Глава четвертая. Водрузив ведро в раковину, Илья включил кран

Водрузив ведро в раковину, Илья включил кран. Левакова он оставил в классе вытирать доску, а сам пошел за водой для пола. Конечно, это несправедливо, что наказание получили они с Андреем, а Сырников выкрутился. Ведь понятно, что он специально задирает Левакова. Надо им будет что-нибудь придумать и проучить Сырникова. Неприятный тип, ничего не скажешь. Говорят, и отец у него такой же. Правда, майора Ротмистрова Илья видел только издалека. Так, вроде ничего осо-бенного.
И тут он неожиданно подумал о Ксюше. Илья вспомнил о девушке потому, что в ближайшую субботу они должны были наконец увидеться. А вдруг из-за Сырникова, вернее, из-за этого дурацкого наряда ему теперь не дадут увольнительную?
В последнее время Илья часто и без повода думал о Ксюше. Сперва ему все казалось, что пройдет день-два, и он привыкнет не видеть ее так часто, как раньше. Только не выходило. Синицын отстаивал долгую очередь к единственному в училище телефону-автомату, а потом, поговорив с Ксюшей каких-нибудь пару минут, вновь вставал в конец. Илья даже однажды поймал себя на мысли, что ему очень неприятно, что он не знает поминутно, как Ксюха провела день. Может, кто-то посмотрел на нее косо или (что еще хуже) наоборот.
Илья нахмурился. И тут вдруг заметил, что на пол, переливаясь через край раковины, потекла вода. Ведро! Грязная вода с пылью и клочками бумаги из ведра, которое он забыл ополоснуть. Чертыхаясь, Илья поспешно закрыл кран и принялся осторожно опорожнять ведро. А может, сначала лучше тряпку на пол кинуть?
— Синицын, — раздалось за спиной.
Прапорщик Кантемиров с интересом наблюдал за кадетом, который суетливо прыгал вокруг образовавшейся лужи, не зная, за что хвататься в первую очередь.
— Суворовец Синицын, — вытянулся Илья, бросив ведро в раковину, из которой еще не вылилась вся вода. Ведро брякнуло, брызги молниеносно осели на брюках прапорщика.
Хм... — Философ ребром ладони смахнул со штанин капли, после чего на идеально отутюженной ткани осталось много мелких мокрых точек. — Снайпер. — Илья после эпизода в столовой ожидал худшего. Но вместо этого Кантемиров повернулся, собираясь уйти, еще раз пригладив брюки ладонью. — Да, снайпер, — заметил мимоходом Философ, — не забудь раковину помыть.
Илья выдохнул. Придется тебе, Леваков, меня подождать.
А Андрей в это время нетерпеливо поглядывал на дверь. Доску он вытер, целых два раза, мел рядком выложил. Разве что цветы еще полить?
Оглянувшись в поисках лейки или хотя бы какой-нибудь банки с водой, Андрей не сразу заметил, что дверь тихо, без скрипа, отворилась и в нее просунулась голова Сырникова. Убедившись, что Леваков один, он на мгновение исчез, а потом раскрыл дверь пошире. В кабинет один за другим вошли еще трое курсантов из четвертого взвода. Когда Андрей наконец повернулся, было уже поздно. У дверей на стреме стоял один из товарищей Сырникова. Остальные сгруппировались воз-ле преподавательского стола. Сырников, чувствуя себя уверенно как никогда, неспешно подошел к доске и задумчиво провел по ней пальцем.
— Хреново работаете, суворовец Леваков. — Он обернулся за поддержкой к сокурсникам. Те лыбились, насмешливо посматривая на Андрея. Тогда, удовлетворенный, Сырников продолжил: —Тебя что, в интернате не научили хлеб беречь? Целую тарелку превосходного супа зря перевел! Нехорошо.
Андрей, насупившись, поставил банку с водой обратно на подоконник и начал медленно приближаться к противнику. То, что драки не миновать, он понял сразу. И, скорее всего, им удастся победить — взять количеством. Но не без боя. Поэтому теперь особенно важно, не дожидаясь удара, начать первым.
Понимая, что Сырников в душе немного трусоват (иначе он не приволок бы с собой полвзвода), Андрей без предупреждения нагнулся и головой вперед полетел на врага. Сырников вовремя успел заметить его маневр и быстро среагировал, встав боком. Одновременно он одной рукой поймал Андрея за шею и принялся что есть дури мутузить его куда попало другой. Леваков извернулся и впился зубами в кисть Сырникова. Тот взвыл. На помощь товарищу немедленно бросился один из его подельников. Придавив челюсть Андрея с двух сторон пальцами, он разжал его зубы, все еще сомкнутые на ладони Сырникова, и отволок машущего руками, словно мельница, Левакова. Как только Сырников оказался на свободе, Андрей получил удар в плечо, уже не зная, от кого именно.
Падая, Леваков однако заметил, что соперники внезапно потеряли к нему интерес, пе-реключившись на что-то другое, вернее — на кого-то другого. И этот кто-то не только одним ударом сбил с ног Сырникова, но и сдержал напор остальных трех его прихлебателей.
Опираясь о пол, Андрей встал и, покачиваясь, пошел было в самую гущу драки, но упал и буквально вполз в нее, неистово дергая за ноги врагов.
— Андрюха, я сейчас упаду! — заорал откуда-то сверху Илья Синицын. — Выползай давай отсюда!
Андрей неожиданно послушно пополз прочь (надеясь встать и продолжить драку в более удобном положении), но тут о его ползущее тело споткнулся один из «сырниковских». Вслед за ним полетели на пол и другие. В результате на ногах остался только Илья, который и помог Андрею подняться.
Чуть поодаль поднимались «сырниковские». Не говоря ни слова, они двинулись к выходу. Последним в коридор вышел сам Сырников. Илья и Андрей остались вдвоем. Леваков все еще тяжело дышал, а Илья, напротив, выглядел бодро, словно только что принял контрастный душ. Он осторожно взял лицо Андрея в ладони и аккуратно повертел его в разные стороны, потом пощупал пульс и ребра. Затем, видимо убедившись, что жизни товарища ничего не угрожает, сел на соседнюю парту.
— Драться совсем не умеешь.
Андрей глянул на Илью. Под его глазом краснела ссадина.
— Только уличные бои. У нас в интернате самбо не преподавали. — И добавил, помолчав: — А ты их здорово уложил.
— Ну, допустим, уложил их ты, — улыбнулся Илья. И вдруг стал серьезным. — Мало им досталось. Эх, Андрюха, не боись, и на Сырникова управу найдем.
Андрей кивнул. Правда, Илье не поверил. Как ни крути, а Сырников — сын офицера-воспитателя. Скорее, все шишки опять на него, Левакова, посыплются.
Синицын тем временем встал, взял швабру, вытащил из ведра тряпку, отжал ее и бросил на пол.
— Так и собираешься загорать? Между прочим, скоро выходные, а я таким макаром точно увольнительную не получу. А меня, кстати, очень ждут.
Но приступить к уборке Илья не успел. На пороге класса возник Философ. Прапорщик хотел было одобрительно улыбнуться, но тут взгляд его упал на Левакова, и он осекся. Хорош, ничего не скажешь! Под глазом свеженькая царапина, волосы всклокочены, вид виноватый.
— Суворовец Леваков.
— Я, — вытянулся Андрей. Кантемиров подошел к нему вплотную.

— С кем подрался? — Он подозрительно глянул на Синицына, но тот вроде мало изменился с тех пор, как они виделись в последний раз — не больше двадцати минут назад. Правда, Философ не заметил, что Илья прячет руку, на запястье которой багровел свежий синяк.
— Ни с кем, товарищ прапорщик, — без заминки ответил Андрей.
Философ прищурился:
— А лицо кто тебе разукрасил?
— На ведро, вон, налетел, — кивнул Андрей на пол, где стояло уже знакомое прапорщику ведро.
— Так... — Кантемиров развернулся к Си-ницыну. — Суворовец Синицын!
— Я, — вытянулся Илья, но швабру, наученный горьким опытом, не бросил.
— С кем подрался твой товарищ?
— Так он о ведро запнулся, — пожал плечами Илья даже глазом не моргнув.
Так... — эхом повторил Кантемиров. — Интересный расклад получается. Какая, оказывается, опасная штука — ведро, — сказал он, многозначительно посмотрев на свои брюки. — Имейте в виду, летчики-залетчики, вы у меня за сегодняшний день уже второй раз попадаетесь. Третьего не будет. — И прапорщик вышел.

А в это самое время майор Ротмистров в отчаянии глядел на сына. Ротмистрову было страшно. Он так и представлял себе, как весть о драке первым делом доходит до прапора Кантемирова, затем до Ноздрева, до зама по воспитательной части, а потом (не дай бог] — и до генерал-майора. И всё. Алексея отчислят, да и у него самого неприятности могут быть. Угораздило же Алешу с этим интернатовским связаться. Вот волчонок — так парня измуту-зить. Но вслух он спросил:
— А, часом, не ты ли сам эту кашу заварил?
Сырников, не поднимая глаз, виновато
покачал головой.
— Пап, я же знаю, что должен быть ангелом. Ведь у тебя могут возникнуть проблемы, — но поднять честный взгляд не решился.
— Хорошо, — кивнул Ротмистров. —Тогда, думаю, разумнее всего мне сейчас пойти к Ноздреву и, пока эта история не выплыла наружу, изложить твою, правдивую, версию событий.
Майор встал, одернул по привычке форму и вышел в коридор, оставив сына одного в своем кабинете. Навстречу ему с каменным лицом почти бежал майор Василюк. Ротмистров побледнел. Конечно, эти мерзавцы уже успели пожаловаться своему командиру, и тот сломя голову мчится их выгораживать.
— Майор, — притормозил он Василюка, — у вас что-то случилось?
— Случилось, — сурово кивнул тот. — У меня пропали двое суворовцев... — Он помолчал. — Или уже теперь — бывших суворовцев.
— Да ну? — воспрянул духом Ротмистров. — А кто именно?
— Не знаю, мне сейчас как раз должны их фамилии сообщить.

3.

Пропавшими суворовцами были самовольно перелезшие через забор Макаров и Перепечко. Они как раз досматривали фильм, когда в училище поднялась тревога.
Труднее всего было перебросить Перепечко через ограду. Максу пришлось даже приволочь скамейку, так как он не был уверен, что выдержит на себе вес Степана. но даже со скамейкой неповоротливое тело Перепечко явно не желало быть переброшенным, потому что цеплялось за все подряд, отчего сам Степа издавал странные звуки. Их можно было определить как беседу двух куриц.
Но, несмотря на сопротивление своего тела, Перепечко был настроен весьма решительно. Очень уж хотелось ему в кино попасть. Правда, время от времени он опасливо спрашивал Макса:
- А нас точно потом не заругают?
- Да не заругают, только говори тише, - уверял его Макс, отводя взгляд.
В остальном побег удался на удивление просто. Когда с горем пополам они оказались на улице, Макс услышал посторонние звуки с противоположной стороны забора и быстро зажал Степе рот, который тот как раз намеревался открыть. Печка пытался было сопротивляться, но не сильно, а потом и вовсе покорился. Пару секунд они простояли, не двигаясь. Затем Макс, убедившись, что опасность миновала, опустил руки, но на всякий случай шепотом произнес:
- Вот и всё! А ты боялся! – он самодовольно усмехнулся, - Пошли, Печка, к искусству приобщаться.
И они шустро потрусили по направлению к кинотеатру.
И вот ничего не подозревающий Перепечко радостно уплетал за обе щеки попкорн и, широко распахнув глаза, не отрывал их от экрана.
Сидящий рядом с ним Макс смотрел сквозь экран. Он никак не мог успокоиться после инцидента в столовой. Так его еще никогда не унижали. Да что этот прапор о себе возомнил? И, главное, как на этого козла управу найти?
- Максим, - прошепелявил Перепечко набитым попкорном ртом, - Я чего-то конец не понял.
На экране уже шли титры, в кинотеатре включили свет.
- Чего тут непонятного? Все умерли, - ответил Макс, вставая.
Перепечко удивился:
- Так это разве не комедия была?
Но Макаров ничего ему не ответил.
Всю обратную дорогу он мысленно просчитывал свои шансы на избавление от этой каторги. Неужели его и за самоволку не выгонят? Должны выгнать, успокаивал он сам себя. Это серьезное нарушение дисциплины. Макс даже руки потер в предвкушении своего триумфального возвращения домой.
Но тут взгляд его случайно упал на Перепечко. Оп-па! Так ведь это значит, что и Печку тоже попрут домой – сено вилами тягать. Зачем он вообще толстяка за собой потащил?
А Перепечко, все еще пребывая в блаженном неведении относительно нависшей над ним угрозы, переживал совсем по другому поводу.
- Обратно мы опять через забор полезем? – Степа неуверенно помолчал, - Может, лучше на КПП пойти? Дежурному все объясним, и дело в шляпе. Что он не человек, что ли?
Макс сочувственно вздохнул. Вот святая невинность!
- Пойдем, как я скажу. А я скажу – через забор.
Но у забора их уже ждали. Макс предполагал нечто подобное, поэтому не сильно удивился. А вот на Печку было жалко смотреть.
Кантемиров и Василюк аж подскочили при появлении ребят. Прапорщик сделал было шаг навстречу, но остановился и в сердцах шлепнул себя по ноге.
- Явились, летчики-залетчики. Нет, товарищ майор, у меня слов, - кивнул он Василюку, - одни эмоции.
Майор смотрел только на Макса. Смотрел долго, не мигая. От этого взгляда Максу стало не по себе.
- Где вы были, суворовцы? – спросил он наконец.
Перепечко хотел было ответить, но Макаров опередил его и поспешно сказал:
- Это я, товарищ майор, пригласил суворовца Перепечко в кино.
Кантемиров коротко хохотнул:
- А барышня Перепечко не смог отказать кавалеру.
Василюк обернулся к прапорщику:
- Проводи суворовца Перепечко в казарму.
Печка неуверенно смотрел на Макса и не двинулся с места, пока тот не подтолкнул его:
- Иди, давай. Быстро.
Когда Кантемиров и Перепечко ушли, Василюк потер затылок и, не глядя на Макса, произнес:
- Пойдем, курсант Макаров, прогуляемся.
Они вышли на территорию училища. Вялый сентябрьский вечер взъерошил коротко стриженные волосы Макса. Пахло листьями и костром. Почему костром, неожиданно удивился Макс.
Шли они неспешно. Василюк не торопился начинать разговор. В училище еще горело несколько окон, остальные, в том числе и те, за которыми спал третий взвод, темнели и выглядели неприветливо и неуютно – совсем не так, как днем.
- Я, Макаров, многое понимаю, - в конце концов заговорил майор, - И что учиться ты здесь не хочешь, и что во сне видишь, как мы тебя выгоняем. Все понимаю, - он кивнул, - Другое мне непонятно. – Василюк остановился и впервые за то время, что ребята вернулись, посмотрел Максу прямо в глаза, - Не понимаю я, какую же это надо душонку подленькую иметь, чтобы товарища своего так подставить?
Какого угодно поворота событий ожидал Макс, но только не такого. От слов майора у него что-то вдруг опустилось внутри, как на самолете при посадке, и его словно жаром обдало. Перед глазами возник образ Печки, карабкающегося через забор. Макс невольно смутился. Одно дело, когда у тебя самого в глубине души мелькают сомнения – правильно ли ты поступил, и совсем другое, когда посторонний человек вдруг про это говорит. Особенно Макса задело замечание командира про «подленькую душонку».
- Да, может, ты и имеешь право злиться на весь мир. Допустим, - продолжил тем временем майор, - ты не самостоятельно выбрал этот путь, - он покачал головой, - Но ведь с Перепечко-то все иначе обстоит. Его родные в деревне, наверное, до сих пор поступление сына празднуют. А тут, нате-пожалуйста, вот он, ваш сын с вещами, забирайте, - Василюк скривился как от боли или сильного отвращения. Отвращения к Максу.
- Нет, - испугался Макс, - Не надо Перепечко с вещами. Он же не виноват!
- Покинул самовольно территорию училища – значит, виноват, - отрезал майор.
Макс преградил путь командиру.
- Нет, не виноват! Это я его… обманом, - голос у парня дрогнул.
- А обманывать, суворовец Макаров, нехорошо, - неожиданно совсем другим тоном – слишком по-военному – сказал Василюк, - Наряд вне очереди. И Перепечко это тоже касается.
Не веря своим ушам, Макс переспросил:
- Так меня не выгоняют?
- Я два раза не повторяю, суворовец. Идите в казарму.

4.
В казарме было тихо, но едва Макс переступил порог, как понял, что никто не спит.
- Эй, Макар, - раздался громкий шепот Сухомлина, - что было-то?
Макс прошел к своей кровати. Перепечко приподнялся на локте и взволнованно спросил:
- Тебя выгоняют?
- Дождешься от них, - недовольно, но не злобно пробурчал Макс.
- Нет, а все-таки, что было-то? – не унимался Сухомлин.
Макаров обернулся и увидел, что почти весь взвод настороженно наблюдает за ним.
- Наряды раздавали. Нам с Печкой достались вне очереди, - краем глаза Макс заметил, как Перепечко облегченно опустился на подушку.
Утром после подъема в казарму пришел майор Василюк. Суворовцы, построившись, следили, как он неторопливо проходит мимо. Наконец, остановившись, Василюк громко произнес:
- Суворовец Макаров, выйти из строя.
Среди ребят волной прошел гул и сразу утих. Все-таки выгоняют!
Макс сделал шаг вперед и замер, глядя мимо майора, который тем временем продолжал:
- Я долго думал и решил. Решил назначить вице-сержантом третьего взвода суворовца Макарова, - Василюк почти улыбался. По крайней мере, глаза его смеялись. – Поздравляю, Макаров.
Слово «опешить» не до конца верно определяло те эмоции, которые испытал при этом Макс. Он резко повернул голову к майору и, не подумав, выпалил:
- За что?
Проигнорировав вопрос (да и вообще не глядя на Макса), Василюк продолжил:
- Есть у меня еще и другая хорошая новость. Последние дни показали, что пока далеко не все до конца осознали, куда они попали. В связи с этим объявляю специальные занятия на плацу и спортплощадке, а именно – усиленный курс физподготовки и строевого шага.
Суворовцы непонимающе переглянулись. Тогда Василюк повернулся к Максу, повышая голос с каждым словом:
- Вице-сержант, почему третий взвод еще в казарме?
- Трудный вопрос, товарищ майор, - ответил Макс.
- На спортплощадку, быстро! – почти выкрикнул Василюк.
Через три минуты (не больше) третий взвод в полном составе, еще бодро и легкомысленно расходуя силы, бежал первый круг под подбадривающие окрики майора Василюка.