Роза Кранц и Голда Стерн мертвы 1 страница

I

Барон фон Майзель, багровый и гневный, бросил Ситному в лицо:

- Подделками торгуете, господин министр? Квадрат фальшивый!

- Фальшивка? - изумился Ситный, воззрившись на картину в руках барона. - Неужели?

Аркадий Владленович, в сущности, был неплохо информирован о происхождении подобных вещиц. Изумился он двум обстоятельствам: тому, что кто- то в его ведомстве решился на разоблачение подделок, а также тому, как можно отличить подделку от оригинала. Отличались они, по правде сказать, не сильно.

Барон фон Майзель поставил картину на кресло, сам сел в другое, прикрыл лицо руками - весь во власти переживаний.

- Вы знаете, - осведомился барон из-под ладоней, - сколько я сделал для вашей страны? И это - благодарность?

Аркадий Владленович Ситный взволнованно походил вокруг холстика, на коем был накрашен черной краской квадрат. Он посмотрел на картину слева, поглядел справа, сделал рамочку из пальцев, посмотрел сквозь рамочку.

- А в чем ошибка? - осторожно спросил министр культуры. - Это очевидный квадрат, вне всяких сомнений - это квадрат. - Он наклонился над квадратом, поковырял краску пальцем. Черная краска, ничего особенного. - Черный квадрат, - удостоверил Ситный, - а что вы хотели? Абсолютно черный квадрат.

- Как бы не так, - сказал фон Майзель, - это не квадрат!

- Квадрат, - убежденно сказал Ситный, - я уверен на сто процентов!

- А я говорю - не квадрат!

- Давайте измерим, - любезно предложил министр культуры и полез в ящик письменного стола за линейкой, - держу пари, что все стороны равной длины.

Он принялся измерять стороны квадрата и шевелить губами, подсчитывая сантиметры.

- Не утруждайтесь - это подделка, - веско сказал барон, наблюдая из-под ладони за манипуляциями министра, - у подлинного квадрата стороны не равны.

- Как это - у квадрата стороны не равны? - поразился министр культуры, - именно у квадрата они и равны.

- У настоящего квадрата Малевича - стороны не равны, - сказал барон горько.

- Неужели?

- Да, в этом тайна Малевича, - сказал барон.

- Вот не знал, - восхитился министр, - вот, значит, в чем состоит магия этого полотна!

- Не этого, - сказал барон, - увы, не этого. Это - дешевая подделка.

- Как вы обнаружили? - спросил министр культуры. - Экспертиза?

- Специалисты в Женеве измеряли стороны квадрата.

Два серьезных немолодых мужчины с превеликим тщанием вглядывались в бессмысленную картину, сосредоточенно изучали квадрат.

- Вот, - сказал барон, - свидетельство швейцарских специалистов.

- Да, разве наши так могут, - сокрушенно сказал министр культуры. - Нам еще учиться и учиться.

- У вас в России не изжито варварство, - заметил фон Майзель.

- Вы правы, барон, - тактично ответил министр культуры, - варварство - наш бич.

- Мне раскрыли глаза, - сказал барон, - и я обратился к экспертам.

- Кто же вам рассказал правду?

- Есть один благородный человек у вас в министерстве.

- Кто он? - спросил министр с интересом.

- Личность с бескомпромиссными убеждениями.

- Все министерство, - сказал министр с тонкой улыбкой, выполненной при помощи толстых влажных губ, - состоит из подобных людей. Мы тщательно отбираем кадры. Итак, его имя?

- Его имя - господин Потрошилов.

- Ах, Потрошилов!

- Именно он. Потрошилов - непримиримый враг коррупции.

- Не сомневаюсь, - сказал министр, - этим он и славится.

- Он указал мне, откуда берутся фальшивые вещи.

- Источник известен? - полюбопытствовал министр.

- Я знаю все, - сказал барон, - господин Потрошилов открыл мне глаза.

- Неужели? - спросил министр, и лицо Потрошилова возникло перед внутренним взором Ситного; Аркадий Владленович внутренним оком изучил это лицо и сказал: - Он храбрый человек

- Такие люди, по моему глубокому убеждению, единственное, на что может надеяться ваша страна.

- О, - сказал министр культуры, - Потрошилов у нас буквально на вес золота.

- Искренне надеюсь, что ему воздастся по заслугам!

- О да! - сказал Ситный. - Я и сам надеюсь на это!

- Преступников несколько. Они, между прочим, занимают видные должности в обществе.

- Что вы говорите!

- Действует организованная шайка. В шайке есть главарь.

- Кто же он? - заинтересовался министр.

- Нити, - сказал барон, - тянутся к известному человеку.

- Быть не может, - сказал Ситный. Он действительно был поражен.

- Увы, так, - сказал барон. - Существует подпольная сеть, занимающаяся изготовлением произведений авангарда. Этот мерзкий квадрат - лишь звено в цепи преступлений! Вглядитесь пристальнее в эту гадость!

II

Так случилось, что одновременно с Ситным черный квадрат изучало еще несколько человек. На Пятой авеню, в помещении музея Гугенхайма, собрание искусствоведов, дирекция музея, лучшие люди города Нью-Йорка глядели на точно такой же квадрат. Склонив головы, чмокая губами, протирая стеклышки очков, чтобы не упустить деталей, всматривались капитаны художественной индустрии в черный квадрат великого мага - Казимира Малевича. Предъявлял произведение член правления музея, предприниматель и интеллектуал - дантист Оскар Штрассер. Он бережно держал полотно перед собой, поворачивая картину во все стороны, чтобы каждый мог насладиться игрой красок.

- Давно замечено, - говорил Оскар, - что квадрат не буквально черный. Использована вся гамма оттенков - от холодного черного к черному теплому, от бархатного лилового до глухой сажи.

- Что вы хотите - мастер колорита! - восхищались зрители.

- А тональные переходы!

- А свобода исполнения! Глядите, закрашено небрежно.

- Как будто бы небрежно, - поправляли знатоки, - такая небрежность дается нелегко.

- Свет, свет! Нужен дневной свет, так живопись заиграет!

Отдернули шторы - и словно заново увидели полотно. Многие даже отшатнулись - произведение ослепляло.

- Дар русского банкира Щукина, - пояснял Оскар тем, кто еще не знал новость. - Банкир Щукин вошел в правление музея Гугенхайма, пожертвовал шестьсот миллионов на развитие.

Мало кого из присутствующих цифра могла впечатлить. Ну, дал шестьсот миллионов, подумаешь. Приятно, конечно, но и цели ясны: хочет на вернисажах шампанское пить с Рокфеллером и алюминиевые акции пристроить. Однако сопутствующий дар - волновал. Теперь музей Гугенхайма по праву мог считаться самым значительным музеем мира - в нем и без того были представлены полоски Сэма Френсиса, дырки в холстах Ива Кляйна, объекты Лe Жикизду, не хватало лишь черного квадрата - но вот и он, черный квадрат! Свершилось! Директор музея, высокий дородный американец, любитель экстремальной езды на мотоциклах и глубоководного нырянья, был фанатиком русской культуры. Бабушка его родилась в Одессе, сам он дружил с ныне покойным поэтом Бродским, пил водку в ресторане «Самовар» и при слове «ГУЛАГ» делал скорбные жесты. Директору музея казалось, что он чувствует и понимает русскую культуру, поскольку ему нравились квадратики, нарисованные хуторянином польского происхождения Казимиром Малевичем, и загогулины, выполненные диким пролетарием Родченко. В разговоре с друзьями директор часто подчеркивал свои русские корни - и рассказ порой не уступал по занимательности описанию вояжа на Маврикий. Сегодня директор был взволнован, и слезы стояли в его глазах.

III

В отличие от директора американского музея, министр российской культуры не плакал - но был, безусловно, близок к истерике. Лишь многолетняя практика вранья и профессиональное самообладание удержали его от того, чтобы броситься вон из кабинета, смешаться с толпой, сесть на поезд, идущий к белорусской границе. Игра не проиграна, пока карты еще на столе, - вот первая заповедь всякого достойного министра культуры.

- Ни за что не поверю, - сказал Аркадий Владленович Ситный, и легкая дрожь прошла по лиловым щекам, словно рябь по морской глади.

- Здесь в Москве находится преступная сеть по производству фальшивого авангарда - коррумпированные чиновники!

- Известны их имена? - спросил Ситный, прикидывая, как далеко мог зайти Потрошилов.

- Доподлинно известны!

- Вы их назовете, надеюсь?

- Во главе этой сети стоит Михаил Дупель!

- Кто бы мог подумать! - воскликнул Ситный, ожидавший услышать другое имя.

- Мало ему, что ли? - сетовал барон, неприязненно глядя на равносторонний квадрат. - У него и нефть, и алмазы!

- Но вы знаете наверное, барон?

- Господин Потрошилов предъявил веские доказательства. Дупель организовал продажных искусствоведов, экспертов, директоров музеев. Подлинники они крадут, а подделки продают. Я сам, - сказал барон, страдая, - кормил их обедом.

- Подумайте, - ахнул Ситный, - они не отказались от обеда?

- Отказались? - Мука отразилась в чертах барона. - Бекасы по-флорентийски! Сент-Эстев восемьдесят второго года! Шесть бутылок!

- Какой цинизм! Дупель выпил шесть бутылок?

- Он хитер! Сам не пьет! Сидит в офисе - и дергает за ниточки! - сказал барон фон Майзель, которому претила мысль о том, что кто-то помимо него мог дергать за ниточки. - Дергает за ниточки, а подлые марионетки обманывают клиентов, пьют дорогое вино. Шесть бутылок, заметьте.

- Возглавляет мошенников он? - Комбинация Потрошилова ускользала от понимания министра; ясно было одно: игра идет крупная. - Но зачем ему?

- Я объясню вам, зачем, - сказал барон фон Майзель, - Общеизвестно, что он метит в президенты России. Ему мало бизнеса - решил привлечь на свою сторону культуру! Зарабатывает общественный авторитет, мошенник!

- Непонятно, как подделки ему помогут.

- Я давно замечал, - сказал фон Майзель. - что политические амбиции Дупеля - мыльный пузырь! Но чем надут этот пузырь? Что внутри пузыря, как по-вашему?

- Деньги? - Ответ был очевиден для Ситного.

- Нет, фальшивые идеалы! Михаил Дупель собрал вокруг себя группу так называемых идеологов - искусствоведы, философы, политики, так они себя называют.

- Время такое, что авантюристы плодятся.

- Совершенно согласен. Авантюрные проекты Тушинского, махинации некоей Кранц и некоей Стерн - вот что наполняет пузырь Дупеля. Эта Кранц, - с досадой сказал барон фон Майзель, - сумела вызвать у меня доверие. Как я ошибся! Не более чем пешка в руках опытного интригана! Создание фальшивого авангардного искусства лишь часть политической программы.

- Признаюсь, я не ждал такого.

- Господин министр, я много сделал для вашей страны, - сказал барон фон Майзель, вложивший в русский проект несколько сот миллионов и получивший взамен три миллиарда, - теперь я спрашиваю Россию: если ваше искусство - подделка, то чего стоят акции нефтяных концернов? После разговора с Потрошиловым я связался с друзьями у вас в правительстве - с господином Басмановым и господином Луговым. Худшие опасения подтвердились. Под прикрытием вашего ведомства происходит следующее: создается фальшивая история авангарда, и она, в свою очередь, способствует росту фальшивого политического авторитета.

- Жаль интеллигентов, втянутых в циничную акцию, - сказал министр. Как-никак, он отвечал за свое ведомство.

- Партия прорыва! На рынок рвутся, канальи, - сказал фон Майзель с горькой иронией.

- Русская интеллигенция, - сказал министр культуры с достоинством, - не исчерпывается Розой Кранц и Голдой Стерн.

- Я не утратил веры в интеллигенцию, господин министр. В бизнесе, скажу прямо - порой сталкиваешься с моральной нечистоплотностью. Попадая на территорию искусства, я очищаюсь. Смотрю на прекрасное, - барон воззрился на черный квадрат, откинув голову и прикрыв глаза, - и нравственно преображаюсь. - Тут барон вспомнил, что глядит на подделку, отвернулся от фальшивого квадрата и продолжал: - Разумеется, когда произведение подлинное.

- Как я вас понимаю, - и министр стал рассказывать о своей любви к искусству.

IV

В тот самый момент, когда министр Ситный уже полагал, что тема беседы исчерпана, виновники определены и будут наказаны, а злосчастный квадрат можно будет публично уничтожить, в другой части города - в Центральном Университете Современного Искусства и Мейнстримного Авангарда (ЦУСИМА) Леонид Голенищев предлагал посетителю маленькую картину с черным квадратом посередине.

- Работу кисти видите? - спрашивал Голенищев, а гость, склонив голову к плечу, придирчиво осматривал черное пятно на холсте.

- Настоящий? - интересовался гость и трогал квадрат рукой. - Недавно отправлял я депутатский запрос по поводу подделок. Есть у нас проходимцы.

- Не надо спрашивать. Все поймете сами. Отойдите, посмотрите издалека, дайте произведению подействовать. Сила авангардного искусства в том, что оно проникает глубоко в подсознание, захватывает вас целиком. Вы можете даже не смотреть на него, но влияние будет ощутимо. Чувствуете?

- Пожалуй, да, - говорил гость.

- Еще минуту. Дайте произведению впитаться в вашу нервную систему. Квадрат вибрирует, дышит. Это живое существо. Это - само искусство. Ну как, чувствуете?

- Теперь чувствую. - Волнение охватило гостя.

- Сегодня всякий, - сказал Голенищев, - может заявить: и я так могу! Но когда чувствуешь эманацию энергии - понимаешь, что повторить волшебство невозможно! Вслушайтесь в эту внутреннюю музыку! Здесь вся история моей страны, ее надежд, ее утопии!

- Сколько? - спросил гость. - Мой принцип: наличными.

- Продаю, собственно, не я, - с достоинством сказал Голенищев, - я государственное лицо и не имею дела с коммерцией. У меня даже счета в банке нет. Зачем?

- Действительно, зачем, - подхватил гость, депутат Середавкин, - зачем иметь счета в российских банках? Уверяю вас, можно найти альтернативные формы оплаты. Я сам, - заметил депутат, - не собираюсь держать квадрат здесь. Криминогенная зона, неуважение к личности! У меня есть место в ближнем зарубежье. - Словосочетание «ближнее зарубежье» звучало неопределенно и скромно, мог подразумеваться Минск или Ташкент. Середавкин имел в виду атлантическое побережье Португалии.

V

Основной характерологической чертой барона была та, что он никогда не считал тему исчерпанной, пока прибыль не была получена. Ситный полагал, что дело о квадрате закрыто, барон был иного мнения.

- Требую расследования, - сообщил барон. - Вы обязаны подать иск в суд! Я дойду до высших инстанций, предупреждаю! Теперь известно, как они устраивают свои дела.

- Потрошилов рассказал?

- Изучил вопрос до тонкости. У них - представляете! - открыты номерные счета в швейцарских банках!

- Не может быть!

- Потрошилов назвал некоторые номера. Скажите, что, по-вашему, вот это? - и барон бегло проговорил длинный перечень цифр. Память финансиста помогла воспроизвести число с дробями.

- И что это значит? - спросил Ситный, хотя отлично знал, что это кодовое обозначение его собственного счета.

- Секретный счет одного проходимца, - сообщил барон, который являлся владельцем по меньшей мере десяти таких номерных счетов. - Вот что творится у вас за спиной! И это еще пустяки!

- Как, это не все?

- Разумеется, не все! Откуда, по-вашему, берутся деньги на этих счетах? Какой вы наивный человек! - Ситный потупился, чтобы его наивность так не бросалась собеседнику в глаза. - Бандиты изобретательны, господин министр! Находят старых коллекционеров, обманом изымают у них подлинники, на рынок выбрасывают подделки, а подлинники тайно продают в американские коллекции. Заказывают низкопробным мазилам подделки, выдают их за неизвестные полотна авангардистов и продают! Эта мазня висит у меня в замке! Они тайком распродают коллекции государственных музеев и вешают на стены музеев взамен оригиналов копии - вот такие, как эта. - Барон указал на злосчастный квадрат. - Я пришел, чтобы сказать горькую правду! Ваш авангард - не подлинный, господа! Этого авангарда никогда и не было!

- Русского авангарда не было?

- Авангарда не было, - сказал барон, - это все Кранц с Дупелем нарисовали!

- Быть не может!

- Увы, так. Роза Кранц и Голда Стерн - под руководством мошенника Дупеля - создали нездоровый ажиотаж вокруг фальшивой истории. Галерея некоего Сосковца - вот рассадник! А ведь я с его отцом рыбу ел!

- Он не Сосковец, - сказал Ситный, - он Поставец.

- Несосковец! Я заметил, что он поменял фамилию! Ловко, нечего сказать! Однако существует закон! Когда я покупаю эту вещь, я покупаю труд, - вы согласны?

- Возразить нечего, - сказал министр, который хорошо знал, что сляпать подобную картинку можно за двадцать минут. Но за двадцать минут можно такие соглашения провернуть - ахнешь!

- Значит, деньги, которые я зарабатываю тяжелым трудом, - сказал барон, чья работа состояла в том, чтобы иногда подписывать финансовые отчеты, - я отдаю за то, в чем вовсе нет труда! Полагаю, я должен получить компенсацию, не так ли? И я знаю, откуда мне ее получить!

- Откуда же? - сказал Аркадий Владленович, и тяжелое чувство возникло у него в животе, как бывает, если по долгу службы съешь три обеда подряд.

- А с того самого секретного счета одного проходимца. Найдут, не сомневайтесь! Но я не остановлюсь на этом! Требую возместить мне и деньги, и картины. Господин Потрошилов найдет подлинники.

- Уверен, - сказал Ситный, - он отыщет шедевры. - Сквозь прочие чувства пробилось восхищение работой коллеги. Ай да Потрошилов. Впрочем, это фамильное. Знаменитый маршал Варлам Потрошилов, тот самый, что во время атаки немцев на Крым улетел на личном самолете купаться и бросил армию, умудрился за свои действия получить орден Героя Советского Союза. Внук не отстал.

- Луговой лично займется моим делом. Как оказалось, правительство давно присматривается к деятельности Дупеля - мошенник будет наказан! Однако помимо политики есть еще и искусство!

VI

- Помимо политики есть искусство! - сказал Оскар Штрассер, водрузив наконец картину с квадратом на мольберт. - Банкир Щукин стоит вне политики, он прежде всего меценат!

Собрание любителей прекрасного освободило ладони от рюмок и сигар, похлопало Арсению Адольфовичу Щукину, его неангажированному взгляду на вещи. Когда люди любят прекрасное just as it is, а не потому, что находятся во власти моды или коммерческого расчета, это вызывает уважение. Просто любуются черным квадратом, смотрят - и наслаждаются. Как, например, мы - ростом курса на бирже, разделом Югославии.

- Российские предприниматели, - говорил Оскар, - вызывают у нас, людей Запада, недоверие. И, согласитесь, недоверие основано на горьком опыте. Я бы выделил, как наиболее проблемную группу, бизнесменов, рвущихся к политической власти. Именно они представляют опасность - в том числе для экономики и для рынка искусств.

Беседа коснулась деликатной темы: связи искусства и крупного бизнеса. Оскар привел несколько примеров: скажем, магнат Дупель, без пяти минут президент России, представил на Западе выставку произведений авангарда - и что же? Да, что? - обеспокоилось собрание. Фальшивки, господа, и это установлено экспертизой. Как, неужели? Представьте себе. Но мы видели в нем делового партнера! Что ж, не все то золото, что блестит, не все то, что квадратное, - авангард. Как это верно! Оскар всегда найдет нужную формулировку.

Министр культуры Ситный безотрывно глядел на квадрат и прикидывал, где допустил ошибку. Все, что делал министр, было в порядке вещей, не нарушало установленных конвенций. Давно уже было принято так нефтяники продают акции на строительство трубы в Китай, а люди искусства - культовые предметы авангарда. Трубы как таковой нет, и авангарда в наличии немного - но это не означает, что дело должно стоять.

Искусство авангарда так же притягивало старателей, как золотые прииски Клондайка манили их двести лет назад. С прежним рвением кидались искатели счастья из дальних стран вбивать колышки в мерзлую почву. Выставки поддельных картин формировались с азартом, старатели любовно издавали каталоги фальшивок и устраивали пафосные вернисажи. Скорее, скорее - пока в обмен на резаную бумагу дают деньги, пока обеспечение акций рудника «Голубой крот» не оспорено федеральным казначейством! Успеть впарить богатым дурням еще пяток квадратиков! Разумеется, картины подделывали и прежде - но никогда на подделки не требовалось так мало усилий. Согласитесь, написать «Блудного сына» сложнее, чем провести две черточки, и феноменальная простота дела сводила старателей с ума. Копнешь грунт - и золотой песок сам сыплется в ладони. Вот эту редкую бумажку видели? А что тут такое начирикано? Кружки Родченко? Треугольники Лисицкого? Да, да, сереньким карандашиком, кривенькой линией - скорее, чек давайте! И что особенно подстегивало - это предприимчивость коллег. Ты не сделаешь - другой все равно сделает! Будешь вести дела нерасторопно - останешься без прибыли, вот и все. Не в том штука, что выпускать акции несуществующего завода (карьера, шахты, месторождения) зазорно, - а в том, что акции все равно выпустят, бумагу все равно настригут, только это будешь не ты. История с выставкой неизвестных вещей Михаила Ларионова, показанной во Франкфурте и Женеве, наделала шума - на выставке не оказалось ни одного подлинника. История с пожилым коллекционером, которого обманом заманили в Амстердам, организовали фонд опеки коллекции, а самого старика сбросили в пролет лестницы, тоже воодушевила многих. Коллекция покойника давно разошлась по частным собраниям мира, причем число ее экспонатов в одночасье утроилось. А чего стоит комбинация с рисунками Филонова? Пять лет висели на стенах русского музея подделки, а оригиналы давно были проданы в Париж - и никто не заметил! Никто! Стыдно мешкать в такой гонке - и те кураторы, директора и искусствоведы российских музеев, что еще не вбили колышки, обозначив свой участок добычи, переживали, что отстают от времени. Директора русских музеев, то есть те, чьи делянки были шире и богаче других, гуляя по залам с богатыми иностранцами, говорили: выбирайте любую - и делали широкое движение рукой вдоль стен, охватывая картины злополучных коллекций. И гости - выбирали.

Что сделал Ситный не так, где ошибка? Как осмелился Потрошилов? Неужели придется подавать в суд на самого себя? Отчего президенту безразлична судьба русской культуры и ее министра? Кто решился поднять руку на Дупеля? Отчего молчит Слизкин, частый гость на даче в Пахре? - вот неполный перечень вопросов, волновавших Аркадия Владленовича.

VII

Случилось так, что в это время четвертый черный квадрат, акмэ русского искусства, был выставлен в Париже, в салоне Жиля Бердяеффа. Пара русских (из тех, кого в странах Запада именуют «новыми русскими», хотя давно пора привыкнуть к их облику) разглядывала произведение сквозь витринное стекло.

Дама сказала:

- Точно квадрат, ага, - она поддернула белые ботфорты, приобретенные в бутике Гуччи, - мне девочки рассказывали.

- Осторожно, - сказал ее спутник, - на рынке много подделок.

Спутник дамы поднял воротник пальто, чтобы скрыть от прохожих лицо, - он привык, что его узнавали на улицах. Хотя крутом шумел Париж, а не Москва, могли опознать и здесь: фотографии лидера демократической партии Кротова появлялись в любом издании.

- Верить никому нельзя. Меня однажды хорошо обманули, на всю жизнь запомню. Сделала человеку квартиру, он даже спасибо не сказал. Ага.

- Надо потребовать экспертизу, - говорил Кротов профессиональные слова. - Следует отдать на анализ.

- Анализ обязательно, - сказала дама в ботфортах. - Анализы - первое дело.

- Зайдем к моему другу де Портебалю - он здесь, на рю Греннель - спросим его мнение.

VIII

- Я скажу свое мнение, господин министр, - вещал барон фон Майзель в министерском кабинете, - это диверсия! Это терроризм! И ответ будет адекватным! Луговой дал мне гарантии, - удовлетворенно сказал фон Майзель, - завтра же в газетах мошенники будут названы!

Вот оно что, думал Ситный, смена кабинета, вот что это такое. Расформированное правительство, заново поделенная Сибирь, обесцененные акции, труды многих лет, уничтоженные вот этой скверной черной картинкой. И трубы в Китай не будет, и акции Портебаля сгорят, и его, Ситного, скромный интерес растает как дым над погасшей скважиной. Новый передел собственности - а культура для них, как всегда, полигон. Щукин забирает Нижневартовск и Нефтеюганск, Балабос кромсает бюджет вдоль и поперек, Слизкин топит Дупеля и берет себе его активы, а я? Я запираю кабинет, сдаю ключи, еду на дачу на Пахре. И полные щеки министра культуры обвисли, как распоротые подушки.

Оставив министра с поддельным полотном наедине, барон покинул кабинет широкими шагами - хлопнул дверью. Аркадий Владленович Ситный смотрел на ненавистный черный квадрат диким взором. Тупик, думал он, вот что изображено на картине. Тупик и смерть. Легко сказать: дача на Пахре - но разве отсидишься на даче? Так просто они уйти не дадут. Вспомнят, посчитаются. Придут ночью, такой же черной, как эта мазня, придут и спросят. О чем спросят, - думать не хотелось. Ловушка, вот что нарисовано на картине, - волчья яма.

Кончено, думал министр Ситный, они возвращаются к тридцатым годам. Публичные процессы, сфабрикованные обвинения. Амальгама, вот как это называлось на жаргоне следователей: пришить политическое дело к расследованию о взятках, совместить уголовный иск и гражданский. Им нужна Сибирь и власть, искусство они как наживку использовали. А со мной-то что, со мной что будет? Профессионалы не оставляют свидетелей. И ведь предупреждали разумные люди. Не завтра, конечно, придут, время есть. И неожиданно апатия овладела министром - не было сил на новые комбинации.

IX

- Комбинация несложная, - солидно говорил Кротов Портебалю, - и ваши акции в безопасности. Не могу, к сожалению, сказать того же о бароне Майзеле. Но, между нами, он сам выбирал, на кого ставить. Есть сведения, что ему не повезло. Холдинг переводим в Детройт.

- Мне в галерею квадрат нужно, ага. Ты обещал, котик. Я актуальным искусством очень интересуюсь. - Анжелика вытянула ноги в ботфортах, пламя камина едва не коснулось каблуков. На рю де Греннель топили жарко.

- Доставьте удовольствие даме, - посоветовал Портебаль, - платить все равно придется не вам, а Дупелю, не так ли?

- Работаем в этом направлении, - улыбнулся Кротов и потрогал лысину, не исчезла ли часом? Дела шли так хорошо, что и лысина могла бы зарасти. А квадрат можно купить, отчего нет? Пусть будет символом любви.

- Символ любви, ага, - сказала Анжелика. - Если мою дырку растянуть, похоже выйдет.

Дмитрий Кротов посмотрел на спутницу укоризненно. Пора бы отвыкнуть от вульгарных шуток. То, что уместно наедине, совсем некстати в гостях. У камина в шестом аррондисмане говорят о других вещах. Имеют в виду, возможно, то же самое, но подают иначе. Конечно, Портебаль не понимает по-русски, однако про таких людей, как Портебаль, никогда не знаешь наверное, что они понимают, а что нет. Вот, обрати внимание, хозяин смеется, и не исключено, что над тобой.

Смех Портебаля не относился к реплике Анжелики.

- Значит, Майзель накупил подделок? - Веселье овладело Портебалем, он не мог унять смех. - Я всегда подозревал, что он разбирается в авангарде так же отвратительно, как в бордо!

X

А депутат Середавкин говорил так

- Что меня привлекает в квадрате, это его несомненный статус.

- Да, вещь статусная, - подтверждал Голенищев, - культовая вещь.

- Этот культ меня устраивает, - посмеялся Середавкин, глава комиссии по правам человека, - я предпочитаю культ прекрасного - культу личности.

XI

Тем временем по Москве пошли аресты, но их размаху, разумеется, было далеко до пресловутого культа личности. Аресты начались исподволь, но не такие, как бывало некогда, в недоброй памяти годы сталинизма, а интеллигентные, цивилизованные аресты. Ночью на воронке не приезжали, дверь не ломали. Вызвали повесткой гражданку Розу Кранц и гражданку Голду Стерн для дачи показаний в здание прокуратуры, что в Благовещенском переулке, поговорили, карандашиком по столу постучали, да на улицу и не отпустили - предъявили постановление. Можно ли было предположить, входя в розовый трехэтажный особнячок, что напротив итальянского ресторана с летней верандой, что тебя арестуют? Глаза Кранц выкатились из орбит совершенно, а лицо цветом уподобилось колготкам. «Оставить под стражей до решения суда» - это как понимать прикажете?

- Провокация! Буду говорить только в присутствии адвоката, - сказала Кранц фразу, какую не раз слышала в американских фильмах про демократический суд.

А ей ответили вежливо:

- Адвоката желаете? Извольте, будет адвокат. Распишитесь, что ознакомились. Конвой!