Общество 6 страница

В результате наука, в которой именно проблемы исследования должны были бы диктовать методы, а точнее их наилучшее сочетание, зажата в тиски идеологического спора по поводу сомнительной типологии. Фактически же, это спор о сущности социологии.

В результате злоупотребления количественным методом университетские кафедры, отдельные исследователи и социология в целом напрасно тратят время и энергию на бесконечную борьбу «остроконечников и тупоконечников». Робин Уильямс назвал это бесполезной битвой, справедливо добавив, что «энергию целесообразнее тратить на внедрение каких угодно методов, лишь бы они давали достоверные знания» [5, р. 3-5]. Однако, как заметила Мирра Кемеровская, битва разгорелась не столько за идеи, сколько из-за «скудных ресурсов... должностей, фондов на исследования, издательской политики наших журналов, профессионального признания и престижа» [6, р. 556—564]. Такая борьба объективно необходима; если бы она сейчас прекратилась, выигрышное финансовое положение сторонников количественного метода стало бы постоянным. Те из нас, кто отдает предпочтение качественному эмпирическому анализу, вынуждены продолжать борьбу за равенство в финансовом отношении.

Еще одним результатом злоупотребления количественными методами, о котором стоит упомянуть, является склонность к вторичному анализу, что дает социологам возможность всю жизнь исследовать общество, не выходя из своих кабинетов, чтобы поговорить или выслушать людей, которых они изучают. Надежда навторичный анализ делает нас все более зависимыми от официальных данных. Что еще хуже, достигнутая таким образом обезличенность исследования, как считается, способствует большей научности. На самом же деле тщательно продуманный сбор данных на полевых этапах обеспечивает большую научность, так как исследователи ближе знакомятся с людьми и общественными структурами, которые они исследуют.

Есть определенные недостатки и в доминирующих методах организации научной работы. Первый из них можно назвать изоляцией, свойственной ученым. С ней связано отсутствие контроля адекватности научных данных реальной действительности, что может привести к отрыву нашей деятельности от того, что называется реальным миром. Мы не подотчетны непрофессионалам с точки зрения обоснованности исследований. Поэтому, например, наши данные не рассматриваются и не исправляются людьми, которых мы изучали. В какой-то мере мы подотчетны тем, кто нас финансирует, но многие из них склонны оценивать пашу работу в зависимости от мнений рецензентов, между тем, эти люди могут быть также далеки от мира, находящегося за пределами социологии, как и сами исследователи.

Одной из причин интеллектуального недомыслия является то, что результаты исследования не проходят проверку реальностью. Это можно исправить путем введения особого контроля - как элемента нашей эмпирической процедуры — в самом начале и перед самым окончанием исследования. Такой контроль включал бы главным образом анализ данных, полученных от отдельных лиц в процессе неофициальной беседы или наблюдения в среде исследуемых людей или учреждений, а также использование независимых статистических данных, полученных в прошлом или заново собранных на основе небольшой выборки. Контроль надежности данных может быть с успехом применен даже в теоретических статьях или количественном вторичном анализе. Другой вид контроля надежности связан с критикой нашей деятельности и ошибок со стороны несоциологов. По мере возможности мы должны привлекать к этой работе людей, которых изучаем. Я считаю, что контроль данных по крайней мере так же важен, как литературные обзоры, и была бы полезно сделать его неотъемлемой частью процесса исследования.

Одной из причин наших недостатков является так называемая «научность», связанная с моделированием социологических методов исследования на основе весьма идеализированных методов естественных наук. Хотя такое моделирование было начато до того, как социология стала эмпирической наукой, оно продолжается и сейчас, когда вам хорошо известно, отчасти благодаря науковедению, что и ученые-естественники не используют идеализированный вариант своего метода. Идеал не может быть осуществлен реальными людьми, тем не менее мы все еще пытаемся это сделать. Хотя нам известно, что общественные структуры нельзя сравнивать с молекулами и исследовать их с помощью естественно-научных методов, однако отказаться от этой аналогии мы также пока не в состоянии.

Идеализация естественной науки является чем-то вроде мирской религии в современной Америке, и, возможно, есть псевдорелигиозный вариант и в самом идеале, и в связанном с ним общественном соглашении. Идеал по-прежнему оправдывает поиск социологических «законов», т. е. «номотетический» подход к социологии, предполагающий наличие в ней внутренних закономерностей, а сам поиск, по-видимому, выражает латентное стремление к власти в «идеальном обществе», в котором эти законы, как и те, кто их сформулировал, играли бы главную роль в принятии решений.

Третья и последняя причина несовершенства социологии, на которой я остановлюсь, касается странного учреждения, в котором работают преподаватели и где сосредоточена вся академическая наука — я имею в виду университеты и колледжи. Хотя нам платят в зависимости от количества часов, читаемых нами курсов, продвижение по службе определяется количеством публикаций, и лишь иногда учитывается их качество. В результате, университеты функционируют, как механические цеха, а публикации, схожи с деталями, выполненными сдельно. И как у рабочих любого штамповочно-заготовительного цеха, озабоченных в основном выработкой, у нас также может быть чрезмерная специализация для изучения какой-либо одной части так называемого «общественного механизма».

Более того, так же как рабочих в других механических цехах, нас периодически знакомят с новой технологией, предназначенной для улучшения производительности; в последнее время такой технологией являются компьютеры. Достоинства ЭВМ, при количественном и качественном социологическом анализе далеко превосходят недостатки, но есть и некоторые отрицательные стороны. Наряду с возможностями повышения качества исследования, компьютеры способствуют ускорению и значительному росту производства «отдельных деталей». Это еще более стимулирует применение вторичного анализа и анализ официальных, а не самостоятельно полученных данных. Хотя исследователи могут творчески использовать компьютер, новая технология снижает их потребность мыслить и анализировать, как только выбрана правильная компьютерная программа. Как и во многих отраслях промышленности, наш труд становится менее творческим.

Эти примеры являются симптомами продолжающейся бюрократизации исследования, и, как часто происходит, новая технология — лишь служанка социоэкономического процесса. В самом деле, компьютер отлично вписывается в научно-производственную рутину, так как дает возможность преподавателям проводить исследования при полной учебной нагрузке, «между делом», и при этом быстро увеличивать число публикаций. Компьютер способствует дальнейшему обезличиванию исследований, и поэтому он особенно полезен тем, кто идеализирует методы естественных наук. Данные, полученные на основе использования компьютера, автоматически считаются научными, а влияние человека часто недооценивается.

Недостатки, которые я назвал, наносят вред и подрывают репутацию социологии, Общество, включая его образованную часть, не может понять или даже просто поверить в справедливость того, что мы «производим»; слишком часто возникает впечатление, что наша работа бесполезна и ни прямо, ни косвенно не помогает людям лучше жить или лучше понимать общество. Отношение непрофессионалов не должно определять политику в общественной науке или специфику наших исследований, но мы не можем и полностью игнорировать их мнение.

Проблема профессионального самосознания социологов

В заключение моего весьма отрывочного анализа хотелось бы рассмотреть вопрос о самоидентификации социологов как научного сообщества в эпоху растущей специализации отдельных областей и разделов нашей науки.

Мы все должны быть объединены таким самосознанием ради собственного благополучия и для того, чтобы пробудить у непрофессионалов желание овладевать социологическими знаниями. Социология и в этом также не отличается от других общественных наук, хотя степень специализации у нас может быть выше, чем у других, потому что мы - наука, финансируемая по остаточному принципу. Прежде всего, социология уже разнообразней по своим направлениям, чем экономическая наука и политология.

В любом случае имеет смысл проанализировать преимущества и недостатки дальнейшей специализации в социологии. Среди основных преимуществ выделяются интеллектуальная энергия, обычно присущая новым областям и разделам социологии, а также углубление личных контактов между исследователями, пока эти области остаются сравнительно узкими. Вероятно нам следует более глубоко изучать достижения других общественных наук и определять, что из них мы можем заимствовать, а также выявлять, каким образом и чем мы можем помочь другим ученым. Границы между дисциплинами в сфере общественных наук весьма произвольны, и нам следует смелееих преступать не с захватническими намерениями, но для достижения общих целей.

Однако растущая специализация внутри социологии также связана с издержками. С одной стороны, чем больше социолог ограничен рамками своей области, тем более узким становится его кругозор. Более того, по мере развития новых областей и разделов в каждом из них быстро формируется собственная специфическая терминология, еще более разобщающая нас.

«В итоге социологию можно сравнить с колесом. Люди сидят каждый на своей спице и все меньше и меньше разговаривают с теми, кто находится на другой стороне. В конце концов колесо может превратиться в бублик с гигантской интеллектуальной дыркой посредине» [7, р. 6-7]. Я цитирую высказывание географа Сэма Хиллиарда, говорившего о своем предмете, однако его замечание применимо и к социологии. Требуется не допустить возникновения как эффекта «колеса», так я «интеллектуального вакуума» («дырки от бублика»). Последний однако нельзя заполнить с помощью какого-то одного научного подхода или теории, которые снова объединят социологов, поскольку такое объединение невозможно и нежелательно в условиях плюрализма науки.

Вместо этого следует спросить, что может или должно сплотить нас, помочь нам идентифицировать себя как социологов. Один подход связан с определением общих для всех интеллектуальных принципов. Это могут быть концепции, системы, теории, методы или другие интеллектуальные модели и установки, которым мы традиционно следуем. Аналогичный подход заключается в том, чтобы сравнить некоторые старые и новые школы, выявить однородные идеи, концепции, теории, применяемые в их исследованиях, и проанализировать их, устранив различия в терминологии. Такая перспектива могла бы даже способствовать увеличению числа системных и сокращению употребления узкоспециальных терминов, засоряющих науку. Чем большее значение мы будем придавать общим аспектам социологии, обсуждаемым на ежегодных совместных сессиях, конференциях, а также в различных публикациях, тем точнее мы выявим, в какой мере можно говорить о единой науке - социологии.

Единство - явление одновременно и социальное, и интеллектуальное, следовательно, необходимо изучать к общественные механизмы, способствующие осознанию себя представителями единой науки. Американская социологическая ассоциация делает все возможное в этом направлении, но далеко не все социологи - ее члены. К тому же при формировании руководства и составлении планов работ АСА слишком ориентирована на мнение университетских ученых, считая, что они представляют весь отряд социологов. Ежегодные совещания собирают на несколько беспокойных дней около 3 тыс. социологов. Хотя сами сессии все больше становятся инструментом дальнейшей специализации социологии. Например, в 1988 г. 43% «регулярных» сессий проведено отдельными научными секциями, а многие другие «регулярные» сессии были посвящены темам, для разработки которых существуют специализированные секции.

Нас также могли бы объединить публикации, но я сомневаюсь в реальности этого, поскольку наши журналы независимо от желаний редакторов обычно обращаются к узкоспециализированной аудитории. Например, предполагается, что ведущий журнал «Американское социологическое обозрение» должен представлять лучшие достижения социологии. Однако с точки зрения многих читателей этот журнал состоит из длинных научных докладов на специальные темы, только немногие из которых представляют общий интерес. Кроме того, в нем доминируют часто весьма изящные исследования, однако выполненные с применением чисто количественных методов. Некоторые социологи даже высказывают мнение, что «Американское социологическое обозрение» фактически представляет собой методологический журнал сторонников количественных методов, которые не хотят или не могут читать еще более специальные статьи по технике исследований, помещаемые в журнале «Социологическая методология». Конечно, случаются исключения из правил, и новая редакция публикует такие «исключения» чаще, чем прежняя. В целом, однако, большинство основных статей по-прежнему представляют собой однотипные отчеты о довольно узкоспециальных исследованиях примерно одинакового объема. Иногда создается впечатление, что «заправляют» журналом прежде всего сами авторы, а редакции, даже если ей хотелось бы издавать журнал по-другому, остается лишь контролировать качество статей и регулировать их поток.

Журнал «Современная социология», вероятно, наиболее общий из всех: в нем представлены обзоры большей части книг, публикуемых социологами. Поскольку обзоры сгруппированы по направлениям, читатели могут получить своего рода общее представление о социологии, читая журнал «насквозь». И, напротив, многие читатели «Американского социологического обозрения» лишь пробегают глазами оглавление, читают одну—две статьи и откладывают номер в сторону. Годами социологи говорят друг другу, что многие статьи трудно понять, что они неинтересны. Постоянно раздаются жалобы, иногда появляющиеся в печати [8, р. 1—21], что в журнале никогда не затрагиваются трудные проблемы и спорные вопросы, коих немало в американском обществе.

Данные замечания предназначены не для критики редакционных работников, поскольку они усердно и кропотливо выполняют задачи не менее значительные, чем любой другой действительный член Американской социологической ассоциации. Более того, я не считаю, что наш главный печатный орган должен быть чем-то иным, нежели журналом, публикующим статьи об исследованиях, однако в нем следует помещать больше отчетов, построенных на методах качественного анализа, а также теоретических и исторических статей (есть один способ гарантировать публикацию отчетов об исследованиях с применением качественного анализа и теоретических статей — представлять их в достаточно большом количестве и на таком высоком качественном уровне, чтобы журнал не мог их не опубликовать).

Чтобы не изменять коренным образом «Американское социологическое обозрение», нам необходим еще один социологический журнал, который будет публиковать статьи, представляющие общий интерес для социологов. Хотя такой журнал должен быть предназначен для социологов, а не для непрофессионалов, и отличаться высоким интеллектуальным уровнем, ему не следует увлекаться техническими вопросами исследований. Это увеличило бы тираж и сделало его рентабельным для академического издателя. Мы не станем пионерами в создании такого периодического издания, так как в 1987 г. Американская экономическая ассоциация начали выпускать журнал «Экономические перспективы», в первом номере которого указывалось, что он является «научным журналом, предназначенным для самого широкого круга экономистов».

Редакторы нового журнала должны будут, по-видимому, использовать свои интуицию, опыт и духовно-ценностные ориентации, решая, в чем нуждаются и чего хотятих читатели — социологи. Позволю себе, однако, все же перечислить некоторые типы статей, которых этот читатель ждет.

1. Анализ общих интеллектуальных проблем в социологии, включая, например, изучение роли и влияния социологии в Америке, релевантность социологии в постиндустриальном обществе, отношения между американской социологией и американской экономикой.

2. Развернутое обсуждение я критика современных теорий и тенденций в теоретизировании, а также фундаментальных или дискуссионных проблем эмпирических исследований, преподавания и практической социологии.

3. Обзорные статьи о социологически релевантных работах в других науках, таких как общественная экономика, литературная критика и теория познания.

4. Отчеты об исследованиях (но не о технике исследования) и «ежегодное обозрение социологии») — хорошо написанные статьи о современных общепризнанных или дискутируемых тенденциях в американском обществе: например, снижающаяся мобильность среднего класса, причины распространения наркотиков или взаимоотношения между элитарной и массовой культурами, их конвергенция. Эта группа статей может также включать анализ в духе популярной социологии, например, распад нуклеарной семьи, рост меркантильности и стяжательства в 80-е годы, роль «йаппи» и «беби-бумеров»(«йаппи» и «беби-бумеры» - современные молодежные течения в США (80-е годы) в американской культуре и экономике.

5. Социологический анализ главных текущих событий, американских и зарубежных, в экономике, политике и культуре.

6. Большие обзоры, по качеству близкие к «Нью-йоркскому книжному обозрению»), рассказывающие о важных социологических трудах, как известных, так и несправедливо обойденных вниманием, а также книгах, имеющих большое значение для нашей науки, но написанных не социологами.

7. Социологического характера статьи, появление которых в таких изданиях как «Комментарии», «Американский социолог» или в журналах прикладного направления маловероятно: например, анализ источников конфликтов в научных учреждениях, обзоры социологических программ с точки зрения студентов, проблемы социологической практики в организациях, ориентированных на получение прибыли. Причем, такие статьи зачастую должны быть анонимными.

8. Биографии видных социологов (и не только прошлых лет).

9. Провоцирующие дискуссии статьи, выдвигающие необычные и еще непроверенные (а такие, которые невозможно проверить) гипотезы или предлагающие глубокий анализ проблем социологии, выполненный неспециалистами.

10. Более короткие или облегченные статьи, например: социологические обзоры изобразительного искусства, литературы и кинопродукции как высокого, среднего, так и примитивного уровня, или анализ того, как изображаются социологи в американских романах, фильмах, телевизионных передачах и даже в карикатурах.

Живой яркий журнал, отвечающий общим интересам, может помочь нам немного сблизиться, в то время как специализация продолжает разъединять нас. Кстати, этот наилучший способ внести определенное единство в наше многообразие заставляет меня снова вернуться к главной теме: необходимости служить обществу и в целом, и каждой его части в отдельности. Если мы будем приносить больше пользы людям в качестве преподавателей, исследователей, писателей, специалистов-практиков, а главное - экспертов, консультантов и критиков, то ощущение и осознание этого укрепит общность наших целей. Будучи полезными, мы сможем больше гордиться своей наукой, а гордость сама по себе - крепкий социальный цемент. И если у нас будут новые причины гордиться социологией, то в предстоящие годы мы наверняка вырастем и интеллектуально, и во всех других отношениях.

ЛИТЕРАТУРА

1. Myrdal G. The Challenge to Affluence. N. Y.: Pantheon, 1963.

2. Keller S. The American Dream of Comnmnity: An Unfinished Agenda // Sociological Forum. 1988. V. 3.

3. Jacoby R. The Last Intellectuals: American Culture in the Age of Academic. N. Y.: Basic Books, 1987.

4. Duncan 0. D. Duncan Requests Reconsideration of Award! // Footnotes. 1974. № 9.

5. Hirschman С. Eastern Sociologists // Eastern Sociological Society News. 1987. № 8.

6. Komarousky M. Some Persistent Issues of Sociological Polemics // Sociological Forum. 1987. V. 2.

7. Winkler К. J. New Breed of Scholar Works the Territory That Lies Between History and Geography // Chronicle of Higher Education. 1986. V. 33. № 4.

8. Wilner P. The Main Drift of Sociology Between 1936 and 1984 // History of Sociology. 1985. № 5.

Ганс Г. Социология в Америке: наука и общество / Пер. с англ. 3.П. ВОЛЬСКОЙ и А.В. ЛИПСКОГО. Статья перепечатывается из журнала «American Sociological Review. - 1989. - V. 54. - № 1 // СОЦИС. – М.: «Наука», 1990. - № 5. – С. 130-144.

ГАНС Герберт — профессор социологии Колумбийского университета (США), президент (1989) Американской Социологической Ассоциации (АСА), автор семи монографий.

Ирвинг ГОФМАН

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ СЕБЯ ДРУГИМ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ

ЛИЧНОСТЬ—ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ—ОБЩЕСТВО

За последние годы предпринимались немалые усилия свести в одну теоретическую рамку понятия и находки из трех различных областей исследования: отдельной личности, социального взаимодействия и общества как целого. Я хотел бы предложить одно простое добавление к этим междисциплинарным попыткам.

Когда индивид появляется перед другими, он и сознательно и непреднамеренно проецирует определение ситуации, важной частью которого является сообщаемое представление о самом себе. Когда происходит событие, по выразительным средствам несовместимое с этим насаждаемым впечатлением, значимые последствия этого одновременно ощущаются на трех уровнях социальной реальности, каждый из которых подразумевает другую точку отсчета и другой порядок фактов.

Во-первых, социальное взаимодействие, толкуемое в данном исследовании как диалог между двумя командами, может прерваться в обстановке общего смущения и замешательства. Ситуация может перестать быть определенной, прежние позиции могут стать в дальнейшем незащитимыми, и участники могут вдруг оказаться без намеченного курса действий. Как правило, участники чувствуют некую фальшивую ноту в сложившейся ситуации и начинают испытывать замешательство. Другими словами, маленькая социальная система, созданная и упроченная упорядоченным социальным взаимодействием, становится дезорганизованной. Таковы последствия указанного срыва с точки зрения социального взаимодействия.

Во-вторых, срывы исполнения дополнительно к этим дезорганизующим последствиям для действия в данный момент могут иметь и более глубокие последствия. Аудитории склонны воспринимать личностный образ Я, проецируемый индивидуальным исполнителем во время любого текущего выступления, в качестве какого-то ответственного представителя группы его коллег, его команды и его социальной организации. Кроме того, аудитории воспринимают конкретное исполнение данного индивида как свидетельство его способности исполнять определенную рутину и даже как свидетельство его способности исполнять любую рутину. В известном смысле эти более крупные социальные единицы (команды, организации и т. д.) каждый раз попадают в зависимость от того, как их индивидуальный представитель исполняет свою рутинную партию, поскольку с каждым очередным таким исполнением легитимность этих единиц часто заново подвергается испытанию, а их долговременная репутация ставится на карту. Зависимость этого рода особенно сильна в некоторых специальных исполнениях. Например, когда хирург и его сестра по случайному совпадению одновременно отворачиваются от операционного стола и пациент, находящийся под анестезией, скатывается с него со смертельным исходом, то не только скандально срывается единичная операция, но может пострадать сложившаяся репутация этого врача как профессионала и как человека, а также репутация всей больницы. Таковы возможные последствия срывов исполнения с точки зрения социальной структуры.

Наконец, часто встречается глубокое самоотождествление Я индивида с какой-то конкретной ролью, организацией или группой, что формирует его самопонимание в качестве человека, который не срывает социального взаимодействия и не подводит социальные подразделения, зависящие от этого взаимодействия. Если же случается срыв, то может появиться сомнение в тех самооценках, вокруг которых строилась личность этого индивида. Таковы последствия, которые могут быть вызваны срывами исполнения, с точки зрения отдельной личности.

Итак, последствия срывов исполнения можно рассматривать на трех уровнях абстракции: личности, взаимодействия и социальной структуры. Хотя вероятность срыва, а также социальная важность вероятных срывов, широко варьируются от одного взаимодействия к другому, все же, по-видимому, нет такого взаимодействия, в ходе которого его участники не имеют существенных шансов испытать легкое затруднение или менее значительных шансов пережить глубокое унижение. Жизнь по большей части не является азартной игрой, но природа взаимодействия — игровая. И поскольку люди прилагают усилия избегать срывов взаимодействия или исправлять те из них, которых избежать не удалось, то эти усилия будут иметь одновременные последствия тоже на всех трех вышеуказанных уровнях. В таком случае логично связать эти три уровня абстракции с существующими исследовательскими перспективами, с точки зрения которых изучают социальную жизнь.

СРАВНЕНИЯ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ВОЗМОЖНОСТИ

В этой книге использовались иллюстрации из практики не только англо-американского общества. Поступая так, я вовсе не думал, будто представленная в ней система понятий свободна от всякой культурной ограниченности или применима в тех же областях социальной жизни в незападных обществах, как и в нашем западном. Для последнего характерна социальная жизнь, протекающая в замкнутых помещениях. Западный человек предпочитает действовать в стационарной обстановке, удерживая посторонних за пределами действия и используя возможность некоторого уединения для комфортной подготовки перед публичным шоу. Раз, начав представление, он склонен доводить его до конца и при этом тонко чувствует дисгармоничные ноты, возникающие по ходу исполнения. Если человека в западном обществе уличают в ложном представлении другим, то он, как правило, переживает глубокое унижение. Принимая как данность западные общие драматургические правила и наклонности в поведении, не следует упускать из виду целые области жизни в других обществах, где люди явно следуют иным правилам поведения. Сообщения западных путешественников переполнены неожиданными случаями, в которых их подводило драматургическое чутье, так что если ставить цель получения обобщений с охватом опыта других культур, то необходимо рассматривать эти случаи наравне с более привычными для западного ума. Так, надо быть готовым к тому, что в Китае, в любом частном доме, хотя бы в одной, чайной, комнате, можно увидеть удивительно гармоничные и осмысленные церемониальные действия и убранство, в крайне незатейливых ресторанчиках могут подавать чрезвычайно изысканную еду, а в тайниках лавчонок, которые выглядят как шалаши, набитые неприветливыми, развязными продавцами, могут храниться завернутые в старую оберточную бумагу рулоны чудесного, тончайшего шелка ⁽MacgowanJ. Sidelights on Chinese life. Philadelphia: Lippincott, 1908. P. 178-179). Человеку, живущему среди людей, ревностно заботящихся о сохранении лица друг перед другом, полезно узнать следующее:

К их счастью, китайцы не верят в необходимость домашних тайн так, как верим мы. Они не возражают, чтобы все подробности их повседневного опыта видел каждый, кто захочет. Как они живут, что они едят, и даже семейные ссоры, которые мы так стараемся скрывать от публики — все это, по-видимому, считается общим достоянием, а не исключительным владением наиболее заинтересованной в происходящем конкретной семьи ⁽Ibid. P. 180-181).

Не должно удивлять, что в обществах с прочно утвердившимися неэгалитарными статусными системами и сильными религиозными ориентациями люди порой менее серьезно относятся ко всей драме гражданской жизни, чем на западе, и преодолевают социальные барьеры грубоватыми жестами, которые апеллируют к человеку, скрытому под маской, гораздо более открыто, чем посчитал бы позволительным для себя американец.

Более того, надо быть очень осторожными при любых попытках охарактеризовать собственное общество как целое встречающимися в нем драматургическими практиками. К примеру, известно, что при теперешних отношениях управляющих и рабочих одна команда может пойти на совместные консультационные встречи с противной стороной, зная про себя, что возможно скоро понадобится создать видимость гневного ухода с такого совещания. Дипломатическим командам иногда тоже приходится ставить похожие спектакли. Другими словами, хотя в нашем западном обществе команды обычно обязаны усмирять свой гнев, подчиняясь рабочему соглашению, бывают случаи, когда команды наоборот обязаны прятать свой истинный облик трезвомыслящей оппозиции за притворной демонстрацией несдержанных чувств. Точно так же, иногда складываются такие обстоятельства, при которых люди, желают они этого или нет, вынуждены прекратить взаимодействие, чтобы спасти свою честь и свое лицо. Для ясности было бы благоразумней начать анализ этого драматургического разнообразия с более мелких социальных единиц, с небольших социальных образований или классов образований, с описания конкретных статусов, сравнения документов и изменений скромного масштаба методом исторического изучения отдельных случаев. Для примера возьмем следующую информацию о спектаклях, которые на законном основании дозволяется ставить бизнесменам:

За последние полвека заметное изменение претерпели позиции судов по вопросу границ оправданного доверия. Более ранние судебные решения, под влиянием преобладавшей доктрины «caveat emptor» («бди, покупатель!»), сильно напирали на «долг» истца оберегать самого себя и не доверять своему противнику и придерживались мнения, что истец не имел права полагаться даже на прямые позитивные утверждения лица, с кем он вступил в официальную сделку. Предполагалось, что от любого можно ожидать попытки перехитрить в сделке другого, насколько хватит умения, и что только дурак будет ждать от людей всеобщей честности. Поэтому истец, по общему мнению, обязан был провести более или менее основательное расследование и составить собственное суждение. Признание новой нормы деловой этики, требующей, чтобы высказывания о фактах были по меньшей мере правдивыми и точно сформулированными, а во многих случаях и безусловно истинными, привело почти к полному изменению этой установки.