ГЛАВА 3. За текущими делами Николай забыл о Лизиной просьбе купить билет на спектакли московского театра

За текущими делами Николай забыл о Лизиной просьбе купить билет на спектакли московского театра. Она сама ему напомнила об этом, выскочив однажды в коридор и быстро зашептав: «Вы не забыли про оперу Зимина?» «Нет!» – смутился Николай и в воскресенье отправился в кассы театры, где оказалась огромная очередь. Он никогда ни стал бы тратить драгоценное время на такое бессмысленное занятие, как стояние в очереди, но ему не хотелось расстраивать Лизу.

Прошло два часа, а очередь почти не продвинулась. Бегавшие то и дело к кассам стоявшие впереди него две девушки с возмущением докладывали, что много людей проходит вперед «по протекции». А потом и вовсе оглушили известием: билеты кончаются. Николай окончательно расстроился, но тут к очереди стали подходить какие-то подозрительные люди и, оглядываясь по сторонам, предлагать билеты на любой спектакль, с переплатой в два раза. Николай, не раздумывая, купил у них билет на свою любимую оперу «Аида». На следующий день сообщил об этом Лизе.

– Вы помните, о чем мы договаривались? – засияла она от радости.

– Помню, а если Сарра Львовна тоже захочет поехать на эту оперу?

– Давайте сейчас договоримся: если увидите меня в ложе с мамой, значит, ничего не вышло и поднимайтесь после первого действия на галерку, а, если я буду с Лялей, мы встретимся в вестибюле и сбежим из театра.

– Лиза, вы – великая заговорщица.

– А что прикажите еще делать?

– Ничего лучшего. Тем более Зинаида вышла из гостиной и все слышала.

Лиза оглянулась.

– Не бойтесь, она меня любит и никогда не выдаст.

Гастроли трупы Зимина открывались 9 декабря, а уже 7-го в городе начались массовые беспорядки. Николай в этот день занимался с Анной. Не успел он начать урок, как внизу раздался голос Григория Ароновича. Через какое-то время Зинаида пригласила его пройти в кабинет Фалька. Здесь уже был Лизин учитель музыки Лазарь Соломонович.

Фальк был сильно взволнован. Он рассказал, что днем около здания, где, кроме его мастерской, находятся торговые учреждения, Санкт-Петербургский международный коммерческий банк и страховое общество «Россия», собралась большая толпа. Люди были настроены агрессивно, кидали в окна всех этажей булыжники, пытались ворваться в помещение банка. Вызванная полиция применила оружие, несколько человек убиты. Все это так на него подействовало, что ему стало плохо с сердцем, он вынужден был уехать домой.

– Господа, – сказал он слабым голосом. – Учитывая недавние события в октябре, я вынужден ограничить выход членов своей семьи из дома. Нет необходимости рисковать и вашими жизнями. Николай Ильич, вы, кажется, в прошлый раз пострадали на пожаре. Я вас освобождаю на все дни беспорядков от занятий с дочерьми, разумеется, с полным сохранением жалованья. Надеюсь, власти быстро наведут порядок.

Зинаида подала им пальто, и они вместе с Лазарем Соломоновичем вышли на улицу. К подъезду уже подходил домашний доктор Фальков Земсков. Они учтиво поклонились друг другу, доктор дернул рукоятку звонка.

Николай отправился к Диме Ковчану. По дороге он заскочил к Зимнему театру. На месте афиши о гастролях московской оперной трупы висело объявление, что они отменяются по причине начавшихся беспорядков. Николай представил расстроенное лицо Лизы, когда родители сообщат им с Анной об их вынужденном затворничестве и отмене гастролей московского театра. У него от жалости к ней заныло сердце. Вместе с тем ему вдруг со всей ясностью представился весь фарс их намечаемой встречи: тайное свидание на галерке или бегство из театра. Он, взрослый человек, должен играть в детские игры! С «Аидой» он сам, не отдавая себя отчета, пошел на поводу у Лизы. «Впредь этого не повторится», – решил он. И вообще его здорово занесло, поэтому, пока их отношения не зашли слишком далеко, надо подавить свои чувства. Очень кстати начались в городе беспорядки. Теперь он долго не появится у Фальков, а там – и зимние каникулы. Достаточный срок, чтобы забыть друг друга.

Раньше у него было несколько недолгих связей с женщинами, но он давно их забыл, забудет и Лизу. Николай почувствовал некоторое облегчение от этой мысли, но тут он вспомнил грустный разговор, состоявшийся в мае между ним и его хорошим товарищем по партии Ниной Трофимовой. Нина объяснилась ему в любви. Сделала она это довольно просто: сказала, что давно его любит, ни на что не рассчитывает, но и скрывать больше не может.

– Глупо, – добавила она, отворачиваясь в сторону и смахивая с ресниц слезы. – Все думают, что я железный человек, могу работать день и ночь, выполнить любое ответственное задание, а я вот, как девчонка, влюбилась в тебя и не могу ничего с собой поделать.

Николай растерялся, не зная, как поступить и что сказать этой хорошей, милой девушке.

– Только, пожалуйста, не утешай меня и ничего не говори, – твердо сказала она, взяв Николая за руку. – Это так, минутная слабость. Теперь мне стало легче.

При встречах Нина вела себя с ним, как и раньше, ничем не выдавая своих чувств, а он, наоборот, испытывал смущение и неловкость.

Николай так задумался, что не заметил, как из-за угла вышли три человека, остановились и стали ждать его.

– Даниленко? – спросил человек в теплой меховой шапке, по голосу Николай узнал профессора их училища Терпигорева. Рядом с ним стояли Нина Трофимова и не знакомый ему человек.

– Я, Александр Митрофанович.

– Идете, никого не замечаете. Вы получили от нас записку?

– Я был на занятиях со своей ученицей, домой не заходил.

– Тогда присоединяйтесь к нам встречать товарищей из Москвы.

По дороге Терпигорев рассказал ему, что в Питере и Москве началась всеобщая политическая забастовка. Члены Московского Совета рабочих депутатов, которых они едут встречать, сейчас ездят по стране и призывают всех к ним присоединиться. Но Екатеринославский комитет РСДРП и Совет депутатов уже сами решили начать в городе всеобщую забастовку с завтрашнего дня. Их поддержали другие партии. Создан единый коалиционный центр – Боевой стачечный комитет, который будет всем руководить и издавать свой «Бюллетень». Николаю поручено выпускать этот «Бюллетень» в типографии Яковлева: об этом есть договоренность с ее рабочими.

Терпигорев представил третьего спутника – Виктора Ратькова, вошедшего в БСК от забастовочного комитета железной дороги. Николай его лично не знал, но фамилию слышал еще по октябрьским событиям. Это был один из товарищей, которые в те дни захватили паровоз и разъезжали на нем по всей дороге, призывая железнодорожников и население губернии присоединяться к бастовавшим рабочим Екатеринослава.

Ратьков оказался совсем юным, лет 20, серьезный и молчаливый. За всю дорогу он не произнес ни слова.

В здание вокзала заходить не стали. Ратьков повел их в железнодорожные мастерские, оттуда по путям они вышли к перрону. Через полчаса прибыл небольшой состав с пустыми вагонами, минуту постоял и медленно тронулся. Встречавшие недоуменно переглянулись, но тут паровоз, вдруг спохватившись, дал длинный, сердитый гудок и выпустил пар, закрывший всю платформу. Когда пар рассеялся, они увидели трех людей в пальто и каракулевых пирожках. Терпигорев поднял руку и двинулся им навстречу. После крепких рукопожатий, один из товарищей зябко повел плечами:

– Никак не ожидали, что у вас тут такие морозы, сильней, чем в Москве. Надеюсь, они не помешают нашему общему делу. Где мы сможем поговорить?

Ратьков снова повел всех в мастерские, где их уже ждали люди. На столе появились жестяной чайник с кипятком, две буханки хлеба, кольцо колбасы.

Гости пили чай, рассказывая о забастовке в Москве и своей поездке по городам. Народ их везде горячо поддерживает. Другие товарищи из Московского Совета отправились на Урал и Кавказ. В дальние районы разосланы телеграммы, откуда поступают положительные ответы.

– Мы думали, что после октября народ скис, – говорил один из товарищей, грея руки о стакан с чаем, – однако везде, где мы побывали, как будто ждали нашего сигнала. Ленин просил передать вам большой привет, он считает, что ваши баррикады в Чечелевке найдут сейчас многих последователей.

– У нас создан боевой стачечный комитет, – сказал Терпигорев. – Он намерен взять в руки всю власть в городе. Подготовлены приказы ко всем войскам и полицейским участкам, чтобы подчинялись только распоряжениям комитета. За порядком на улицах будут следить рабочие дружины. Погромов мы не допустим.

– Петербургский совет депутатов призвал рабочих не платить налоги и забирать деньги из банков, чтобы дезорганизовать финансовую систему Россию. Его решениями вы тоже можете воспользоваться.

– Мы об этом знаем и кое-что уже включили в свои распоряжения.

– А как у вас с оружием?

– Средне. С винтовками и патронами помогли солдаты из нашего гарнизона. Бомбы заготовили заранее, но их недостаточно. Сейчас организовано несколько мастерских. Они будут работать круглосуточно. Для этого есть специально обученные люди. Ноябрь прошел не зря, кое-что успели сделать.

– Теперь понятно, за что вас любит Владимир Ильич. И мы на вас очень рассчитываем.

Николаю пора было уходить. Нина взяла его за руку:

– Пойдем вместе.

– Я провожу тебя до дома, – сказал Николай, когда они вышли на Екатерининский проспект, – одной сейчас опасно.

Шли молча. Завтра начинались такие большие события, а они за весь путь ни разу не обменялись мнением: ни о московских гостях, ни о планах боевого комитета. Он осторожно взглянул на свою спутницу. Нина задумчиво смотрела на дорогу и нервно кусала губы. На углу ее улицы они остановились.

– Дальше не ходи, – сказала она, – там около каждого дерева по филеру.

– Нина, прости меня.

– За что? – она посмотрела на него печальными глазами.

– За то, что я причиняю тебе боль.

– Ничего ты не причиняешь. Забудь обо всем, что я тебе говорила.

Она протянула ему руку. Он крепко сжал ее пальцы в перчатках и долго смотрел, как она шла по улице в каракулевом полупальто с маленькой сумочкой в руках: молоденькая учительница или курсистка.

Оттуда он направился в Яковлевскую типографию, и уже к десяти часам следующего дня на улицах и предприятиях появились листовки о начавшейся в Екатеринославе всеобщей политической забастовке и первых распоряжениях Боевого стачечного комитета.