Панарин А.С. 46 страница

нетерпимость к непродуманным экспериментам, к поспешной ревизии

доставшихся от прошлого норм. Словом, заново торжествует мораль

самоограничения и аскезы. Важно только, чтобы она не опускалась до

кокетства с авторитарностью восточного или латино-американского

общественно-политического опыта, симптомы чего у нас УЖ(В налицо.

Разработки неоконсервативной историософии и в этой отношении для нас

поучительны. Пропагандируемая неоконсерватизмом аскеза не имеет ничего

общего с авторитарными посягательствами власти на суверенитет

гражданского общества,

Во-вторых, фатализм коллективного избранничества оно заменило

свободой самоопределения на основе индивидуального выбора и личной

совести. Вместо единой судьбы избранного; народа явилось разнообразие

индивидуальных человеческих! судеб, связанное со свободным выбором

между добром и злом. Эти вопросы в секуляризированной форме встанут

позже и перед "социалистической церковью": ревизионист 11-го

Интернационала представят в превращенном виде версий> христианского

универсализма - _принцип.а индивидуально спасения, открытого для всех

классов и сословий; ортодоксия большевизма реанимирует ветхозаветное

изгойство-избрашив чество, спроектировав его на образ коллективной

судьбы класса-гегемона.

Сегодня кажется почти невероятным то, каким образом этот

пользующийся массовой поддержкой народный социализм был побежден

доктринерским государственным социализмом противопоставившим чаяниям

собственного народа неумо/н^ мую ортодоксальность заимствованной извне

теории. Но пЩ* нять это необходимо, потому что на наших глазах история

пб' вторяется: развенчавшая социализм посттоталитарная эпох^

сталкивает демократическую идею народного капитализма -*-; массового

предпринимательства на основе мелкой и средней собственности и личной

- рисковой инициативы и номенкд^-'; турного капитализма, при котором

созданная трудом народ> государственная собственность

"приватизируется" бывшей napri то- и бюрократией, внезапно

"поступившейся" своими комм^ нистическими _принцип.ами. Возник феномен

"предпринимате/ni"! ского большевизма", сохранившего в качестве

лейтмотива Д01И тринальное предубеждение против собственного народа кЩ

"сплошной реакционной массы"31, не приемлющей прогресса^

- разработка жесткого и эффективного антимонопольного

законодательства, основанного на _принцип.ах свободной экономической

соревновательности и гарантиях прав потребителей;

Однако бесспорным является и то, что атомарная модель -

предельный "чистый" случай, результат определенной "идеализации".

Наряду' с _принцип.ом индивидуальной автономии и суверенности в

обществе действуют и _принцип.ы груп-, повой идентификации,

солидарности, сплоченности, Каждый человек осуществляет стихийно

процедуру категоризации, пользуясь такими категориями, как "мы" и

"они", близкие - далекие, свои - чужие и т.п.

ФОРМАЛЬНЫЙ И НЕФОРМАЛЬНЫЙ _принцип.Ы В ПОЛИТИЧЕСКОМ САМООПРЕДЕЛЕНИИ

ЧЕЛОВЕКА

Наряду с драматургией взаимоотношений между "экономическим

человеком", руководствующимся производительным _принцип.ом, и

"политическим человеком", исповедующим перераспределительный _принцип.,

для политической жизни характерны не менее напряженные отношения между

формальным ("законническим") и неформальным ("исповедальным")

_принцип.ами социальной организации.

Существует немало признаков того, что современная культура

постмодернизма берет на себя функции традиционной церкви: подобно ей,

она освящает новые постэкономические Ценности и духовные приоритеты,

пытаясь в новом виде ВОЗРОДИТЬ старую аскезу, преодолеть разнузданный

гедонизм "потребительского общества". Интересно наблюдать при этом

наметившийся конфликт между теорией и практикой социальных

'модернизаций, с одной стороны, постмодернистским сдвигом современной

эпохи - с другой. Подобно тому, как модернизм осуждает перераспределительный _принцип., не без оснований

усматривая в нем проявления древних кочевнических стихий или реваншизм

"младших братьев" цивилизации, он осуждает и архаику исповедальности,

"соборности", противопоставляя этому современный _принцип. "холодных"

партнерских или юридических (договорно-правовых) отношений. Парадокс

состоит в том, что и _принцип.ы перераспределительства, и _принцип.ы

соборности принадлежат к неискоренимым особенностям социального бытия;

можно надеяться понизить их влияние и статус в обществе, но нельзя

упразднить их вовсе. Более того, существуют признаки их реактивации в

наиболее развитых странах мира - тех, чья экономика вступила в

постиндустриальную фазу, а культура - в фазу постмодерна.

 1. ВОЗМОЖНОСТИ ФОРМАЛЬНОГО _принцип.А

Марксистская традиция отождествляет право с произволом сильных

("право есть возведенная в закон воля господствующего класса"). На

самом деле, интенция права прямо противоположная: она в том, чтобы

дать гарантию слабым перед лицом "сильных". Сильные менее нуждаются в

праве, нередко они даже прямо тяготятся им, ибо свои интересы они

сумеют обеспечить силой, для которых как раз право представляет

преграду, В то же время необходимо уточнить интенцию права по

сравнению со столь популярной у нас справедливостью. Наша культура

выработала свои средства защиты слабых. Они

более соответствуют христианской ортодоксии - _принцип.у блаженства

нищих духом. "Не в силе Бог, а в правде", "справедливость выше

закона".,. Здесь на стороне притесняемых не закон, а духовность -

более тонкая материя, относящаяся к совести и сострадательности, а

также к той глубинной христианской интуиции, которая провидит конечное

торжество кротких и праведных. Итак, нам надо различить два

социокультурных типа: тот, который адресуется к холодной

непреклонности права, и тот, который уповает на горячее христианское

милосердие. Первый требует гарантий от произвольного вмешательства,

второй, напротив, - сострадательного вмешательства, участия.

Гуманизм юридический - это доверие не к природе 265

(человека.-А.П,), а к основному личному измерению человека - к его

воле, понимаемой как способность самоконтроля и самодисциплины>!.

Иными словами, правовому _принцип.у категорически противопоказано

авторитарно-педагогическое отношение к гражданам как нуждающимся в

присмотре несовершеннолетним. С позиций традиционной участливости

безразличие к помыслам выглядит как свидетельство бездуховности: здесь

качество помыслов - самое важное, Несколько огрубляя, можно сказать:

тот, кому есть что предъявить миру, кроме хороших намерений, требует,

чтобы о нем судили по результатам; тот, кому результаты редко даются,

требует, чтобы в первую очередь оценивали его благонамеренность. Это

может быть интерпретировано и применительно к производственной

ситуации: квалифицированный работник требует оценки по конечному

результату ("дайте мне задание, но не вмешивайтесь в процесс его

выполнения"); недостаточно квалифицированный нуждается в перманентном

инструктаже. В более общем виде это можно выразить так: самостоятельно

стоящие на ногах предпочитают, чтобы в нормальном случае властные

инстанции не вмешивались в ход'? жизни. В практике управления бывшего

"социалистического производства" давно замечено, что особо

авторитарные "командиры производства" часто недолюбливают уважающих

себя профессионалов или хотя бы просто твердых в правилах и не пьющих

работников. Дело в том, что такие люди наиболее восприимчивы к

посягательствам на свои права, к нарушениям трудового законодательства

со стороны администрации, к проявлениям беззакония вообще,

составляющего воздух тоталитаризма, вне которого он задыхается.

Всякого рода чрезвычайщина, бесчисленные сверхурочные работы

предполагают мораль провинившихся и кающихся, вынужденных мириться с

нарушением своих прав в надежде на прощение и поблажки в будущем.

Такое чередование прегрешения ("падения") и раскаяния ("воскресения")

составляет повседневную апокалиптику тоталитаризма, разительно

контрастирующую с ритмикой жизни и труда в цивилизованных обществах.

В отличие от тоталитаризма, который представляет

псевдорелигиозную^ структуру, демократия является светской системой.

Человек здесь вступает в дело без обнадеживающего подмигивания со

стороны высших сил, верховных властей и других опекающих инстанций,

заранее обеспечивающих "решающие преимущества" своим избранникам.

Демократическая система имеет в виду автономного, неподопечного

субъекта, которому некого благодарить за свое благополучие и некого винить

в неудачах, Ее главные _принцип.ы - суверенность, самодеятельность и

ответственность, исключающие потакание и покровительство.

Эти _принцип.ы утверждаются вместе с отделением духовной власти от

политической и отказом от архаического идеала соборности". Демократия

не рассматривает граждан как прихожан единой церкви и не требует от

них постоянных свидетельств в идеологической верности и

"монолитности". Отношения групп, отличающихся различными интересами,

выступают здесь не в манихейской интерпретации (как непримиримая

борьба сил Добра и Зла), а в светской форме (как деловое партнерство,

реализующееся в экономической сфере через систему

взаимозаинтересованного обмена, а в политической - посредством

пропорционального представительства в органах власти). Взаимная

заинтересованность и партнерство рассматриваются как более надежный

тип социальной связи, чем экзальтированная жертвенность. У демократии

нет любимчиков, отмеченных благодатью социального происхождения, типом

верования и т.п. В условиях демократии индивид вступает в отношения не

с какой-то высшей, стоящей над обществом инстанцией (таких просто

нет), а лишь с равными ему в правовом положении субъектами, у которых

ничего нельзя выпросить или "выбить", а можно только обменять на рынке

товаров и услуг.

Вещные связи - альтернатива личной зависимости и пан тернализма.

Социальный атомизм - основа стохастическом 1 го _принцип.а современного

общества, где свобода неотделим>! от риска, где исключена возможность

какой бы то ни было' инстанции (будь то Госплан, партком или

традиционная цер-1 ковь) заранее разделить людей на праведных или

обеспечена ных. Но такая холодная вселенная никак не устраивает лю^

дей, не умеющих в производственной повседневности вестей себя светски,

не подменяя деловые и профессиональные крии терии

морально-религиозными или идеологическими. Мы уж< не говорим о

миллионах маргиналов и люмпенов, не нашед- ших себя летунах,

лимитчиках, подсобниках, сезонниках, Н(способных выносить тяготы

повседневности и постоянна скользящих в Зазеркалье с помощью алкоголя

или других^ сильнодействующих средств, к числу которых, как

показываете опыт, относится и политическая магия. Порою они способнц

претерпевать невероятные лишения и предпринимать отчаян-^ ные усилия,

но они категорически не способны выдерживатц ритмику "срединного

времени". Им куда ближе лозунг "десят8: лет героического труда -

десять тысяч лет безоблачного сч^ стья", В самой истории они видят

патерналистскую систему > требуют от нее гарантий "светлого будущего".

Труднее всего нашему массовому сознанию дается пости" жение

высокого формализма демократии, Демократия как "власть народа", как

"власть большинства" - эти смыслы не представляют большой проблемы для

понимания. Трудности начинаются тогда, когда следует правовое

уточнение этих формул: власть большинства в рамках закона и

подчиненная закону. Суверенитет большинства, таким образом, не

беспределен: выше его стоит закон, и большинство не может выдвигать

такие виды волеизъявления, которые нарушают незыблемые

конституционно-правовые нормы. Причем, это относится 1 к любому

большинству: простому, квалифицированному и даже представленному в

виде поголовного согласия всех граждан. "Известные _принцип.ы,

формулируемые в конституции (это относится прежде всего к основным

правам человека.), Я принимаются в качестве неперерешаемых: ни в

парламент- ском, ни в плебисцитарном порядке"3.

Эмансипаторское влияние формалистического (кодифицирующего)

_принцип.а проявилось и в экономической истории Запада. Чикагская школа

в США и "новые экономисты" во Франции преодолели технический фетишизм

в интерпретаций Я экономического роста и показали, что зарождение

современ" ной продуктивной экономики связано с установлением правового

состояния и развитием контрактных отношений. История роста, вопреки

распространенному мнению, связана не столько с промышленным

переворотом, сколько с переворотом а отношениях людей: развитием

правового порядка как новой социальной технологии.

Во-первых, это систематическое третирование любого частного

интереса как ничтожного перед всеобщим интересом. Поэтому диалог

любого гражданского лица с бюрократом в _принцип.е не может быть

диалогом равных: гегемония общего интереса предопределяет

превосходство бюрократа как его представителя. Политический гегемонизм

внушил подавляющем большинству французов комплекс "маленького

человека", и этим с успехом пользуется бюрократия для утверждения своих

прерогатив и непрерывного расширения своего влияния.

Особое внимание либеральная критика бюрократии уделяет ее

отношению к _принцип.у конституционности, к правовому государству.

Бюрократизм, порожденный политическим гегемонизмом, отнюдь не склонен

связывать себя инструкциями. Инструкции издаются для других, для

регламентации разнообразных видов деятельности, лежащих в сфере

гражданского общества. Для себя бюрократия оставляет свободу рук.

Поэтому она так враждебна истинно конституционному _принцип.у и

старается сузить область его применения. Не случайно, по мнению

либералов, во Франции непрерывно растет число законов, которые не

имеют статуса конституционных и поэтому могут быть изменены партией

правящего большинства. Даже избирательный закон является таким, его

можно менять простым большинством голосов в парламенте. Это то же

самое, как если бы большинство болельщиков, видя, что их команда

проигрывает, имели право в ходе матча менять в свою пользу правила

игры.

Еще одна тенденция политического гегемонизма, которую подметили

теоретики либерализма, - посягательство на независимость судебной

власти. Без подлинной независимости судопроизводства от исполнительной

власти _принцип. конституционности не может работать. Не случайно,

отмечают либералы, в странах с открытой тиранией устанавливаются самые

демократические и гуманные по видимости законы, которые, однако, ни в

чем не стесняют авторитарную практику власти. "Нет ничего более

легкого, чем вершить наихудший произвол и несправедливость при

наилучших законах, если в стране отсутствует независимость судей"9.

Как отмечают либеральные теоретики, французская правовая система

представляет собой результат компромисса между демократическим

_принцип.ом независимости судебной власти и гегемонистской тенденцией

подчинения ее властям предержащим. Так, независимость судей

гарантируется конституцией, но прокуратура целиком включена в иерархию

министерства юстиции. В этих условиях беспристрастный и эффективный

прокурорский надзор над соблюдением законов едва ли возможен. В этом

еще одно подспорье бюрократического волюнтаризма, который множит свои

декреты и постановления, нимало не заботясь о том, насколько они

соответствуют духу и букве конституции.

Все эти свидетельства прямого бюрократического загнивания,

представленные либерализмом в теоретической форме как результат

нарушения конституционного _принцип.а разграничения государства и

гражданского общества, сами по себе представляют немалый интерес. В

условиях усиливающейся общественной реакции на бюрократическую

узурпацию гражданских прав и свобод, на ограничение инициативы людей

во всех областях жизни либеральная критика "политического гегемонизма"

снискала определенную популярность.

В целом можно сказать, что овладение формально-правовым _принцип.ом

является одним из главных показателей социальной модернизации. М.

Крозье высказал догадки, что послевоенный рывок Германии и Японии,

прежде связывавшийся с обновлением основных промышленных фондов,

разрушенных во время войны, на самом деле обусловлен разрушением

старых патерналистско-бюрократических систем, сковывающих социальную

инициативу. Главное - в создании новых технологий власти, резко

сужающих отношения опеки и скрупулезно отделяющих сферу

регламентированного от того, что отдается на откуп свободной

инициативе. Однако было бы опасной иллюзией предполагать, что при этом

организованные и упорядоченные отношения заменяются произвольными

импровизациями. Организация - ведущая антиэнтропийная сила, данная

человеку в руки для борьбы с хаосом; необходимо не разрушать

организацию, а делать ее более открытой, гибкой, демократичной. И

здесь мы снова видим связь между демократизацией и установлением

формального _принцип.а. Формализация в семантическом отношении связана с

выявлением (экспликацией) неявно выраженного. Все прежние системы

управления у нас строились на келейных решениях, умолчаниях, на

контактах, улавливаемых лишь посвященными. Демократизация системы

управления включает ее формализацию, имеющую 275 целью все неявные,

эзотерические правила и нормы сделать явными, сформулировать на

недвусмысленном юридическом языке. Подобно тому, как научный опыт

(эксперимент) отличается от ненаучного требованием воспроизводимости,

современная система управления строится на воспроизводимых (доступных)

условиях. Это отнюдь не значит, что все должно быть формализовано;

напротив, сфера предписанного сужается, но там, где она установлена,

она становится "прозрачной". Проблема состоит в том, чтобы

эзотерический язык различных номенклатур превратить в экзотеричный.

Всем известно, что чиновничья среда прячет информацию от клиентуры,

дабы сохранить свою монополию и иметь дивиденды. Чиновничья рента,

взимаемая сегодня со всех, в значительной мере имеет свой источник в

неявных и нестрогих "правилах игры"; чем больше их, тем выше власть

этой бюрократической касты. Бюрократизация, следовательно, есть нечто

прямо противоположное тому, что нередко под этим подразумевается;

бюрократизация есть отсутствие ясных и недвусмысленных правил,

алгоритмов управленческого действия. Чем большее число инстанций,

через которые проходит то или иное решение, тем запутаннее делается

его язык и тем легче затормозить решение или исказить его смысл.

Политическое значение процедур формализации (кодификации) состоит

главным образом в том, что они делают поведение власти более

предсказуемым (тогда как она имеет естественную склонность становиться

непредсказуемой для подвластных). Кодифицированные социальные статусы

являются более защищенными: даже авторитарный руководитель вынужден

держаться "в границах", если в должностных инструкциях, в нормах

трудового или административного права четко оговорены права

подчиненных. Но, говоря о достижениях формального _принцип.а, его

преимуществах перед традиционным синкретизмом социальной жизни, не

позволяющих индивиду обособляться, получать автономию и гарантии,

нельзя забывать и об ограниченности этого _принцип.а.

Можно ли эту вторую сторону целиком отнести к архаичным

образованиям, преодолимым в ближайшей исторической перспективе?

Думается, не так все просто. Соответствующие ожидания уже были

сформулированы в знаменитой теории деидеологизации на рубеже 50-60-х

годов. С тех пор мир пережил новую реидеологизацию, подъем

фундаментализма, разгул националистических страстей. Политический

человек не "остывает", не превращается в целиком рассудочного

субъекта, отстаивающего ясно выраженные групповые интересы. Кумиры

ниспровергаются и мифы развеиваются, чтобы вскоре быть замененными

новыми кумирами и новыми мифами. Меняются, таким образом, объекты

страстей и верований, их язык и символика, но сама эта внерациональная

сторона политики остается непреходящей. Можно ли отсюда сделать вывод

в духе натуралистической антропологии: определить человека как

существо, обуреваемое страстями, разновидностью которых являются

политические страсти? Это будет недалеко от истины, но истины

абстрактной: специфика политики вообще, политической жизни Нового

времени, в частности, при этом упускается из виду. Профессионал,

задумывающийся о тайных пружинах политики, не может не обратить

внимания на те ее парадоксы, которые сближают ее с христианской

религией. В частности, оказывается, что сила политических идей, их

мобилизующий потенциал, не находится в прямой связи с _принцип.ом

представительства. Социальная группа может быть большой и даже прямо

политически господствующей, но при этом не располагать влиятельными

идеями. И напротив, группа может быть сравнительно малочисленной, а по

277 своему политическому статусу даже "изгойской", но при этом едва ли

не безраздельно господствовать в духовной сфере. Такого рода разрывы

между эмпирическим политическим статусом и духовным, идеологическим

влиянием всегда свидетельствуют о нестабильности данного политического

порядка. Ареал власти зависит от ареала идеи: когда между духовной

властью и политической возникает слишком большой разрыв, последняя

начинает шататься. Один из парадоксов политики состоит в том, что

идеи, предназначенные служить сильным, "господам мира сего", являются

слабыми идеями; их воодушевляющий политический потенциал, как правило,

не велик. Напротив, идеи, предназначенные "унизить сильных" и защитить

слабых, являются сильными идеями, обладающими властной

притягательностью, Партия, стоящая у власти два срока подряд, как

правило, проигрывает следующие выборы. Этому можно найти рациональные

причины: за время своего правления она сделала те или иные ошибки,

упустила из виду какието новые приоритеты и т.п. Все это действительно

многое объясняет. Но в этих объяснениях содержится какой-то

иррациональный остаток; на самом деле, эта партия терпит поражение еще

и потому, что за годы своего правления начала ассоциироваться с

раздражающим высокомерием силы, которую надлежит поставить на место.

Русская духовная традиция наделяет ценности значительно большим

статусом и влиянием на повседневность, чем западная, делающая акцент

на интересах. Но сегодня многие симптомы постмодернистского поворота в

развитии культуры и цивилизации заставляют нас переосмыслить прежние

подозрения в ее ретроградном характере. Постмодернистские прозрения,

еще не осмысленные как следует в философии политики, во всяком случае

указывают на сомнительность отождествления модернизации с

вестернизацией. Сравнительная политология, опирающаяся на достижения

сравнительной культурологии в целом, позволяет формировать новую

парадигму демократии, распространив плюралистический _принцип. на

взаимоотношения культур и цивилизаций.

Несомненный парадокс западной демократии состоит в ее

европоцентризме. Дискредитируя _принцип. монизма применительно к

внутренним отношениям западного общества, она исповедует его

применительно к внешнему миру. Здесь Запад очень долго - вплоть до

последнего времени предпочитал вместо плюрализма выстраивать иерархию

мировых культур, ставя западную модель на первое место в качестве

мирового эталона и одновременно - в качестве непременной

общечеловеческой перспективы. Возможно, здесь играет роль известный

механизм вытеснения насилия вовне, описанный в психоанализе и в

постструктуралистской антропологии. Как пишет французский антрополог

Р. Жирар, избежать перспективы взаимного насилия возможно только путем

нахождения "заместительной жертвы", - предмета "единодушного

коллективного насилия", замещающего все, что"каждый желает поглотить и

истребить, воплотить и исторгнуть"18.

Согласно воззрениям основоположников марксизма, социализм не

только наследует этот нестабильно-прогрессистский _принцип. неустанных

преобразований, но и радикализирует его, распространяя на всю

человеческую жизнедеятельность и тем самым чрезвычайно ускоряя

всеобщую изменчивость бытия. При этом дело никак не может ограничиться

промышленными технологиями; социализм сполна подключает не менее

мощные социальные технологии, создающие и в сфере общественных

отношений ту всеобщую подвижность и функциональность, которые

капитализм привил производству.

Здесь с порога отвергается все то, что носит следы традиционной

исторической и географической "приземленности" человека, что указывает

на этнические, региональные, сословные и профессиональные границы.

Идеалом личности становится абстрактная всеобщность - отстраненное

отношение ко всей социально-исторической специфике, тотальная

территориальная и социально-культурная мобильность, _принцип.иальная

"нелокализуемость" индивида.

И здесь в качестве главного противника и препятствия выступает

Мещанин - носитель партикулярного _принцип.а. Защищая свой привычный

уклад жизни и индивидуалистический интерес, он посягает на самое

Историю - препятствует развеществлению и переплавке унаследованных

социально-исторических форм, подчинению их "логике прогресса".

Мне представляется убедительной "реплика" известного нашего

историка о панлогизме мышления, не признающего самодостаточности и

самоценности исторических форм: "Маркс без колебаний встал на позиции

Гегеля, отвергнув его объективный идеализм, но сохранив в

материалистической интерпретации его панлогизм"4. Кстати, именно Гегелю принадлежит

рецепт жестких политических технологий, с помощью которых _принцип

Всеобщности и Мобильности преодолевает враждебную ему позицию

обособления и укоренения, ".С одной стороны, общественность может

организоваться в систему личной независимости и собственности, личного

и вещного права; а с другой стороны - расчленять на собственные

сочетания и делать независимыми способы работы для осуществления

прежде всего единичных целей - приобретения и наслаждения. Для того

чтобы последние не укоренились и не укрепились в этом изолировании,

благодаря чему целое могло бы распасться и дух улетучился бы,

правительство должно время от времени внутренне потрясать их