Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Возникновение и развитие политической науки. Предмет политологии



В 1880 г. в Нью-Йорке в Колумбийском колледже (позже ставшем Колумбийским университетом) Джон Берджес основал «Школу политических наук». Поначалу американская политическая мысль находилась под сильнейшим немецким и французским влиянием и занимала маргинальные позиции в мировом обществоведении. И все-таки современная политическая наука (политология) родилась именно в США, и на всем протяжении XX столетия именно американская политическая наука оставалась доминирующей в этой отрасли знания.

В «Школе политических наук» собственно политическая наука представляла собой комбинацию политической философии, истории, географии, политической экономии, дипломатии, государствоведения и теории права. Упор делался на исторический, сравнительный, административно-политический и статистический аспекты исследования. В 1891 г. к перечисленным дисциплинам добавилась социология. Идея именно такой политической науки была в значительной мере заимствована из европейской политологии, в первую очередь из опыта французской «Свободной школы политических наук», которая приняла первых студентов еще в 1872 г. Кстати, Д. Берджес после защиты диплома на родине в США «повышал свою квалификацию» в университетах Геттингена и Берлина, а затем в течение года внимательно изучал в Париже деятельность «Свободной школы политических наук».

После Первой мировой войны, а к тому времени американская политическая наука становится ведущей в мире и как исследовательская, и как академическая отрасль знания, она выглядит структурно (по «специализациям») следующим образом: 1) политическая теория/ философия; 2) политические партии, общественное мнение, группы специальных интересов, политическая коммуникация (семантика, пропаганда); 3) публичное право (конституционное право и админист­ративное право); 4) государственное и муниципальное управление; 5) международные отношения, дипломатия, международная политика, международное право, международные организации; 6) американская государственная власть: федеральная, штатная, местная; 7) зарубежная государственная власть: сравнительные исследования; 8) законо­дательные органы и законодательство; 9) государственная власть и экономика.

Примерно такой же является и структура политической науки в Европе, но после 1945 г. здесь придают больше значения политической экономии и политической истории.

Для политической науки США на всем протяжении XX столетия характерно отсутствие господствующей школы, господствующего направления. Относительно устойчивой в постоянно эволюционирующей американской политологии последних десятилетий оказывается даже не столько методология, сколько направленность исследований: так, анализ выборов, процесса принятия решения, осуществления власти и т.п., независимо от преходящей моды на ту или иную методологическую школу, всегда остается в центре внимания. Непрерывная смена подходов к анализу политики и политических феноменов, довольно частое уточнение (изменение) ее и их смысловой оценки и терминологии - это примечательная особенность американской политической науки.

В конце XIX - начале XX в. в центре внимания американской политологии были государство, его институты и нормы, с конца 20-х годов XX столетия центр тяжести перемещается на эмпирически наблюдаемое политическое поведение индивидов, а затем — на отношения между ними, рассматриваемые через призму власти.

Итак, с конца XIX столетия начинается традиционный, или институциональный период с преобладанием историко-сравнительных и нормативно-институциональных методов исследования. Внимание ученых сосредоточено преимущественно на формально-юридическом анализе государственно-правовых и политических институтов: институционализм был целиком ориентирован на изучение государства и формально-правовое описание его институтов, прежде всего законода­тельных систем, исполнительной власти, конституций и т.п. На этом этапе американской политической науки произошло становление Чикагской школы, поначалу делавшей акцент на изучении неформальных институтов и их воздействия на политику (политические партии, группы давления и т.п.).

Именно к Чикагской школе восходят и начала поведенческого (бихевиористского) подхода: объектом анализа бихевиористской политологии становятся различные аспекты поведения людей как участников политического процесса. Представители Чикагской школы (Ч. Мерриам. Г. Лассуэл, Г. Алмонд, С. Верба, Д. Истон, Р. Даль, Р. Патнэм, Р. Инглхарт) исходят из того, что традиционная политическая наука, опирающаяся на историческое описание и анализ формальных институтов, себя исчерпала.

Наработки так называемой бихевиористской революции в общество-знании настойчиво (не в последнюю очередь, благодаря, в силу своей «революционной» мощности, щедрой финансовой поддержке из всевозмож­ных источников) внедрялись в американскую политологию в 30-50-е годы.

Бихевиоризм (от английского behavior - поведение) - направление в американской психологии начала XX в. Основной тезис бихевиоризма -психология должна изучать поведение человека, а не его сознание, которое в принципе не поддается непосредственному наблюдению. Поведение понимается как совокупность связей «стимул - реакция»: поведение - это комплекс двигательных, вербальных и эмоциональных ответов (реакций) человека на воздействие (стимулы) внешней среды. В 20-е годы основная идея методики исследования и термины бихевиоризма были перенесены в антропологию, социологию, педагогику, а чуть позже и в политологию.

Дискуссия вокруг поведенческого подхода проходит через всю историю американской политической науки в последние пять десятилетий ушедшего века. Сам подход очень сильно изменился за эти годы и даже модифицировал название, превратившись из бихевиоризма в бихевиорализм.

Единство поведенческого подхода состояло не в тех или иных конкретных выводах или исходных посылках, а в общей ориентации на превращение политологии в «точную» науку. И если первоначально формулировка критерия точности была позаимствована из психологической концепции бихевиоризма, то очень скоро она стала определяться логикой и потребностями самой политической науки.

Суть бихевиоралистских методологических принципов и направлений, возникших в лоне поведенческого подхода к изучению политических явлений (системно-функционального в том числе), состоит в том, что был положен конец описательному и нормативно-институциональному стилю исследований в политической науке.

Бихевиоралистский этап стал революцией в методологии политической науки, в первую очередь благодаря применению эмпирических и количественных методов, заимствованных у психологии, социологии, экономической науки, математики и кибернетики.

Место описательно-исторической индукции институционалистов стали занимать методы сбора и анализа данных об «эмпирически наблюдаемом» политическом поведении. Из психологии (и медицины) в политическую науку широко вошли тесты и лабораторные эксперименты, из социологии - анкетные опросы, интервью, наблюдения, из математики - факторный и другие виды анализа, математическое моделирование и метод теории игр. Суть бихевиоралистской методологии - это сциентистские принципы и точные методы, измерения и квантификация, одним словом, приоритет точных, эмпирических и количественных методов.

Суть бихевиористского «переворота» сводилась к тому, считает известный американский специалист Д. Фарр, что внимание предлагалось сосредоточить на реальном поведении, а не на нормативном дискурсе о политических проблемах. Задача виделась в том, чтобы политология могла прогнозировать развитие, а не только легитимировать политическую реальность. Фокус исследования смещался к «поведению», «процессам», «системам», «группам». В идеале политическая наука должна была стать формой эмпирического исследования.

Все, что касалось, например, государства, становилось производным политических систем. Происходило переосмысление роли формальных институтов государственного управления, и фактически это привело к отказу от использования самого понятия «государство».

Смысл психологического бихевиоризма состоял в стремлении исключить из научных исследований все субъективные факторы: цели, намерения, желания, идеи - и оставить лишь данные верифицируемых, т.е. поддающихся проверке, наблюдений. Что касается политической науки, то в ней никогда не происходило столь решительного устранения субъективных данных.

Американские специалисты признают, что четких критериев, которые бы позволяли однозначно выделить поведенческое (бихевиоралистское) направление из суммы всех школ и направлений политической науки, не существует. Тем не менее, опираясь на работы Р. Даля, Ч. Хейнемана, Д. Трумэна, особенно Д. Истона и француза М. Дюверже, можно охарактеризовать основные идеи поведенческого подхода.

1. В политическом поведении выявляются элементы повторяе­мости, поддающиеся обобщению и формулированию в терминах самой теории политического поведения.

2. Достоверность обобщений такого рода в принципе может быть проверена путем наблюдения за соответствующим поведением.

3. Способы получения и интерпретации данных не могут приниматься на веру. Они должны восприниматься в качестве гипотетических, их следует критически изучать, уточнять и отбирать таким образом, чтобы в итоге прийти к строгим методам наблюдения, фиксирования и анализа поведения.

4. Использование количественных методов не является само­целью, такие методы следует применять там, где это приносит резуль­таты и где это целесообразно, принимая во внимание другие задачи.

5. Моральная оценка и эмпирическое объяснение - это два различных типа суждений. Однако исследователь политического поведения вправе высказывать суждения обоего рода порознь или вместе при условии, что он не принимает одно за другое.

6. Теория и эмпирическое исследование должны рассматриваться как связанные и взаимопереплетающиеся части конкретного и упорядоченного знания. Исследования, не опирающиеся на теорию, могут оказаться тривиальными, а теория, не подкрепленная фактическими данными, - «бесплодной».

7. Понимание и объяснение политического поведения логически предшествуют выработке рекомендаций для решения актуальных практических (политических) проблем общества.

8. Поскольку общественные науки имеют дело с различными сторонами человеческой деятельности, недопустимо в политических исследованиях игнорировать выводы других дисциплин. Признание этой взаимозависимости должно способствовать интеграции политической науки с основными социальными науками.

Американская политическая наука находится в вечной погоне за единицей анализа, т.е. единицей измерения политического процесса. В русле поведенческого подхода Г. Саймон еще во второй половине 40-х годов ввел в политологию понятие «решение» (в настоящее время «принятие решений» признано и широко распространено в политических исследованиях малых структур и процессов, при описании между­народных отношений). Д. Истон предложил в качестве такой единицы понятие «системы», акцентируя внимание на политической жизни как системе поведения, функционирующей в социальной среде и реагирующей на нее.

Внедрение системного анализа и структурного функционализма в американскую политическую науку было связано со стремлением перейти от поисков «единицы анализа» к научному описанию целостной картины политического общества на основе единой методологии. Внешне это проявлялось как борьба против чрезмерного «эмпиризма» политических исследований.

С точки зрения структурного функционализма общество рассмат­ривается как бесконечное множество и переплетение взаимодействий людей. В этой социальной среде можно выявить, однако, устойчивые элементы, которые и образуют структуру. Функции - это то, что исполняется структурными элементами. Когда на место одного из этих элементов подставлялась «политика», решалась задача, с которой не справился бихевиорализм, - оказывалось возможным рассматривать политику как целостное явление.

В первые послевоенные десятилетия Т. Парсонс и другие социологи разработали «системный подход» для сравнения различных типов обществ и социальных институтов. Опираясь на эти разработки, Д. Истон определяет политическую систему как взаимодействия, посредством которых оказывается возможным авторитетное (властное) распределение ценностей в обществе. Нужно только отдавать себе отчет в том, что распределительная традиция и функция политики (знаменитое лассуэлловское: политика - это кто, что, когда и как получает) - лишь один из возможных подходов к ее анализу.

Хотя, конечно, истоки и последствия всех политических акций связаны с распределением благ (ценностей). Но, по Р. Лассуэлу, ценнос­ти - это, прежде всего, безопасность, доход и уважение (к социальному статусу индивида). Ценность - это то, чего желают люди, стремление индивида усилить свои ценностные ориентации, определяет динамику социального и политического процессов.

Один из самых известных американских политологов-функционалистов Г. Алмонд, полагая, что понятие «политическая система» охватывает «все типы действий, имеющих отношение к принятию политических решений», предложил заменить им (для удобства сравнительных анализов) категорию «политический процесс».

Сторонники системно-функционального анализа в качестве функций политической системы рассматривали:

а) властный ее аспект как цель системы, б) авторитетную мобилизацию средств, необходимых для достижения этой цели, в) «ин­теграцию» различных ее элементов в нечто целое и цельное, г) «аллокацию» (распределение среди компонентов политической системы) ценностей.

Понятие «роль», введенное в социологию Т. Парсонсом, по мнению Алмонда, обладает преимуществом перед такими понятиями, как «институт», «организация», «группа», поскольку позволяет учитывать как формальные, так и неформальные типы взаимодействия. Основные понятия в концепции Алмонда - роль, взаимодействие и система. Однако, заимствуя у Парсонса термины, Алмонд, в сущности, отказывается от самой основы его концепции - представления о единой функциональной сочлененности всех институтов общества.

Если у Парсонса политика - лишь подсистема общества, причем вопрос о ее самостоятельном анализе остается открытым, то у Алмонда политическая система практически изолирована от общества, а все взаимодействия происходят лишь в ее пределах, подчиняясь ее внутренней логике; впрочем, он подчеркивает, что общесоциологическая концепция явилась для него лишь вдохновляющим импульсом, но никак не инструментом, готовым для использования, она может быть только предпосылкой «концептуальной модели политической системы».

Г. Алмонд распространяет на политическую систему известную формулу М. Вебера о «монополии легитимного» физического насилия (принуждения), осуществляемого в отношении населения данной территории. В большинстве политических систем эта монополия оформляется в специализированный аппарат - государство. Однако у Алмонда политическая система - это не только государство (и совокупность других ролей), воздействующих на решения, принимаемые государственной властью, как считали представители традиционной политической науки. Столь же важны, по его мнению, и другие формы политического взаимодействия: через группы давления (заинтересованные группы, группы специальных интересов), исполнительную бюрократию и др.

В 1971 г. Г. Алмонд характеризует следующие условия эффективного функционирования политической системы:

- политическая социализация, т.е. поддержание преемственности политических структур и культур посредством организованного обучения в детстве и в юности (в семье, через институты церкви, школы, трудового коллектива и добровольных объединений);

- политический отбор, т.е. функция, способствующая осуществ­лению политической социализации посредством реализации соответст­вующими людьми специализированных политических ролей;

- оформление интересов, т.е. выражение коллективных интересов, в первую очередь через институциональные группы интересов (правительственные учреждений и бюрократический аппарат), группы интересов, не имеющих характера ассоциации (этнические и расовые группы), аномические группы интересов (например, спонтанные демонстрации) и, наконец, группы интересов, возникающие в результате добровольного объединения (например, экономические организации);

- сосредоточение интересов, т.е. объединение широких групп интересов (например, политические партии);

- политическая коммуникация, которую следует отличать от коммуникации, осуществляемой в процессе социализации, оформления и сосредоточения интересов;

- введение правил, т.е. законодательная функция, выполняемая не только парламентом (Конгрессом), но и другими органами;

- применение правил, т.е. исполнительная функция;

- оценка правил, т.е. судебная функция.

А еще раньше Г. Алмонд (совместно с Г. Пауэллом) упорядо­чивает концепцию политической системы. В частности, выделяется политическая культура как способ существования политической системы, обладающая определенными функциями.

В целом все разновидности системно-функционального подхода к анализу политики обладают спецификой - это акцент на универсализме, на системности анализа политической жизни. Однако эта его особенность и создает почву для критики со стороны тех, кто считает, что функциональный анализ носит по преимуществу тот же характер, что и социальная теория вообще, т.е. не имеет специфической практической ценности. Тем более, что категории структурных функционалистов характеризуются таким уровнем абстракции, что институциональная специфика (прежде всего государства) была попросту похоронена в понятиях роль, структура и функция.

К концу 60-х годов, когда бихевиоралистский подход полностью господствовал в американской политической науке, в его собственных недрах возникла тенденция к пересмотру некоторых базовых положений. И речь шла не столько о методах исследования его объекта, сколько о подходе к политической реальности в самом широком смысле. Иными словами, возник вопрос о роли самой политической науки, т.е. политология на новом этапе вернулась к постановке проблемы ценностей внутри самого политического анализа.

«Постбихевиоралисты», как стали называть сторонников нового направления, заявили, что политическая наука по существу никогда не была нейтральна в своих выводах, и поэтому для понимания границ знания необходимо ясно представлять себе ценностные критерии, лежащие в его основе, и альтернативы его применения. Многие видные американские политологи (Д. Истон в первую очередь) выступили за возврат к традиционным подходам, качественным методам и моральным нормам - именно эти принципы стали базовыми в постбихевиоралистской методологии.

Имя Дэвида Истона, профессора Калифор­нийского университета, хорошо известно всем, кто связан с политологией. Многие из работ Д. Истона - «Политическая система. Исследование состояния политической науки» (1953), «Основы политического анализа» (1965), «Системный анализ политической жизни» (1965) и др. вошли в золотой фонд политической лите­ратуры XX в. Индекс цитирования, столь популярный на Западе, также позво­ляет отнести этого канадско-американского ученого к числу наиболее читае­мых и авторитетных политологов современности.

В 1968-1969 гг. Д. Истон возглавлял Американскую ассоциацию поли­тических наук (ААПН). На ежегодном, 65-м по счету съезде ААПН, прохо­дившем 2-6 сентября 1969 г. в Нью-Йорке, он выступил перед собравшимися с президентским обращением под названием «Новая революция в полити­ческой науке». В нем речь шла о постбихевиорализме, требующем пересмотра некоторых положений бихевиорального подхода в политических исследова­ниях.

Если еще раз повториться, то основные принципы бихевиорализма можно охарактеризовать следующим образом. Объектом исследования политолога должны быть не законодатель­ные нормы и формальные элементы политической организации общества, не общество и политика в целом, а поведение, действия людей, направленные на достижение их политических целей. Во-первых, основное внимание уделялось эмпирическим фактам, их обработке. Во-вторых, подчеркивалась необходи­мость применения методов естественных и точных наук в анализе политиче­ских феноменов. Кроме того, необходимыми условиями научности исследова­ния провозглашались возможность верификации или опровержения выводов, требование точности исследовательских процедур

Недостатки бихевиорального подхода обнаружились уже к концу 60-х годов. О необходимости пересмотра некоторых положений бихевиорализма, о сущ­ности постбихевиоральной революции и шла речь в президентском обращении Д. Истона.

Бихевиоральная революция, по мнению Истона, еще не завершена, но она уже настигнута нара­стающими социальными и политическими кризисами нашего времени. Их давление приводит к новому кризису нашей науки, мучительные спазмы кото­рого ощущаем и мы сами. Этот новый и последний вызов направлен против развивающейся бихевиоральной ортодоксии. Я называю его постбихевиораль­ной революцией.

Сущность постбихевиоральной революции заключается в глубоком не­приятии такого политического исследования и обучения, которое стремится превратить изучение политики в более жесткую научную дисциплину, осно­ванную на методологии естественных наук. Хотя эта революция может восп­риниматься лишь как еще одна реакция на бихевиорализм, в действительно­сти дело обстоит иначе. До сих пор сопротивление инкорпорации научного ме­тода происходило в форме обращения к прошлому — к классической полити­ческой науке, такой, как естественное право, или к более свободно воспринима­емому, неметодологическому по природе, традиционному исследованию. Би­хевиорализм рассматривался как опасность для status quo; классицизм и тра­диционализм были откликом, сделанным с расчетом сохранить то, что уже есть, отрицая саму возможность науки о политике.

Постбихевиоральная революция, считает Истон, нацелена, однако, в будущее. Она не стре­мится специально вернуться к какому-то золотому периоду политического ис­следования и не пытается законсервировать или даже разрушить определен­ный методологический подход. Эта революция вовсе не призывает к отрица­нию возможности открытых для проверки обобщений о человеческом поведе­нии. Она, скорее, стремится развивать политическую науку в новых направле­ниях. Точно так же бихевиорализм в 50-х годах, приняв новую технологию, стремился скорее добавить, чем отрицать наше наследие. Это новое движе­ние — истинная революция, а не реакция, становление, а не консервация, ре­форма, а не контрреформация.

Постбихевиорализм — это одновременно и движение, так называемое объе­динение людей, и интеллектуальное течение. Как движению ему присуще мно­го разрозненных, неустойчивых, непостоянных качеств, что было характерно и для начального периода бихевиоралыюй революции. Мы также не можем придать всем постбихевиоралистам определенную политическую окраску. Среди них есть как консерваторы, так и активные сторонники левых взглядов. Нет в этом движении четких методоло­гических обязательств. Она охватывает как ученых-ригористов, так и привер­женцев классики. Это немыслимое разнообразие — политическое, мето­дологическое и возрастное — объединено одним только чувством — глубокой неудовлетворенностью направлением современного политического исследова­ния...

Постбихевиорализм — новое явление, но его принципы проявились уже до­статочно четко для того, чтобы можно было их описать. Они образуют, если можно так назвать Кредо Релевантности, основные принципы которого я бы охарактеризовал следующим образом:

1.Содержание должно предшествовать методике. Если одним должно жер­твовать ради другого — но это не всегда должно быть так, — важнее быть ре­левантным и полнее соответствовать насущным современным социальным проблемам, чем упражняться в софистике относительно методов исследова­ния. Поэтому взамен научному принципу, что лучше ошибаться, чем быть в состоянии неуверенности, постбихевиорализм утвердил новый принцип, что лучше быть в состоянии неуверенности, чем вообще не испытывать никаких колебаний.

2.Бихевиорализм таит в себе идеологию эмпирического консерватизма. Самоограничение исключительно описанием и анализом фактов затрудняет понимание тех же самых фактов в самом широком их контексте. В результате эмпирическая политическая наука вынуждена оказывать поддержку в сохране­нии самих фактических условий, которые она исследует. Это означает бессоз­нательную поддержку идеологии социального консерватизма, реагирующего на незначительные изменения.

3.Бихевиоральное исследование должно потерять связь с реальностью. Стержнем бихевиорального исследования являются абстрагирование и анализ, и они призваны скрыть жесткие реальности политики. Задача постбихевиора-лизма состоит в том, чтобы разрушить барьеры замалчивания, которые с неиз­бежностью возвел бихевиорализм, и тем самым помочь политической науке постичь реальные запросы человечества в период кризисов.

4.Исследование и конструктивное развитие ценностей — неизменные объ­екты исследования политики. Наука не может быть и никогда не бывает оце­ночно-нейтральной, несмотря на торжественные заявления о противополож­ном. Поэтому, чтобы понять пределы нашего знания, мы должны знать о цен­ностных предпосылках, на которых оно базируется, и об альтернативах, ради которых это знание может быть использовано.

5.Представители изучаемой науки несут ответственность всех интеллектуа­лов. Историческая роль интеллектуалов состоит и должна состоять в том, что­бы защищать гуманистические ценности цивилизации. В этом их уникальная задача и обязанность. Иначе они превратятся просто в техников, мастеровых по частичному ремонту общества. Поэтому они отказываются от особых при­вилегий, провозглашенных ими для себя в академии, таких, как свобода иссле­дования и квазиэкстерриториальная независимость от яростных нападок со стороны общества.

6.Знать — значит нести ответственность за действие, а действовать — зна­чит вовлекаться в восстановление общества. Интеллектуал как ученый несет особую ответственность за действенность своего знания. Умозрительная нау­ка — продукт XIX в., когда было достигнуто широкое нравственное согласие. Действенная наука с необходимостью отражает современный конфликт в об­ществе по поводу идеалов, и это должно пронизывать и окрашивать весь про­цесс исследования.

7.Если у интеллектуала есть обязательство — использовать свои знания, то организации интеллектуалов — профессиональные ассоциации — и сами университеты не должны стоять в стороне от борьбы. Политизация профессии так же неизбежна, как и желательна.

Тем не менее и постбихевиорализм не устраивал многих в политической науке США: вопрос о «человеческих основаниях» политической науки все-таки стоит за его пределами, не предложил постбихевиорализм и нового метода исследований.

Неудовлетворенность «человеческими основаниями» политической науки порождала и порождает психологическое направление в американской науке.

В период между Первой и Второй мировыми войнами интерес политологов к психологическим исследованиям вызывается двумя обстоятельствами. Во-первых, в это время усиливается недоверие к концепции «политического человека» (как избирателя, так и политического деятеля) как существа в основе своей рационального.

И во-вторых, в центре внимания политологов оказались средства массовой информации и их роль в политическом процессе, в частности механизм пропаганды. В русле этого течения в период Второй мировой войны и в послевоенные годы возникло целое направление, занимающееся анализом воздействия средств массовой информации на аудиторию. Здесь прежде всего следует отметить известное исследование Г. Лассуэлла «Язык политики». Однако по мере того, как уменьшалась убежденность в одномерно-определяющем характере влияния средств массовой информации на политическое поведение, эта область исследования постепенно вытеснялась на периферию американской политической науки, и в настоящее время она занимает достаточное видное, но самостоятельное положение на стыке нескольких дисциплин.

Основные разработки в области применения психологического подхода к политической науке принадлежат Г. Лассуэллу и его последователям. Г. Лассуэлл рассматривает политику через символы требований и ожиданий. Эти символы, направленные на поддержание социальной связи, подвергаются сомнению социальными мифами, отвечающими потребности личности в защищенности в период общественных потрясений. Однако эти мифы, хотя они и соответствуют внутренним устремлениям личности, подрывают социальное единство, отождествляемое со старым порядком. Лассуэлл полагает, что социальный контроль может быть восстановлен за счет манипуляции символами. Главная цель политического руководства - стимулировать эффективное, заинтересованное сознание в группах со средним уровнем доходов, что может оказаться барьером на пути распространения социальных утопий.

Поскольку правящая элита располагает достаточными ресурсами и средствами легитимного насилия и принуждения, соперничающая элита вынуждена обращаться к символам. Поэтому первая не должна бояться использовать символы, способные увлечь массы и уменьшить влияние всякого рода революционных теорий.

Традицию Г. Лассуэлла продолжали другие американские политологи. М. Эдельман, например, разрабатывал тему социального контроля с помощью манипулирования политическими символами, Ф. Гринстайн анализировал зависимость между личностными характе­ристиками и политическим поведением, между психологическими предпосылками и системами ролей, а также соотношение между совокупностью психологических и системных (институциональных) характеристик.

Бихевиорализм и постбихевиорализм перестали доминировать в американской политической науке: поведенческий подход уже не играет прежней цементирующей и фокусирующей роли. Г. Алмонда уподобил школы и направления американской политической науки уединенно обедающим за отдельными столиками кафе посетителям, которым практически нечего сказать друг другу.

В качестве замены поведенческому подходу многими американс­кими исследователями рассматривается теория рационального выбора.

Как отметит один из создателей теории рационального выбора У. Райкер, описывая и изучая только «внешние» (проявления) действия, сторонники поведенческого подхода упускали из виду неподдающиеся наблюдению «внутренние мотивы человеческого поведения - деятельность по выбору стратегий активности. Исследователю всегда следует эмпирически проверять свою интерпретацию возможных альтернатив, сопоставлять действия и намерения людей и уточнять взаимоотношения этих «феноменов».

Политологи Р. Карри и Л. Уэйд предложили исходить из того, что политический процесс может быть основан на теории «обмена» и «полезности» в условиях конкуренции на «рынке» и необходимости выбора при ограниченных ресурсах и возможностях. Целью любого участника политического процесса в этом случае является максимизация «прибыли» и минимизация «издержек». Процесс «торга» происходит по установленным правилам игры, обусловленными системой права, культурными традициями и ценностной ориентацией.

Искушения бихевиоралистского подхода новое поколение представителей американской политической науки попыталось преодолеть, убеждая всех, что политическое поведение человека должно изучать так же, как молекулярная физика изучает свои объекты.

Вообще количественные, эконометрические и математические методы моделирования широко распространились во второй половине минувшего столетия в американской политической науке. Сочетание математического и компьютерного моделирования, статистического анализа и эксперимента стало применяться, в первую очередь, сторонниками теории рационального выбора, фигурирующей, кстати, и под другими «именами» - «формальной теории», «позитивной теории», «теории общественного выбора», «теории коллективного выбора».

Теория рационального выбора - одна из самых распространенных в современной политической науке «эмпирических» теорий, в которой человек выступает независимым, активным политическим актором, которая пытается взглянуть на поведение человека «изнутри», исследуя характер его установок, выбор оптимального поведения.

В основу рационального выбора положены следующие принципы:

во-первых, методологический индивидуализм - признание того, что социальные и политические структуры, политика и общество в целом вторичны по отношению к индивиду;

во-вторых, эгоизм индивида - его стремление максимизировать собственную выгоду (человек при этом не обязательно ведет себя как эгоист, но даже если он поступает как альтруист, то, скорее всего, такой способ поведения более выгоден для него, чем другие);

в-третьих, рациональность индивида - его способность выстраивать свои предпочтения в соответствии с максимальной выгодой для себя, при этом индивид «калькулирует» ожидаемые результаты и необходимые затраты: стремясь максимизировать свои результаты и одновременно минимизировать свои затраты;

в-четвертых, обмен деятельностью - индивид живет в обществе, а не на необитаемом острове, поэтому его поведение определяется конкретными институциональными условиями, при этом индивид пытается даже не столько приспособиться к институтам, сколько изменить эти институты в соответствии со своими интересами, в свою очередь институты могут изменять порядок своих предпочтений и приоритетов, но в итоге измененный порядок оказывается более выгодным при данных условиях.

Кстати, с помощью категории «обмена» один из видных представителей рационального выбора К. Шепсл объясняет ситуацию в современной американской политической науке: если и можно как-то преодолеть разобщенность «отдельных столиков», то максимум, на что можно рассчитывать, - это принцип интеллектуальной экономии, взаимовыгодный обмен концепциями и идеями.

Теория рационального выбора в целом оказалась особенно эффективной при анализе поведения избирателей, парламентской (законодательной) деятельности, в том числе формирования парламентских коалиций, международных отношений и в более широком плане - моделирования политических процессов.

Сторонники теории рационального выбора весьма агрессивно претендуют на создание всеобъемлющей политической теории, основанной на некоторых общих аксиомах, заимствованных главным образом из экономики. Эти аксиомы в основном сводятся к тому, что люди по природе своей рациональны, что они озабочены, прежде всего, насущными текущими проблемами (своего повседневного быта), что, как правило, они стремятся к улучшению своего материального положения.

За последние десятилетия XX столетия, считают исследователи, политическая наука пережила две методологических революции - поведенческую (бихевиоралистскую) и рационального выбора. Но надвигается очередная революция, которую связывают с «новым институционализмом».

Название «новый институционализм» было введено в оборот в 1984 г. в статье с одноименным названием, написанной Дж. Марчем и Й. Ольсеном.

Прежний (традиционный) институционализм был ориентирован на изучение государства и формально-правовое описание функциониро­вания его институтов. В рамках поведенческого подхода институты рассматривались как пустотелые раковины, которые заполняются участвующими в политике индивидами с их конкретными ролями, системами ценностей и статусов.

Представители нового институционализма не противопоставляют поведенческие постулаты организационным схемам, полагая, что политическое поведение необходимо анализировать в условиях и возможностях существующих институтов.

Исследования, проводимые с позиций нового институционализма, сосредотачиваются скорее на структурах и организациях, чем на поведении отдельных людей, но при этом аналитическим методам в них придается не меньшее значение, чем в поведенческой политологии. Приверженцам старого институционализма достаточно было описывать институты, представители нового институционализма рассматривают институты как «зависимые переменные величины».

Современный институциональный анализ нацелен на изучение реального поведения, а не на формальные аспекты институтов. Представители старого институционализма, поясняет Б. Питере (профес­сор Питтсбургского университета), отслеживали, например, прохождение законопроекта в Конгрессе и рассматривали законодательный процесс в качестве показателя институциональной динамики; новые институцио-налисты концентрируют внимание на результатах законодательной (или исполнительной) деятельности, воплотившихся в конкретные социальные программы или политические решения.

Характерным примером неоинституционалистского подхода считаются, например, работы Теды Скокпол «Государства и социальные революции» и «Защита солдат и их матерей: политические истоки социальной политики в Соединенных Штатах».

Основная черта нового институционализма состоит в том, что в его рамках не происходит отрицания всего предшествующего, а наблюдается сближение и интеграция разных школ и направлений - от бихевиорализма и теории рационального выбора до структурализма и институционализма.

В последние два десятилетия XX в. американская политология пытается встать на путь объединения различных методологических подходов. Хотя ей при этом приходится иметь дело не только со старыми проблемами, но и с новыми вызовами.

Имеется в виду активная деятельность ученых феминистского и постмодернистского направлений, достаточно громко заявивших о ребе.

Сторонники феминистской политической теории, политизируя социальное начало, настаивают на рассмотрении проблемы семейных, тендерных отношений и сексуальности как проблем политических. Многие важные понятия, которыми оперировала и оперирует политическая наука (власть, властные полномочия, политические обязательства, гражданство, частная жизнь, справедливость, демократия), феминизм подвергает серьезному переосмыслению.

По мнению феминисток, западная интеллектуальная традиция сложилась исключительно с учетом маскулинного опыта, при этом научные исследования являлись сферой откровенного господства мужчин и отличались типичным мужским подходом к любым социальным и политическим проблемам. Необходимо поэтому реинтерпретировать и реструктурировать всю социальную науку, а политическую науку в первую очередь, под углом зрения феминистской перспективы. В политической науке, в частности, на передний план тогда выдвигается необходимость тщательного рассмотрения соотношения экономического развития и социально-политической справедливости, анализа репродуктивного права как неотъемлемой части гражданских прав и т.п. Один маленький пример: Нэнси Хартсон убеждена, что из-за жесткой дихотомии концепции власти («я - другие», «мы - они») последняя в современной политической науке сводится обычно к конкуренции и контролю. А между тем, если бы политологи попытались шире подойти к феномену власти и стали бы рассматривать власть как возможность содействия претворению в жизнь замыслов и чаяний индивида, то власть была бы интерпретирована как способность что-то созидать, а не только что-то преодолевать.

Очевидно, что политическая наука не может не учитывать требований этих движений и в исследования современной политической реальности должна включать теперь и феминистский аспект.

Постмодернизм родился в 60 - 70-е годы и с тех пор стал неотъемлемой частью западной социальной и гуманитарной мысли. Если феминистское направление предлагает реинтерпретировать всю социальную науку, то постмодернисты, в первую очередь Ж. Деррида, Р. Рорти, П. Розенау, ставят под сомнение сами основы социальной науки, отрицая наличие любых форм и критериев «правильности» и «истинности» при получении знания. Любая концепция истины - относительна, идея прогресса - эфемерна, рационалистическая традиция, опирающаяся на безусловную ценность разума, ошибочна, - ни одна из научных методологий не может обеспечить объективной истины.

Любой (написанный) «текст» не имеет определенного раз и навсегда значения; «текст» - это неотъемлемая часть того мира, в котором он был написан, поэтому для «читателя» в последующие времена он может иметь неопределенное множество значений - в этом (очень приблизительная) суть «деконструкции» Ж. Дерриды. И вот уже ряд американских специалистов по истории политической науки фактически переходит на позиции деконструктивизма (постмодернизма), когда они доказывают, что никаких привилегированных, раз и навсегда принятых канонов в политической науке не существует.

Конечно, недостатки постмодернизма кажутся очевидными, но у него есть и достоинства. Проявляя особое внимание к «маломасштабным, местным» сообществам и вариантам истины этих сообществ, постмодернизм способствует конструктивному, более точному и всестороннему «схватыванию» человеческого общества во всем его многообразии.

Поощряя же ничем не ограниченные дискуссии и теоретические исследования, постмодернизм делает возможным максимально широкое участие в обсуждении политических проблем; сфера политической науки становится благодаря этому более открытой для различных точек зрения, что может способствовать новому видению политических проблем и привлекать внимание к ранее не принимавшимся в расчет группам населения и их политическим позициям.

90-е годы, пожалуй, можно рассматривать как время синтеза: американская политическая наука снова европеизируется, но теперь уже на новом, более высоком уровне, в свою очередь, европейская политическая наука американизируется. Закладываются основы интеграции и интегрированной политической науки. Проявляется это прежде всего в осознании возрастающего значения гуманистического профилирования «чистой» политической науки (политологии) как интегрированного политического знания.

В конце концов политические науки, уходящие своими корнями в глубокое прошлое, уже строились на принципе целостности социального знания (социальной науки) и особого внимания к политике как к инструменту, с помощью которого «скрепляется» общество.

Политология как самостоятельная наука имеет свой объект и специфический предмет познания. Объектом политологии являются вся сфера политических отношений в обществе, то есть совокупность всех объектов политической деятельности, в первую очередь государства. Важным предметом политологии является такое многоплановое общественное явление, как политическая власть. Известный американский политолог Гарольд Лассуэлл (1902-1978) даже утверждал, что “когда мы говорим о науке в области политики, то имеем в виду науку о власти”. К числу первоочередных занятий политологии относятся также разработке теории и методов политической деятельности, конкретные исследования политических институтов, анализа ситуаций, субъектов и объектов политики.

Предметом политологии являются закономерности формирования и развития политической власти, формы и методы ее функционирования и использования. Наиболее общие закономерности касаются становления, развития и смены политических систем, категориального аппарата, наиболее существенных и устойчивых тенденций в проявлениях и использовании политической власти.В зависимости от сферы проявления, устанавливаемые политической наукой закономерности можно разделить на четыре группы:

- политико-экономические закономерности возникновения, функционирования и развития политических интересов, концепций, теорий, выясняющих соотношение между политикой и экономикой;

- социально-политические закономерности, обусловливающие функционирование политической власти. Главное в обеспечении ею стабильности общества – учет интересов и потребностей различных элементов его социальной структуры, нахождение путей гармонизации этих интересов, уничтожение или смягчение антагонизмов, конфликтных ситуаций, кризисных явлений;

- закономерности функционирования и развития политического процесса: а) приоритет общечеловеческого над классовым и партийным в политике; б) верховенство закона для всех членов общества, в) разделение властей; г) гласность в деятельности государстваи общественных организаций; д) политический плюрализм и т.д.;

- политико-психологические закономерности отражают отношения между личностью и властью и вбирают в себя процессы политической социализации личности, формирования политических чувств, настроений, ценностных ориентаций, путей влияния на избирателей, формирования политических лидеров, завоевания и удержания ими власти и т.д.





Дата публикования: 2015-09-17; Прочитано: 2504 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2025 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.006 с)...