Эволюционная теория Б.Ф. Поршнева

«Звено», которого недоставало теории антропогенеза, основанной на симиализме(от лат. simia «обезьяна»), в 1860-е гг. представлялось единственным связующим и по своим признакам чем-то средним между обезьяной и человеком. Впоследствии, благодаря успехам археологии, было открыто очень много подобных звеньев: перед учеными умами прошел целый «парад» многообразных существ, которых эволюционная теория поставила между ископаемыми высшими обезьянами и человеком современного вида. Считать ли их обезьянами с примесью человеческих черт или людьми с примесью черт обезьяньих? Обнаружение ископаемых этих «средних» существ, привело выдающегося палеопсихолога ХХ века Б.Ф. Поршнева к заключению о наличие на первоначальной арене человеческой истории животного вида, представители которого ничуть не являются ни обезьянами, ни людьми. Проведя их обширное исследование в работе «О начале человеческой истории. Проблемы палеопсихологии», ученый, чтобы не употреблять термин «обезьяночеловек», предложил называть их троглодитидами. Это были существа прямоходящие, но бессловесные, независимо от того, изготовляли они орудия или нет; они заняли, по мнению Поршнева, экологическую нишу некрофагов (поедателей падали), поскольку не могли конкурентно бороться за пищу с высокоспециализированными для охоты хищниками. Благодаря применению тяжелых и острых камней, троглодитиды стали высоко оснащенными раскалывателями, разбивателями, расчленителями крепких органических покровов. Тот же самый механизм раскалывания был перенесен ими и на сами камни для получения лучших рубящих и режущих свойств. Поршнев прослеживает, как из популяции троглодитид от архантропов отделились палеоантропы, усовершенствовавшие свою способность находить мясную пищу в самых разнообразных ландшафтах, жить в симбиозе с различными животными. Но и на них надвигался экологический кризис, связанный с колебаниями численности хищников и травоядных. Теория антропогенеза, таким образом, призвана объяснить, как именно произошло расхождение (дивергенция) между палеоантропами (животными) и неоантропами, то есть людьми в собственном смысле слова.

Главным отличием человека от животных Поршнев считал наличие второй сигнальной системы. Данное понятие было введено русским физиологом И.П. Павловым в связи с тем, что мозг животного отвечает лишь на непосредственные раздражения (зрительные, звуковые и др.) или их следы; возникающие в результате этих ответов ощущения и составляют первую сигнальную систему. Человек же сверх этого способен обобщать при помощи слова бесчисленные сигналы первой сигнальной системы, при этом слово само начинает функционировать в качестве сигнала. Таким образом, вторая сигнальная система – это система речевых сигналов и особая, свойственная только человеку форма высшей нервной деятельности.

Согласно Поршневу, речевая деятельность определяет в конечном счете все свойства и процессы человеческой психики. Она позволяет обобщать опыт, воплощать мысль, осуществлять общение между людьми. Целенаправленная деятельность человека, в том числе и труд, отличный от механического, инстинктивного труда животных, предполагает сознательную цель, которая по аналогии с законом определяет способ и характер его действий. В качестве этой цели может предстать экстероинструкция (команда) или аутоинструкция (намерение, план, замысел). Человеческий труд, таким образом, производен от способности человека формулировать для себя подобную инструкцию.

К речевым механизмам мозга относятся не только участки, управляющие собственно аппаратом речи, но и лобные доли, которые, преобразуя речь в задачи, дирижируют всем поведением, затормаживая все не отвечающие сформированному требованию импульсы и мотивы. Итак, вторая сигнальная система человека тормозит выполнение команд его первой сигнальной системы и стимулирует такие действия индивида, которые, не являются прямым реагированием на среду.

Кроме того, применительно к ситуации межиндивидуального взаимодействия вторая сигнальная система обеспечивает возможность суггестии (внушения), то есть побуждения к реакции, противоречащей рефлекторным побуждениям организма. Поршнев рассматривает суггестию в качестве ядра речевого общения, выделяя две фазы воздействия человека на человека: 1) фаза отмены определенных реакций, обозначаемая Поршневым понятием интердикции (запрета); 2) фаза прескрипции (предписания), подразумевающая приказ произвести определенное действие благодаря принудительной, суггестирующей силе слова.

Еще одним важным понятием для Поршнева является торможение. В каждом живом теле нет, очевидно, ни одной мышцы, ни одной железы, которые не получали бы в каждый данный момент бодрствования больших или малых импульсов возбуждения от каждого участка сенсорно-анализаторной системы. Однако они все бездействуют, все заторможены. Это торможение обусловлено запуском тормозной доминанты – механизма выделения наиболее неотъемлемых на данный момент времени импульсов организма посредством глушения всех остальных. Изучив данный психофизиологический феномен, Поршнев утверждает, что в высшей нервной деятельности животных налицо нечто, что могло бы быть охарактеризовано как противоположное, обратное их биологически рациональному рефлекторному функционированию. Как же совершился переход к специфической только для человека форме торможения? Отвечая на этот вопрос, Поршнев обращается к феномену неадекватных рефлексов.

Неадекватные рефлексы – это сопутствующие, явно не адекватные раздражителю реакции, наблюдаемые в моменты столкновения тормозного и возбудительного процессов. Например, у обезьян наблюдаются следующие типы неадекватных реакций: 1) отрицательные реакции – движение «от» вместо движения «к» (отбегание от кормушки вместо подбегания, отворачивание, зевание, крики и др.); 2) реакции на окружающую обстановку – разрушительные и ориентировочные действия, например ковыряние стен или пола, расчленение предметов, манипулирование ими и др.; 3) реакция «на себя» – почесывание, облизывание, обнюхивание, рассматривание себя и т.п. Согласно Поршневу, «депо неадекватных рефлексов» характерное для предковой формы человека, было куда большим, чем у современных высших животных. Какова же их роль в антропогенезе при становлении второй сигнальной системы? Собственно интердикцией, по мнению Поршнева, следует назвать такое воздействие неадекватного рефлекса, когда он, давая пример для имитации, провоцирует в другом организме активное торможение и тем самым временно «запрещает» это действие. В таком случае исходное звено перестает быть собственно неадекватным рефлексом, а может биологически закрепиться просто как акт воздействия на поведение другого индивида.

Дело в том, что сила имитации заразительна помимо какого бы то ни было подкрепления. Имитация (подражательное поведение) очень распространена в природе, но подражательный рефлекс этологи обычно фиксируют у «зрителя» – особи, заимствующей чуждую поведенческую активность. Поршнев же предположил, что у приматов стал развиваться и иной механизм имитации – активное стимулирование «актером» подражательного механизма «зрителя». Например, когда механизм «доминирования» вожака, полезный в стае, становится вредным и жизненно опасным в больших скоплениях, его возможно приостановить при помощи интердикции: члены стада могут прервать командный сигнал вожака, дистантно вызвав у него, скажем, почесывание в затылке, или зевание, или засыпание, или еще какую-либо реакцию, неодолимо провоцирующую в нем подражание.

Поршнев допускает, что у высокоорганизованных предков человека были гигантские возможности активного воздействия на центральную нервную систему животных. Если не усматривать в доисторическом прошлом обязательно войну нашего предка со всем животным миром, то откроется широчайшее поле для реконструкции его тесной и бескровной связи с различными живыми существами. Вероятно, палеоантроп был способен вызывать имитативно-интердиктивную реакцию у животных, подражая их видовым голосам, в немалой части представлявшим собой неадекватные рефлексы. А поздние мустьерцы, проживавшие 100-35 тыс. лет назад, освоив сигнальную интердикцию в отношении зверей и птиц, наконец, возымели тенденцию все более распространять ее и на себе подобных. Те, кто испытывал на себе силу внушения, чтобы окончательно не превратится в объект манипуляции, воспитали в себе нейрофизиологический механизм противодействия, то есть способность невнушаемости, неконтактности.

Таковым являлось начало дивергенции палеоантропов и неоантропов, в ситуации которой будущий человек выстроил дистантные отношения с собственным предковым видом. По предположению Поршнева, неоантропы стремились отселиться как можно дальше от палеоантропов, передвигались по водным путям, рекам и океанам на бревнах. Позже процесс взрывного расселения неоантропов, бегущих от палеоантропов, сменится процессом освоения практики соседства: люди станут возвращаться к людям или оставаться среди людей – так начнется история человечества.

Итак, вторая сигнальная система родилась на фундаменте интердикции. Это был объективный механизм межиндивидуального воздействия на поведение. Затем возникла «интердикция интердикции» – свойственный только Homo sapiens защитный механизм от манипулирующего поведением воздействия.