Как сфинкс.

Вероника уехала в другой мир – вышла из больницы. А мне не хотелось возвращаться домой. Не хотелось видеть все эти лица родственников, не хотелось видеть свою комнату, не хотелось слышать знакомые голоса, отвечать им.

Мне не хотелось больше видеть Веронику. Не скучала я ни по Андрею, ни по Диане, потому что страшилась их реакции. Не хотелось слышать причитания дедушки… А единственного человека, которого ждала, прогнала сегодня днём.

Я упала на спину и лежала так, глядя в потолок. Ну и что я сделала?

Хотя помолвка… Не маловажная вещь, чтобы закатить скандал.

Хотя я не в том состоянии, чтобы закатывать скандалы.

Утром я написала ответ Кате Кадниковой, пообещав встретиться с ней, как только выпишусь. Новое лицо никогда не помешает – в этом было моё принципиальное отличие от Дианы.

И тут же задумалась – Адама нет. Письмо передать не с кем… Есть, конечно, медсёстры, и, думаю, они мне в просьбе не откажут…

Я теперь была одна в палате. Письмо я отдала.

Целый день одиночества. Оно было даже не физическим, а моральным, духовным. Мне никогда ещё не было так одиноко, и это чувство просто сжигало меня медленно и мучительно.

Вечер приполз, как раненая черепаха.

Утром следующего дня я была мрачнее прежнего, молчала, почти не двигалась и даже есть не хотела. Лежала и про себя убивалась. Не вслух же, в конце концов. Но чувствовала, что моё полное самосожжение – вопрос времени.

Пробили часы в коридоре – время посещения больных. Я выругалась вслух (благо одна была) и отвернулась к окну. Положила руки на подоконник, голову – на руки, и засмотрелась на зелёные ветви берёз. Между нами – стекло. Но оно словно пуленепробиваемое, огнеупорное и водостойкое.

Так я просидела около двух часов, не меняя положения и хода мыслей.

Меня отвлёк шорох.

Я обернулась – на краю кровати сидел Адам.

С минуту мы смотрели друг на друга. Я, стыдно признаться, даже не поняла сначала, что это он, до того задумалась. Сидела и смотрела на него, как на чужого. Когда выплыла из моря мыслей, чуть было не покраснела (но, как всегда, вовремя вспомнила, что не умею этого).

- Что ты тут делаешь?

- У тебя три попытки!

Я возмутилась, но решила отгадать с первой:

- Ко мне пришёл.

- Надо же, какая догадливая! – Адам засмеялся. – А у меня для тебя хорошие новости.

- Правда? – я села поближе к нему, выпрямив затёкшие ноги. – Валяй.

- Я решил, что уговорю твоего дедушку разорвать нашу помолвку.

Я резко повернулась к нему, села.

Сейчас я думаю, что, наверное, Адам тогда до последнего надеялся, что я скажу «не надо». Мало ли, что я там передумала.

Но я не сказала.

- Спасибо.

Он кивнул. И как-то ссутулился.

- Дедушка сильно ругался?

- Он огорчился очень.

Я уставилась в окно.

- А ты?

Он передёрнулся.

- Я не хочу об этом говорить.

Я вздохнула.

- Адам, я рада, что ты пришёл. Ты знаешь, что я высоко ценю нашу дружбу. Но только дружбу.

Он молчал.

- Она слишком редка и дорога, чтобы вот так, за полцены, если не меньше, менять её на любовь…

Он так ничего и не говорил. Я смотрела в окно. Говорить так было легче.

- Я не знаю, что буду делать без тебя. Но я не влюблена. И никогда не была. И, боюсь, что никогда и не буду.

- Откуда тебе знать… - хрипло пробормотал Адам.

Я пожала плечами. Ветки берёзы за окном качались так привольно, так искренне приглашали меня на улицу, на воздух, на солнце… Какая любовь?..

- Адам, пожалуйста, давай закроем эту тему раз и навсегда, - мне захотелось улыбаться, глядя на берёзы, но сделать этого при Адаме я не могла. Совестно было. – Я люблю тебя, люблю, как Веронику, Диану, как Андрея, как своего друга, ты понимаешь? Мне не нужно ничего большего, и я не чувствую себя способной на это.

Он тоже перевёл взгляд с меня на окно.

- Забудь, Адам.

Тишина.

Мы посидели так с минуту. Наконец он усмехнулся.

- Ты забыла об одной вещи. Я принёс её сегодня.

- Какой вещи? – подозрительно оглядела его я.

Он протянул мне последнюю тетрадь.

- Тебе всё равно нечего здесь делать, придумай конец. Хватит, пожалуй, надо и закругляться.

Я в ужасе закруглила глаза.

- У меня ж ноль идей!

- Найди где-нибудь! – пожал плечами главредактор.

- Но…

Я хотела сказать «Но тебя же здесь не будет» - и вовремя остановилась.

- Хорошо. Я постараюсь.

Выписали меня через неделю.

Я ехала домой с Адамом. За рулём был он, я сидела рядом, пробегая глазами по летним пейзажам.

- Ты дописала? – спросил водитель, бросая на меня быстрый взгляд.

- Нет.

- Я же потребовал окончания.

- Извините, - возмутилась я. – Он потребовал!

- В любом случае, ты должна закончить.

- Как? – страдающе посмотрела на него я.

- Мы с тобой как-то уже говорили о конце в книгах.

- Было дело.

- Помнишь, я тебя спросил про… книгу твоей жизни. Ты предложила два варианта конца.

- Именно.

- Я не стал тебе ничего тогда говорить, но концов-то бесконечное множество.

- В смысле? Есть ещё один вариант – открытый конец. Но, признаться, меня он не устраивает в моей ситуации. Проще говоря, он вообще-то просто невозможен.

Адам улыбнулся, не отводя взгляда от дороги.

- Так, трагичный конец мы с тобой отмели сразу, да? Остался счастливый, который ты расписала мне в таком свете, что я уж поверил в выгоду трагедии.

Я задумалась. К чему он клонит?

- Хочешь сказать, я не так его вывела, этот счастливый конец?

- Именно.

- Почему?

- Тебе, как любителю литературы, даже спрашивать стыдно должно быть, Марина! Ты привела мне пример концовки сопливого дамского бульварного романчика. По-моему, твоя книга на такое явно не тянет – и слава тебе. Но слушай, можно ведь вывести свою собственную адекватную последнюю главу. То есть нет, это нельзя назвать последней главой – скорее, на этом месте ты просто расстанешься с читателем (ты ведь вовсе не обязана презентовать ему всю свою жизнь).

- Тогда какие предложения? – жалобно спросила я, глядя на него.

Он снова улыбнулся, ещё солнечней.

- Можем придумать так – мы ведь можем сочинить что угодно. Писателей и их фантазию никто ни в чём не ограничивает, верно?

- Но в жизни…

- Забудь. Ты сейчас писатель, имеешь право на воображение. Как и любой человек, в принципе.

Я умолкла. Ладно, полагаюсь на его решения.

- Теперь смотри. Вот у нас, скажем, белый лист – вариантов окончания просто море. Давай, валяй, придумывай.

Я нахмурилась.

- Да ладно тебе, это легко! – засмеялся Адам. – Давай так: что произошло с Мариной, после того, как её выписали из больницы?

Я вздохнула.

- Она, разумеется, вернулась домой… Где никак не могла ожидать тёплого приёма.

- Допустим, - невозмутимо согласился Адам. – Дальше.

- Потом она встретилась, наконец, с любимыми людьми – Андрей, Диана и Данте, а так же Тараска… Акума… Это уже не люди, но не важно.

- Отлично.

Я тут поняла, что кое-кого забыла, но подумала, что ладно, и до него очередь дойдёт.

- Потом… Адам, потом начинается натуральный бред! – расстроилась я.

- Почему же? Ты ведь можешь придумать, что угодно!

- Например?

- Да элементарно, дорогуша: Марина оказывается чертовски удачливым человеком и вся её семейка сваливает за пределы Империи раз и навсегда. Отец покупает коттедж где-нибудь в далёкой части Причала, мать валит куда угодно, лишь бы не присутствовать на этом континенте. Идёт?

Я кивнула, немножко приободряясь.