Через холмы и ещё дальше. 17 страница

- Я, пожалуй, тоже пойду, - я встала.

- И я, - поднялся Адам.

Я вообще как-то не была намерена идти с провожатым, тем паче с Адамом, но ничего не возразила, откланялась и вышла.

Адам, конечно, в детстве был моим лучшим другом, сегодня вон оказался моим спасителем, но мы не виделись целых десять лет, если не больше. И я не могла избавиться от этой натянутости в отношениях. Это хуже, чем если бы мы вообще впервые друг друга узнали. Оба помним о закадычной детской дружбе, но сейчас всё равно выросли, да и мало ли, как может измениться человек за десять-то лет!

Я боялась, что от того моего любимого Адама ничего не осталось.

И – да, его усы. Они меня явно смущали. Они ему шли невероятно, но изрядно прибавляли ему в возрасте. У меня постоянно создавалось впечатление, что общаюсь я не с двадцатилетним парнем, старше меня всего-то на паршивый четыре-пять лет, а с молодым мужчиной лет эдак тридцати – в самом расцвете сил.

Как я заметила, Андрей этого не чувствовал вовсе – ни полтора-два года разницы, ни усы его не смущали. Он болтал и смеялся с ним, как если бы брат его никуда и не уезжал. И Адам ему пенял или подкалывал его, как и десять лет назад.

Но это Андрей. Он так с каждым, общение, люди – это его стихия. Да и Адам ему не просто друг, а брат родной, пусть и старший. Они всегда друг друга любили, Андрей все эти десять лет переписывался с братом, ждал его, скучал – и сейчас он просто чертовски рад его видеть. Адам просто влился в семью, и всё. Наконец-то приехал.

А мне вот как-то неудобно, неуютно и так далее. Даже Диане и Данте будет с ним легче – потому что они его не знали раньше.

Ладно, как бы там ни было, а я иду с Адамом по полутёмной лестнице наверх. Мы молчим.

- Завтра, думаю, у них всё выветрится… - проговорил, наконец, мой спутник. – Тогда я вас отвезу обратно, и заодно скажу твоим пару ласковых.

Я вздохнула. Он в темноте дотронулся до моего плеча.

- Не беспокойся. Тебе ничего не сделают.

Тут меня как ошпарило.

- Завтра с утра ведь дедушка приедет! – я закрыла рот руками. – Это конец…

- А что такое? – нахмурился Адам.

- Как, что – он ведь всех порешит, когда это увидит…

- Думаешь, они будут пить всю ночь и до утра?

- С них станется… Но дедушка просто поубивает всех на месте… Господи, что за день сегодня…

Мы дошли до моей комнаты.

- Ну, спокойной ночи, Марин, - Адам слегка поклонился, как обычно, и улыбнулся.

- Спокойной, - кивнула я.

Акума дрых богатырским сном и, кажется, даже похрапывал. Я стащила его с кровати на кресло, и тут услышала гудок поезда.

Я подошла к окну. Паровоз вдалеке уходил под воду. Я вздохнула. Из комнаты Адама такой же вид. Поезд посигналил, и скрылся в море.

В той части Города, которая была видна, зажигались огоньки – дали электричество. Я вспомнила, как возвращалась с вокзала домой. Меня передёрнуло. Ладно. Этот день закончился.

Я села на кровать, и тут же вскочила. Я уселась прямо на Андреев телефон. Вот, значит, где он его посеял… Я вышла в коридор и постучалась к нему.

- Андрей! – надо бы говорить негромко, все вроде как разошлись. – Андрюха!

Он не отвечал. Я нажала на ручку – дверь была не заперта – и вошла.

Андрей спал, разметавшись на кровати. Я положила мобильник на прикроватный столик – он тихонько звякнул и зажёгся в темноте – и как-то уцепилась взглядом за его хозяина.

Андрей наполовину сбросил с себя тяжёлое одеяло – прямо на грудь и подбородок падал тихий лунный свет. Мой лучший друг вообще был похож на мальчика, всего лишь на ребёнка. Рот чуть приоткрыт, грудь мерно вздымается и опадает, светлые волосы рассыпались по высокой подушке. Он просто картинка. Я столько раз его видела, но сейчас снова поразилась его красоте. Такой обаятельной, ненавязчивой, чистой… А он ни разу не воспользовался ею…

Я тихонько прикрыла дверь за собой. Андрей, глубоко вздохнув, повернулся во сне.

В своей комнате я даже не захотела включить свет. Постояла немного, прижавшись спиной к прохладной двери – натопили здесь страшно… Весь сегодняшний день вспомнился мне в подробностях. Тёмные улицы, заснеженная брусчатка – всё снова явилось в сознание. Перед глазами замелькали мои ноги, торопящиеся к площади – я всё время смотрела в землю. Вспомнила, как лихорадочно, будто в горячке, сжимала карту, боясь сбиться с пути и усугубить всё вдвойне. В ушах звенели собственные шаги по мостовой, звук хрустящих под сапогами снежинок, повизгивание подошв о заледенелые камни. И чужие, враждебные шаги сзади – почти в такт моим, не догоняющие, но чуточку, совсем чуть-чуть быстрее. Внутри что-то защемило. До чего же гадко… Только сейчас, перечувствовав всё по второму разу, я действительно испугалась. Как маленькая девочка. Оглядела комнату в страхе, что вдруг он здесь, ждёт. Спрятался где-нибудь в шкафу… Этот страх дошёл до того, что я в самом деле распахнула дверцы и провела дрожащей рукой по одежде, там висевшей. А при этом мне так и не пришло в голову зажечь свет.

Боже, до чего же тут жарко… Я вытерла лоб – он весь был в холодной испарине. Нервы. Я подвинула разлёгшегося кота с одеяла и достала пижаму из-под подушки. Я же запарюсь окончательно в ней! А без неё спать как-то… не в чем…

Я сидела в горячих раздумьях, подобрав ноги, когда в дверь тихонько постучали.

- Да? – я моментально спустила ноги вниз. Вошёл Адам. В темноте я его даже не узнала сразу.

- Не спишь?

- Как видишь… А ты чего ходишь?

Он сел ко мне на кровать, но немного в отдалении, как будто боялся испугать меня близостью.

- Не знаю. Слишком много всего произошло в один вечер.

Он сидел в одних пижамных штанах. Когда он повернулся ко мне, лунный свет чётко обозначил все мускулы. Я даже поразилась – под адмиральским мундиром ничего этого заметно не было.

- А тебе что не спится?

- Жарко, - пожаловалась я. – Просто до ужаса жарко…

Адам бросил взгляд на пижаму, которую мне положила горничная.

- Мда. Я бы тоже не стал в такой спать. – Тут он хитро глянул на меня и улыбнулся. – Хочешь, принесу тебе мою футболку? Она тебе, правда, будет по колено, но зато легче.

Между нами словно появился какой-то секрет, как раньше. Я улыбнулась.

- Ну давай, если не сложно.

- Что за глупость, конечно нет!

Футболка явилась через минуту.

Адам вежливо вышел. Я стащила с себя всё, и натянула его футболку. Она действительно была мне здорово велика, прямо висела на плечах. Но мне понравилось. Длинная, почти до колен, синяя с белым принтом – что-то было написано, но что – я не стала разбирать.

- А тебе идёт! - засмеялся вошедший Адам. – Ну как?

- Классно! – я прижалась носом к вороту и снова почувствовала этот запах – кофе, корицы, пергамента, теперь ещё и дорогих мужских духов… Адам заметил это, но только улыбнулся.

Мы сидели на одеяле, Акума приткнулся во сне к бедру Адама и так и спал.

- Ужасный день сегодня, - я вздохнула. – Особенно отец… Это просто… Хотя нет, я даже не знаю, что хуже – маньяк, или он! Одно другого стоит.

- Это верно, - Адам гладил Демона.

- Но как он мог, действительно, как он мог? Это же настолько низко… - я запустила пальцы в волосы и уставилась в темноту. – Я не могу и не хочу больше считать его своим отцом. Выставить себя так… Подвести меня… Марго… Всех! Устроить в чужом доме такую попойку – это же надо додуматься! И думаю, ему вряд ли будет стыдно.

Адам промолчал.

- А мне должно быть стыдно за них… - прошептала я, чувствуя, как мерзко становится на душе. – Мне и стыдно… А я не могу ничего им сделать, никак наказать за это, потому что я никто там. Я могу только от всего сердца ненавидеть, но и всё! Что же мне, всю жизнь теперь только и ненавидеть людей?

Я скрипнула зубами от злости и поразительного ощущения бессилия.

- А они ещё хотят, чтобы я любила их и уважала.

Адам осторожно перенёс кота в сторону и подвинулся гораздо ближе, сел совсем рядом.

- Ну и ненавидь. Если это единственное разумное решение – то ненавидь. Они, поверь, заслуживают не только ненависти.

- А чего ещё? – устало спросила я.

- Отвращения. Презрения. Жалости – нет ничего хуже неё, особенно выдавленной, вымученной жалости. Никто из них не то, что уважения, никакой капли твоей любви к ним недостоин.

- Я никогда их и не любила, мне кажется.

- Вот именно, что кажется. Ребёнком наверняка любила и отца, и бабушку, и Антонину… А, нет, её ты никогда не любила.

Я улыбнулась, не сдержалась.

- А отец… Что с него взять? Он, хм, муж своей жены.

- В принципе, бабушка твоя в чём-то права была, когда забрала меня от него.

- Бабушка? – переспросил насмешливо Адам. – Забудь эту сказку. Это было желание твоего дедушки, и только. Она привыкла всем рассказывать своё собственный вариант развития событий. А твой дедушка уже давно мне поведал реалии.

- Когда он успел? – возмутилась я. – Почему мне не сказал?

Адам пожал плечами.

- Не знаю, может, думал, что у твоей бабушки хватит совести тебе не врать.

- Не хватило, как мы теперь видим.

- Увы, но что ж теперь. Главное, ты всё-таки это знаешь.

- Зато какими путями… Боже, но до чего же омерзителен сегодня был отец!.. Я никогда не буду пить, как он, ни за что в жизни и ни разу не напьюсь так же…

Адам приобнял меня за плечи.

- И отлично. Главное, чтобы ты, осуждая его, не была на него похожа.

Меня аж передёрнуло.

- Ты думаешь, я простила бы себе такое?!

Он улыбнулся мягко.

- Нет, не думаю. Ты никому ничего не прощаешь, и для себя исключений тоже не делала.

- Да. Но как же алкоголь меняет человека… До неузнаваемости, вот воистину! Настолько себя не помнить… Даже бабушки… Фу, чёрт! Отвратительно!

Я закрыла лицо руками, помотав головой, словно пытаясь отогнать мысли, воспоминания, лезущие в сонное сознание.

- Зря ты это вспоминаешь, - он погладил меня по голове – как Андрей, когда перестал сердиться из-за того случая с Кукольником. – Ложись спать, время уже недетское.

Я кивнула. Он встал, погладил напоследок Акуму. У самой двери вдруг обернулся ко мне.

- Что? – удивилась я.

- Ничего, я только хотел спросить… - он улыбнулся, став потрясающе похожим на Андрея. – Ты всё ещё хочешь стать писателем?

Даже если я и покраснела, темнота меня спасла.

- Ну… да.

- Мне Андрей рассказал, что ты начинала писать книгу, но бросила. Так?

Я кивнула, потом буркнула, что бред получался.

- В самом деле? А мне не покажешь?

Я помотала головой.

- Ты что, совестно.

- А мне говорили, что у тебя нет совести…

Я глянула на него. Он смеялся.

- Ну, это капитально меняет дело! – засмеялась и я. – Тогда покажу.

- Буду ждать.

Я вслушивалась в его шаги по коридору, в скрип и щёлканье открывающейся и закрывающейся двери, потом всё стихло.

Завтра снова в бой. Я откинулась на подушку и закрыла глаза. Акума мирно и мягко сопел у меня в ногах.

И как Адам только помнит, о чём я мечтаю?

Думаю, следующий день достоин моего описания.

Получалось вот что.

Дедушка приехал, как я и думала, в восемь утра. Зайдя в большую гостиную, он где стоял, там и сел. Ибо картина была маслом – все пьяные гости вкупе с моим трезвенником отцом храпели прямо на полу и на столе, бабушки уснули в креслах. Гостиная понесла большой урон – не говоря уже о залитых вином и водкой коврах, компания разбила зеркало и несколько блюд китайского подарочного сервиза, кто-то спёр бабушкино ожерелье и кольцо Антонины Васильевны, гардины были нещадно измяты и порваны. Отец умудрился с кем-то подраться (с кем – не составило труда узнать, ибо окровавленные морды выдали их с головой). То, что господа посетители ничего не соображали, дедушку не остановило.

С группой непьющих слуг всю эту шваль разбудили пинками и встряской за шиворот, отца приложили как следует об стол. Это, полагаю, дедушка «расчувствовался», потому что позже он мне объяснил, что сделал этот жест «от чувств-с». Такие дела.

К сожалению, или к счастью, но я не застала разговора с бабушками. Бабуля моя выскочила в коридор с красным лицом, увидела меня и моих присных, выругалась и убежала в анфиладу комнат.

Адам, не откладывая в долгий ящик, пошёл к дедушке. Они довольно долго о чём-то говорили, пока мы с девочками относили вещи и собирались к обеду. Марго была нервная, строгая, и вообще, судя по всему, готовилась к суровому разговору с мужем.

Дедушка позвал меня к себе в кабинет. Когда я явилась туда, присмиревшая, с котом на руках, он улыбнулся, кивнул Адаму и обнял меня.

- Ну что, моя милая… Надеюсь, ты поблагодарила своего давнишнего друга за вчерашние многочисленные услуги?

-Ну что вы, - Адам, присевший на краешек стола, встал со слегка смущённым видом. – Какие услуги? Это вообще были экстренные ситуации…

Я посмотрела на дедушку и улыбнулась.

- Конечно, поблагодарила, что ты. Как же иначе... Ты разговаривал с отцом?

- Да, но не так сурово, как хотел бы. Решил дождаться Адама Дмитриевича… - он улыбнулся моему другу. – Сейчас эта голь перекатная придёт.

- И-и… ты хотел бы, чтобы я при этом присутствовала? – подвела я, про себя как-то затихая от «голи перекатной» - слишком странно, это не должно было относиться к моему отцу!

- Да. Чтобы ты напомнила ему, что он вчера… Ба, да это он тебя так?

Дедушка с серьёзным видом взял моё лицо в ладони, повернул пораненной щекой. Я поёжилась.

- Ну да.

- Вот ведь *****! – и дедушка тихо и нецензурно выругался. Адам кивнул.

Акума согласно фыркнул.

Послышались шаги. В двери постучались.

- Войдите! – сурово и гулко ответил дедушка.

Дверь робко приоткрылась, и отец заглянул в кабинет.

Меня от отвращения аж перекосило.

Один глаз у него заплыл благородной синевой, под вторым – всё множество действительных оттенков фиолетового. И пятьдесят оттенков серого. Губа вспухла – видно, что подбита. Хромает. Я как-то бочком-бочком подобралась к дедушке.

- Доброе утро… - проскулил папа.

- Уже день! – отрезал дедушка.

- Привет, Марин…

Он сделал попытку ко мне подойти, но Акума сиганул с моих рук, выгнулся коромыслом и зашипел, как граната с сорванной чекой. Отец почёл за благоразумное отойти подальше.

Адам негромко хмыкнул. Одобрил кота, значит.

- А что вчера было? – несмело поинтересовался папаша.

Я возмущённо скрестила руки на груди. Отец уловил взглядом два пореза на щеке и ойкнул.

- Это… Прости, доченька…

- Даже не думай! – прервала я. – Это мне ещё очень крупно повезло. Ты вообще собирался приложить меня бутылкой.

- Да не может быть! – воскликнул папа в притворном неверии. – Чтобы я, да свою родную…

- Закрой рот, поганец, - перебил его дедушка. – Тёще своей эти сказки рассказывать будешь, не мне! Кто тебе позволил в моём – в моём! – доме устраивать такой… кабак?!

Папа съёжился под его взглядом.

- Как вы могли напиться, зная, что надо встречать Марину? – Адам подошёл к нему почти в упор.

- Ну, Марина взрослая девочка, сама дошла бы…

Адам так резко схватил его за грудки, что я вздрогнула, да и дедушка тоже. Мой друг был выше отца на полголовы, поэтому выглядело всё это угрожающе.

- Если бы меня тогда не случилось, сегодня бы всё было гораздо хуже, чем ваша попойка! – с тихой ненавистью проговорил Адам.

- А что? – не понял папа.

Адамка с такой силой его тряхнул, что у того, видать, все мозги переболтались.

- А вы сами как думаете? У нас в городе серийное насилие, а вы интересуетесь, что было бы?!

Акума пискнул и спрятался за моими ногами. Я тоже поняла, что мне это не нравится, и что смотреть на это я не хочу и не могу.

- Ну и как вы после этого себя отцом называете? – голос у Адама свело от ненависти. Папа рванулся, но его противник сейчас был в явном преимуществе.

- Адам, стой! – я метнулась к нему и перехватила руку, занесённую было для удара. – Подожди, не надо. Давай без рукоприкладства.

Адам внимательно на меня посмотрел, но отца отпустил.

- Марин, ты понимаешь, что с тобой могло быть?

- Лучше, чем кто бы то ни было! – заявила я. – Но послушай, он мой отец, мой поганый никчёмный отец, но не надо бить его у меня на глазах. К тому же, не тебе марать руки о такую дрянь, - я с презрением поглядела на папу, затёршегося к шкафу. – Он просто дрянь… Мерзость…

Адам вздохнул и сложил руки на груди.

- Если и хочешь его… наказать таким образом, то без меня, хорошо?

Он кивнул. Дедушка сел в кресло.

- Да, лучше выйди, Мариш. Нам надо серьёзно с ним поговорить. По-мужски, так сказать….

- Идём, Акума… Это шоу не для женщин и детей! – я подхватила котёнка на руки и как можно скорее вымелась из кабинета.

Марина и Харриет ожидали меня внизу.

- Ну что? – тихо спросила первая.

Я вздохнула.

- Идём в гостиную, там скажу.

- Там бабушки, - остановила меня Харри.

- Ой, блин… Тогда ко мне.

Мы поднялись наверх и заперлись у меня. За окном празднично и мирно валил снег, а я мыслями была ещё в дедушкином кабинете, и думала, как, интересно, Адам будет рукоприкладствовать.

Девочкам я рассказала всё, чему была короткая свидетельница, и тяжело замолчала. Молчали и они.

- Я надеюсь, Адам ему задаст, - наконец медленно и чётко выговорила Марина. – Я бы сама с удовольствием его прибила, этого кретина…

- Он Маринин отец, - заметила Харриет. – Всё-таки поделикатней на этот счёт.

- Нет-нет, она права, - я откинулась на кровать и вздохнула. – Он кретин, каких поискать. Он на самом деле глупый человек.

- В кого ж ты тогда? – полюбопытствовала младшая сестрица.

- Не знаю. Буду надеяться, что в дедушку. Ладно, вам-то что-нибудь удалось узнать?

- Да, твой дедушка…

- И ваш дедушка, между прочим.

- Ну да, - Харриет улыбнулась уголком рта. – Он многое наговорил бабушке. Показал её место в этом доме. Я думаю, она надолго замолчит теперь.

- Откуда ты добываешь такую информацию? – усмехнулась я.

- Слуги знают больше, чем ты думаешь! И из них можно парой подачек вытащить любую сплетню.

Я поморщилась.

- Не люблю такое.

- Для выживания полезно! – пожала плечами сестра. – Ладно, не в этом суть.

Я лежала на кровати, глядя в потолок, и стараясь ни о чём не думать.

- Кстати, а остальные гости? – негромко спросила Марина.

- Дедушка самолично выпер из дома, и правильно сделал! – едко сказала Харри. – Ублюдки, как так можно, мы живём тут!

Я закрыла глаза. Да, и они думают о том же. Мы всё-таки не с улицы сюда пришли. Это и наш дом.

- Марина Сергеевна, вас зовёт дедушка.

Я со вздохом поднялась с кровати и, кивнув сёстрам, направилась к кабинету.

Я не хотела ни видеть отца, ни слышать, что мне скажут.

Дедушка стоял посреди кабинета. Адам хмурился, присев на краешек стола, отец скорчился в кресле. Висела неприятная тишина.

- А, Марина… - Дедушка слегка натянуто улыбнулся. – Мы закончили.

Я мельком взглянула на папу – вроде бы никаких следов побоев на нём не видно было.

- Да, ну так зачем меня звали?

- Он хочет извиниться.

Адам громко и неприязненно фыркнул, рассматривая ногти.

Я присела на стул и уставилась на отца, который с кресла встал, и, ёжась, направился ко мне.

- Стой! – это не я сказала, это мои губы сами вымолвили. Отец замер в метре от меня.

Всё моё сознание рвалось выйти из-под контроля и делать так, как посчитает нужным. Я вздохнула, всё прикинула, и позволила ему это сделать.

- Не подходи ближе. – Голос у меня был какой-то чужой. – Стой, где стоишь.

Папа прокашлялся.

- Мне очень жаль, Марин, но ты должна понимать, что то, что вчера произошло…

Моя рука без моего ведома легонько коснулась порезов на щеке. Отец вздрогнул. Дедушка нахмурился.

- …Я ведь был пьян… Ты ведь знаешь, что в нормальном состоянии я никогда не позволил бы себе ударить тебя… Поранить таким странным и… в общем, странным образом. Я просто напился, и ничего не соображал.

- Хорошо, что хоть это ты понимаешь, - прорычал почти дедушка.

Я поджала губы. То есть, всё это делалось без моего участия. Тело двигалось и думало само по себе.

- От этого ничего не меняется. Хорошо, ты был пьян; но кто тебе дозволил? Ты должен был приехать меня встречать. Кроме того, кем ты себя выставил… Перед Марго… Перед девочками… перед Адамом, он вообще чужой человек.

- Спасибо! – съязвил Адам.

- Перестань, я не об этом. Папа, если ты думаешь, что я всё забуду или прощу, ты сильно ошибаешься.

- Но ведь я твой отец! – он даже выпрямился. – В конце концов, это моё дело – напиваться, или нет, идти тебя встречать, или передумать!

У меня рот открылся.

- Передумать? Ты соображаешь, что говоришь? Ну так нечего было и обещаться! – Я вскочила. – Пьяная ты тварь… «Отец»!.. Ты такими словами не бросайся, они не про тебя придуманы! Ты мне не отец больше, в таком случае, если можешь передумывать, когда тебе вздумается! – мне так хотелось выругаться, но жаль было порочить своё имя в глазах Адама, хотя подозреваю, что без меня он его тут крыл трёхэтажным.

У меня руки чесались его ударить, дать по морде, сломать челюсть… Ублюдок, самый натуральный! «Ведь я твой отец!» Я б сказала, где такого отца видела, папочка!

- Ребёнок не может без родителя! – потряс папа кулаком.

Я фыркнула.

- Каждый родитель так наивно полагает. Все мы можем друг без друга. И причём превосходно. Ты вон до этого не особо-то светился в моей жизни.

- Ты, неблагодарная…

- Да, я тварь неблагодарная, и вообще все самые лучшие определения ко мне подобрала ещё бабушка, а тебе, боюсь, её не переплюнуть. Так что успокойся и проваливай отсюда, я тебя видеть больше не хочу.

- Тебе нужен отец!

- Спасибо, мне и без него было неплохо. Обойдусь.

Адам встал.

- Идём, Марин, разговор окончен.

- С удовольствием. Прощайте папаша.

- Да как ты…

Адам открыл передо мною дверь, пропустил меня вперёд. Но сам обернулся и так испепеляющее посмотрел на отца, что он не решился закончить предложение.

Когда Адам уехал, я обнаружила в рюкзаке его футболку, которую, видно, в спешке захватила по ошибке.

- Алло, Адам?

- Да, Мариш, что такое?

- Я случайно забрала твою футболку…

Он засмеялся на другом конце провода.

- Ой, боже, ну оставь себе!

- Адам, но…

- Я серьёзно! Мне не сложно подарить одну футболку тебе. Спи в ней, если уж она к тебе попала.

- Ладно… - я несколько смутилась. – Спасибо большое. До связи.

Поворот интересный. Ну и ладно, в конце концов, в ней действительно удобно спать.

Жаль только, после нескольких стирок весь чудный запах семьи К*** выветрится без остатка.

Бабушки были необычайно тихи за столом, при дедушке. Но как только он ушёл в библиотеку, началось всевозможное понукание, срывы, позывы к скандалу и так далее.

Мы с девочками условились всю эту дрянь тщательно игнорировать, но преуспели мало. Я десять раз подумала о том, чтобы повеситься, пока не удалось избавиться от их общества. И то, дурным способом – я что-то рявкнула бабушке в ответ, и она выдвинула наказание – разумеется, уборка.

Мне торжественно вручили веничек для пыли и под конвоем прислуги отправили в малую гостиную. Дескать, вот, работай детка.

Вы, может быть, поинтересуетесь – как это я, у которой жажда независимости и скандалов чуть не из ушей льётся, покорно сносит такие наказания и вообще терпит волю бабушек? Всё просто и неприятно, дорогие мои: я абсолютно зависимый человек. Во всём – начиная от карманных денег и заканчивая платой за Интернет. Ибо пользуюсь им только я. Меня могут лишить всего, чего только можно лишить шестнадцатилетнего подростка. И это ставит меня в совершенно невыгодное положение. Я, конечно, скандалю по страшному, но и это имеет предел.

Диана часто удивлялась, как это я не возьму и не уеду, тем более сейчас, когда мне выплатили страховку… То есть когда Харриет её свистнула. Но блин, куда я уеду, скажите мне на милость? К папе с Марго? Ну даа, особенно сейчас. К маме? Не смешите мои копыта. Самой купить поместье? Да кто будет связываться с шестнадцатилетней девчонкой, к тому же я вообще ничего не соображаю пока в ведении и управлении усадьбой. Да я и не имею права жить одна – мне до восемнадцатилетия ещё аж два года. Поэтому я как-то по-хорошему посоветовала Царю не умничать особо на счёт независимости.

В общем, я стояла опять на табуретке и обмахивала вазы, сервизы, и ругала всех, на чём свет стоит. Пока не добралась до той знаменитой поддельной китайской вазы, в которой впервые обнаружила Тараску.

Я с грустью засунула в неё веничек, повозилась там – неа, нет нам никого.

- Ну что за дрянь! – я скривилась от подступающего отчаяния за все эти два дня и с размаху поставила вазу на комод. Она хрустнула. Я всхлипнула и приложила её ещё раз. Снова хруст, треск, пошла трещина. И ещё раз. И ещё! Поддельный фарфор крошился и раскалывался, а я плакала, разбивая черепки. Наконец рукой смела это всё на пол, спрыгнула с табуретки и села около стены. Уткнула лицо в колени и разревелась.

Следующее утро было хмурым, серым, поганым. Я лежала, глядя в окно, за которым властвовало небо – всё сплошь в снежных облаках. Надоело уже.

Каникулы закончатся – и я вынуждена буду снова идти в школу, снова всех видеть, снова учить ненужное, выслушивать незаслуженные попрёки от бабушки…

Я в ужасе натянула одеяло на голову и так пролежала ещё минут сорок.

Поднял меня Акума, заползший под одеяло с другой стороны. Я просто так испугалась, что свалилась с кровати, а ложиться снова уже не захотелось.

Утро было раннее – одним моим биологическим часам известно, как я умудрилась встать в шесть часов.

Я оделась лениво, заправила кровать, уселась поверх покрывала и задумалась, гладя кота. Делать ничего не хотелось. Жить – и то было лень. Слишком серо сегодня для этого.

Акума вертелся и так, и сяк, всем видом показывая, как здорово ему было бы, если бы я поиграла с ним. Я подумала-подумала, мысли закончились, и я принялась возиться с котёнком. Он с большой любви и радости исцарапал мне руки, но сам же потом принялся зализывать царапины.

- Фу, Акума! Отстань! – я перекатилась на другой бок, но кот перелез через меня и снова завозился. – Я что сказала, отвали! Акума, я тебе последний раз…

В комнату постучали.

- Да-да!.. Ты отстанешь от меня, или нет?!

Кристина сунула голову в дверь.

- Марина Сергеевна, ещё так рано! Вы уже не спите?

- Как видишь, не сплю. Скоро завтракать?

- Через час. Но вам письмо. Сейчас принесли. Я услышала ваш голос, и решила сразу и отдать.

- Хм, интересно, от кого?

- От Адама Дмитриевича. Вот, - Кристина сунула мне в руки конверт.

- Благодарю. Брысь, Акума, не твоих зубов дело!

Горничная ушла, а я распечатала конверт (Акума здорово мне подсобил). Странно, стоит сегодняшнее число – я глянула даже на календарь – с чего бы Адаму писать в такую рань?..

«Марин,

Я еду в Москву, и если ты пожелаешь составить мне компанию, буду очень рад. Я заеду к вам сегодня после обеда, так что определись до моего визита, пожалуйста.

Адам»

Я хмыкнула, повертела листок в руках. И с чистой совестью отдала его на растерзание Акуме.

Может, стоит съездить? Мне всё равно нечего делать. К тому же надо как-то восстанавливать наши отношения.

В общем, после обеда я объявила о своём согласии и отчалила в Москву, оставив дома Акуму в клочках бумаги, злую бабушку и обзавидовавшихся сестёр. Хотя чему завидовать-то? Москвы, что ли, не видали?..

Мы сидели в уютном кафе около окна. За стеклом на раме холмиками высился снег, с неба валили белые хлопья, а вся эта падаль раскисала под ногами москвичей и гостей столицы типа нас.

Адам задумчиво пил кофе. Сейчас, глядя на него, я думала как-то лениво, медленно. Я бы не смогла вот так с ходу определить его возраст, если бы увидела в первый раз. Какой-то он был… всякий. Вроде так повернулся – лет восемнадцать. Этак – тридцать один.

Он заметил, что я его разглядываю (без всякой задней мысли, верьте слову!), и улыбнулся.

- Что-то не так?

- А? – я очнулась.

Он засмеялся. Я ругнулась на себя, но помотала головой.

- Эм, да нет. Всё то. Всё, как должно быть.

Он поставил полупустую чашку на стол и вздохнул, продолжая улыбаться.

- Слушай, ну расскажи мне о себе что-нибудь!

- Почему о себе? – удивилась я.

- Потому что я давно не в курсе, что тут с тобой творится.

Я невесело усмехнулась.

- А что тут рассказывать… Всё, как и было.

- Ну не скажи. Я пока ехал к тебе с отцом, думал – как же ты изменишься? Десять лет – срок немаленький, верно?

- Ну и что надумал? – живо поинтересовалась я.

- Я пробовал тебя представить, потом переключился на Диану – и, наконец, забросил это занятие совсем, потому что понятия не имел, в каком направлении ваша жизнь течёт сейчас. Но что мне было действительно любопытно, так это длина твоих волос, - он засмеялся. – Я всё гадал, отрастила ли ты их, или так и оставила короткие.