Коммерческое право России 3 страница

значить свой статус. Телесная чистота не была добродетелью при-

вилегированных классов, потому что не выполняла функции соци-

ального различия. В европейских городах XVII-XVIII вв. ванная

комната была крайней редкостью. <Кремоватые брабантские ман-

жеты> были грязными. Блохи, вши и клопы кишели в Лондоне и

Париже в домах бедняков и в жилищах богатых. Уборные отсутст-

вовали. Нечистоты выливались в реки и каналы. Социальное мар-

кирование осуществлялось через разорительное и безумное следо-

вание моде.

Привилегированные любой ценой стремились отличаться от не-

привилегированных. Мода - поиск нового языка различия. Цель

этого поиска полифункциональна: здесь и отрицание того, что было

раньше, и выражение стремления обозначить собственное отличие

от людей прежних поколений, а главное - маркирование социаль-

ного различия. Мода держит в узде индивидуальные причуды. Это

способ отметить сам факт изменения. Следовали моде те, кто ме-

нялся: прежде всего, придворные. Носители устойчивых ценностей -

священники, монахи - носили одеяния, унаследованные от

древности.

Спальня еще не превратилась в <частное> и <интимное> про-

странство человеческой жизни, каким она стала, по крайней мере,

в привилегированных классах европейского общества XIX в. В

традиционных обществах спальня - место открытое. Присутство-

вать при туалете королевском или княжеском, быть принятым в

спальне - высшая привилегия. В традиционном обществе и сон, и

смерть являются публичным феноменом. В комнате умирающих

царила теснота. Желание зайти к умирающему казалось естествен-

ным, как и в среде крестьян.

Сон, секс, естественные отправления лишь постепенно задвига-

ются за кулисы социальной сцены. Общая кровать постепенно ста-

новится атрибутом жизни общества в низших классах. В доиндуст-

риальном обществе дети знали об отношениях мужчины и женщи-

ны почти все. <Естественная> райская невинность детей - позд-

нейший, уже просветительский миф.

Людям, живущим в традиционных обществах, в большей степе-

ни свойственно эмоциональное непостоянство, нежели современ-

ным. Амплитуда эмоциональных колебаний аналогична резким пе-

реходам от поста к пиршеству. Люди как бы наделены способно-

стью к большей свободе выражения чувств. Фигура русского царя

Петра 1 хорошо иллюстрирует сказанное: внезапные приступы гне-

ва, быстрая смена настроения: от радости к грусти и наоборот, рав-

но как внезапные изменения от ограничения к освобождению эмо-

ций. Подобный способ выражения эмоций следует трактовать как

социальное качество.

Пиры, охота, позднее спорт - культурный знак этого сословия,

Рыцарская и дворянская, прежде всего придворная, культура -

культура расточительная, пиршественная и демонстрационная.

В предложенном контексте интересно рассматривать возникно-

вение спорта в Англии XIX в. В настоящее время ряд увлечений

аристократии того времени кажутся грубыми (охота на лис, соба-

чьи и петушиные бои). Однако в свое время возникновение спорта

служило средством канализации агрессии. <Спортизация> игр и до-

суга возникла как <скачок> в цивилизационном процессе и пред-

ставляет собой непреднамеренное социальное изобретение. В об-

ществах с относительно высокой степенью внутреннего контроля

над проявлениями насилия и эмоциями спорт предлагает освобож-

дающее возбуждение от участия в миметических страхах и удо-

вольствиях, где шанс быть раненым очень невелик. Это феномен

эффективного контроля эмоций и аффектов.

Наряду с трансформацией насилия и развитием спорта возника-

ли и новые умения словесного состязания (дебаты, риторика, убе-

ждение). Так происходила <парламентаризация> класса землевла-

дельцев в Англии.

Средневековому обществу недоставало центральной власти,

достаточно сильной, чтобы подавить индивидуальный импульс к

насилию. Сильное государство берет функцию насилия на себя. В

абсолютистских обществах любое преступление рассматривалось

как посягательство на тело суверена. Суверен осуществлял мще-

ние за это посягательство, расчленяя тело преступника. Это <мще-

ние> осуществлялось уже централизованной инстанцией. В глав-

ном труде Н.Элиаса <Процесс цивилизации> представлена теория

внутреннего умиротворения все больших и больших пространств,

сопровождающего образование государств^.

^См.: Elias N. The Civilizing Process. V. II. State Formation and

Civilization. - Oxford, 1982.

Превращение рыцаря в придворного - процесс смены <необуз-

данного> рыцаря придворным, человеком, который способен упра-

влять своими аффектами. Более чем в какой-либо другой группе

западного общества, здесь складывались базисные модели поведе-

ния, которые стали ключевым компонентом того общества, в кото-

ром мы живем. Эти модели поведения распространились не только

на все западное общество, но и на общества незападные, в частно-

сти Россию.

В истории обществ наблюдаются волновые колебания в облас-

ти нравов. Сначала нормы и стандарты поведения могут выравни-

ваться, а контрасты уменьшаться. Хрестоматийный пример -

мольеровский <мещанин во дворянстве>, который стремится обре-

сти дворянский габитус. Первоначальная волна - волна колониза-

ции или ассимиляции, высшие классы <колонизируют> низшие, а

низшие копируют, ассимилируются. Потом все начинается сначала.

Следует волна отталкивания, дифференциации или эмансипации, в

процессе которой изменяется баланс власти. Возрастает власть

низших социальных групп, а власть высшей падает. При этом все-

гда имеет место движение к подчеркиванию различий.

Сказанное позволяет сделать промежуточные выводы. С одной

стороны, все, о чем до сих пор говорилось (привычки сна и еды,

одежда и манера держать себя и язык), служило социальному раз-

личию. С другой стороны, эти новации постепенно распространя-

лись вширь (или вниз). Важно еще раз отметить, что социально

одобряемые формы поведения складывались на добровольной ос-

нове. Человек осуществляет насилие над самим собой доброволь-

но. Задвигание ряда функций <за кулисы> служило предпосылкой

разделения приватной и публичной сфер, вело к изменению соотно-

шения между внешними и внутренними ограничениями в пользу по-

следних.

3. ДОБРОВОЛЬНОСТЬ И ПРИНУДИТЕЛЬНОСТЬ

Ставя все эти проблемы в антропологической плоскости, мы яс-

но видим взаимную корреляцию структурирующих начал и добро-

вольных решений.

Раскроем на примерах динамику добровольности и принудительно-

сти в следовании социальному правилу. Говоря о записи социального

закона и нормы на теле человека, мы лишь указали на существование,

с одной стороны, внешних, принудительных форм такой записи и, с

другой, добровольных, сопряженных с удовольствием. Здесь целесо-

образно произвести некоторые уточнения.

Применение розог часто представляется насильственным средст-

вом и аномалией. В книге по истории розги мы обнаруживаем отрыв-

ки, где хорошо прослеживаются градации: удовольствие - воля к

правилу - внешнее насилие. Сказанное ниже подтверждает мысль,

высказываемую многими мыслителями: <Ничто в такой мере не изба-

вляет нас от внешнего принуждения, как самопринуждение>^.

Подчеркнем, что речь в приводимых ниже отрывках идет о жиз-

ни привилегированных классов европейского общества. Часто пола-

гают, что телесные наказания распространялись только на низшие

общественные слои. Это не соответствует историческим фактам,

ибо непосредственное телесное воздействие было распространено и

среди привилегированных.

Наши примеры приводятся в книге: Бертрам Д.Г. История

розги. В 2-х т. - М., 1992. Автор приводит письмо бабушки внуч-

ке. Речь идет об происходившем примерно в 1830 г.

Итак, градация первая - удовольствие. Бабушка с удовольст-

вием описывает моды времен своей юности:

<... приданое мое вышло на славу: ведь я считалась благород-

ной девушкой. Всего мне было дано шесть платьев, пожалуй, со-

временные девицы найдут такое количество ничтожным, но тогда -

о, тогда оно казалось громадным. Дали мне и ситцевое платье

с красными крапинками, сшитое по самой последней моде, с ко-

роткой талией, которая должна была не доходить до плечей толь-

ко на два дюйма... Юбки были довольно тесны и с одной стороны

несколько подобраны... При выходе на улицу в то время надевали

длинный широкий шавль (шаль. - Авт.) и перчатки, причем по-

следние были настолько длинны, что закрывали всю руку. В мои

времена женщины особенно изощряли вкус в перчатках. У меня

было их несколько пар, были белые, были и цветные, все были

вышиты и украшены накладными узорами из дорогих и красивых

кружев. Такие перчатки стоили обыкновенно довольно дорого.

Волосы имели тогда обыкновение завивать горячими щипцами в

локоны; украшений на них было бесконечное количество....Впро-

чем, родная, мода капризна, как ты, вероятно, знаешь; мода всегда

была тиранкой и всегда таковой, я убеждена, останется> (Указ

соч.-Т. 1.-С. 255-256).

Прервем цитирование для комментария. Моде дают определе-

ние тиранки, однако подчиняются ей с удовольствием. Далее речь

идет о практиках, которые удовольствия не доставляют. Но их

считают безусловно необходимыми и те, кто их применяет, и те, к

кому их применяют.

Градация вторая - самоконтроль, насилие над самим собой

или добровольное подчинение насилию.

Итак, девочку привозят в школу:

<Немедленно же был осмотрен весь... гардероб, причем все

было одобрено, забраковали только корсет, который оказался на-

столько свободным, что его перешнуровали, и в конце концов, я

еле-еле могла дышать в нем; но мисс Померен (владелица панси-

^Эта точка зрения преобладает в известной книге: Евреинов Н.

История телесных наказаний в России. - Харьков, 1994 (репринт).

она. - Авт.), видя мои страдания, заметила, что девицы не долж-

ны распускать свою грудь какмолочницы... Каждое утро при вхо-

де в классную комнату мы должны были делать нашим учитель-

ницам новомодные реверансы, которым мы научились от нашего

танцмейстера. Затем наши ноги устанавливались на полку, вы-

прямитель привязывался к плечам и в талию втыкалась большая

штопальная игла острием кверху^.рассчитано было так, чтобы мы

неминуемо укололись, если бы осмелились хотя слегка опустить

голову. А кто укалывался, той грозило наказание...> (Там же. -

С. 257).

Итак, насилию себя подвергают добровольно для достижения

экспрессивной цели социального маркирования: дабы осанка как

привычное положение тела напоминала, что владелица тела и

осанки не принадлежит к группе <молочниц>, т.е. к низшему клас-

су. Точно так же работали не только над телом, над поведенчески-

ми нормами, но и над языком. Норму не только <вбивают>. Воз-

никает <воля к норме> (М.Фуко).

Что же касается наказания, то оно осуществлялось посредст-

вом применения розги. Градация три - внешний контроль и наси-

лие. Норма формируется принудительно, причем имеет место род

социального театра - аналогичный театру публичной казни.

<Если кто-либо из нас провинилась в чем-нибудь... и была

приговорена к телесному наказанию, то она должна была подой-

ти к кафедре учительницы и после глубокого поклона просить

разрешения отправиться за розгой. Разрешение давалось, и про-

штрафившаяся удалялась и сейчас же возвращалась в класс, но

уже без перчаток; в руках ее была подушка, на которой лежала

розга. Затем она становилась перед учительницей на колени и

преподносила ей розгу, которая тут же несколько раз прогулива-

лась по обнаженным плечам и шее преступницы....Видела я не-

однократно, как в присутствии всей школы секли наполовину об-

наженных взрослых девиц, как говорят, невест, и секли за что? За

малейшее невольное уклонение от параграфов установленного в

нашей школе режима. При всех публичных экзекуциях полага-

лось одевать на наказуемую особое платье, похожее несколько на

ночной капот, и вот в этом именно наряде виновную перед поркой

водили перед рядами выстроившихся для присутствования при на-

казании товарок> (Там же. - С. 258,259).

Эти обычаи записи нормы прямо на теле и сопутствующего со-

циального театра изживаются лишь в наши дни. До этого телес-

ные наказания воспринимались как норма. Знаменитый режиссер

И. Бергман, родившийся в 1918 г., вспоминает свое детство в про-

тестантской Швеции второй половины 20-х годов: <Прегрешения

посерьезнее наказывались по всей строгости. Сперва выяснялось,

в чем преступление. Потом преступник признавался в содеянном в

низшей инстанции, т.е. в присутствии гувернанток, матери... За

признанием немедленно следовал бойкот... После обеда и кофе

стороны вызывались в кабинет к отцу. Там возобновлялись допро-

сы и признания. После чего приносили прут для выбивания ков-

ров, и преступник сам решал, сколько ударов он, по его мнению,

заслужил. Определив меру наказания, доставали зеленую, туго на-

битую подушку, с виновного стягивали штаны... и приговор приво-

дился в исполнение> (Бергман И. Картины. - Москва-Таллинн,

1997. - С. 41).

Прослеживается общая связь между изменением телесной и

<эмоциональной экономии> личности и постепенным возрастанием

возможности расчета в социальном существовании. Такая возмож-

ность порождается длительным процессом изменения в структуре

обществ. Расчет тесно связан с рациональностью. Только вот расчет

бывает разным.

Н. Элиас вводит представление о рациональности двора, которое,

несомненно, шокирует тех, для кого самоочевидностью является ути-

литарное отношение к миру, кто возрос на теориях рационализации

М. Вебера, Г. Лукача и Ю. Хабермаса. Рациональность двора относится

к потребности вычислять точно поведение других через тонкие дета-

ли этикета, церемонию, вкус, платье, манеры и разговор - в поисках

знаков подъема или падения в процессе сдвига баланса власти. Выиг-

рышем в игре могло стать внимание короля. Это внимание влекло за

собой получение ряда благ в качестве дара (прежде всего, земель).

Владение землей, этим главным средством производства в традицион-

ных обществах, давало власть. Это не менее рационально, чем расчет

буржуазии в конкуренции за экономическую власть.

У аристократов двора и буржуазных моралистов разные модели

восприятия и классификации социального мира. Разница хорошо

ощущается при сравнении с протестантской этикой, как о ней писал

М. Вебер (см. тему 5). Каталог пуританских ценностей включает

умеренность, самоконтроль, решительность, сдержанность, береж-

ливость, искренность, справедливость, прилежание, скромность, чи-

стоплотность, благочестие, миролюбие. Буржуазный характер пури-

танина особенно очевиден, если сравнить его нравы с максимой <по-

ложение обязывает> благородного сословия, где высокое положе-

ние в социальной иерархии диктует необходимость быть великодуш-

ным и щедрым. Именно эта необходимость, в конце концов, вела к

конкуренции двора, так прекрасно описанной в мемуарах герцога

Сен-Симона^.

Историк нравов Э. Фукс, работы которого в последние годы пере-

изданы дважды, не может понять, зачем нужны были безумные траты

на праздники, которые делались в Германии на княжеских дворах:

<Недурненькая сумма - 52 тысячи гульденов! На эти деньги можно

было тогда прокормить в течение одного дня всю страну>^. Он не по-

^Сен-Симон. Мемуары. Полные и доподлинные мемуары герцога де Сен-Симона

о веке Людовика XIV и Регентстве. Избранные главы. - В 2-х т. - М., 1991.

^Фукс Э. Иллюстрированная история нравов. Галантный век. - М.1994. - С. 23.

нимает, зачем нужны десятки платьев, отделанных бриллиантами, ибо

судит то, о чем он пишет, с позиций буржуазного утилитаризма, кото-

рый воспринимается как универсалия. Н. Элиас показывает, для чего

это было нужно, т.е. рассматривает как проявление рациональности.

Сравнительное социально-антропологическое исследование поз-

воляет сделать видимыми те ограничения спонтанных аффектов и

действий, которые возникли в процессе социально-исторического

развития и стали второй природой цивилизованного человека. Этот

процесс выливается в рационализацию поведения. Динамика самого

процесса слепа, будучи следствием некоординированных действий с

непредсказуемыми последствиями.

Цивилизация - не только процесс умиротворения. Процесс ци-

вилизации с антропологической точки зрения можно трактовать и

как длительную трансформацию аффективных проявлений, как все-

сторонний аппарат самоограничения. Хорошие манеры <человека

из общества>, контролирующего собственные аффекты, - наибо-

лее ясный пример.

Такое представление совместимо с множеством конфигураций

развития цивилизации. Выбор для анализа именно высших классов

имеет ряд дополнительных следствий. Именно элита рыцарей сыгра-

ла свою роль в оформлении генетического поля Запада. Именно на-

званные процессы стали археологией глубинных структур общества.

По отношению к российскому обществу такие исследования только

предстоят.

Вопрос о том, почему изменялись человеческое поведение и эмо-

ции, - вопрос о том, почему меняются формы жизни. Одни функ-

ции уходят вместе с исчезновением прежних жизненных форм, дру-

гие остаются, меняя свой облик. Постепенно вырабатываются но-

вые стили жизни, новые умения, которые распространяются

<вширь>.

В Средние века путешествие по дороге было опасным предпри-

ятием. Таковым оно остается и сегодня. Но характер опасности раз-

ный. Средневековый путешественник должен был быть готов - и

физически, и по темпераменту - отразить жестокую атаку. Сегод-

ня путешествие по шоссе на автомобиле тоже опасно. Чтобы избе-

жать ее, нужна высокая степень самоконтроля, умения сдерживать

непосредственные реакции и в то же время реагировать быстро и

точно. То же касается агрессивного поведения. Ярость битвы, со-

пряженная с удовольствием, постепенно превращается в атавизм.

Самоконтроль свидетельствует о силе <Я>, которая выступает

как рационализированный психологический наследник, вытесняю-

щий преимущества грубой физической силы.

Эффективный аппарат самоконтроля - важный источник власти.

Любопытны размышления З. Фрейда о способности самоог-

раничения, которые приводит Э.Фромм: < Чернь живет как хо-

чет..., мы сдерживаем себя. Мы делаем это для того, чтобы со-

хранить нашу целостность. И эта привычка постоянного подав-

ления природных инстинктов придает утонченность нашему ха-

рактеру. Мы чувствуем глубже, а потому на многое не осмелива-

емся. Почему мы не напиваемся? Поскольку неудобство и стыд

похмелья... доставляют нам куда больше <неудовольствия>, чем

наслаждение, получаемое от пьянства... Бедные обычные люди -

они не могли бы существовать без толстой кожи и легкомыс-

лия... Бедняки слишком бессильны и беззащитны, чтобы дейст-

вовать так, как мы> (Цит. по: Фромм Э. Миссия Зигмунда Фрей-

да. Анализ его личности и его влияния. - М., 1996. - С. 36, 37).

Самоконтроль с большей вероятностью складывается в привиле-

гированных социальных пространствах. Превосходить и быть сво-

бодным во взаимодействиях - привилегия господ, а не рабов. Но,

напомним еще раз, именно привилегированные сделали целый ряд

непреднамеренных социальных изобретений, которые изменили об-

лик мира.

4. ЭТОС ДЖЕНТЛЬМЕНА^, ИЛИ НОВАЯ ЖИЗНЬ СТАРОЙ ФОРМЫ

Этос джентльмена не ограничивается традиционным обществом.

Общество уходит, а этос живет, принимая странные и волнующие во-

площения. М. Пруст описывает герцога Германтского, жизнь которо-

го проходит в светских гостиных. Однако герцог унаследовал от сво-

их воинственных предков зоркие глаза охотника, непроизвольный во-

инственный жест, которые в новой жизни ему совсем не нужны.

Джентльмен образца 1400 г. - generosi filus (благороднорожден-

ный). Уже у Д. Дефо (1660-1731) утверждается, что помимо джент-

льмена по рождению есть еще и джентльмен по воспитанию. Это

свидетельствует, что этос джентльмена наследовался третьим со-

словием. Происходит перенос, то, с чем мы имеем дело постоянно.

Вместо знатного происхождения и герба подчеркиваются личные

достоинства, с происхождением не связанные. Это постоянная тема

буржуазного романа, философии нового времени. А. Де Токвиль в

своем известном труде <Демократия в Америке> обращает внима-

ние на расширение значения понятия <джентльмен> по мере вырав-

нивания образа жизни. М. Пруст сталкивает в одной комнате герцо-

га Германтского и доктора Дьелафуа. С точки зрения джентльмен-

ских качеств он отдает предпочтение доктору.

Что же сохраняется? Табу ручного труда, нежелательность заня-

тий торговлей, охота, спорт, восприятие бедности как вины и клей-

ма. Продолжает существовать пиршественная культура. Однако пир

превращается в прием, где еда уже не занимает ключевого места.

Имеет место постоянная контаминация (смешивание). Может

^Этос - неписаный кодекс общепризнанных правил поведения сословия, позволяющий

человеку вести себя таким образом, что другие люди признают его поведение

достойным.

сохраняться табу ручного труда, но отвращение к книгам может и

исчезнуть. Об изменении отношения дворян к умственному труду хо-

рошо свидетельствует шуточное стихотворение нашего соотечест-

венника Константина Аксакова:

В тарантасе, в телеге ли

Еду ночью из Брянска я,

Все о нем, все о Гегеле

Моя дума дворянская.

Более того, постепенно ученая культура становится частью по-

вседневной жизни господствующих классов, прежде всего, дворян-

ства. Отношение к <культуре> отличается непринужденностью.

Культурные блага лишены налета музейности. Они - часть жизнен-

ного стиля. Искусство - часть семейного достояния. Дети растут в

атмосфере ученой и легитимной культуры. Они воспринимают ее

как родной язык.

Что касается нежелательности занятий торговлей, то эта черта

сохраняется более устойчиво. Однако младшие сыновья английских

землевладельцев шли не только в священники, но и становились

купцами. Остроумец XVIII в. доктор Джонсон замечал, что <благо-

даря единонаследию в семье был только один глупец>.

О контаминациях можно говорить и тогда, когда мы обратим

свой взор к становлению джентльмена. Суровость и <спортивность>

Public school, система физических наказаний: розга учит умению

подчиняться. Но одновременно - изучение классических языков,

служащее знаком социального отличия. Латинская образованность,

бывшая некогда уделом презираемых клириков, стала атрибутом об-

разования джентльмена.

Тем не менее Б. Рассел говорил о презрении английской аристо-

кратии к интеллекту. Пренебрежение к интеллектуальным профес-

сиональным занятиям, культ любительства устойчиво воспроизво-

дится.

Т. Веблен в работе <Теория праздного класса> подчеркивает, что

принадлежность к этому классу определяется тем, что человек мо-

жет попусту тратить время и деньги. Напомним, что эти <пустые

траты> были вполне рациональны в рамках той игры, которая ведет-

ся в этих сообществах. Одновременно выполнение властных функ-

ций в течение целого ряда поколений диктует привычку к ответст-

венности. Спокойствие и уверенность в себе, правдивость, но сдер-

жанность: они не будут говорить лишнего. Известно, что представи-

тели благородных фамилий были освобождены от присяги в суде.

Жизнь в аристократическом обществе - школа хороших манер, ко-

торые могут выступать в качестве капитала, ставки в социальных

играх, в том числе и политических.

После второй мировой войны мы стали свидетелями упадка риту-

ального элемента. Произошло примирение с необходимостью служ-

бы ради заработка. Титулы присуждаются <всем>, например акте-

рам, что было совершенно немыслимо в традиционном обществе.

Профессиональный фотограф может получить руку королевской

сестры. В Англии,Франции и в буржуазную эпоху аристократия со-

храняется в качестве структурной ячейки западной цивилизации.

Укорененность в деревне, богатство, стиль жизни и, конечно же, си-

стема личных связей (сословных, семейных, связей с однокашника-

ми). Так или иначе этос и культурная форма живут в форме практи-

ческих схем, которыми бессознательно пользуются люди, принадле-

жащие отнюдь не только к дворянскому сословию. Но в любом слу-

чае это, прежде всего, люди, свободные от необходимости, т.е. при-

вилегированные.

Сказанное делает понятной мысль о рождении новых социальных

форм в совместной деятельности людей, о том, как эти формы могут

в дальнейшем обретать самостоятельную жизнь, переходя в другие

социальные пространства, <населенные> другими группами людей.

Вполне уместно заключить рассмотрение данной темы слова-

ми английского писателя Дж. Фаулза. Он замечательно характе-

ризует то, о чем идет речь в данном разделе. Он пишет об истори-

ческой судьбе джентльмена как социального типа: <Я, собствен-

но, и не собираюсь выступать в защиту Джентльмена: в 1969 г.

этот биологический вид находится на грани вымирания - во вся-

ком случае, он подошел к своей последней черте гораздо ближе...

Говорят, что смерть в природе вещей; это неверно: смерть сама

есть природа вещей. Но умирает только форма. Материя бес-

смертна. В конечной веренице сменяющих друг друга форм, ко-

торая именуется существованием, можно усмотреть не просто

смену, а своего рода продолжение, -продолжение одной вымер-

шей формы в другой, жизнь после смерти. Лучшие черты Джент-

льмена викторианской эпохи восходят к добродетелям preux

chevaliers, средневековых рыцарей без страха и упрека, а в наши

дни эти достоинства можно обнаружить в новейшей разновидно-

сти джентльмена - в породе людей, которых мы называем уче-

ными, поскольку поток эволюции повернул именно сюда. Иначе

говоря, любая культура, какой бы антидемократической или, на-

оборот, эгалитарной она ни была, нуждается в известного рода

элите: критической и в то же время самокритичной, сомневаю-

щейся во всем и в самой себе - и при этом живущей согласно оп-

ределенным правилам поведения. Правда, со временем эти пра-

вила из строго этических могут превратиться в нечто противоре-

чащее законам этики и привести данную элиту к гибели; однако

каждая ее разновидность, вымирая, приносит определенную ис-

торическую пользу, потому что строит и укрепляет основу для

более действенного осуществления своей функции в будущем...

Быть может, вы не сразу уловите связь между Чарльзом (глав-