Почему постмодернисты объявили «конец истории»?

Социальной онтологией постмодернизма является постин­дустриальное или информационное общество. Содержательная сторона постмодернистских взглядов обусловлена культурной атмосферой конца XX в., хорошо выраженной творчеством С. Хантингтона и Ф. Фукуямы. Диалогизм, культурная полифоничность, плюрализм и либерализм современного западного общества создали предпосылки для выработки радикальной по отношению к проекту модерн методологии понимания исто­рии и общества. В рамках этой методологии сформулировано основное требование постмодернизма к истории: у нее нет единого основания, и потому единичное довлеет над универса­льным, всеобщим.

Историография начала XX в. основана на представлении о том, что история — это процесс закономерной смены эпох. Постмодер­низм, апеллируя к наступившей эпохе «гиперконформизма», унич­тожает все законы, принципы и априорные схемы истории. На их месте оказывается «общество спектакля»; ткань истории, как и со­циальные связи, наполняются языковыми играми, «олитератури­вая» историю. История предстает как мягкая, несубстанциональ­ная, межструктурная реальность (время думать о прошлом, а не исследовать его) с доминированием коммуникативного фактора. Рост поверхностного уровня, нарциссизм настоящего, одновремен­ность разновременного создает ощущение «конца истории» (Фуко), «конца социальности» (Бодрийяр). Новая эпоха ничем не обязана предыдущей и ничего не передаст последующей, поскольку основана на «радикальной прерывности». В свою очередь, по­добная прерывность содержит в своем центре «личность-текст», свободно конструирующую ритм чередования образов и архети­пов; ритм, создающий характеристики морально-этической систе­мы и в конечном итоге — структурирующий общество. В постмо­дернистском дискурсе истории, кроме ритма языка (рассказа), ни­чего более содержательного нет. Важны не факты, а связи между ними; «океан» сюжета воссоздается по одной капле воды (по лич­ности рассказчика). И, таким образом, сколько рассказчиков, столько и «историй». В книге французского философа Поля Вирилио «Информационная бомба. Стратегия обмана» (М, 2002) утверждается, что «технонаука, становясь технокультурой, уже не ускоряет Историю, а порождает лишенное всякого правдоподобия головокружительное ускорение реальности». История и реальность разъединяются, история растворяется в информационных потоках, бесконечно плюрализуясь в отражениях виртуальной реальности.

Прогресс объявлен постмодернизмом рутиной, а вера в него — «местечковой» и европоцентристской. Постмодернизм критикует прогресс за техногенность, эмансипацию — за совме­щение индивидуальной свободы и общественного порядка, де­мократию — за императив совести. Вместо привычных ценно­стей постмодернизм создает поверхностную, горизонтальную модель общества, свободную от утопий будущего и мифов про­шлого и ориентированную на технологии права и компромисса.

Хаотизация истории в постмодернистской литературе не могла не отразиться на представлениях о современном обще­стве и его перспективах. Социальная доктрина постмодернизма основана на следующих тезисах:

а) общество являет собой не кинофильм, а «моментальный снимок»; противостоит «сфере принципиальной координации» (целостности);

б) в обществе, где возможны проекты и проектирование, отсутствует, по сути, целеполагание; общество теряет интерес не только к высоким, но и к скромным целям, наступает «ги­пертрофия средств и атрофия целей» (П. Рикер);

в) общество утратило системность и целостность; репродук­тивный порядок сменил продуктивный;

г) в информационном обществе изменилась сущность со­циализации: девиации (отклонения) важнее, чем классическая «спокойная» социальность. Отсюда постоянный акцент на мар­гинальности (М. Фуко), на «черных дырах» социально­сти — аморфных деструктурированных массах (Ж. Бодрийяр), на философии повседневности.

Постмодернизм демонстрирует радикализм по отношению к социальной организации и ее неприятие, отрицание возмож­ностей личности быть ответственной за свои действия, ее не­способность противостоять могуществу надличностных струк­тур. Поэтому основной лейтмотив — освобождение от гнета власти, традиционных ценностных регулятивов, привычных норм, правил и социальных зависимостей. Такое новое само­ощущение индивида в обществе требует и новых этических ориентиров, и они находятся. Так, например, М. Фуко создает ситуационную этику — «этику контекста». Этическая регуляция выражается в желании бросить вызов «любому злоупотреблению властью, «кто бы ни был его автором, кто бы ни был его жерт­вой». Социальное измерение человечности — это не глобальные нравственные нормы, а интерпретации власти, конституции, их изменение и практическая реализация. Следует предлагать не утопию, а правила интерпретации законов, управления.

Постмодернистский уровень потребления выступает крите­рием деления на социальные слои. Это общество всеобщего конформизма и компромисса. Социальная парадигма постмо­дернизма — либеральный плюрализм, означающий переход от эпохи «индивидуалистического атомизма» к «плюралистическо­му молекуляризму». Особое значение имеют здесь рост толе­рантности, демассификация, значимость «единицы» (отдельно­го человека), его права и свободы. Либеральные свободы, отказ от политизированности, уникальность человека — те ак­центы, которые делают постмодернизм привлекательным для интеллектуалов.