Поучение в пятую неделю великого поста («Рече има Иисус: можета ли пити чашу, юже Аз пию? Она же реста Ему: можева» (Мк.10: 38, 39)). 6 страница

О, как ложна надежда твоя, Сампсон! Ибо уже не вырвешься теперь из рук врагов твоих, как много­кратно вырывался прежде, ибо уже отступила от тебя сила твоя. Но не уразумел Сампсон, что отступил от него Господь: и взяли его иноплеменники, и выколо­ли ему глаза.

Обратим здесь внимание на две вещи. Во-первых, Сампсон не знал, что отступил от него Господь, ушла сила его, и, во-вторых, в своем неведении он питал ложную надежду на прежнюю победу над врагами. «Выйду, — сказал он, — как и прежде».

Подобно сему и человек, возвращающийся после покаяния к своим прежним грехам, успокаивает себя надеждой, говоря: согрешу, а потом снова покаюсь, как и прежде каялся; прогневаю Бога, а потом испрошу у Него прощение, как испрашивал и прежде; осквернюсь и снова омоюсь покаянием, как омывался и прежде. О, ослепленная надежда грешника! О, глупый разум! О, тщетное ожидание! Вот уже отступил от тебя Господь, отступила сила Божьей благодати, прежде помогавшая тебе. Вот уже руки иноплеменников на тебе, руки вра­гов твоих адских уже на тебе. Уже схватили они тебя, выкололи твои разумные очи, сковали тебя злыми гре­ховными привычками, и теперь уже не известно, осво­бодишься ли ты, вырвешься ли ты из рук их. Не изве­стно, будет ли тебе дано время для покаяния. Не изве­стно, получишь ли ты благополучный момент, когда си­ла благодати Божией снова возвратится к тебе и под­нимет тебя от твоего лютого падения, ибо ушла от те­бя, отрясши прах от ног своих и говоря: «Се оставля­ется тебе дом твой пуст»; и войдут в тебя семь ужасных греховных бесов, и будут тебе последние грехопадения горше первых. Горше; ибо, придя в глубину зол, ты воз-нерадишь и отчаешься, а что последует за отчаянием, ты сам знаешь.

Много лучше, примирившись с Богом после первой греховной вражды, жить с Ним в неразрывном мире, а не снова поднимать брань против Него с тем, чтобы потом примириться. Лучше, найдя однажды Бога, все­гда держаться Его, чем снова терять Его, чтобы опять искать Его, ибо, ища Бога покаянием после первого грехопадения, ты можешь быть уверен, что найдешь Его: «Взыщите, — сказано, — Бога, и жива будет душа ваша» (Пс. 68: 33); «Ищяй обретает» (Мф. 7: 8). Ес­ли же, согрешив самовольно в другой раз, ты снова за­хочешь найти Его, то в другой раз уже не известно, найдешь ли Его.

Мария, сестра Лазарева, дважды искала Господа своего: в первый раз, когда болел брат ее Лазарь, она послала к Нему, говоря: «Господи, егоже любиши, бо­лит» (Ин. 11: 3); во второй же раз она искала Господа, когда Он воскрес из гроба. Первое искание сопровож­далось уверенностью, ибо она знала, где находится Гос­подь. «Бяше бо тогда на оном полу Иордана, на месте, идеже бе Иоанн прежде крестя» (Ин. 10: 40). Второе же искание было полно неизвестности и очень болез­ненно, ибо она говорила: «Взяша Господа моего, и не вем, где положиша Его» (Ин. 20: 2).

Подобно сему и человеку, возвратившемуся к преж­нему злу, приходится тяжко скорбеть, ибо он не знает, где найти Господа. «Взяли, — скажет он, — грехи мои Господа моего из сердца моего, и не знаю, где положи­ли Его; не знаю, на каком месте найду Его; не знаю, мо­гу ли я вообще найти Его где-либо».

Не напрасно Писание, говоря, что «Бог есть Дух», приписывает Ему и такое свойство: «Дух, идеже хощет, дышет, и глас Его слышиши, но не веси, откуду прихо­дит и камо идет» (Ин. 3: 8). Рассуждая о сем, кто-то из благоразумных говорит так: «Не знаешь, откуда идет, тогда, если не уверен, достоин ли ты любви или же не­нависти, милосердие ли Он явит тебе или гнев, даст ли награду тебе или готовит жестокий суд. Не знаешь же, куда от тебя уходит, тогда, если ты не уверен, вблизи ли Он постоит где-либо немного, желая снова возвратить­ся к тебе чрез малое время, или же Он далеко ушел и возвратится только чрез долгое время, или, наконец, ос­корбленный тобою, Он уходит на веки, не желая никог­да возвращаться к тебе».

Итак, не говори себе: вот я нарочно опять согрешу и снова покаюсь; опять умру греховной смертию и сно­ва оживу в покаянии. Послушай святого Назианзина, который покаявшегося грешника уподобил воскресше­му Лазарю, говоря: «Остерегайся, человек, чтобы снова не умереть и не быть связанным путами греха, ибо не известно, будешь ли ты снова восстановлен к жизни».

Вот уже ясен теперь и другой вред души — вред внутренний, совестный, не легко видимый и не легко врачуемый; это — неопределенная, особенно же ложная, надежда и ожидание нового восстания от грехов, к ко­торым человек возвращается после покаяния. Такой че­ловек болеет обоими этими повреждениями вместе, как разумом — внешностью душевной, так и совестью — внутренностью душевной; разумом он унижает себя, а надеждой совсем губит. О, как ужасно зло в том, что после покаяния возвращаются к прежним грехам и беззакониям! Какое зло можно найти более горькое, когда Господь говорит: «Да не горее ти что будет»? Горше всего то, что совершенно погубляет человека из среды живущих и истребляет, причем истребляет на веки, на бесконечные века. Что же так губит человека? А уже одно огорчение, прогневление Бога является для такого человека гибельным, ибо Бог поднимается тогда на суд праведный и неумолимый и неожиданно преда­ет такого человека вечному наказанию. Что же подви­гает Бога на неумолимый суд? Ничто так не подвигает, как то, что человек после покаяния снова возвращает­ся к злым делам, утешая себя надеждой на новое пока­яние и прощение, и безбоязненно грешит в надежде на Божие милосердие.

Послушаем, что говорит Писание в книге Иисуса, сына Сирахова: «О двоих печально бысть сердце мое, и о третьем ярость ми найде: муж борец изнемогаяй ни­щетою и муж разумен уничижен, и человек, иже воз­вращается от правды на грех: Господь уготовит его на меч» (Сир. 26: 24—26). Вот мы слышим: возвращаю­щийся от правды, то есть, покаяния, которое оправды­вает человека, возвращающийся на грех надвигает на себя гнев Божий и предается мечу вечного наказания. Человек, возвращающийся ко греху, вторично распина­ет Сына Божия и попирает Его дражайшую кровь, про­литую за спасение мира. Таким нашим злонравием мы уподобляемся злобному Саулу, первому израильскому царю; ибо отступил от Саула Бог за его тяжкий грех: «Отступи Дух Господень, и давляше его дух лукавый» (1 Пар. 16: 14). Мучится Саул нечистым духом, а юно­ша Давид играет ему на гуслях; и эта музыка так дей­ствовала на Саула, что прекращалось его мучение, как говорит об этом Писание: «И бысть егда быти духу не­чистому в Сауле, приимаше Давид рукама своима гус­ли и пояше; и отдохну Саул, и благо ему бысть, и от­ступи от него дух нечистый» (ср. 1 Цар. 19: 9—10). Что же Саул делает Давиду за сие благодеяние? Чрез некоторое время, когда Давид играл на гуслях, отдох­нувший и пришедший в себя Саул увидел пред собою его с гуслями и, вспомнив свою прежнюю зависть и злобу, схватил копье и бросил в Давида, желая его убить; и убил бы, если бы Давид быстро не отклонился в сторону и не убежал от Саула, копье которого разби­лось в стену. Удивляясь сему, Василий Селевкийский говорит: «За врачевство Саул приносит Давиду убийст­во; как будто он для того и пришел к здравому уму, чтобы снова поработать зависти».

Мы же, грешные, скажем про себя так: за проще­ние прежних наших грехов мы, окаянные и злонрав­ные, возвращаясь к прежним нашим грехам, вместо воздаяния или благодарения Христу Богу нашему снова приносим Ему распятие, снова убийство, как будто для того только мы и были разрешены от прежних наших грехов, чтобы теми же и даже тягчайшими грехами снова прогневать Бога нашего. А что злее сего? Что гор­ше? Что ужаснее? Покаялся ли Саул в своем грехе, по­лучил ли прощение: о том мы не читаем, но зато зна­ем, что он был совсем оставлен Богом и погиб душой и телом, пронзивши самого себя мечом.

Будем ли и мы в состоянии придти к истинному по­каянию, получим ли мы снова прощение грехов: об этом не знаем; Бог знает, уж не оставил ли Он нас навсегда? Не приготовил ли для нас меча вечного наказания?

Убоимся же и мы, братие, возвращаться к преж­ним нашим злым делам, не будем даже и думать о них, чтобы не подвергнуться нам еще более ужасным мукам. Каждый из нас пусть говорит душе своей: «Се здрава еси» по благодати Божией чрез святое покаяние, «ктому не согрешай, зане горее ти что будет»!

О, Господи! Ты Сам подай нам то, что велишь! Ты Сам охраняй нас от ужасных грехопадений во все дни жизни нашей. Аминь.

19. Поучение в шестую неделю по Пасхе, о слепорожденном («Сотвори (Иисус) брение от плюновения и помаза очи брением слепому, и рече ему: иди умыйся в купели Силоамстей» (Ин. 9: 6, 7))

Прелюбезные мои слушатели! Велико чудо Христа Спасителя нашего, совершившееся на слепорожденном, и исполнено оно великого удивления. Поелику же все дела Христовы исполнены не только удивления, но и пользы, ибо все творимое Им было на нашу пользу, то поищем какой-либо пользы и в нынешней евангельской истории о прозрении слепорожденного: предложим в нашем рассуждении вышесказанные евангельские слова и истолкуем их вкратце, «Господу споспешествующу и слово утверждающу».

«Сотвори брение от плюновения».

Сие не дивно для слюны Господней, изшедшей из пречистых уст Его, ибо она имела силу к уврачеванию очей слепорожденного. Дивно же то, что брение, прах, земля, смешанная, соединенная со слюной Господней, получила ту же врачебную силу. Это значит, что чудо­действенная благодать Божия если соединится с какой-либо вещью, то и вещи, соединенной с ней, сообщает такое же чудодейственное свойство, которым обладает и сама. Некогда огонь Божественный соединился на Си­нае с купиной, и купина не сгорала. А почему? Пото­му, что хворост купины воспринял от того чудесного ог­ня ту дивную силу, чтобы не опалиться огненным пла­менем. Соединилась еще Господня благодать и с ветхозаветным ковчегом завета, а вы сами знаете, какую он получил от нее силу и как чудодействовал. Подобным образом и слюна Господня, соединившись с перстью земной, даровала ей такую же чудодейственную силу к уврачеванию слепых очей.

Мы же здесь научимся, какое великое значение имеет то, если кто-либо соединится с Богом.

Мы удивляемся великим угодникам Божиим, кото­рые, живя в мире сем, сотворили великие чудеса. Они просветили слепых, исправили хромых, многих, стояв­ших уже у порога смерти, восставили к жизни, исце­ляли в людях всякую болезнь и всякую язву и воскре­сили многих мертвых. Откуда же в них была сила та­ких чудотворений? Почему? А потому, что они были крепко соединены с Богом, и, притом, так крепко, что разлучить их с Богом не могло ничто, согласно словам апостола: «Кто ны разлучит от любве Христовы? Скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или меч? Ни огонь, ни меч» (Рим. 8: 35). О, если бы мы научились соединяться с Богом! Мы тогда просветили бы нашу слепоту душевную, исправили бы нашу сер­дечную хромоту, избавились бы от наших греховных болезней, возвратились бы от врат адских к райским вратам жизни и от греховной смерти воскресли бы к добродетельной жизни.

Чем же и как мы можем соединиться с Богом? Чем? Любовию, согласно написанному: «Пребываяй в любви в Бозе пребывает, и Бог в нем пребывает» (1 Ин. 4: 16). Как же? А вот как: любить нужно то, что Бог любит, и никогда не любить того, чего Бог не любит; делать то, что Богу угодно, и старательно избегать того, что не угодно Богу; стремиться усердно к тому, о чем Он ра­дуется и что повелевает Он, и никогда не помышлять о том, что Он возбраняет и за что Он гневается. Но что удивительнее всего, так это то, что любовь Божия, бу­дучи сама по себе столь сладкой, превосходя все чувст­венные и умные сладости (ибо Бог есть весь желание, весь сладость), не скоро кажется сладкой для человече­ского сердца, а некоторым она и всегда кажется горь­кой, и получается то, что один и тот же Бог и сладок, и горек: для одного сладок, а для другого горек. А что это правда, в том мы можем убедиться на примере той книги, которую святой Богослов не читает очами, но съедает зубами.

Вот видит святой Богослов в Откровении некоего великого ангела, сходящего с неба; и поставил он ноги свои подобно огненным столпам: одну на земле, другую же на море. В руке своей он имел разогнутую книгу, которую подал Богослову, говоря: «Прийми и снеждь ю» (Апок. 10: 9). О, ангел Божий! Не вели Богослову съесть ту небесную книгу; дай, пожалуйста, нам про­честь ее, чтобы мы узнали, что написано в ней, и кое-чему поучились из нее для нашей пользы; или же, по­жалуй, устно сообщи нам, что в ней написано!

Но не слушает нас ангел: не дает он прочесть кни­гу, не сообщает и устно, что в ней написано, но на­стойчиво велит Богослову: «Прийми и снеждь ю». Свя­той Богослов! Отвечай ангелу: «Никогда я не ел книг, и не для того пишутся книги, чтобы их есть, но для то­го, чтобы читать. Если я съем книгу, и съем, не прочтя, то какая мне будет польза, когда я не буду знать, что в ней написано?»

Молчит святой Богослов. Не прекословит он ангелу, но протягивает руки к той книге, берет, кладет в уста, ест и проглатывает. Скажи же нам, святой Богослов, хоть сие: есть ли какой-либо вкус в той книге, которую ты съел? Горька ли она, или сладка? Здесь Богослов свя­той отвечает нам, что вкус этой книги и сладкий, и горь­кий. «Снедох ю, — говорит он, — и бысть во устех мо­их яко мед сладка, во чреве же горька» (Апок. 10: 10).

Все эти вещи настолько дивны, что ум наш не по­стигает их, и только толковники Божественного Писа­ния нечто говорят нам о них.

Многие под этой книгой разумеют очень многое, но о всем рассказывать подробно нам не позволяет вре­мя, ибо слово наше чрезмерно может тогда затянуться. Другие же говорят нечто подходящее для нашей бесе­ды. По их толкованию, сия книга знаменовала собой слова Бога, сошедшего ради любви к людям на землю и желающего любовно жить в душах человеческих. Лю­бимому ученику она дается не для прочтения, ибо Гос­подь уже открыл ему раньше «безвестная и тайная пре­мудрости» Своей: он уже знает, что в ней написано. Дается же она на съедение, как хлеб, ибо слово Божие является хлебом духовным, и как мед, ибо по сладости своей оно выше меда и сотов. Как съеденная пища пре­творяется в человеческое естество, так и слово Божие, и любовь Божия, как бы отступивши от существа сво­его, желают быть в человеческом существе, ибо столь премного Бог возлюбил человека, «яко и Сына Своего единороднаго не пощаде»: «Тако возлюби Бог мир» (Ин. 3: 16). Под Иоанном же Богословом разумеется не только его одно лицо, но и вся находящаяся на зем­ле церковь Христова, в которой есть и уста, есть и чре­во. Праведные люди и угодники Божий — это суть церковные уста, согласно написанному: «Аще кто обра­тит грешника от заблуждения его, будет яко уста Моя» (ср. Иак. 5: 19, 20). А чрево — кто? Чревом являют­ся грешники, работающие чреву, о которых пишется: «Имже бог чрево, и слава их в студе» (Флп. 3: 19).

Посмотрим же, кому слово Божие сладко и кому горько. Устам — сладко, а чреву — горько, то есть, до­брым — сладко, а злым — горько: они преогорчили Бо­га. Господь сказал апостолам Андрею и Петру: идите за Мною, «и абие вся оставлыне, по Нем идоста» (Лк. 5: 11). Видите, как сладок был для них Господь. Говорил же Христос и богатому юноше: «Продаждь вся и раздаждь нищим, и пришед последствуй Ми; он же отъиде скорбя, бе бо имея стяжания многа» (Мф. 19: 21, 22). О, чрево! Ненасытное чрево! Не лучше ли тебе иметь в се­бе Бога, чем много богатства? Но для чрева богатство лучше, чем Бог. Хлопоты и заботы житейские для него слаще сладчайшаго Иисуса. О, блаженные уста, для ко­торых является сладким любезное слово Божие! О, про­клятое чрево, для которого Бог — горечь! Знай же всяк, что только любовно можно соединиться с Богом. По­старайся быть устами, а не чревом, и тогда поистине усладишься любовью Божией. При этом еще особенно нужно заботиться о том, чтобы, соединившись однаж­ды с Ним, больше не уходить от Него, но прикрепить­ся к Нему, как кожа к телу, дабы никогда и никаким образом не отлучаться от Него. Как кожа не может от­стать от тела, так и боголюбец не желает отлучиться от Бога. Но увы окаянству нашему! Святых угодников Бо-жиих не отлучили от любви Христовой ни меч, ни огонь; нас же, грешных, отлучает от Христа не огонь, горящий в дровах, но грех, попаляющий все члены на­ши; не меч, посекающий за Христа, отлучает нас от Христа, но привычки наши греховные удаляют нас от Бога. Всякая страсть наша, к которой мы привыкли и которую любим, особенно содействует отлучению нас от Бога, — больше огня и меча вещественного. Нет нужды, чтобы кто-либо устрашал нас огнем или грозил мечом, чтобы далеко отлучить нас от Бога и огорчить Его; это легко делает с нами одна какая-либо греховная страсть: «Кийждо бо (по апостолу) от своея похоти ис­кушается влеком и прельщаем» (Иак. 1: 14). О, грехолюбивый прах! О, земля оледеневшая! О, персть, не имеющая в себе влаги благодати Божией, персть сухая и разметаемая ветром! Ты удаляешься от Бога, зато и Бог удаляется от Тебя, а ты идешь к погибели, соглас­но написанному: «Удаляющийся от Тебе погибнут» (Пс. 72: 27).

Счастливо и блаженно было то брение, которое со­единилось со слюною из уст Христовых; но несравнен­но счастлив и блажен бывает тот человек бренный, ко­торый соединяется с Самим Христом. Тогда он бывает уже не болотом, но златом: «Яко злато, — сказано, — искуси его и обрете его достойна Себе» (Прем. 3: 5, 6). Такой уже не перстный, но небесный, не бренный, но одаренный нетлением. Как та трость, которая соедини­лась со слюною из уст Христовых, стала уже не перстью, но врачевством для слепого, так и человек, соединенный с Богом, является врачевством не только для своей ду­ши, но и для всех других. С таким если кто подружит­ся, поистине просветится душею: «С преподобным бо преподобен будеши» (Пс. 17: 26).

Мы же обратимся к словам евангельским: «Помаза очи брением слепому».

Господь наш, желая не только исцелить телесную слепоту, но уврачевать и душевное зрение, положил че­ловеку брение на очи, чтобы он всегда имел пред оча­ми своими землю, из которой создан, и чтобы не воз­носился гордым умом до небес, но всегда помнил древ­нее изречение Господне к праотцам: «Земля еси, и в землю паки пойдеши» (Быт. 3: 19). Многие люди в сем мире в своем благополучии забывают, что естест­во их бренно. Имущие в своих сокровищницах много злата считают себя златыми; богатые сребром считают себя серебряными; имеющие много камней драгоцен­ных считают себя камнем драгоценным; обладающие властью и могуществом считают себя богами, как и тот Ирод, которому народ восклицал: «Голос Божий, а не человеческий!»

Итак, Господь, желая исцелить слепого, полагает ему брение на очи и этим как бы говорит: «Слепорож­денный! Ты еще не видел от пелен твоих света дневно­го, не видел зато и суеты мирской. Ныне ты все сие увидишь: будут пред твоими очами злато, серебро и камни драгоценные: не желай их, но имей пред очами сие брение. Увидишь гордость мира сего, не пожелай ее, но помни о брении, помни, что ты прах и пепел. Увидишь ли ты красоту мирских лиц, не позавидуй им, но смотри на землю, из которой ты взят и в которую ты снова превратишься. Заграждай очи твои брением, то есть, памятью о смерти, чтобы не видеть суеты».

Люди израильские, вышедшие из Египта, пришли в землю моавитскую, к народу, крайне погрязшему в су­ете мирской и проводившему свою жизнь во многих мерзостях. Умер там раб Божий Моисей, и по повеле­нию Божию погребли его близ дома Фагорова, то есть, близ капища идола Фагора. Это идол Фагор был у моавитян богом плотской похоти, и в капище его совершались нечистые дела, которыми прельщались и многие из израильтян.

Итак, Господь повелел, чтобы Моисеев гроб нахо­дился близ Фагорова капища. Сие для того, чтобы он всегда говорил израильтянам, прельщающимся языче­ским сквернодействием: «Слушайте, люди мои! Не входите в Фагорово капище, не совершайте беззако­ния. Вот пред очами вашими гроб вашего вождя. Ско­ро и вы умрете, и тело ваше превратится в прах, а по­хоть в тление».

Здесь заключается наставление и для всякого. По­слушай же, человек: если ощутишь в сердце твоем Фа-гора — похотение плотское, греховное, тотчас пред­ставь пред очами твоими твою могилу, твой гроб, в ко­тором ты превратишься в прах и пыль, и таким образом ты изгонишь скверного Фагора из сердца твоего, ибо па­мять о смерти, истинная и совершенная, кого не может она исправить? Если бы кто по своим злым делам был подобен даже и самому диаволу, то, представивши пред своими умными очами брение, то есть, память о смер­ти, он может совершенно исправиться.

Нельзя, конечно, не удивляться, и даже очень силь­но, тому, что гордый диавольский нрав чрез некоторое время может превратиться в смирение. Но послушай­те и внимайте тому, что я говорю: было такое время, когда смирился гордый диавол. Мы знаем, насколько дерзка и бесстыдна гордость его. Она настолько дерзка и бесстыдна, что даже от Самого Сына Божия требова­ла поклонения себе, говоря: «Пад поклонишимися» (Мф. 4: 9). О, гордый диавол! Бог Отец всем ангелам Своим велит кланяться Сыну Его: «И да поклонятся Ему вси ангели Божий» (Пс. 96: 7); «О имени Иисусове кланяется всякое колено небесных, и земных, и преисподних» (Флп. 2: 10); а ты хочешь, чтобы Сын Божий тебе поклонился. Ну, подожди же немного: те­бя кое-что научит смирению.

В одно время произошел такой случай, что диавол, требовавший себе поклонения от Сына Божия, сам со смирением поклонился Ему. У святого евангелиста Марка мы читаем следующее: «Пришедшу Иисусу во страну Гадаринскую, срете Его человек в дусе нечисте, иже жилище имеяше во гробех. Той (то есть, дух не­чистый в человеке), узрев Иисуса издалеча, тече и по­клонися Ему, и, возопив гласом велиим, рече: что мне и Тебе, Иисусе, Сыне Бога Вышняго? Заклинаю Тя Бо­гом, не мучи мене» (Мк. 5: 1—3, 6—7). О, гордый ди­авол! Что тебя научило такому смирению? Почему ты ныне кланяешься Тому, у которого ты раньше требова­ла поклонения себе? Скажи нам причину: почему по­явилось у тебя такое смирение? Но молчит диавол. Ду­маю, что, будучи лживым, боится исповедать истину. Толкователи же Божественного Писания говорят, что гордого диавола смирило, укротило и принудило кла­няться Сыну Божию то обстоятельство, что он жил в гробах. Так же человек, если, придя в себя, видит пред собою гробы, имеет в уме память о смерти, которой была укрощена даже неукротимая диавольская гор­дость, то тотчас смиряется и как бы приходит к неко­торому исправлению. Вот как сильно и действенно па­мятование о смерти! Посему-то и Господь наш полага­ет брение на очи слепому, чтобы научить его как смирению, так и памяти о смерти.

«Помаза очи брением слепому».

Как во всех Своих делах дивен Господь Бог наш, так дивен Он и в просвещении слепого. Одно лечит совсем другим, противоположным: брением просветляет очи. Брение ведь вредно и для здоровых очей, ибо ослепляет их, а тем более не полезно оно для слепых. Но у Госпо­да нашего не так: Его брение не только не вредит, но даже открывает и просвещает слепорожденному очи. О, слепорожденный! Говори же с благодарностью Господу вместе с Давидом: «Ты просвещаеши светильник мой, Господи Боже мой, просвещаеши тьму мою» (Пс. 17: 29), а мы, слушатели, чему научимся из этого? Мы научимся знать, что рабам Божиим или, вернее, работающим Господу своему, даже противоположные вещи много помогают, даже то приносит пользу, что считается вред­ным: для них даже злое превращается в доброе.

Я слышу, что св. Златоуст нынешнего евангельского слепца называет и верным, и послушным Христу, ибо говорит: «Вера слепого проявилась в том, что он не пре­кословил, не подумал про себя так: ведь брение ослеп­ляет очи, а не просвещает; я много мылся уже в Силоаме и не получал пользы; если бы Христос имел силу, то и Сам исцелил бы меня. Сего не подумал слепец, но просто послушал Христа». Если же слепец был верую­щим и послушным Христу, то не усумнимся назвать его истинным рабом Божиим и скажем: истинному рабу Божию и противная вещь помогает, и вредное прино­сит пользу, и кажущееся злым претворяется в добро.

Теперь приступим к нашей пользе.

Господь наш тем рабам Своим, которых любит, по­пускает в мире сем многое неприятное, как бы брение на очи, ибо Он сказал ученикам Своим: «В мире скорбь имети будете, восплачетеся вы и возрыдаете, а мир воз­радуется; вы же скорбни будете» (Ин. 16: 20, 22). Раз­ве не неприятно сие, разве не тягостно, не скорбно? Однако же эти самые скорби Он, как бы слюною свя­тых уст Своих, растворяет радостным утешением, гово­ря: «Но печаль ваша в радость вам будет, и радости ва-шея никтоже возмет от вас». Вот как неприятное помо­гает, временно-вредное пользует вечно, злое на земле является причиною небесных благ. Не читаем ли мы в книгах, не слышим ли в повествованиях, не видим ли, как на самом деле происходит, что все случающееся по попущению Божию от мира, плоти и диавола с Божиими рабами: все бедствия, скорби, гонения, оскорбления и даже горькая смерть, — претворяются для них в веч­ную славу, похвалу, в жизнь бесконечную и в венцы не­бесные? Не тех ли мы ныне в воинствующей церкви ве­личаем, ублажаем и возносим многими похвалами, ко­торые претерпели на земле горчайшие бедствия? О, как много помогли угодникам Божиим неприятные вещи! А что получили сами сопротивники, вредители и враги? Они приобрели то, что болезнь их обратилась на главу их, и оружия их пронзили их же сердца.

Вспомним борьбу Давида с Голиафом (1 Пар. 17). Давид от юности своей был рабом Господним, а Голи­аф — врагом Богу и народу Божию. Ополчились две страны друг против друга: иноплеменники и народ из­раильский; и вот вышел из полков иноплеменник силь­ный муж, весь в крепких бронях и опоясанный мечом. Вышел против него и Давид, но как вышел? Вот мы слышим, что говорит об этом Писание: «И оружия не бе в руце его». Всякий тогда мог сказать Давиду: «Хра­брый юноша! На кого ты идешь? С чем идешь? Идешь малый на исполина, безоружный на вооруженного. Раз­ве не видишь большого меча в руках его, который он приготовил для твоей головы? Возвратись же, скройся и выйди после вооруженным так же». Но не слушает Да­вид. Он пошел, и не медленно, не с боязнью пошел, но быстро. И вот он стал над сим иноплеменником, извлек меч его и обезглавил его. Вот мы видим, что Божьему рабу сопротивная вещь послужила на пользу, что меч, приготовленный и отточенный на Давида, оказался для него полезным оружием на того же врага. Подобно се­му и оружия мысленных врагов, направленные на рабов Божиих, оказываются для тех же рабов Господних по­лезными в одолении и победе над врагами их.

Если мы вспомним теперь и исход израилев, то сре­ди многих бывших тогда дивных событий нельзя будет не удивиться и тому замечательному событию, что, пройдя Чермное море, как по суху, они тотчас воевали с Амаликом (Исх. 17). Здесь мы спросим: чем воевали израильтяне с Амаликом? Каким оружием? Где взяли они мечи, копья, стрелы, щиты и брони? Ведь мы не читаем в Писании, чтобы они вышли из Египта с ка­ким-либо оружием, но лишь с выпрошенными у егип­тян золотыми и серебряными сосудами. Откуда же из­раильтяне достали оружие на Амалика? Послушаем, что говорит об этом Феодорит: «Египтяне, погнавшиеся за Израилем, вышедшим от них, вооружились против них так, как против своих врагов, и хотели их погубить всех до единого, где бы ни настигли их. И гнались они за ни­ми со всем войском своим. И вот когда израильтяне чу­десною силою Божией перешли море по суху, а египтя­не потонули в море, и потом море выбросило на сушу их трупы с тем оружием, которое было на них, — тог­да израильтяне взяли все это орудие от трупов египет­ских: все копья, щиты, мечи и прочее, — и с этим ору­жием воевали против Амалика».

Вот мы снова видим, что сопротивные вещи, приго­товленные для погибели израильтян, сослужили им та­кую великую службу, что ими они побеждали даже сво­их супостатов. О, дивные судьбы Божий! О, неизречен­ный промысл! Противное, жестокое и скорбное служит рабам Его в помощь, пользу и веселие! Итак, не изне­могай, раб Христов, печалию, когда с тобой случится что-либо противное, ибо скорбь твоя превратится в ра­дость, сопротивное в помощь и горесть в сладость.

Но обратимся снова к евангельским словам: «Рече ему Иисус: иди умыйся в купели Силоамстей».

Силоамская купель, по словам толкователей, для ве­рующего человека является прообразом то святого кре­щения, то слез покаяния, то истечения из ребр Христо­вых крови и воды. Силоамом является святое крещение; в нем и омывается болото первородного греха, и про­свещается душевная слепота. Слезы покаяния тоже яв­ляются Силоамом, в котором очищаются грехи, совер­шенные после крещения, согласно словам св. Златоуста: «Согрешил ты, поплакал и омыл грех». Посему-то и св. Лествичник называет слезы покаяния крещением более сильным, чем даже первое, таинственное крещение. На­конец, Силоамом является и источник, проистекший из ребр Христовых, согласно словам святого Андрея Крит­ского, который так воспевает в Великом каноне: «Сило­амом да будет ми купель, кровь из ребр Твоих, вкупе и питие, источившее воду оставления, да обоюду очища­юся, помазуяся и пия: яко помазание и питие, Слове, животочная Твоя словеса» (Песнь 4-я).

Я удивляюсь еще и тому, зачем Господь, могущий словом или прикосновением исцелить очи слепому, по­сылает его в купель Силоамскую? Говорят, что, во-пер­вых, для испытания его веры и послушания, для того, чтобы видно было, верует ли он и послушен ли он; во-вторых, для почитания Своего славного пророка Илии, который своею молитвою извел ту Силоамскую воду, и, в-третьих, для того, чтобы чудо сие Божие послужило к вящей славе Бога, ибо тогда все могли видеть, что сле­пой шел чрез Иерусалим незрячим и с брением на очах, а потом могли видеть его уже прозревшим, ясно все видящим и славящим Бога. Все сии хорошо гово­рят; я же думаю, что еще для того он был послан Ии­сусом к Силоаму, чтобы совершил большой труд, идя путем чрез Иерусалим, ибо добрые дела трудом снис­киваются и болезнью исправляются; дары Божий дают­ся не даром, но по мере трудов. «Труждающихся и об­ремененных» Господь призывает к Своему успокоению, а нетрудящимся и ленивцам апостол не велит давать даже и куска хлеба: «Праздный да не яст». Господь ищет в нас трудов наших и только за них Он дарует нам благодать Свою.