ГЛАВА 1. Почти месяц Лиза и Николай не общались между собой, не считая коротких встреч на лестнице, где Лиза иногда его поджидала

Почти месяц Лиза и Николай не общались между собой, не считая коротких встреч на лестнице, где Лиза иногда его поджидала, но тут обязательно появлялась Зинаида, которой не раньше, не позже надо было что-то срочно сделать в комнатах второго этажа. Ей казалось, что Николай уже относится к ней равнодушно, его страстные поцелуи в тот день, когда они случайно встретились на митинге и он проводил ее домой, ничего не значили. «Я становлюсь подозрительной, как Анна Каренина»,– упрекала она себя. Ревность Анны уже не казалось ей такой предосудительной, наоборот, теперь она на себе ощущала ее состояние покинутой женщины. Правда, ей не к кому было ревновать Николая, и он ее не покидал, но невозможно дальше жить без постоянного общения с любимым человеком. Ее мысли работали в одном направлении: где бы им увидеться и поговорить.

Очень кстати Сарра Львовна устраивала 26 ноября благотворительный вечер в пользу еврейских детей, пострадавших во время погрома. На нем пройдёт аукцион и состоится большой концерт, в котором Лиза тоже будет участвовать. Сарра Львовна позвала на него всех родственников и знакомых, разрешив Лизе и Анне пригласить своих друзей. Николай обязательно должен придти на этот вечер, решила Лиза. Но как это сделать? Если его пригласит Анна, он может не пойти, если она сама, то мама обязательно задумается, как он туда попал, а она уже решила посадить всех своих близких и Николая в первый ряд... Проклятые условности, которые отравляют людям жизнь. Лиза подключила к своей затее Анну.

– Аннушка, – сказала она сестре как-то перед ужином. – Скажи сейчас маме, чтобы она пригласила Николая Ильича на свой вечер.

– Почему ты сама это не сделаешь?

– Раз я тебя прошу, значит, так надо.

– Знаю. Ты влюблена в него

– Глупости. Впрочем, думай, что хочешь, только выполни мою просьбу.

– Хорошо, выполню. Мне тоже нравится Николай Ильич: он умный, многое знает, с ним интересно разговаривать, только я – некрасивая.

– Кто тебе это сказал? Ты самая умная, красивая и лучшая сестренка на свете. Я тебя очень люблю.

Лиза расцеловала Анну и довольная ушла в свою комнату.

Расчет оказался верным. Как только все собрались за столом, Анна попросила маму пригласить на ее вечер своего учителя.

– Конечно, надо обязательно пригласить, – согласилась Сарра Львовна и посмотрела на Лизу, – ты не против?

Лиза равнодушно пожала плечами, процедив сквозь зубы, что стоило ей неимоверных усилий:

– Нет! Мои учителя тоже будут.

– Ох, ох, ох, – сказала при этом Зинаида, – как все это интересно!

– Что такое? – не поняла Сарра Львовна и с удивлением посмотрела на Зинаиду. Та, увидев, что Лиза кипит от негодования, моментально смолкла.

– Мама, я хочу, чтобы вы все и наши учителя сидели в первом ряду.

– Может быть, лучше во втором, в первом как-то неудобно, мы не должны выделяться.

– Ничего неудобного нет, я сама договорюсь с кем надо.

– К сожалению, я не смогу быть на вечере, – сказал Григорий Аронович, – у меня сейчас много работы. Лиза, мне нравится, когда ты выступаешь в белом платье, оно тебе очень идет, и надень мамино бриллиантовое колье.

– Гриша, – заметила Сарра Львовна, – ты можешь ей подарить свое собственное колье. Она это заслужила: Семен Абрамович ее все время хвалит.

– Хорошо. Но нам сейчас придется ужаться в расходах: не забывайте, что много средств ушло на помощь пострадавшим. Еще надо объездить с подарками приюты и к Новому году выдать конверты нашим обычным посетителям.

– Мы с Анной поможем маме, – сказала Лиза. – Правда, Анна?

– Конечно, – согласилась сестра, которая чаще всего ездила с матерью по всем благотворительным делам, а Лиза присоединялась к ним крайне редко.

– Ох, ох, ох, – почему-то опять вздохнула Зинаида и всплеснула руками.

На следующий день Сарра Львовна зашла в классную комнату, когда Николай занимался с Анной. Извинившись за невольное вторжение, она пригласила его на свой благотворительный вечер, где в концерте примет участие ее старшая дочь.

– Приходите, – сказала она, – ведь вы еще не слышали, как Лиза поет?

– Обязательно приду, – поспешил ее заверить Николай, чувствуя теперь какую-то неловкость в общении с Фальками.

Лиза уже знала, что мама разговаривала с ним, подкараулила его в прихожей, когда он одевался, и, несмотря на появившуюся в конце коридора Зинаиду, шепнула:

– Обязательно приходите на концерт. Я буду петь только для вас.

– Непременно приду, – смутился он от ее слов и горящих глаз.

Последнее время в душе его происходила полная сумятица: чувства боролись с разумом. Он хорошо понимал, что нельзя заводить отношения в доме, где ты учительствуешь, поэтому к недоумению Лизы так старательно избегал с ней встреч, но думал о ней постоянно, и с этим ничего нельзя было поделать. Везде и повсюду была только она: милая, чудная, упрямая и, наверное, очень своенравная девушка.

Соль на рану подсыпал брат Володя, любивший по старшинству поучать его и подтрунивать. Увидев однажды хмурое лицо Николая, он спросил:

– Ты, что, влюбился?

– Влюбился! – недовольно сказал Николай, не желая разговаривать на эту тему.

– Где-то я уже это читал. Он был учитель, она – его ученица, они поклялись в вечной любви. Его выгнали из дома, она бросилась с обрыва. Финита ля комедии. Антон Павлович Чехов, том второй, страница 124.

– Да. Чехов писал о нас. Только она не ученица, а старшая сестра ученицы.

– Так в чем проблема?

– Ей 16 лет.

– А твоей ученице?

– Четырнадцать. Этой столько и дашь, а Лиза выглядит совсем взрослой.

– Итак, она звалась Елизаветой. Если бы ты знал ее настоящий возраст, то, конечно, не влюбился.

– Хватит издеваться. Я страдаю, а тебе смешно. Дело не только в ее возрасте. Пойми мое положение: я не представляю, как там дальше работать. Надо срочно бежать оттуда, но архитектор хорошо платит, потом я не могу без нее …

– Тогда, брат, или терпи, или женись...

– Хорошо сказать: женись. Мне учиться еще два с половиной года, а дальше что?

* * *

Вечер проходил в здании недавно открытого Зимнего театра. Николай специально пришел туда как можно позже, чтобы не встречаться с Фальками. В вестибюле его с нетерпением ждала Анна. Лиза поручила его встретить и посадить рядом с собой в первом ряду. Там уже сидели Сарра Львовна, Зинаида, Иннокентий и другие мужчины и дамы, которых он не знал. Он вежливо поклонился Сарре Львовне и всему ее окружению. Анна взяла его за руку и посадила рядом с собой. По другую сторону от него был Лизин учитель по вокалу.

Открылся занавес. Их места с учителем оказались точно против рояля. Концерт был задуман большой: выступали в основном артисты из Екатеринославского театра, Общества русских актеров, цирковой труппы. Лизу как ученицу объявили первым номером. Ее программа состояла из нескольких романсов и арий из опер. Она вышла не в белом платье, как просил Григорий Аронович – в ней всегда жил дух противоречия, а в розовом, на фоне которого особенно выделялись ее красивые волосы и темные бархатные глаза. Совсем еще детские грудь и плечи были сильно оголены. На шеи, опять же из-за духа противоречия, ничего не было, да любое самое дорогое украшение здесь оказалось бы совершенно лишним. Волосы уложены в какую-то хитрую прическу. Несколько длинных локонов небрежно спадают на щеки. Зал разом вздохнул и дружно зааплодировал. «Правда, красавица!» – шепнула ему Анна.

Николай опустил глаза: ему не хватало духу смотреть на Лизу. Он не видел, как вышел ее учитель музыки Лазарь Соломонович, как он сел за рояль, положил руки на клавиши. Раздались первые звуки, и волшебный голос полился откуда сверху, с небес.

День ли царит, тишина ли ночная,

В снах ли тревожных, в житейской борьбе,

Всюду со мной, мою жизнь наполняя,

Дума все та же, одна, роковая, –

Все о тебе!

«Я буду петь для вас», – шепнула ему Лиза вчера в прихожей, и все выбранные ею романсы были только о любви. Она объяснялась ему со сцены в своих чувствах. Он, наконец, оторвал глаза от пола, посмотрел на нее и встретился с ее глазами. Больше он их не опускал, и все время, пока она пела, они смотрели друг на друга. Все это, наверное, видели, хотя эта плутовка не зря посадила рядом с ним своего второго учителя, Семена Абрамовича. Тот время от времени недовольно качал головой, поднимая вверх указательный палец, что, наверное, означало: «Внимание: плохо!» И Лиза повиновалась этому пальцу.

Ведущий объявил последнее произведение в ее исполнении: «Молитва» Россини.

– Мы это не готовили, – забеспокоился Семен Абрамович, – очень смело с ее стороны.

Лиза сама села за рояль и запела на итальянском языке. Николай слышал эту вещь впервые. Музыка сама по себе была изумительной, а Лизин голос выворачивал всю душу. Правда, учитель все время находил у нее какие-то недостатки и то и дело поднимал палец вверх. Один раз он даже недовольно притопнул ногой. Лиза это увидела и взяла очень высоко какую-то ноту, хотя непосвященному слушателю казалось, куда уж выше. Семен Абрамович остался доволен, положил одну руку на другую, успокоился.

Однако у Николая, чем дальше шел концерт, тем больше портилось настроение. Раньше он слышал пение Лизы только во время ее занятий из-за двери гостиной, и лишь сейчас со всей полнотой осознал, какой у нее большой талант. Ей надо серьезно учиться в Петербурге или Москве или вообще где-нибудь за границей. А дальше: сцена, спектакли, репетиции, гастроли – совершенно чуждый для него мир. Их судьбы, как он теперь отчетливо понимал, не совместимы.

Занавес опустился. Лизу не хотели отпускать, громко хлопали и кричали: «Еще! Еще! Молитву!», и ей пришлось повторить «Молитву». Она заметила мрачное лицо Николая, и пела совсем плохо. Палец учителя без конца взлетал вверх, башмаки его то и дело притоптывали, она не реагировала на его замечания.

Если бы не Сарра Львовна и Анна, Николай непременно ушел из зала сразу после Лизиного выступления, но надо было соблюдать светский этикет. Концерт продолжался долго. На сцену один за другим выходили драматические артисты и певцы, ездили на велосипедах эксцентрики, делали сложные фигуры акробаты, издевались друг над другом клоуны. Вокруг все смеялись и дружно аплодировали. Николай хлопал вместе со всеми, на самом деле он ничего не видел и не слышал, ему было не до чего.

После концерта они все вместе, Сарра Львовна и ее окружение, пошли в раздевалку. Появилась Лиза, счастливая, довольная. Сарра Львовна и все знакомые ее обнимали и целовали, учителя расточали похвалы.

Николай помогал дамам одеваться.

К Лизе подошел Иннокентий, она отослала его к Анне и позвала Николая. Он стал надевать на нее шубу. Она нарочно не могла попасть в рукава и шепнула ему:

– Почему у вас такое расстроенное лицо, вам не понравилось, как я пела?

– Вы пели замечательно. Я до сих пор не могу прийти в себя.

– Мы должны где-нибудь встретиться, придумайте что-нибудь.

– У меня сейчас много работы.

– Я вас не понимаю, – вспыхнула она, – мама или Зинаида что-нибудь сказали?

Она, наконец, надела шубу и повернулась к нему лицом. Ее глаза выражали отчаяние. Ему стало жаль ее. Он безумно любил ее, и она ему тоже только что так красноречиво говорила об этом со сцены. Неведомые силы руководили им.

– Лиза, я вас люблю, – сказал он неожиданно для себя, увидел, как просияло ее лицо, и добавил, – очень.

Лиза взяла его за руку.

– Вы видели, около входа в театр висит афиша о гастролях в начале декабря московской оперы Зимина. Я уговорю маму взять ложу на все спектакли, а вы купите билет на какой-нибудь один из них и дайте мне знать. Я постараюсь приехать на него без мамы, с моей подругой Лялей, и мы с вами сбежим из театра.

– Хорошо. Я обязательно все сделаю, – послушно сказал он, не в силах отказать ей.

На выходе из театра Николая заметил брата.

– Володя! Ты как здесь очутился?

Оказалось, что больница сделала пожертвование в фонд Сарры Львовны. За это им дали на вечер несколько билетов. Брат специально пришел на концерт, чтобы посмотреть на избранницу Николая.

– Хороша! Ничего не скажешь, – широко растянув рот в улыбке, проговорил он. – Беру свои слова насчет Чехова и ученицы обратно. Я был неправ.

– Да все ты прав. Учитель, он и есть чеховский учитель. Ты слышал, как она поет? Ей надо серьезно учиться.

– Ну и что?

– Эта театральная жизнь не для меня.

– Что ты, как князь Мышкин, терзаешься сомнениями. Я тебя не узнаю. Лучше скажи, переводы ты сделал, а то Хованский (председатель Екатеринославского научного общества) меня уже теребит.

– Сделал. Завтра утром тебе занесу. Ты домой?

– Домой.

– Тогда пройдемся пешком до следующей остановки.

Они медленно шли по бульвару, на котором в этот час было полно гуляющего люда. Тихо ложился на землю первый снег. Весело смеялись дети, играя в снежки и скатывая шары для снеговиков. Один из них стоял в центре большой клумбы с огромной морковкой вместо носа и широким тазом на голове. Рядом громко спорили дворник и городовой. Городовой требовал убрать с клумбы это безобразие, дворник, окруженный детворой, доказывал ему, что кто-то сделал снеговика специально для детей, никакого безобразия в этом нет.

– А я говорю: есть! Немедленно убери его или перенеси в другое место. Через полчаса приду проверить.

Он грозно помахал перед носом дворника рукой в перчатке и направился к выходу. Николай с любопытством смотрел на дворника, что тот будет делать. Дворник постоял некоторое время в нерешительности, но все-таки вытащил морковку, снял таз и приказал детворе разобрать снеговика на части и откатить их к решетке. Вскоре снеговик приобрел свой прежний вид, но вдали от центральной аллеи его уже не было видно.

– Что было плохого в том, что он стоял на клумбе, – сказал Володя, – смешной такой, нравился детям.

– Власть дана, вот и командует, – усмехнулся Николай. – Ты слышал, в городе опять начались волнения? Не сегодня-завтра вспыхнет всеобщая забастовка. На этот раз, думаю, посерьезней, чем в октябре.

– Ты же знаешь, я противник всего этого

– Тебе только так кажется. На самом деле в прошлый раз ты очень помог и твой Александр Львович тоже.

– Караваев – другое дело, он всерьез увлекается общественной деятельностью. Я его очень уважаю, но, по моему глубокому убеждению, врач должен заниматься своим основным делом. Медицина и политика, в том смысле, в котором ее понимаете вы, социалисты, несовместимы, всегда что-то одно будет идти в ущерб другому.

– Значит, Александр Львович считает, что как общественный деятель он сможет принести больше пользы, чем врач. Вспомни Марата, ведь он тоже был врачом и вроде неплохим, и даже вел большую научную работу, а потом понял, что надо спасать не отдельных людей, а все больное общество и целиком посвятил себя борьбе. Подумай только: один выпускал газету, сам писал статьи, сам набирал их и печатал.

– Вот-вот, вроде тебя. Вместо того чтобы заниматься наукой и своим основным предметом, тратишь драгоценное время на митинги и журналистику.

– Володька, ты как папа, ничего не хочешь понимать, как будто живешь в другой стране.

– Я живу в России и теперь после твоих слов о новых забастовках с ужасом думаю о том, что опять будет твориться в Екатеринославе, и сколько людей, одурманенных вашей революционной чумой, невинно погибнет. Больше всего же я боюсь за тебя, дурака, которого безмерно люблю, и не хочу, чтобы он погиб или скитался неизвестно где, как другой такой же дурак, Серега.

– Ну, вот начали за здравие, а кончили за упокой. Я и так с Лизой расстроился, и ты еще со своими нравоучениями.

– Скажу тебе и про Марата. Зря ты его идеализируешь. Он не всегда был таким воинствующим. Жил одно время при дворе, лечил высший свет, а когда ему дали отставку, стал говорить, что врач, лечащий богатых, наносит вред обществу и делу революции. Раньше почему-то он над этим не задумывался.

– Каждый приходит в революцию своим путем. Народ любил его и пошел за ним, когда он призвал парижан взяться за оружие. Они верили ему. Потому что, как только началась революция, он жил среди народа и голодал вместе с ним, употребляя один хлеб и воду.

– С тобой невозможно разговаривать. Вернемся лучше к Караваеву. Он на днях звонил мне в больницу, просил, чтобы ты зашел к нему домой.

– Обязательно зайду. Александр Львович носится с идеей открыть в Екатеринославе Народный дом и просил меня найти режиссера для рабочего театра. Помнишь моего друга Петю Остапенко? Он сейчас играет в екатеринославском Обществе русских актеров. С радостью согласился на мое предложение и загорелся поставить «Тиля Уленшпигеля». На редкость современная вещь. – Николай на минуту задумался. – За переводы я тебе очень благодарен. Постарайся достать еще. Надо к Рождеству побольше подбросить денег Сереге и нашим, в Ромны.

– О родителях не беспокойся. Мы с Мишей достаточно высылаем им денег, и Сереге я пошлю.

– Я должен вернуть отцу деньги за залог: мой и Сереги.

– Ты упрямый, как осел.

Николай без всякой обиды проглотил его слова. Что делать, если он так устроен и считает своим долгом сам отвечать за свои поступки, поэтому без всяких колебаний отверг помощь отца и теперь работает, как вол. И Володя был такой же, да и все они, Даниленко, одинаковые – твердые в решениях и целеустремленные.

Несколько минут они шли молча. Николай повернул разговор в другую сторону.

– С Мишей мы давно не виделись. Хорошо бы всем собраться дома на Рождество, пусть он, наконец, познакомит нас с женой.

– Я лично пас, у меня дежурства на все праздничные дни.

– Ты уже знаешь так далеко вперед?

– Знаю, потому что сам на них напрашиваюсь, а ты обязательно съезди в Ромны, остуди свою горячую голову.