Лирическое отступление 5

Моджахеды-пулеметчики, слов нет, свое дело знали неплохо -- мне совсемне стыдно признать за противником мастерство, если оно есть. Во внутреннейпоперечной перегородке, расположенной перпендикулярно капитальной стене,бандиты пробили очень небольшую -- диаметром с чайное блюдце -- амбразуру, апозади нее на конторском столе установили станковый пулемет ПКМС, стрелявшийповерх подоконника капитальной стены. Таким образом, пулеметчики убивалидвух зайцев: их защищали две стены -- внешняя капитальная и внутренняяразделительная -- и маскировалось их местоположение, т. к. огонь велся изглубины помещения, из тени. Поэтому-то оказался безрезультатным обстрел этойточки из АГС-17 и подствольных гранатометов: влетая в комнату через окно,они рвались внутри, не в силах пробить внутреннюю перегородку, т. к.фугасное действие ствольных гранат ВОГ-17 и ВОГ-25 невелико, а бронебойноевообще равно нулю. И все же мы их сделали, не мытьем, так катаньем. В темпе заменив назенитке ствол и пару деталей затвора, ребята врезали по пулемету прямойнаводкой. Снабженная оптикой пушка не уступает в точности снайперскойвинтовке, а что касается пробивного действия, то бронебойный снаряд БЗТпреграду в один кирпич просто игнорирует. Абреков искрошило вместе спулеметом. Судя по тому, сколько мы потом выгребли оттуда снаряженных,готовых к стрельбе пулеметных лент, мюриды собирались вколотить в каждого изнас по полпуда свинца. Погорячились...... Ладно. Делу -- время, потехе --час. Тем же маршрутом я затрусил обратно. Мать честная! Видимо, оттого, чтоя более-менее успокоился, я на этот раз замечал по дороге гораздо большедеталей. Плац был просто засыпан тускло-блестящими алюминиевымистабилизаторами осколочных гранат ПГ-9. Между ними там и сям валялисьискореженные хвостовики бронебойных гранат от того же гранатомета, обломкигранат ПГ-7 и неразорвавшиеся выстрелы от подствольников. Два железобетонныхблокгауза на крышах высоченных двухэтажных гаражей -- огневые позиции АГС-17-- выглядели так, будто их долго и с наслаждением пинали, хотя и без особогоуспеха. Листы жести и толя, прикрывавшие их сверху от непогоды, топорщилисьлохмотьями, сложенные из блоков-бордюрин стены были испещрены ожогамиразрывов. Внутри блокгаузов кровью было залито все, от оружия до мундиров. Итем не менее обе огневых жили, короткими жестокими очередями затыкая глоткибандитам. Я выглянул из-за угла гаража проверить, куда бьет второй блокгауз-- ему пришлось, судя по всему, хуже всего. Хлопцы методично расстреливализаводскую проходную и жестяной забор слева от нее, откуда перемигивалисьвспышками выстрелов бандиты. Очередь! Проходную затянуло дымом. В следующуюсекунду реактивная граната врезалась в стену где-то довольно близко от меня,потому что от ушей не осталось ничего, кроме звона, а перед глазамизаплясали белые мухи. Падать было поздно: все осколки уже пролетели и,похоже, мимо. Вытряхнув звон из ушей, я коротким броском достиг минометной огневой.Там жизнь била ключом; на площадке "чайханы" зенитный расчет с бешенойскоростью заколачивал в ленты длинные зеленые бутылочки 23-мм снарядов.Выглядит это так: на лоток заряжающей машинки кладется лента, один боец,поплевав на руки, берется за рычаг прибойника и быстро-быстро качает еговперед-назад, поливая потом и матом и снаряды, и врагов, а второй знайподбрасывает на подающий лоток снаряды из жестяной банки. Тридцать секунд --лента (50 снарядов) готова. Рядом тем же самым занимались пехотинцы из ротыМанжурова; только заряжающая машинка системы Ракова для пулемета ПКМ большепохожа на мясорубку, а не на ручной бензонасос: патроны сыплют сверху враструб, а сзади крутят ручку, как при накрутке фарша. Вот только жрать тотфарш предстоит врагу, и переедание, как правило, смертельно. Наверху лязгала зенитка, сшибая кирпичи и душманов то с гаража, то сангарного цеха, а в бочкообразных минометных окопах звонко ухали "русскиеСтоксы"*. Артиллеристы орудовали на огневой, как черти, с той особойлихостью, которая дается только в награду за мастерство и верность ПравомуДелу; это -- сплав умения, отваги и готовности к смерти, древняя славянскаябоевая ярость, что медленно разгорается, но, разгоревшись, сметает врага впреисподнюю волной ледяного голубого пламени. Я был там, я видел это, и,черт побери, я знаю, что говорю. -- Как оно? -- Нормально, товарищ капитан! -- На Косте Суранове красовалсябронежилет внакидку на голый торс, в зубах -- сигаретка. -- Малышу вот ногупрострелили, но ничего, несильно! -- Лады, мужики! Наша ломит! Век свободы не видать, мы их сегодняуделаем, как Бог черепаху! -- рявкнул я, доставая бинокль и устраиваясь набруствере. Бойцы проорали в ответ что-то нестройное, но восторженное, и мы втри ствола начали рассаживать заводоуправление и "Красный молот". Спустякакое-то время я краем глаза (смотрел-то в основном в бинокль) заметилдвижение слева. Очередной разрыв вражеской гранаты -- и в траншею свалился,волоча за собой ящик с минами, заряжающий второго расчета. Выглядел онвполне нормальным, только слегка ошалевшим. Крышка ящика сорвана, зарядосновной, взрыватель -- на фугас, огонь! -- За комбата, сволочи! За Сову! Получайте! -- ревел боец, с предельнойскоростью швыряя в ненасытное дуло мину за миной. Из-под перекрытия траншеи вдруг мячиком выкатился плотный рыжийефрейтор, санинструктор батареи Юра Перфильев. Правой рукой, как клещами, онмолча вцепился в плечо заряжающего, а левой резко что-то дернул -- и владони у него оказался черный осколок гранаты, размером с бритвенное лезвиеи почти такой же острый, пробивший солдату бронежилет между титановымипластинами и на излете воткнувшийся в ребро. Парень в горячке боя даже незаметил этой раны. Так вы думаете, он ушел в санчасть? Черта с два:Перфильев зашпаклевал ему рану, и миномет снова загрохотал на всю катушку.