Панарин А.С. 47 страница

посредством войн, нарушать этим и расстраивать наладившийся порядок и

право независимости; индивидам же, которые, углубляясь в это,

отрываются от целого и неуклонно стремятся к неприкосновенному

для-себя-бытию и личной безопасности, дать почувствовать в указанной

работе, возложенной на них, их господина - смерть"5.

_принцип.иальное отличие постиндустриального общества от

индустриального он видит в том, что в первом вся духовная надстройка

интегрируется в систему производства и тем самым преодолевается

прежний дуализм материального и идеального, функции и ценности.

В связи с этим Турен подчеркивает _принцип.иальное различие между

воспроизводством общества и его производством. Воспроизводство

общества, т.е. его непрерывность, целиком обеспечивается механизмами

гражданского общества. С ним связана вся идеология буржуазного

либерализма - от экономического _принцип.а lalssez faire до примата

законодательной власти над исполнительной. Напротив, производство

общества, т.е. его качественная прерывность, всегда сопровождается

апелляцией к государственному вмешательству; в идейном отношении оно

противостоит либерализму в форме прогрессистского утопизма.

Поэтому, говорит Турен, _принцип. функционализма и _принцип. власти,

вопреки тому, что обычно думают, являются скорее противоположными, чем

совпадающими: для нормального функционирования власть не нужна; она

необходима для выведения из "нормальных" состояний. Власть - это

узурпация естественно-исторических ролей и отношений в пользу

осуществления того или иного "проекта". В той мере, в какой уместно

говорить о прогрессе, необходимо отвергнуть прогноз Сен-Симона-Конта о

том, что в будущем обществе управление людьми сменится

"администрированием вещами", иными словами, о замене "искусственных" и

принудительных отношений "естественными". Прогресс есть разгул

искусственности, а следовательно, и социального администрирования.

"Бесконечное усиление способности общества видоизменять себя самое с

необходимостью влечет за собой усилие власти и ее аппарата,

повсеместно порождая новые формы социального протеста"18.

Турен "достроил" концепцию экономического базиса и

производительных сил таким образом, что она уже не оставляла места

ничему партикулярному, автономному и самоценному. Попытка

реабилитировать духовную сферу с позиций _принцип.а производительности

как высшего и всеобщего обернулась "тоталитарным парадоксом":

культура, оказавшаяся настолько общественно полезной, уже не может

сохранять автономный статус, характерный для индивидуально

самоопределяемой и самоценной деятельности. _принцип. всеобщей

производительности изгоняет дух автономности, обособленности,

приватности из последних убежищ, которые еще предоставляло ему

индустриальное общество. Прежние системы экономической эксплуатации,

локализованные на предприятии и не посягающие на внепроизводственный

мир человека, в XX в. выглядят почти идиллически,

Пресловутый "классовый подход" марксистов - это, в сущности,

технологический подход к общественному порядку как сконструированному

в угоду той или иной социальной группе. Представьте себе теперь, что

эти два подхода к обществу - традиционалистский и технологический -

непосредственно сталкиваются, как они столкнулись у нас в 1917 г. Одни

выступали с позиций "естественного порядка", который надо защитить и

сохранить, и в этом отношении чувствовали себя связанными историей,

традицией, моралью - всем тем, что лежит по ту сторону

технологического _принцип.а. Другие чувствовали себя свободными от этих

уз. Победа большевиков показала, что современный мир в самом деле

подвержен действию политических технологий, что общественные отношения

в общем виде можно представить как организационные отношения:

отношения социальных групп по поводу производства самого общества (не

путать с материальным производством).

Слои, наиболее восприимчивые к импульсам, идущим от

постиндустриальной цивилизации Запада, были поставлены пеРед дилеммой:

сохранять национальную идентичность, приняв 339 шую новый коллективный

образ "советского народа", или осуществить сепаратный прорыв в

постиндустриальное общество хотя бы и ценой потери национальной

идентичности. В результате наметился новый национальный раскол, на

этот раз не по "классовому _принцип.у", а по _принцип.у приятия или

неприятия постиндустриальной цивилизации в ее западном облике (другие

возможные варианты постиндустриального общества российскому населению

не были известны). Этот раскол в значительной мере деморализовал и

тех, кто готов был к приятию ценностей постиндустриального общества, и

тех, для кого они оказались чуждыми. Первые, относящиеся к

продвинутой, по критериям постиндустриализма, части населения, стали

быстро утрачивать национальные корни, ибо национальное наследие

частично было разрушено, частично абсорбировано пролетарской

идеологией, ущербность которой все больше бросалась в глаза; вторые,

отдалявшиеся по закону идентификации-оппозиции ("Мы - Они") от первых,

а заодно и от соблазнов постиндустриальной цивилизации, стали вновь

невольно загонять себя в пролетарское гетто. Кристаллизовавшийся в

ходе Отечественной войны национальный синтез снова оказался

разрушенным. Догматическое сектантство "народных фронтов", снова

пытающихся навязать обществу архаичную модель "единой трудовой

фабрики", свидетельствует, что индустриальная Россия оказалась перед

опасностью возвращен ния в состояние "пролетарского гетто", В то же

врем> наследие предшествующего периода национальной интеграции этого

гетто нельзя считать полностью потерянным. Чтобы верно оценить

перспективы промышленных регионов России К СНГ - наследия

"социалистической индустриализации", надо уточнить отношение между

индустриальной и постиндустриальной эпохами. Различия бросаются в

глаза. Там большинство самодеятельного населения занято в сфере

материального производства, здесь - в сфере производства услуг и

информации, Там авангардными отраслями считались те, что связаны с

тяжелой промышленностью, здесь -- постиндустриальные секторы: наука,

образование, культура. Там решающее значение придавалось техническому

фактору, а из наук - отраслям знания, непосредственно с ним связанным,

Здесь возрастает роль "человеческого фактора" и всей обращенной к нему

системы социально-гуманитарного знания. Индустриальное общество было

экономикоцентричным, его мораль характеризовалась особой трудовой

аскезой, пренебрегающей досугом и неутилитарными направлениями

духовного производства как расточительной и небезопасной для трудового

энтузиазма "декоративности". Постиндустриальное общество, напротив, ха

340 рактеризуется постэкономическими приоритетами и культуроцентричной

направленностью.

При обсуждении перспектив новой элиты политизированных

гуманитариев и возможностей их специфического языка в современной

системе духовного производства надо принимать во внимание ряд

факторов. Главный из них касается сути постмодернизма и его статуса на

Западе, Является ли постмодернизм всего лишь тонкой стилизацией и

самоиронией западной культуры, в основе своей продолжающей оставаться

модернистско-прогрессистской, наследующей Прометеев дух нового

времени, или он и в самом деле знаменует собой поворот в системе

базовых ценностей и основных _принцип.ов жизнестроения?

Многое сегодня свидетельствует о тенденции к интеграции этих

культур. Но на какой основе осуществится эта интеграция? Новейшая

революция в области гуманитарных и социальных наук показывает, что ими

все больше осваивается заимствованная у естествознания модель "точной

науки", опирающейся на количественный анализ и эксперимент и

ориентированной не столько аксиологически, сколько технологически.

Чему служит и с каких позиций выступает новейшее гуманитарное знание,

изучающее разнообразное влияние "человеческого фактора" и

"человеческого измерения" при конструировании человеко-машинных систем

или. сложных социально-производственных комплексов? Служит ли оно

приспособлению техники к человеку или человека уподобляет технике?

Первое означало бы, что гуманитарный постмодернизм в самом деле ведет

к масштабному перевороту, меняющему статус человека в современной

цивилизации. Ведь до сего дня господствующей темой и _принцип.ом этой

цивилизации была адаптация человека к требованиям техники,

производственной необходимости и нормам "Больших организаций".

Надо прямо сказать, к сожалению, что сегодня многое

свидетельствует о том, что превращение гуманитарного и социального

знания в организованную Большую науку, способную создавать новые

технологии и обеспечивать процессы принятия решений, нередко

сопровождается не усилением, а ослаблением аксиологических функций

гуманитаристики, забывающей свой старый _принцип.: в служении сущему не

забывать о должном.

' В демографии иногда используют _принцип. "триады": люди первого

возраста - молодежь, второго - взрослые и третьего - пожилые.

Парадокс нашего времени состоит в том, что, с одной стороны, наша

страна нуждается в последовательной и всесторонней модернизации, а с

другой - в ее массовом сознании оказались надолго скомпрометированными

некоторые из основных _принцип.ов и механизмов социальной модернизации,

а реакцией на крайности коммунистического централизма и дирижизма стал

либеральный миф самоорганизующейся экономики, Если посмотреть на

послевоенную модернизацию стран Тихоокеанского региона, мы там видим

сочетание сильной централизованной власти с модернизаторскими

устремлениями всего общества. Необычайно высокая, по сравнению с

западными странами, доля накопления в Японии связана со слабыми

профсоюзами, защищающими права потребителей, и сильными позициями

авторитарных инвесторов.

Среди механизмов социальной системы, участвующих в обработке

дефицитной социальной информации, большая роль принадлежит системе

партийно-политического представительства. Здесь весьма существенно

различие между парламентскими партиями, основанными на _принцип.е

социального представительства, и так называемыми "авангардными",

ориентирующимися на то или иное "великое всепобеждающее учение".

Представительские партии несут эмпирическую информацию о разнообразных

социальных интересах. Они работают как индуктивные информационные

системы, идущие от частного к общему, от эмпирического уровня к

теоретическим и идеологическим обобщениям. Авангардные партии не

столько слушают голос соответствующих социальных слоев и групп,

сколько ориентируются на априорное знание "всеобщего интереса" и

"светлого будущего", заключенное в "великих учениях". В

информационно-эпистемологическом смысле они близки процедурам

дедукции, идущей от общего к частному, Надо отметить, что известное

различие эпистемологических традиций между англо-американским

эмпиризмом и континентально-европейским рационализмом, ставящим общее

впереди частного, находит отражение в специфике соответствующих

политических систем. В англо-американской политической системе

доминирует представительский _принцип., в континентально-европейской

заметную роль продолжает играть идеологический _принцип., защищаемый

партиями авангардного типа.

Анализируя современный политический процесс в России, с

удивлением приходишь к выводу, что правящий демократический лагерь,

клянясь в верности идеологии либерализма и _принцип.ам

представительства, на самом деле тяготеет к установкам авангардной

партии. В особенности это касается социально-экономической политики.

Монетаристская политика и демонтаж прежней промышленной системы

осуществляются не столько с учетом реальных интересов и наказов

избирателей, сколько в соответствии с требованиями нового "великого

учения" - чикагской школы. Вместо того чтобы корректировать свою

политику в соответствии с растущим числом несогласных и разочарованных

избирателей, правящие демократы поспешили любую оппозицию зачислить в

разряд "красно-коричневых" - врагов рынка и демократии, мнение которых

заслуживает лишь " _принцип.иального" игнорирования. Правящий лагерь

стремительно превращается в авангардную партию "всезнающего"

меньшинства, не способного "поступиться _принцип.ами". Разумеется, не

последнюю роль здесь играет могущественное номенклатурное лобби,

объединившееся с дельцами теневой экономики с целью недопустить

демократического пути "народного капитализма" - массовой

предпринимательской самодеятельности. Именно такой путь защищает

концепция "экономики предложения", входящая, наряду с монетаризмом, в

теоретическую систему "чикагской школы". Наши официальные реформаторы

предпочли взять только один ее компонент - монетаризм, ибо он

совместим и с монополиями в экономике и с этатистской доминантой в

политике. Но наряду с давлением указанного лобби большую роль в

формировании правительственной политики играет и традиция гегемонизма

и авангардизма, способная до неузнаваемости исказить самые

благонамеренные начинания правящих российских "демократов".

Российские интеллектуалы часто сетуют на некомпетентность власти,

полагая при этом, что наилучшим противоядием от этого было бы активное

привлечение их к разработке и принятию решений в качестве экспертов.

Вместо монолога номенклатурных Угрюм-Бурчеевых мы имели бы диалог двух

элит: интеллектуальной и политической (или административной), одна из

которых олицетворяет разум (знание или рациональность), другая - волю

(государственную волю). В последние годы на Западе, а затем и у нас

эта схема стала корректироваться с учетом новой роли гуманитарной

экспертизы. Прежде на монопольную роль в качестве экспертов,

подготавливающих те или иные управленческие решения, претендовали

представители точных наук. Гуманитариям у нас отводилась роль

"пропагандистов" уже принятых решений (или их негласных критиков со

стороны), Но с повышением роли "человеческого фактора" и участившимися

случаями негативных косвенных социальных последствий технократических

решений встал вопрос о привлечении гуманитариев. При проектировании

больших систем (территориально-производственных комплексов,

урбанистических зон и т.п.) необходимость участия представителей

общественных наук (экономистов, демографов, социологов, психологов,

юристов) стала очевидной, Но гарантирует ли это само по себе

гуманизацию общественного развития и переход от "программированного"

существования к самодеятельному? Как показал опыт, само преобразование

модели управления из техноцентричной в социо(культуро)центричную и

сопутствующая этому передача экспертных функций

специалистам-гуманитариям еще не обеспечивают гуманистической

альтернативы и _принцип.а гражданской самодеятельности. Авторитарность

гуманитарного знания, если оно выступает в монологической форме

ниспосылаемой сверху и единственно возможной системы норм и

предписаний, ничуть не уступает авторитарности "техноцентричного"

знания в рамках технократических структур управления и власти. Наряду

с ротацией интеллектуальных элит в рамках системы управления

необходима еще и сугубо политическая реформация. В диалог двух

неравных - управленца и эксперта (будь это обществовед или "технарь")

должен вмешаться третий участник процесса принятия решений - те, чью

судьбу эти решения затрагивают. Речь идет о представителях

заинтересованных групп населения, гражданских ассоциаций,

общественности.

Отображенная на рисунке модель партиципативной демократии

включает наряду с вертикальными коммуникациями, соединяющими субъектов

а, б, в, г, д, е с центральной властью А, прямые горизонтальные связи

.между ними. Потоки информации и количество решений, принимаемых в

рамках горизонтальных связей, заведомо превышают соответствующие

показатели вертикальных коммуникаций. На долю центральной власти

приходится сравнительно узкий круг проблем общенационального масштаба,

Причем, этот круг динамичен; современное общество эволюционирует по

_принцип.у возрастающего делегирования функций сверху вниз, от центра на

места и от государства к многообразным субъектам гражданского

общества.

Первое возражение, которое в связи с этим уместно привести,

касается фактора времени. Всякий политический субъект действует в

условиях дефицита времени - его подталкивают к решениям его избиратели, конкуренты, а также логика самого

политического процесса, в который он погружен. Между тем, всякий

объект познания, а социальный в особенности, в _принцип.е отличается

бесконечной сложностью, необозримым множеством граней, которые то

неожиданно высвечиваются, то снова уходят в тень Поэтому и процесс

сбора и обработки "исчерпывающей информации" о таких объектах также

является бесконечным. Решения же необходимо принимать быстро, а в

переходные эпохи, когда "процесс пошел", - даже в условиях цейтнота,

Следовательно, практически всякое политическое решение принимается в

условиях риска - без надежного информационного обеспечения. Таким

образом, теоретически требуемая рациональность решений на практике

очень часто оборачивается иным: импровизированными и интуитивными

решениями.

_принцип.иальным, таким образом, выступает различие между

легальными (общественно признанными, легитимированными) интересами и

"нелегальными", обсуждаемыми доминирующей в обществе культурой и

моралью. И дело не только в том, что представители того или иного

своекорыстного корпоративного интереса скрывают свои истинные цели от

общества; не менее существенно то, что они могут скрывать подлинные

мотивы от самих себя. В этом отношении меру рациональности группового

сознания должна определить, с одной стороны, политическая социология,

классифицирующая спектр групповых интересов данного общества по

степени их "легальности", а с другой - политическая культурология,

опреде-

ляющая меру "репрессивности" господствующей культуры и морали в

отношении тех или иных социальных интересов. Можно предполагать, что в

излишне ригористичных культурах традиционного

авторитарно-патриархального или современного авторитарно-тоталитарного

типа весьма значительный пласт социальных интересов будет вынесен за

скобки рационально осознанного и обретет превращенные, стилизованные

формы. И напротив, в открытых культурах секулярно-эмансипаторского и

прагматичного типа, в которых "разумный" групповой эгоизм, как

правило, не преследуется, степень рациональной осознанности,

прозрачности социального поведения будет несравненно выше.

Следовательно, далеко не всегда эффективность практикующего политика

определяется уровнем рациональности его устремлений и целеполаганий; в

некоторых типах культуры она, напротив, будет зависеть от его

искусства по части создания превращенных форм сознания -

рафинированных процедур "самосокрытия" действительных мотивов того или

иного группового и общественного действия. Пожалуй, одним из наиболее

обескураживающих выводов для политического сознания, взыскующего

рациональности, будет вывод о наличии определенного противоречия между

степенью рациональной осознанности интересов и целей и уровнем

мотивации участников политического процесса. Высокий уровень мотивации

зачастую связан с превращенно-мифологическими формами сознания, когда

субъект, преследующий свой особый интерес, склонен придавать ему, в

собственных глазах и глазах социального окружения,

глобально-мессианистскую форму выразителя "всеобщих интересов",

"всемирно-исторических тенденций" и т.п.

Так, в современной космологии все больше утверждается _принцип

уникальности Вселенной (Я.Б. Зельдович, В.Л. Гинзбург и их

последователи). Сторонники этой концепции утверждают образ нашей

метагалактики как единственной и уникальной - других метагалактик не

существует, <так как теория однородной изотропной Вселенной не только

не "требует", но более того - не допускает их существования>9.

Согласно утверждаемой в современной физике "суперпространственной"

модели, существует только один-единственный цикл эволюции Вселенной.

Физические законы и начальные условия эволюции космической материи как

бы "заморожены" в первоначальном Большом взрыве, с которого начинается

этот единственный цикл, и должны "растаять в конечной фазе следующего затем коллапса"'10. Речь идет о нешуточном изменении

естественнонаучного менталитета. В рамках классической науки

преобладала установка бесконечной множественности миров; она изгоняла

уникальность и связанную с ней тревогу за неповторимую гармонию мира.

Постулат о бесконечности миров и бесконечной тиражируемости любых

состояний и явлений во вселенной (в том числе, жизни и разума) явился,

на мой взгляд, одним из мировоззренческих оснований новоевропейского

нигилизма. Нигилизм, если он не является продуктом прямых патологий,

несомненно, связан с убежденностью в заменимости, тиражируемости любых

явлений, В мире бесконечно тиражируемых явлений наша технологическая

свобода бесконечна, и к тому же нам дается "право на ошибку". Если

что-то и погибнет в результате наших ошибок, то в свете постулата о

бесконечной множественности и взаимозаменимости явлений Вселенной, эта

гибель не повлечет за собой невосполнимых потерь в порядке бытия,

В современном естествознании утвердился так называемый антропный

_принцип.. <Его смысл состоит в том, что незначительные изменения

мировых постоянных (сотые доли процента) могут качественно изменить

свойства суперсистемы "Вселенная" и характер всех процессов, в ней

происходящих, Даже при таких ничтожных изменениях ее параметров в ней

уже не могли бы возникнуть более или менее стабильные образования. Не

возник бы в ней и человек, и эволюция Суперсистемы проходила бы без

свидетелей. Итак, наша Вселенная "держится на острие". Ничтожное

изменение ее параметров приведет к срыву, к ее полной перестройке>".

Антропный _принцип. выражает, таким образом, новую, алармистскую

доминанту современного естествознания, разительно контрастирующую с

"героическим энтузиазмом" Дж. Бруно и всей классической науки. В

классической (лапласовской) вселенной все процессы понимались как

обратимые. В современной картине стохастической вселенной неразрывно

связаны три понятия; случайность, необратимость, уникальность. Как

пишет И. Пригожий, "замечательная особенность рассматриваемых нами

процессов заключается в том, что при переходе от равновесных условий к

сильно неравновесным мы переходим от повторяющегося к уникальному и

специфическому"12. В ряду этих понятий стоит и современное понятие

геобиоценоза. "Прометеев" человек видел в природе мастерскую -

пространство для ничем не ограниченных технологических преобразований.

Понятие геобиогенеза возвращает нас к старому пантеистическому образу

природы как живой взаимосвязанной целостности - уникального

"сверхорганизма", по отношению к которому недопустима механистическая

комбинаторика, Подведем итоги. В современной науке наблюдается

несомненная инверсия доминирующих тенденций. Прежде экспансия

естественнонаучного рассудка, ориентированного исключительно на закон

как необходимую повторяющуюся связь явлений, состояла в том, чтобы

распространить метод генерализации на сферу социально-исторических и

духовных явлений и тем самым вынудить к капитуляции традиционное

гуманитарное знание, памятующее об уникальном. Сегодня, напротив, само

естествознание все больше интегрирует "идиографическую" установку наук

о культуре, ставя в центр понятия уникальности, органической

целостности, "хрупкости" Вселенной, связанной с антропным _принцип.ом.

Все эти понятия и _принцип.ы приобретают статус общенаучных. Поэтому

эволюция нашей молодой политологии должна строиться с учетом этих

кардинальных перемен в научной картине мира. Это должно послужить

предостережением против установок "технологической свободы" -

неограниченных манипуляций с социальными объектами во имя упрощенно

понятой эффективности. Сегодня политолог обязан предостеречь любого

реформатора от беззаботного употребления сильнодействующих социальных

технологий. Социальная система, подобно всей нашей Вселенной, держится

"на острие", ее состояния отличаются особой хрупкостью. Прежнее

реформаторство основывалось на отделении магистрали прогресса -

генеральной линии общественной эволюции - от малозначащих

случайностей. В современной постклассической науке у случайности

совсем другой статус: случайность переносится в сердцевину любого

процесса, делая его нелинейным, неоднозначным и потому в существенных

моментах непредсказуемым. Современное общество, лишенное традиционных

подпорок в лице сословных перегородок и традиций, представляет собой

мир неравновесных состояний, не имеющий устойчивой колеи; поэтому

инициируя те или иные изменения, реформатор не может довольствоваться

наивно оптимистической установкой ("процесс пошел");

Какие последствия влечет за собой для социально-политических наук

эта утрата современным обществом свойств классического объекта?

Во-первых, это означает, что сегодня нет и не может быть теории,

описывающей и объясняющей общественное бытие в целом с помощью

выделения базового признака (или _принцип.а). Надо прямо сказать:

мировоззренческо-методологическая основа классической науки отмечена

одной роковой двусмысленностью: научную истину смешивали с "правдой"

традиционного сознания, с обнаружением смысла мира. Поэтому-то

классическая наука обнаружила такую нетерпимость в отношении религии и

других способов вненаучной ориентации человека в мире. Если

"правда-истина" - дело науки, то вненаучные формы общественного

сознания выступают либо как "пережитки", либо как злонамеренные

похитители рациональной истины,

Современная наука решительно рассталась с претензиями на

объяснение смысла и сущности бытия. Она более осознает

себя инструментально, как разновидность технологии, способной

влиять на объекты, но выносящей вопрос о целях и смысле этого влияния

за скобки. Как пишет В, Г. Федотова, "вопреки классической

эпистемологии, истина в настоящее время может быть истолкована не как